а умы американских  агрессоров.
Практически же мы ничего серьезного не предприняли, ибо считали,  что  война
не разразится и что мы имеем возможность повлиять на возникший накал,  чтобы
не допустить войны.
   Американские самолеты постоянно облетывали  остров.  Это  с  ума  сводило
Кастро. Кастро отдал приказ открыть огонь,  и  наши  военные  сбили  ракетой
американский разведывательный  самолет  У-2.  Это  был  второй  американский
разведчик после Пауэрса, сбитый нашей ракетой.
   Поднялся шум. Мы несколько взволновались,  что  президент  может  это  не
переварить. Мы тогда отдали приказ своему командующему выполнять только наши
указания,  и  ничьи  другие.  На   случай   вторжения   мы   приказали   ему
координировать свои действия по отражению вторжения с кубинской армией.
   В то время в США были наши товарищи. Они встречались  с  разными  людьми.
Юрий Жуков мне говорил о том, что один знакомый приглашал его  расположиться
в собственном убежище, если начнется война. Он так и сказал: "Я вам место  в
моем убежище обеспечу". Вот какой предвоенный психоз был в то время.
   Кульминация  наступила,  когда  нам  сообщил  советский   посол   в   США
Добрынин(28), что к нему пришел с неофициальным визитом  брат  президента  -
Роберт Кеннеди(29). Он так описывал его внешний вид: Роберт  выглядел  очень
усталым, глаза у него - красные-красные, было видно, что он ночь не спал, да
и сам он потом сказал об этом. Роберт сообщил Добрынину,  что  вообще  шесть
дней не был дома, не видел своих детей и жену, что они с президентом сидят в
Белом доме и бьются  над  вопросом  о  наших  ракетах.  И  добавил:  "У  нас
напряжение очень сильное, опасность  войны  велика,  прошу  передать  вашему
правительству  и  лично  Хрущеву,  чтобы  он  учел  это.  Президент  готовит
обращение через закрытые каналы и очень  просит,  чтобы  Хрущев  принял  его
предложения".  Роберт  прямо  говорил,  что  положение  угрожающее,  поэтому
президент лично писал это послание.
   Роберт заявил также, что президент сам  не  знает,  как  выйти  из  этого
положения,  а  военные  оказывают  на  него  сильное   давление,   настаивая
прибегнуть к военной акции в отношении Кубы,  и  у  президента  складывается
очень сложное положение. Он добавил: "Вы  должны  учесть  особенности  нашей
государственной системы. Президенту трудно. Даже  если  он  не  захочет,  не
пожелает войны, то помимо его воли может  свершиться  непоправимое.  Поэтому
президент просит: помогите нам решить эту  задачу".  Роберт  оставил  нашему
послу свой телефон и просил звонить в любое время  суток.  Он  очень  нервно
настаивал и взывал к благоразумию, просил помочь президенту  выйти  из  этой
ситуации.
   Во время  переговоров  американцы  были  во  многом  откровенны  с  нами,
особенно Роберт Кеннеди. Они считали, что начнется война,  а  на  Кубе  наши
люди, много наших людей (они преувеличивали количество наших войск на  Кубе,
но там их было достаточно), и вот прольется кровь русская.  На  это  русские
ответят, но не в Америке, а в Германии. Все это пугало правительство США.
   К этому времени Америка уже призвала из  запаса  людей,  вывела  в  океан
военно-морской флот, подтянула к своим берегам резервы.  Одним  словом,  все
военные приготовления были закончены.  Видимо,  президент  понимал,  что  он
делает. Конечно, превосходство в ракетах было на стороне США, но он понимал:
превосходство превосходством, а те ракеты,  которые  поставлены  нами,  свое
дело сделают. Они могут сдуть с лица  земли  Нью-Йорк,  Вашингтон  и  другие
промышленные города и административные центры. Конечно, Советскому Союзу они
тоже нанесут урон. Начнется война, не такая, как первая мировая  или  вторая
мировая, где некоторые американцы даже не слышали ружейного выстрела. Они не
знали, что такое разрывы бомб, что такое  разрывы  артиллерийских  снарядов.
Они воевали на чужих территориях. А в этой войне, если она будет  развязана,
они вызовут огонь на себя. И какой огонь! Термоядерных бомб!
   Мы,  собственно,  добивались  того,  чтобы  Америка  встряхнулась  и   ее
руководство почувствовало, что такое война, что она стоит у их  порога,  что
поэтому не надо переходить грань, следует  избежать  военного  столкновения.
Вот такая дилемма была поставлена.
   Мы изучили документ, направленный нам от президента, и ответили. Я сейчас
не имею под рукой материалов и описываю все исключительно по памяти, хотя  в
памяти суть дела выступает рельефно. Я  это  пережил  и  все  хорошо  помню,
потому что от начала и до конца отвечал в первую голову за эту акцию, был ее
инициатором и формулировал всю переписку, которую мы вели с президентом. Для
меня служит сейчас утешением, что мы в целом поступили правильно и совершили
великое  революционное  дело,  не   побоялись,   не   дали   себя   запугать
американскому империализму. Вот уже сколько лет прошло, а мы видим воочию  и
радуемся, что революционное дело,  возглавляемое  Фиделем  Кастро,  живет  и
развивается. США, взяв  обязательство  не  вторгаться  на  Кубу  сами  и  не
допускать вторжения своих союзников, пока выполняют это обязательство.
   Мне хотелось бы здесь вернуться назад и  сказать  еще  несколько  слов  о
драматическом дне, когда принимались самые  ответственные  решения  за  весь
период Карибского кризиса. В самый разгар событий, после  получения  доклада
Добрынина о визите к нему Роберта Кеннеди, я продиктовал вариант  телеграммы
президенту Кеннеди, в которой мы выражали готовность  пойти  на  уступки  (в
смысле  вывода  наших  ракет).  Только  я  продиктовал  эту  телеграмму,  ее
отпечатали, и мы должны были обсудить ее  в  коллективе  руководства,  чтобы
принять текст и отправить ее, как мы получили телеграмму от нашего посла,  в
которой  он  передавал  послание  нам  Кастро.  Фидель  сообщал,   что,   по
достоверным сведениям, полученным им, США вторгнутся на Кубу через несколько
часов.
   Нужно сказать,  что  и  мы  имели  аналогичные  сведения:  наша  разведка
сообщила, что подготовлена такая высадка и вторжение неизбежно, если  мы  не
договоримся с президентом Кеннеди. Возможно, эти  сведения  были  подброшены
нам американской разведкой. Они ведь часто знают наших разведчиков.  Поэтому
нередко случается подбрасывание тех данных, которые той или  другой  стороне
хотелось бы довести до сведения противной стороны. Самым главным в сообщении
Фиделя было не то, о чем ему сообщили, а  его  вывод:  он  считал,  что  раз
нападение неизбежно, то необходимо упредить его, и предложил, чтобы не  дать
вывести  нашу  ракетную  технику  из  строя,  немедленно   нанести   первыми
ракетно-ядерный удар по США.
   Когда нам это прочитали, мы, сидя в  молчании,  долго  смотрели  друг  на
друга. Тут стало ясно, что Фидель совершенно не понял нашей цели: он полагал
(а когда позже я разговаривал с ним, он это подтвердил), что мы  ставим  там
ракеты не в интересах Кубы, а преследуем военные  цели  именно  в  интересах
Советского  Союза  и  всего  социалистического   лагеря,   то   есть   хотим
использовать территорию Кубы как базу под боком у США,  поставить  ракеты  и
нанести по США удар этими ракетами. Верно, конечно, что это - очень  хороший
плацдарм для внезапного удара ракетами. Но мы-то совершенно не хотели такого
удара, вообще не хотели начинать войну. Такой удар - это начало войны, мы же
хотели только исключить вторжение на Кубу со стороны США  и  ликвидацию  ими
нового общественного строя, который установился на острове  после  свержения
Батисты. Вот что было нашей целью, а вовсе не начало войны. Если бы на  Кубу
вторглась хорошо вооруженная армия США, а  не  разрозненные  силы  кубинских
контрреволюционеров, то Фидель не смог бы устоять.
   В  результате  всей  переписки,   которая   велась   по   официальным   и
неофициальным каналам, мы пришли  к  следующему  решению  и  довели  его  до
сведения президента США. Сказали, что выступим публично и  будем  настаивать
на следующем: чтобы избежать конфликта,  ставим  перед  президентом  Кеннеди
условие, чтобы он принял  обязательство  не  вторгаться  на  Кубу,  если  мы
выведем оттуда ракеты и другое вооружение, за исключением обычного.
   Американцы и не требовали  от  нас  вывода  обычного  вооружения.  Это  и
невозможно было требовать, потому что мы бы так не  сделали.  Это  президент
США понимал. Мы считали, что бомбардировщики Ил-28 - обычное  вооружение,  и
не хотели их выводить. Но потом вынуждены были согласиться с  Кеннеди  и  их
вывели тоже, чтобы не дразнить гусей. В сложившейся обстановке они не  имели
особого значения. Если говорить о боевых заданиях, которые  могли  выполнять
эти бомбардировщики, то наши современные истребители, которые находились  на
Кубе, могли с успехом заменить их. Здесь не возникло никакой потери в смысле
боевых возможностей, а мы демонстрировали свою добрую волю.  Мы  знали,  что
президент заручился перед своими военными, что будет непреклонно  настаивать
на выводе бомбардировщиков и что добьется этого. И мы  пошли  на  уступки  и
согласились вывести Ил-28 с Кубы.
   Американские корабли начали тоже отходить и очистили  воды  Кубы.  Но  их
самолеты продолжали облеты острова, и это продолжало с ума  сводить  Фиделя.
Когда были опубликованы два послания - наше к Кеннеди и его к нам, в которых
говорилось о выводе ракет с Кубы и обязательстве США не допускать  вторжения
туда как своими вооруженными силами, так и силами их союзников, - Кастро  не
понял всей глубины дела, которая была  заложена  в  нашей  акции,  не  понял
политического маневра. Он даже перестал принимать  нашего  посла.  Когда  мы
говорили о союзниках США, то имели в виду  наемников  из  латиноамериканских
стран. А там имеется много головорезов,  которых  легко  можно  завербовать,
если США дадут денежные средства и вооружение. Поэтому мы считали, что такое
обязательство президент США должен взять  лично  на  себя.  Он  взял  его  и
опубликовал соответствующее заявление.
   Тут сразу началась критика слева, что формулировки  Кеннеди  недостаточно
точны.  Печать  Китая  тотчас  же  заявила,  что   это   с   нашей   стороны
предательство, трусость, капитуляция. А что было делать?  Доводить  игру  до
войны? Китайцы упирали именно на это, но мы, естественно, считали,  что  это
глупость. Чтобы довести до войны, большого ума не требуется. Я  уже  не  раз
говорил, что войну и дурак начнет, а вот умному потом  трудно  ликвидировать
войну. Мы не хотели ее. Я  и  сейчас  считаю,  что  мы  поступили  абсолютно
правильно, уведя наши ракеты с Кубы. И мы стали письменно  объяснять  Кастро
свою позицию. Он очень нервничал, разносил нас, если можно  так  выразиться.
"Революционность" Кастро, его экстремизм усиленно подогревали китайцы. А  мы
потерпели моральный ущерб. Вместо того, чтобы наши акции на Кубе  поднялись,
они понизились. Кастро считал,  что  мы  предали  Кубу,  а  вот  китайцы  их
поддерживают.
   Тогда я предложил откомандировать на Кубу  Микояна.  Зная  Микояна  много
лет, я считал, что его дипломатические качества в этом  случае  будут  очень
полезны. Он обладает хорошими нервами, спокоен, многократно может  повторять
одну и ту же аргументацию, не повышая  тона.  Это  имеет  большое  значение,
особенно в переговорах с таким горячим человеком, как  Фидель.  Кроме  того,
Микоян уже бывал на Кубе, и его там немножко знают. Одним словом, мы послали
Микояна к Фиделю. Через несколько дней Микоян вернулся и доложил, что Кастро
очень  взволнован,  что  с  ним  трудно  вести   любые   переговоры.   Любая
аргументация не доходит до его  сознания.  В  течение  всех  переговоров  он
настаивал, что  наша  акция  очень  вредна,  что  она  принесет  вред  всему
социалистическому лагерю. Кроме того, Фидель требует, чтобы американцы  ушли
с их военной базы в Гуантанамо(30).
   Тогда у нас сложилось впечатление, что, несмотря на ясное изложение нашей
цели перед Фиделем, он, видимо, не понял ее.
   После того как Микоян вернулся с Кубы, я сказал, что надо послать  Фиделю
письмо. И я приготовил большое письмо, в котором откровенно изложил все свои
мысли. Там я писал: главный смысл Карибского кризиса состоит в том, что  он,
собственно говоря,  сам  собою  благословил  существование  социалистической
Кубы. Если бы Куба не прошла через  такой  кризис,  то  маловероятно,  чтобы
американцы не организовали нового вторжения для ликвидации социалистического
строя. А сейчас  США  сделать  это  очень  трудно.  Пронесся  сильный  накал
страстей,  мы  обменялись  обязательствами,  и  вдруг  после  этого  Америка
вторгается? В этом случае у Советского Союза остается право напасть в  ответ
на США. (Так там и было написано. ) Поэтому Кеннеди не пойдет на это. Сейчас
мы добились существования социалистической Кубы еще на следующие  два  года,
пока Кеннеди сидит в Белом доме. Но у нас складывается мнение,  что  Кеннеди
будет избран и на второй срок. Следовательно, это еще  четыре  года.  Итого:
шесть лет. Шесть лет прожить в наше время - немалый срок. Тогда уже сложится
иное соотношение сил. Оно все больше меняется в пользу социализма.
   Потом, во время наших бесед, когда Кастро  дважды  приезжал  в  Советский
Союз, он приезжал настроенным  уже  по-другому,  и  обстановка  у  нас  была
исключительно теплой. Она позволяла нам откровенно обмениваться мнениями. То
был уже пройденный этап, мы могли оглянуться, разобрать  и  проанализировать
прежний инцидент. Когда мы разговаривали с ним, я видел, что  теперь  Кастро
нас лучше понимает.
   Когда наши беседы стали совсем дружескими,  я  рассказал  Фиделю,  что  в
разгар кризиса спросил министра обороны СССР Малиновского: "Как вы считаете?
Зная вооружение и численность вооруженных сил Кубы, если силы вторжения туда
будут иметь вооружение, которое имеют США или мы, сколько времени надо будет
затратить, чтобы разгромить  силы  Кубы?".  Малиновский,  подумав,  ответил:
"Двое суток". Когда я сказал об этом Фиделю, он очень  разгорячился  и  стал
доказывать, что это неправильная оценка и что Советский Союз не допустил  бы
этого. Я остановил его: "Это вы так говорите. А я согласен с Малиновским. Он
правильно оценил соотношение сил. Пусть не двое суток, а трое  или  четверо.
Во всяком  случае,  за  это  время  основные  очаги  сопротивления  были  бы
подавлены, а вы ушли бы в горы, потом продолжалась  бы  партизанская  война.
Возможно, она тянулась бы годы, но  главное-то  было  бы  сделано:  было  бы
создано буржуазное, контрреволюционное правительство,  которое  занялось  бы
подавлением  очагов  революции,  если  бы  они  сохранились,  и  охотой   за
носителями марксистско-ленинских идей.  Вот  какое  возникло  бы  положение.
Поэтому мы и хотели не войны, а хотели мира, чтобы Куба  могла  использовать
мирные условия для углубления революции, развития  хозяйства  и  перестройки
его  на  социалистических  основах,  закладки  фундамента  коммунистического
строительства".
   Мы исходили только из этих позиций и ставили свои ракеты не для нападения
на США и не для того, чтобы через Кубу вмешаться  во  внутренние  дела  США.
Если здраво разбираться, это просто нереально. Для  тех,  кто  хоть  немного
смыслит в военных делах, известно, что  мы  могли  бы  нанести  удар,  и  он
оказался бы очень сильным. Но и США, конечно, нанесли бы ответный удар, и не
менее сильный, а может быть, даже более сильный. Мы отлично знали, что в  то
время  США  превосходили  нас  в  количестве  единиц   ядерного   оружия   и
бомбардировочной  авиации.  У  них  имелось   еще   мало   ракет,   особенно
межконтинентальных. Но и у нас  межконтинентальных  ракет  тоже  было  тогда
немного. Мы имели достаточное количество стратегических ракет  с  дальностью
действия 2 тыс. и 4 тыс. километров*. У нас  их  имелось  столько,  что  мы,
согласно своему оперативному плану,  покрывали  все  вражеские  объекты,  по
которым нужно было бы в первые дни войны нанести удар. Да,  мы  имели  такую
возможность. Но я опять говорю, что мы не преследовали цель начала войны,  а
Фидель нас просто не понял.
   Когда я с ним встретился позже и мы с ним беседовали  на  берегу  Черного
моря, он мне говорил: "Вы знаете, меня рассердило и обидело, почему вы  дали
согласие   президенту   вывести   свои   бомбардировщики   и   ракеты,    не
посоветовавшись с нами?". Я ответил: "Неверно, товарищ  Кастро.  Мы  с  вами
советовались". - "Как? В чем выразился этот  совет?".  -  "Вы  прислали  нам
телеграмму, что через столько-то часов начнется вторжение США  на  Кубу.  Вы
предложили упредить вторжение нанесением ракетно-ядерного удара  по  городам
США. Но мы не хотели начинать мировую войну. Час начала вторжения  был  вами
указан. Так что не
   -------------------------------------------* Имеются в виду ракеты Р-12 и
Р-14 имелось времени направить вам наше послание и получить ответ. Мы должны
были принять решение сразу. Так как вы категорично заявили, что у  вас  есть
неопровержимые  сведения  и  что  состоится  вторжение,  мы  были  вынуждены
предпринять немедленные шаги, которые исключили  бы  это  вторжение.  Мы  их
сделали и получили ответ президента США.
   Трудно говорить, насколько вообще можно верить людям. Но  я  считаю,  что
слову, данному президентом США Кеннеди, можно  верить,  что  он  свое  слово
будет держать и его не нарушит. Ваши и  наши  враги  подогревают  атмосферу,
сталкивают  нас  с  США.   Конечно,   мыс   США   -   антагонисты.   США   -
капиталистическая страна, мы - социалистическая.  Борьба  между  нами  будет
продолжаться. Это естественный процесс. Каждая страна будет делать со  своей
стороны все, чтобы ее идеология победила. Но в этой борьбе мы  стоим  не  на
военных позициях, а на  позициях  соревнования,  завоевания  умов  людей  на
основе борьбы идей. Мы должны привлекать  к  себе  сторонников  перспективой
лучшей жизни для трудового народа, а не путем войны,  истребления,  военного
подчинения. Мы против этого.
   Мы твердо стоим на ленинских позициях, китайцы же занимают сейчас  другую
позицию, поэтому они и подогревают нас, хотят столкнуть с США.
   "Я, товарищ Фидель, заявляю вам и утверждаю с тою лишь оговоркой, с какой
можно ручаться за человека других политических взглядов,  что  верю  Кеннеди
как человеку и как президенту. Он сдержит слово, которое дал нам. У нас есть
в запасе, по крайней мере, два года, которые ему  осталось  еще  провести  в
Белом доме. Конечно, когда в США придет другой президент, он может  нарушить
такое обещание. Но это уже другой вопрос. Думаю, что  по  истечении  первого
президентского срока Кеннеди вновь выставит свою кандидатуру,  и  она  будет
поддержана  народом.  Народ  его  изберет  вторично,  потому  что  из   всех
президентов США, которых я знавал, Кеннеди  -  человек  с  наиболее  высоким
интеллектом, умница, резко выделяющийся на фоне своих предшественников.
   Я никогда не  встречался  лично  с  Франклином  Рузвельтом.  Может  быть,
Рузвельт превосходил его. Считаю, что Кеннеди будет переизбран еще на четыре
года. То есть будет  не  два,  а  шесть  лет,  шесть  лет  гарантии  мирного
сосуществования  и  развития  Кубы  в  мирных   условиях,   шесть   лет   ее
государственного и экономического строительства на социалистических началах,
роста хозяйства, военного и культурного, упрочения всех других  благ.  Через
шесть лет положение изменится, и следующему президенту,  который  придет  на
смену Кеннеди, будет очень сложно что-либо  предпринять  в  этой  плоскости.
Вторжение не будет уже безнаказанным. Думаю, что тогда никто  и  не  посмеет
пойти на него. В то время появится совершенно иное соотношение  сил  в  мире
между странами социализма и капитализма".
   Кастро улыбнулся: "Ну, если нам дадут шесть лет, тогда  другое  дело.  Но
я-то думаю, что Кеннеди не  выдержит  и  нарушит  свое  слово".  Я  ответил:
"Конечно, за президента США дать ручательство я не могу и не исключаю, что в
конечном итоге, может быть, я ошибаюсь в оценке и понимании этого  человека,
что