. ), наряду  с  прочими  решениями,  достигла  соглашения  о  репарациях  с
Германии. При этом репарационные претензии СССР удовлетворялись изъятиями из
хозяйства Германии в советской зоне оккупации,  из  германских  вложений  за
границей и  получением  четверти  промышленного  капитального  оборудования,
изымаемого союзниками в западных зонах оккупации.
   (5) КИЗИНГЕР К. Г. (1904 - 1988) работал в 1940 - 1945 гг.  в  германском
Министерстве иностранных дел, в 1966 - 1969 гг.  был  федеральным  канцлером
ФРГ, в 1967 - 1971 гг. возглавлял ХДС.
   (6) ШМИДТ X. (род. в 1918 г. ) был с  1953  г.  депутатом  бундестага  от
Социал-демократической партии Германии, в 1967  -  1969  гг.  возглавлял  ее
фракцию в бундестаге и в 1968 - 1983 гг. был заместителем председателя СДПГ.
В 1969 - 1974 гг. являлся министром обороны, хозяйства и финансов, в 1974  -
1982 гг. федеральным канцлером ФРГ.
   (7) ХАЛЬШТЕЙН В., западногерманский  профессор,  юрист,  был  в  ту  пору
статс-секретарем МИД ФРГ.
   (8)  Сводилась  к  признанию  властей  ФРГ  единственным   представителем
немецкого  народа,  выступающим  от  имени  всей  Германии,  и  к  отрицанию
юридического значения ГДР. Прекратила свое существование после подписания  в
1972 г. договора между ГДР и ФРГ об основах отношений между ними.
   (9) БОЛЕН Ч. Ю. (1904  -  1974)  работал  в  американских  посольствах  в
Чехословакии, Франции, СССР (1934 - 1936, 1937 - 1940, 1943 - 1944),  Японии
и в госдепартаменте, в 1944 - 1946 гг. помощник  государственного  секретаря
США, в 1947 - 1949 и 1951 - 1953 гг. советник госдепартамента, в 1949 - 1951
гг. советник-посланник посольства во Франции. Послом в СССР  был  в  1953  -
1957 гг., далее - на Филиппинах и во Франции. С  1968  г.  зам.  заместителя
госсекретаря, с 1969 г. в отставке.
   (10) В нем говорилось об установлении дипломатических отношений между ФРГ
и СССР. Они стали фактом с 13 сентября 1955 г., а в 1958 г.  были  дополнены
консульским  договором  и  соглашением  по   общим   вопросам   торговли   и
мореплавания.
   (11)  Фирма  "Крупп"  -  концерн   с   комбинированным   горнодобывающим,
сталелитейным, металлообрабатывающим,  машиностроительным  автостроительным,
судостроительным и авиастроительным производством. Помимо  того,  производит
электроэнергию, проектирует и строит комплектные предприятия, ведет  широкую
торговлю.
   (12) Впервые социал-демократы  Западной  Германии  вошли  в  коалиционное
правительство в 1966 г., а первым  социал-демократическим  премьер-министром
стал в 1969 г. В. Брандт.
   (13) СССР заявил о прекращении состояния войны с Германией 25 января 1955
года.
   (14) 19 октября 1957 г. дипломатические отношения ФРГ с  Югославией  были
разорваны. С Румынией они были установлены 31 января 1967 г.,  а  31  января
1963 г. восстановлены отношения с Югославией.



   НА ЖЕНЕВСКОЙ ВСТРЕЧЕ ЛИДЕРОВ ЧЕТЫРЕХ ДЕРЖАВ

   После  второй  мировой  войны  у  нас  очень  обострились   отношения   с
Великобританией. Обострение произошло в результате политики, провозглашенной
Черчиллем. Черчилль выдвинул лозунг  окружения  Советского  Союза(1).  Он  в
своей  речи,  произнесенной  в  Фултоне,  призвал  капиталистические  страны
сорганизоваться, чтобы противостоять угрозе со стороны СССР. Хотя  в  Англии
правительство было лейбористским, оно проводило недружественную  политику  в
отношении Советского Союза. Наши торговые связи почти не развивались. Нельзя
сказать, что они были в замороженном состоянии. Но английское  правительство
не способствовало тому, чтобы эти связи находились на должном уровне.
   После смерти Сталина к нам приезжали лейбористы, и мы с  ними  установили
некоторый контакт. Но к этому времени их сменили у власти консерваторы,  чье
правительство возглавил Идеи(2). К Идену у нас было  хорошее  отношение,  мы
считали его прогрессивным среди  консерваторов  человеком.  У  нас  остались
хорошие воспоминания и о позиции, которую  занимал  Идеи  перед  войной:  он
являлся тогда в течение ряда лет  министром  иностранных  дел  и,  по  нашим
сведениям, стоял на позиции заключения договора с  Советским  Союзом  против
гитлеровской  Германии.  Когда  Болдуин  повел  резко  антисоветскую  линию,
подталкивавшую Гитлера против Советского Союза, Идеи  вышел  в  отставку(3).
Это благоприятствовало нашему хорошему отношению к  Идену  и  позволяло  нам
надеяться, что удастся как-то улучшить отношения между  Советским  Союзом  и
Великобританией.
   С Иденом я встречался  мельком  во  время  войны.  Тогда  он  прилетал  в
Советский Союз, и случайно совпало, что  в  это  время  я  тоже  был  вызван
Сталиным с фронта. Я встретился с ним на каком-то ужине у Сталина. Но там я,
как говорится, видел его лицо, слышал его голос, однако с ним не  беседовал.
Сталин, если  и  приглашал  к  себе  кого-либо  из  руководства,  из  членов
Политбюро или правительства, то только смотреть, сидеть и кушать, главное  -
занимать место. В вопросы политики нас не допускали, каждый должен был знать
свой шесток. В  какой-то  степени  это  верно.  Необходимо,  чтобы  человек,
который определяет политику Советского Союза, выступал один, в таких случаях
недопустима разноголосица. Но я считаю, что не следует и ограничивать  своих
соратников, особенно в преклонном возрасте, в котором находился в  то  время
Сталин. Надо было их приучать, натаскивать,  как  охотник  приучает  молодую
собаку, а этого Сталин не хотел допустить. Он все понимал, но  допустить  не
мог...
   Идея Женевской встречи принадлежала, по-моему, Черчиллю. Он  считал,  что
надо установить контакты с  новым  руководством  СССР,  чтобы  не  опоздать.
Черчилль  полагал,  что  следует  воспользоваться  смертью  Сталина.   Новое
руководство СССР пока еще не окрепло, и  с  ним  можно  будет  договориться:
"нажать" на него с тем, чтобы вынудить  его  к  соглашению  на  определенных
условиях. В зарубежной печати стало появляться много материалов о  том,  что
руководителям четырех великих держав необходимо встретиться. Мы тоже  стояли
за такую встречу. Как потом оказалось,  мы  тогда  несколько  преувеличивали
возможность   достижения   взаимопонимания,   считая,   что   после    такой
кровопролитной войны, которую мы провели вместе со своими союзниками  против
Германии, мы сумеем договориться на разумных началах.
   Что считали мы  за  разумное  начало?  Искренне  поддерживать  мир  и  не
вмешиваться во внутренние дела  других  государств.  Мирное  сосуществование
было основой нашей политики. Но западные деятели стояли на  другой  позиции:
они хотели, это естественно,  оттеснить  нас  и  содействовать  тому,  чтобы
страны,  освобожденные  Красной  Армией,  развивались  на  капиталистической
основе. Это касалось, главным образом, Румынии,  Польши  и  Венгрии.  Больше
всего они надеялись как-то вырвать, как они выражались, из советского  блока
Польшу. Имелись и другие вопросы политического характера, которые беспокоили
Запад, например, о Ближнем Востоке, в том числе о Египте  и  Сирии.  В  этих
странах увеличивалась тяга к социализму, резко падало  традиционное  влияние
Англии и Франции. Последние  хотели  спасти  его  и  как-то  договориться  с
ближневосточными странами на своих условиях, без учета роли Советского Союза
и других социалистических стран.
   Через дипломатические каналы мы навели  контакты,  провели  консультации,
договорились о дате встречи (июль 1955 г. ) и избрали местом встречи Женеву.
Председателем Совета Министров СССР  к  тому  времени  стал  Булганин(4).  Я
сказал бы, что подготовка Женевской встречи  имела  некоторое  значение  для
освобождения Маленкова с поста председателя  Совета  Министров.  С  деловыми
качествами Маленкова мы ближе познакомились,  когда  умер  Сталин.  Маленков
оказался человеком совершенно безынициативным и в этом смысле даже  опасным,
он слабоволен и слишком поддается чужому влиянию. Не только нажиму, а просто
влиянию других. Не случайно он  попал  в  лапы  к  Берии.  Берия  был  умнее
Маленкова, хитрый и волевой человек. Поэтому он и прибрал его к рукам.
   - У нас могут сложиться довольно тяжелые условия, - говорил я Молотову. -
Маленков возглавит нашу делегацию, а для  всех  очевидно,  что  Маленков  не
способен  по-настоящему  противостоять  противнику  при  встрече.   У   него
характер, сглаживающий острые углы. Он  улыбающийся  человек,  не  способный
парировать  удары,  тем  более  не  способный  предпринять  наступление  при
обсуждении вопросов. А без этого нельзя.  Защищаться  -  значит  вдохновлять
противника. Необходимо нападать. Эта военная тактика свойственна и политике.
   - Конечно, если состоится встреча, то Маленков не один поедет, -  ответил
мне Молотов. Он намекал на себя. Он как министр иностранных дел  обязательно
будет там, постоит за интересы страны.  Это  верно.  Здесь  у  меня  никаких
сомнений не было. Молотов будет отстаивать  интересы  Советского  Союза.  Но
Молотов  чересчур  угловат.  Он  противоположность  Маленкову.  Порой  нужно
проявить и понимание, и даже необходимую тактическую гибкость. Он на это  не
способен.  Он  резок  до  крайности.  Когда  он  возражает,  то  даже   лицо
искажается. Его участие в делегации не  располагало  к  поиску  согласия.  Я
сомневался, что при его  участии  составится  делегация,  на  которую  можно
положиться, можно быть уверенным, что она  использует  все  возможности  для
договоренности, проявит как твердость, так и эластичность.
   Не следовало давать  повод  думать,  что  мы  стоим  на  старых  позициях
сталинских времен. А олицетворением такой политики был сам Молотов. У нас  к
нему стал проявляться критический подход.  Об  оценке  его  деятельности  за
границей  и  говорить  нечего.  Пока  он  отстаивает   интересы   Советского
государства, здесь его стойкость, его неподкупность -  качества  хорошие;  а
вот эластичности,  необходимой  дипломату,  ему  не  хватало.  Это  являлось
слабостью дипломатии Молотова. Поиск подходящей кандидатуры  на  пост  главы
нашей делегации тоже послужил одной из причин (конечно, далеко не  главной),
вызвавших замену Маленкова.
   Мы вынуждены были заменить Маленкова. Имелись к тому и другие причины, но
сейчас я их не касаюсь. Для  бесед  в  Женеве  требовался  крепкий  человек.
Выдвинули Булганина. Правда,  потом  выяснилось,  что  Булганин  в  вопросах
международной политики тоже не смог проявить должного понимания  и  оказался
человеком, не способным к дипломатическим переговорам.
   Стали формировать состав делегации, которая должна была выехать в Женеву.
Конечно, прежде всего должен был поехать Булганин как  глава  правительства.
Ведь это была встреча глав правительств. Главой государства и  правительства
в США был президент  Эйзенхауэр(5).  Другие  западные  лидеры  были  главами
правительств. Премьером Великобритании  являлся  Идеи,  Францию  представлял
премьер-министр Эдгар Фор(6). Когда мы  обсуждали  в  Президиуме  ЦК  партии
состав делегации, то решили, что в Женеву должен поехать Молотов как министр
иностранных дел. И  в  других  делегациях  премьеров  сопровождали  министры
иностранных дел. Это нормально.
   Во время обсуждения  состава  делегации  некоторые  члены  Президиума  ЦК
высказались в том духе, что надо и меня включить в этот состав. Я  возражал,
считая, что такой шаг трудно будет понять нашим партнерам: ведь я не занимал
государственного поста, а представлял лишь нашу  партию.  Однако  Молотов  в
свою очередь возразил, что это - наше  дело,  кого  включить  в  число  лиц,
сопровождающих председателя Совета Министров СССР. "Кроме того, - сказал он,
- ты являешься членом Президиума  Верховного  Совета  СССР  и,  стало  быть,
поедешь не как секретарь Центрального Комитета партии,  а  именно  как  член
Президиума верховного органа власти Советского Союза".
   Не знаю, правильно или неправильно мы поступили. Сейчас поздно судить  об
этом. Я же  не  скрою,  что  мне  хотелось  участвовать  в  данной  встрече,
познакомиться с представителями США, Англии и Франции, немного приобщиться к
международной политике на высшем уровне. Потом  мы  узнали,  что  Эйзенхауэр
включил в состав сопровождавших его  лиц  военного  министра  США.  Тогда  я
предложил: давайте и мы включим в состав нашей делегации  министра  обороны.
Министром обороны тогда у нас был Жуков. Я имел к  сему  такие  соображения:
Жуков во время войны поддерживал очень хорошие отношения с  Эйзенхауэром,  а
это могло способствовать лучшим контактам нашей делегации с  представителями
США. Да и личные контакты Жукова с Эйзенхауэром могли быть полезны для  нас.
Так мы и сделали.
   Приехали в Женеву. Самое прибытие нас на ее аэродром выглядело не  совсем
выгодным  для  нас.  Делегации  США,   Англии   и   Франции   прилетели   на
четырехмоторных самолетах. И это  выглядело  внушительно.  Мы  же  прилетели
скромно, на двухмоторном Ил-14. Это, если можно  так  выразиться,  несколько
принижало солидность нашей делегации, ибо наш самолет не свидетельствовал  о
высоком уровне развития советской авиационной техники. Западные  лидеры  тут
явно подавляли нас, особенно США: Эйзенхауэр прилетел туда  на  великолепном
четырехмоторном самолете. Прибытие каждой делегации  сопровождалось  обычной
церемонией: выстраивался почетный караул, который  маршировал  перед  главой
делегации после того, как тот обходил это подразделение и здоровался с  ним.
Для нас в то время это было еще непривычным.
   Когда Эйзенхауэр, завершив все церемонии, сел в автомашину, чтобы поехать
в свою резиденцию (а делегации размещались в специальных особняках,  нанятых
посольствами), то за его машиной побежала пешая охрана.  Для  нас  это  тоже
выглядело необычно, несколько театрально. Мы не  понимали,  зачем  все  это?
Ведь трудно совместить ход машины с бегом человека. Потом, когда  мы  как-то
прибыли в Вашингтон и я ехал вместе с Эйзенхауэром, то увидел, что такая  же
практика имела место и в Вашингтоне. Там тоже здоровенные ребята  из  личной
охраны Эйзенхауэра  бежали  за  машиной  какое-то  расстояние,  пока  машина
набирала скорость.
   Вот еще один смешной эпизод, связанный с нашим прибытием в Женеву.  Когда
мы приземлились, нас отвели на отведенное  нам  место,  и  Булганин  зачитал
заранее заготовленное заявление. Потом (или же до того Булганин должен  был,
как и другие главы  правительств,  принять  парад  и  пройти  вдоль  шеренги
выстроившегося воинского подразделения, чтобы поздороваться с ним. И  в  тот
момент, когда Булганину нужно было  вместе  с  представителем  правительства
Швейцарии пройти вдоль строя почетного караула, вдруг перед самым моим носом
выросла спина протоколиста правительства Швейцарии. Я хотел его  отстранить,
но потом понял, что он сделал это умышленно, получив директиву  лишить  меня
возможности пойти  вместе  с  Булганиным.  Швейцарцы,  видимо,  думали,  что
принимать рапорт почетного караула станет не один Булганин и что я  последую
за ним. Так как я занимал тогда пост секретаря  ЦК  КПСС,  то,  с  их  точки
зрения, было  недопустимо,  чтобы  я  участвовал  в  официальной  процедуре.
Поэтому они столь грубо заслонили меня спиной  человека,  который  занимался
протоколом приема делегации. Однако их усилия были напрасными, потому что  у
нас не возникало мысли, что кто-то кроме Булганина станет участвовать в этой
процедуре. Швейцарцы же, видимо, имели свое суждение  и  предусмотрели,  как
этого не допустить.
   Познакомились мы с Эйзенхауэром. Правда, мы с ним еще раньше встречались,
когда после войны он приезжал в  Москву.  Лично  я  с  ним  познакомился  на
трибуне Мавзолея Ленина во время Парада Победы. Но там было иное знакомство:
и я, и он находились на другом уровне. Ну, какая это  встреча?  Так,  Сталин
поманил пальцем, представил меня. Мы поздоровались, и только. Теперь  же  мы
официально представляли свою страну, как и Эйзенхауэр - свою.  Эйзенхауэр  в
личных  контактах  производил  очень  хорошее   впечатление.   Он   человек,
располагающий к себе, в обращении мягкий, голос  у  него  тоже  не  какой-то
такой, приводящий в трепет собеседника, как принято изображать  командирские
голоса военных. Нет, голос у него был человечный,  и  обращение  человечное,
даже, я бы сказал, притягательное.
   Мы узнали, что Эйзенхауэра сопровождает Рокфеллер(7). Нам не совсем  было
понятно,  какую  цель  преследовал   Эйзенхауэр,   когда   брал   Рокфеллера
советником? Ведь какие тогда перед нами стояли  вопросы?  Главный  вопрос  -
улучшение наших отношений, обеспечение мира. Кроме того,  мы  хотели  как-то
договориться насчет возможности получения кредита у  Запада  для  ликвидации
последствий кровопролитной войны и того разорения, которое нам она принесла.
Мы считали (еще в первые дни после окончания войны нам делали  намеки),  что
США нам могли бы дать в кредит что-то около 6 млрд.  долларов.  Такая  цифра
фигурировала тогда, как я слышал это от Сталина. Конечно, мы хотели получить
такой заем. Правда, теперь у нас давно уже завелась тяжба с американцами  по
вопросу наших платежей за их поставки по ленд-лизу. Мы отказывались платить,
заявляя, что заплатили достаточную  цену,  проливая  в  войне  кровь  нашего
народа. Однако во время переговоров в Женеве мы согласились выплатить  часть
той суммы, которую с нас требовали американцы,  как  условие  предоставления
нам нового кредита в размере 6 млрд. долларов,  и  на  длительный  срок.  Мы
считали, что на таких условиях можем отдать платежи за ленд-лиз американцам.
   Встречи и беседы у нас состоялись довольно хорошие, но дело все же  никак
не двигалось.  Да  оно  и  не  могло  двигаться,  потому  что  встреча  глав
правительств четырех великих держав - это была затея Черчилля с  целью  лишь
прощупать нас. Он исходил  из  того,  что  у  нас  после  смерти  Сталина  к
руководству  пришли  новые  люди,  видимо,  как  он   считал,   недостаточно
компетентные в вопросах международной политики, еще не окрепшие.  Вот  он  и
решил, что следует  прощупать  нас,  оказать  на  нас  давление  и  добиться
уступок, нужных империалистическим державам. Так себя и повели представители
Англии, Америки и  Франции.  Они  стремились  нажать  на  новое  руководство
Советского Союза, чтобы вырвать необходимые им гарантии.
   Чего же они добивались? Какие главные цели  ставили?  Основной  проблемой
явился  вопрос   об   объединении   Германии.   Они   стремились   вытеснить
социалистические начала с территории Германской Демократической Республики и
решить по-своему вопрос объединения двух германских государств, то  есть  на
основе ликвидации зачатков социализма, которые стали возникать в  Германской
Демократической  Республике.  Они  хотели  иметь  единую   капиталистическую
Германию и, конечно, в составе НАТО. Мы же преследовали другие цели:  хотели
заключения  мирного  договора  с  Германией,  признания  существования  двух
германских  государств  и  предоставления   возможности   каждому   из   них
развиваться на основе, которую выберут себе народы каждой из  двух  немецких
республик.
   Фактически  мы  стремились  добиться   обеспечения   невмешательства   во
внутренние дела ГДР со стороны западных держав и подписания мирного договора
именно на этой основе. Только так можно было  создать  условия  для  мирного
сосуществования.  Самым  главным  стал  вопрос  обеспечения  мира.  Но  наши
партнеры были далеки оттого, чтобы  пойти  на  те  мероприятия,  которые  мы
предлагали. Они поставили условия,  с  которыми  мы  не  могли  согласиться.
Поэтому  Женевская  встреча  была  обречена  на  провал.  Буквально  так   и
формулировались  результаты  встречи:   провал.   По   деловому   содержанию
документов, которые были приняты, она фактически оказалась безрезультатной.
   Однако встречу нельзя все же назвать бесполезной.  Польза  от  нее  была.
После официальных заседаний, как это принято согласно международным правилам
вежливости,  каждая  делегация  в  определенный  вечер   приглашала   другую