м троллейбуса  был мой  приятель,  теперь  уже давно
покойный, Иван Алексеевич Лихачев14. Это был человек, влюбленный в двигатель
внутреннего сгорания.  Поэтому  он  везде  "совал" авто, а  в  данном случае
говорил: "Автобус  пройдет по  любому переулку. Никакой  твой троллейбус  не
может  с ним сравниться. Это - пустая затея". Я долго и много с  ним спорил.
Причем все, что  ему  нужно было делать,  когда готовили  первые  экземпляры
троллейбуса, он аккуратно выполнял. Но выполнял как директор  завода, а  сам
приговаривал:  "Все   равно  я   против,   потому  что  троллейбусы   --  не
прогрессивное  дело". Полагаю, что и  сейчас, когда прошло столько  времени,
его можно считать неправым: троллейбус -- более прогрессивный вид городского
транспорта.  Во  Франции  проложены  экспериментальные  линии  электрических
поездов  на  монорельсе. Это  ведь  тоже  своеобразный  троллейбус.  За  ним
будущее,  потому   что  его   можно  поднять  повыше.  Следовательно,  улицы
разгрузятся  для  наземного  транспорта.  Кроме того,  необходим  скоростной
транспорт. Безусловно, техника создаст возможность избавиться от шума, и это
будет  бесшумный  транспорт.  Думаю, что  основа для  создания  такого  вида
транспорта была заложена именно троллейбусом.
     Скажу  также несколько слов об обстановке на  заседаниях  Политбюро.  Я
получил   возможность  бывать  на   этих   заседаниях,  когда  стал   членом
Центрального  Комитета,  после XVII партийного съезда,  состоявшегося в 1934
году. Тогда  в партии  еще сохранялись хорошие традиции, заложенные Лениным.
Члены  ЦК  имели  возможность,  если  того  желали,  свободно  приходить  на
заседания  Политбюро  и  сидеть  там,  то  есть  слушать, но не вмешиваясь в
обсуждение вопросов. Это  делалось для того,  чтобы  члены ЦК были  в  курсе
жизни  страны  и   деятельности  Политбюро.  Я  лично   этим   правом  часто
пользовался, но не всегда, потому что не располагал временем.
     Заседания проводились в определенный час  и  определенный день.  Бывали
закрытые  заседания,  на которых присутствовали только члены  Политбюро.  Но
решения, которые  принимались на закрытых  заседаниях, записывались в особой
папке, и  каждый член ЦК мог прийти в секретный отдел, попросить такую папку
и ознакомиться  с секретными  решениями Политбюро. Правда, секретные решения
изымались из  протоколов, рассылаемых по  партийным организациям.  Этот факт
доступности любых решений любому члену ЦК очень интересен. Фиксирую внимание
на
     нем. Это осталось  еще  от Ленина. Председательствовал на заседаниях  в
30-е  годы не  генеральный  секретарь  ЦК,  а председатель  Совета  Народных
Комиссаров. Им в мое время был Молотов.
     Заседания Политбюро проводились тоже  не как  сейчас, когда за два часа
штампуется 70 -- 80  вопросов. Тогда вызывались  люди,  ставилось  несколько
вопросов,  были докладчики, шли прения, выслушивали  "за"  и "против", потом
принимали  решения и делали  перерыв. В перерыве  --  чаепитие. О  москвичах
недаром говорят, что  они не  могут  заседать без чая. Рядом  с  залом  была
особая комната, куда заходили попить чаю. Перерыв  длился  примерно полчаса.
Потом начиналось рассмотрение нового вопроса. В общем заседание длилось часа
три -- четыре.
     Помню, обсуждение некоторых  вопросов  проходило  очень  бурно. Однажды
Серго  вспылил  (а  по  характеру своему  был человек  очень  вспыльчивый) и
налетел на Розенгольда -- наркома внешней торговли, чуть не ударил его...
     Только после  убийства Кирова15 и  особенно после  мрачного 1937 г. все
постепенно  изменилось,  прежние  порядки  были  ликвидированы. Когда я стал
членом Политбюро после XVIII партийного  съезда в 1939  г.,  то уже не помню
случая, чтобы проводились регулярные заседания.
     1 "Головокружение от успехов. К вопросам колхозного движения" -- письмо
И.В. Сталина  в газету "Правда", опубликованное в ней  2 марта 1930 года. На
его  основе 15  марта  1930 г. ЦК ВКП(б) принял постановление  "О  борьбе  с
искривлениями партийной линии в колхозном движении".
     2 ШОЛОХОВ М.А. (1905-1984) -- писатель и общественный деятель, академик
АН  СССР  с 1939  г.,  дважды Герой социалистического труда, автор  "Донских
рассказов" (1926),  романов  "Тихий  Дон"  (1928-1940) и  "Поднятая  целина"
(1932-1960), неоконченного произведения "Они сражались за Родину" и мн.др.
     3 БАУМАН К.Я. (1892-1937) -- крестьянин, член РСДРП с 1907 г., активный
участник Октябрьской революции 1917 г., с 1920 г. секретарь Курского губкома
РКП(б), с 1923 г.  работник аппарата ЦК  партии, с 1928  г. член Оргбюро  ЦК
ВКП(б) и второй секретарь Московского горкома партии, с 1929 г. секретарь ЦК
и первый  секретарь Московского горкома ВКП(б),  с 1931 г.  первый секретарь
Среднеазиатского  бюро  ЦК  ВКП(б),  с  1934  г. заведующий  отделом  науки,
научно-технических  открытий  и  изобретений  ЦК  ВКП(б), кандидат  в  члены
Политбюро  ЦК  ВКП(б) в 1929-1930 гг.; с  1925 г. член ЦК  ВКП(б), член  ЦИК
СССР. Репрессирован, реабилитирован посмертно.
     4 КАМЕНЕВ Л.Б. (Розенфельд) (1883-1936) -- член Коммунистической партии
с  1901 г.,  активный участник революционного  движения, председатель ВЦИК в
ноябре  1917  г.,   председатель  Моссовета  в  1918-1926  гг.,  заместитель
председателя Совнаркома СССР в 1923-1926 гг., председатель СТО в 1924-
     1926 гг., директор Института  Ленина в 1923-1926 гг.; член ЦК  партии в
1917-
     1927  гг.,  и  Политбюро  ЦК  в   1919-1926   гг.,  ВЦИК  и  ЦИК  СССР.
Репрессирован, реабилитирован посмертно.
     5  ВЕКЛИЧЕВ  Г.И.  (1898-1938)  -- рабочий,  член  РКП(б)  с  1918  г.,
репрессированный  и  посмертно реабилитированный видный  военно-политический
работник,  армейский комиссар 2-го ранга, член Военного  совета при народном
комиссаре обороны СССР с 1934 года. Перед массовыми репрессиями в этот совет
входили  85  человек.  Из  них  76  были  репрессированы,  в  том  числе  68
расстреляны.
     6 ОРДЖОНИКИДЗЕ Г.К.  (1886-1937) -- из  дворян,  член  РСДРП с 1903 г.,
участник  трех российских революций и  Иранской революции (в 1909-1911 гг.),
после   1917   г.   занимал   ряд  ответственных   партийно-политических   и
военно-государственных постов, в 1922-1926 гг. 1-й секретарь Закавказского и
Северо-Кавказского  крайкомов  партии,  в  1926-1930  гг.  председатель  ЦКК
ВКП(б), нарком РКИ и заместитель Председателя Совнаркома СССР и  СТО, с 1930
г. председатель ВСНХ, с 1932 г. нарком тяжелой промышленности СССР; в 1920-м
и с  1921  г. член ЦК партии  (с перерывом),  с  1930 г. член  Политбюро  ЦК
ВКП(б).
     7  ЕНУКИДЗЕ  А.С.  (1877-1937) --  из крестьян, член РСДРП с  1898  г.,
активный участник рабочего движения и  Октябрьской революции 1917  г., затем
находился на ответственных должностях во ВЦИК, в 1922 -- 1935  гг. секретарь
Президиума ЦИК СССР,  в 1924-1930 гг. член ЦКК, с  1934 г.  член  ЦК ВКП(б).
Репрессирован, реабилитирован посмертно.
     8  ЧЕРНЫШЕВ  С.Е. (1881-1963)--архитектор, после 1917  г  преподавал до
1930 г.  во  ВХУТЕМАС'е, до  1950  г. в Московском  архитектурном институте,
главный архитектор города Москвы в 1934-1941 гг., председатель управления по
делам архитектуры  Мосгорисполкома  в  1944-1948  гг., 1-й  секретарь  Союза
архитекторов  СССР  в  1950-1955  годах.  Участвовал в создании Генерального
плана реконструкции Москвы после 1931 года.
     9  РОТЕРТ  П.П. -- начальник  строительства  Московского метрополитена,
автор многих инженерных конструкций и строительно-технических разработок.
     10  РЫНДИН К.В. (1893-1938)--сын  портного, рабочий, член  РСДРП с 1915
г.,  после  1917 г.  занимал  ответственные советские,  партийные и  военные
должности,  в  1924-1926  гг.  секретарь  Нижнетагильского,  затем Пермского
окружкомов ВКП(б), в 1927 г. --Уральского обкома ВКП(б), с 1928 г. работал в
аппарате ЦК  ВКП(б),  в 1929-1932  гг.  председатель Московской  контрольной
комиссии ВКП(б), заведующий Московской областной РКИ, 2-й секретарь МК и МГК
ВКП(б),  с 1934 г. секретарь  Челябинского обкома ВКП(б),  член  ЦК ВКП(б) с
1930 года. Репрессирован, реабилитирован посмертно.
     11 Разработки каменного угля в 18 км от  бывшей  станицы Каменской, где
возникли копи при Вишневецком буераке у р.Донец.
     12 МАКОВСКИЙ  В.Л.  -- инженер Метростроя, в дальнейшем  один из видных
специалистов по строительству метро, автор ряда тематических работ.
     13  УХАНОВ  К.В.  (1891-1937)--рабочий, член РСДРП  с 1917  г., занимал
различные советско-административные должности в Москве,  с 1921  г. директор
завода  "Динамо",  с 1922  г.  руководил  электрическим трестом,  с 1926  г.
председатель  Мосгорисполкома  и  с  1929  г.  Мособлисполкома,  с  1932  г.
заместитель наркома снабжения СССР, с 1934  г. нарком местной и затем легкой
промышленности  РСФСР, член ЦК партии с 1923 г., член Президиумов ВЦИК и ЦИК
СССР. Репрессирован, реабилитирован посмертно.
     14 ЛИХАЧЕВ  И.А. (1896-1956) --  из  крестьян, рабочий и  матрос,  член
РСДРП с 1917 г., затем участник Гражданской войны и профсоюзный  работник, в
1926-1939  и 1940-1950  гг.  директор  Московского автомобильного завода,  в
1939-1940 гг. нарком машиностроения СССР,  с 1950  г.  директор  Московского
машиностроительного  завода, с 1953 г.  министр автомобильного  транспорта и
шоссейных дорог СССР; член ЦК ВКП(б) с 1939 года.
     15 КИРОВ С.М. (1886 -- I.XII.1934)  -- из мещан, член РСДРП с  1904 г.,
участник  революционного  движения,  после  1917  г.  занимал  ответственные
военно-партийные посты, с 1921 г. секретарь  ЦК КП  Азербайджана, с 1926  г.
первый секретарь  Ленинградского  губкома ВКП(б) и Северо-Западного  бюро ЦК
партии,  с  1930  г. член Политбюро и  с 1934 г. секретарь и член Оргбюро ЦК
ВКП(б).


УБИЙСТВО КИРОВА

     В 1934  г.  собрался XVII  съезд партии  -- съезд победителей, как  его
тогда называли.  Никакой оппозиции уже  не  было  ни  в  партии, ни на самом
съезде. Это был первый съезд после смерти Ленина, где не было оппозиции. Да,
при жизни Ленина всегда была оппозиция! В 30-е  годы развернулись пятилетки,
дела пошли хорошо, все увлеклись хозяйственной деятельностью. Тогда это было
главное дело. И это  правильно: ведь  она  конкретно служит идеологии.  Если
идеология не  подкреплена материально,  то она не укрепится, не  прорастет в
сознании людей. Итак, все шло хорошо.
     Мне трудно сейчас припомнить  все  подробности. Как-то вечером в начале
декабря   раздался  телефонный  звонок.  Звонил  Каганович:  "Я   говорю  из
Политбюро, прошу вас, срочно приезжайте сюда". Приезжаю в  Кремль, захожу  в
зал. Каганович встретил меня. У него был какой-то страшный и настораживающий
вид,   очень   взволнованный,  в  глазах  стояли  слезы.  Слышу:  "Произошло
несчастье.  В Ленинграде  убили  Кирова. Потом  расскажу.  Сейчас  Политбюро
обсуждает  этот вопрос.  Туда  намечается делегация:  поедут Сталин, видимо,
Ворошилов, Молотов, лица от  московской  парторганизации и еще от московских
рабочих, человек 60. Делегацию Москвы нужно возглавить вам. Вы будете стоять
там в траурном  почетном  карауле и потом сопровождать тело  из Ленинграда в
Москву".
     Я тут же отправился в Московский комитет. Мы составили свою делегацию и
поздним вечером того же  дня  выехали  в  Ленинград. Сталина,  Ворошилова  и
Молотова, которые тоже туда поехали, я не видел, ни когда садились  в поезд,
ни когда мы прибыли,  потому что они ехали  отдельно, в специальных вагонах.
Ленинград  (хотя, может быть, это мои личные переживания  и я переношу их на
всех других) находился в глубоком  трауре. Мы видели убитых горем секретарей
городского и областного партийных комитетов, многих других людей. Встретился
я там  и  со  старыми  знакомыми. Особенно  в  хороших  отношениях  я  был с
Чудовым1,  вторым  секретарем  Ленинградского  областного  комитета  партии,
красавцем, симпатичным, уважаемым всеми  товарищем.  Все мы просто разводили
руками и толком не знали, что произошло. Знали только, что убил Кирова некто
Николаев2.  Нам сказали, что Николаев  не то  был  исключен из партии, не то
имел взыскание за участие в троцкистской оппозиции, так  что поэтому  это --
дело  рук троцкистов.  По-видимому, они организовали  убийство, и в нас  это
вызывало искреннее возмущение и негодование.
     Не   помню  сейчас,  сколько  дней   мы  пробыли  о  Ленинграде.  Когда
ленинградцы  прощались с  телом  Сергея Мироновича Кирова, мы тоже  стояли в
карауле, по-моему, даже по  нескольку раз. Потом состоялись перевоз  тела  в
Москву и  похороны.  Как переживали смерть Кирова Сталин  и некоторые другие
члены  Политбюро,  не  могу сказать. Каганович же,  которого  я  видел,  был
потрясен и, на мой взгляд,  даже напуган.  Сталина я видел только, когда  он
стоял в карауле  в  Ленинграде.  Но он умел владеть  собой, и лицо  его было
совершенно  непроницаемо. Да я даже думать тогда  не мог, что он  может быть
занят иными мыслями, кроме переживаний по поводу смерти Кирова.
     Я с Кировым не был близко знаком. Как-то  мы вместе с ним выступали  на
чьих-то  похоронах на  Красной площади в Москве. Кого мы тогда  хоронили, не
помню. Каганович мне тогда  сказал:  "Надо,  чтобы вы выступили, но имейте в
виду,  что там будет выступать Киров. Киров очень хороший оратор, поэтому вы
подумайте хорошенько, иначе впечатление о вас может быть неблагоприятным". Я
ответил,  что ничего  не  смогу большего,  чем  смогу, а  с  Кировым  мне не
соревноваться, поэтому, может быть, лучше, чтобы кто-нибудь другой выступил?
"Нет, велели, чтобы вы выступили". И я выступил. Каганович сейчас же,  как я
только  закончил,  подошел  ко мне:  "Замечательно,  блестяще выступили. Это
отмечено  Сталиным.  Он  сказал: "С Кировым рядом выступать тяжело, а Хрущев
выступил хорошо".
     Если уж  говорить  о себе,  то я считался  неплохим  оратором. Выступал
всегда  без текста, а чаще всего даже  без конспекта. Когда  я  готовился  к
докладам, то составлял цифровые конспекты, потому что держать цифры в голове
тяжело,  а  так доклады  у меня получались лучше. Я  начал  читать  доклады,
только когда стал уже большим начальником: все очень ответственно, сказанное
поправить  трудно.  Поэтому я вынужден был поступать именно  так. К  тому же
видел,  что все  так делают, все  читают... Когда,  например,  я готовился к
докладу на XIX съезде партии, Маленков3 сказал мне: "Вот такой-то и такой-то
тебе приготовят доклад. Ты  не обижайся. Знаешь, что я тебе скажу?  Вот  сам
Сталин,  выступая  в  1941  г. на октябрьских торжествах во  время войны,  в
докладе даже запятых не переставил. Ему дали этот доклад, и я не знаю, читал
ли он его до того, но абсолютно без  всяких изменений зачитал текст. Так что
ты не смущайся, это  у  вождей бывает". Итак, приехали  мы в Ленинград.  Нас
разместили  в  лучшей  гостинице.  Наша  делегация насчитывала  человек  60:
рабочие,  служащие. Постояли мы в почетном карауле у гроба, а потом сидели в
гостинице и разговаривали. Делать-то  нам было больше нечего. Все оплакивали
Кирова.
     Потом завертелась казенная  машина. Как она вертелась, я не  знаю, меня
она  не касалась. Этим вопросом занимался сам Сталин. Я был вне  той машины,
мое  дело  было лишь  в  том,  чтобы,  когда  понесут  гроб  к  вокзалу,  мы
пристроились  к  общей  процессии, а по прибытии в Москву  все вместе шли  с
вокзала. Потом  в газетах  было напечатано: "Московская  организация оказала
почести  тов. Кирову".  Жену его  я видел на похоронах в  первый и последний
раз, сейчас я ее и не узнаю.
     В быту  Киров был очень неразговорчивый  человек, но на  людях--трибун.
Сам я не имел с ним непосредственных  контактов и потом расспрашивал Микояна
о Кирове. Микоян хорошо его знал. Он рассказывал мне; "Ну как тебе ответить?
На заседаниях он ни разу ни по какому вопросу не выступал. Молчит  и все. Не
знаю я даже, что это означает".
     Я  же слышал, что Киров мог "заговорить"  даже  голодных людей. Так  он
поступал  в Астрахани  в 1919 г.:  есть  было  нечего,  так  он  людям  речи
произносил,  и  люди  слушали,  забывая  о голоде4.  Он, конечно, был  умным
человеком  и  знал, что нужно сказать. Да, он  был истинный трибун! Я слушал
его на  съезде партии. Он говорил без написанного  текста  и  с отработанной
жестикуляцией. Отличный оратор.
     После XX съезда КПСС была создана комиссия  для детальной  проверки дел
невинно осужденных лиц. Председателем комиссии
     был  утвержден  Шверник5.  Я  предложил  включить  в   состав  комиссии
Шатуновскую6, которая сама отсидела ни за что  16 лет и которая была в  моих
глазах неподкупным,  вернейшим членом партии. Привлекли  туда  и  еще одного
товарища, который отсидел почти  20 лет.  Получилась ответственная комиссия,
которая должна была  разобраться в делах и  дать свое  заключение: как могло
случиться, что вот такое количество честных людей погибло во времена Сталина
в качестве "врагов народа"?
     Естественно, в первую очередь начали  проверять, кто же такой Николаев,
как он совершил убийство Кирова и что его к этому побудило. Когда приступили
к изучению дела, то оказалось, что Николаев незадолго до убийства Кирова был
задержан чекистскими  органами около здания Смольного, то есть учреждения, в
котором работал  Киров. Николаев вызвал  какие-то  подозрения у охраны,  был
задержан и обыскан. У него обнаружили револьвер. Несмотря на эту  улику (а в
те времена  очень строго относились к  этому) и на то, что он был задержан в
районе, который  особо  охранялся, потому  что  там  ходили  и  ездили  член
Политбюро  и  все  руководство  Ленинградского  обкома   и  горкома  партии,
Николаев, как  докладывала нам  комиссия,  был освобожден. А спустя какое-то
время Николаев убивает Кирова. Все эти обстоятельства настораживали комиссию
и нас.
     Ведь  Николаев  стрелял  в  Кирова  не  на площади.  Нет! Он  проник  в
Смольный, вошел в  подъезд, которым пользовался только Киров, и убил его  на
лестничной  клетке,  когда  тот поднимался  по лестнице. Это сразу  породило
подозрения, что Николаев был подослан для совершения этого террористического
акта  какими-то  людьми.  До  этого   своим  поведением  Николаев  показался
подозрительным, и его  задержали, однако он был отпущен  по указанию сверху.
Более  того,  Николаев  получил  затем  доступ   в  Смольный,  находился  на
лестничной клетке обкома партии, где работал Киров, там встретил и убил его.
Без помощи лиц,  обладавших  властью, сделать это  вообще  было  невозможно,
потому что все подходы к Смольному охранялись, а особенно охранялся подъезд,
которым  пользовался Киров. Организовать  это  могли  лишь  те,  которым был
доступен вход в данный подъезд.
     Мы все были потрясены. Стали разбираться дальше. Может быть, кое-кто из
присутствующих  и  знал  ранее все обстоятельства  дела, но  теперь  молчал.
Конечно,  кое-что знали, несомненно,  Молотов  и Ворошилов, которые ездили в
Ленинград  со  Сталиным. Комиссия  доложила, что  она  получила  сведения  о
допросе Николаева лично Сталиным. Об этом рассказал кто-то из
     старых  большевиков, но,  естественно, никаких документальных данных на
этот счет быть не  могло.  Якобы дело  обстояло так: когда к Сталину привели
Николаева, тот бросился на колени  и  стал говорить, что  он сделал  это "по
поручению", от имени партии. Следует  отметить, что до разговора со Сталиным
Николаев отказывался отвечать на вопросы следователей  и требовал, чтобы его
передали  представителям центрального аппарата ОГПУ. Он утверждал,  что ни в
чем не виноват, а почему он так поступил,  в Москве знают.  Было ли дано ему
"поручение"  или  не  было,  мне трудно судить.  Если  да,  то  он  выполнил
поручение. Но чье оно могло быть?
     Конечно, не лично Сталин поручал дело Николаеву. Для этого Николаев был
слишком мал. Но  у  меня нет  сомнений, что по  поручению Сталина кто-то его
подготовил. Это убийство  было организовано сверху.  Я считаю, что оно  было
подготовлено  руководителем  ОГПУ