сле, что  нужно  быть
все-таки поосторожнее. Круглову же мы все не доверяли. И  договорились,  что
лучше всего поручить  это  дело  командующему  войсками  Московского  округа
противовоздушной обороны Москаленко. Москаленко взял Берию, поставил  вокруг
своих людей и перевез Берию к себе на командный пункт, в бомбоубежище(6).  Я
видел, что он делает это, как нужно. На этом заседание закончилось.
   Как только оно закончилось, ко мне подошел Булганин:  "Ты  послушай,  что
рассказывает мой начальник охраны". Тот тоже подошел  ко  мне.  Говорит:  "Я
узнал, что только что задержали Берию, и хочу сообщить вам о том, что  Берия
изнасиловал мою падчерицу, школьницу  седьмого  класса.  Год  или  несколько
больше тому назад умерла ее бабушка, а жена  получила  инфаркт  и  слегла  в
больницу. Девочка осталась в доме одна. Однажды вечером она бежала за хлебом
мимо  дома,  где  жил  Берия.  Там  она  встретилась  со  стариком,  который
пристально на нее посмотрел. Она испугалась.  Потом  ее  вызвали  чекисты  и
привели в дом Берии. Берия усадил ее с  собой  ужинать,  предложил  тост  за
Сталина. Она отказывалась, но он настоял, что за Сталина  надо  выпить.  Она
согласилась, выпила, а потом заснула, и он изнасиловал ее". Я ответил  этому
человеку: "Все, что вы рассказали, прокурор учтет при следствии".
   Потом нам дали список, в котором имелись фамилии более чем 100 женщин. Их
приводили к Берии его люди. А прием у него был  для  всех  один:  всех,  кто
попадал к нему в дом  впервые,  он  угощал  обедом  и  предлагал  выпить  за
здоровье Сталина. В вино он подмешивал снотворное. Потом делал с  ними,  что
хотел.  Когда  изолировали  Берию,  он  попросил  авторучку  и  бумагу.   Мы
посоветовались (у некоторых имелись сомнения) и решили дать ему: может быть,
в нем пробудилось какое-то стремление искренне рассказать, что  он  знает  о
том, в чем мы его обвинили. И он начал писать. Сначала - записку  Маленкову:
"Егор, такой-сякой, ты же меня  знаешь,  мы  же  друзья,  зачем  ты  поверил
Хрущеву? Это он тебя подбил", и прочее. Ко мне он тоже обратился с запиской,
в которой писал, что он честный человек. Таким образом он  послал  несколько
записок. Маленков очень волновался, когда читал эти записки.
   Потом стал  говорить,  что  это  они  вместе  с  Берией  предложили  идею
сворачивания строительства социализма в Восточной Германии, и он боится, что
дело, направленное против Берии, обернется и против него. Но мы ему сказали,
что сейчас обсуждается не этот вопрос. Вопрос же о Берии гораздо глубже, чем
о Германии.
   Когда Руденко  стал  допрашивать  Берию,  перед  нами  раскрылся  ужасный
человек, зверь, который не имел ничего святого. У него  не  было  не  только
коммунистического, а и вообще человеческого морального облика. А  уж  о  его
преступлениях и говорить нечего, сколько он загубил честных людей(7)!
   Спустя какое-то время после ареста Берии  встал  вопрос  о  Меркулове(8),
который в то время был министром Госконтроля СССР. Я,  признаюсь,  раньше  с
уважением относился к Меркулову и считал его  партийным  человеком.  Он  был
культурным человеком и вообще нравился мне. Поэтому я сказал товарищам: "Тот
факт, что Меркулов являлся помощником Берии в Грузии, еще не свидетельствует
о том, что он его сообщник. Может быть, все-таки  это  не  так?  Ведь  Берия
занимал очень высокое положение и сам подбирал себе людей,  а  не  наоборот.
Люди верили ему, работали с ним. Поэтому нельзя рассматривать  всех,  кто  у
него работал, как его  соучастников  по  преступлениям.  Вызовем  Меркулова,
поговорим с ним. Возможно, он нам даже поможет лучше разобраться с  Берией".
И мы условились, что я его вызову в ЦК партии. Вызвал я Меркулова,  сообщил,
что нами задержан  Берия,  что  ведется  следствие.  "Вы  много  лет  с  ним
проработали, могли бы помочь ЦК". "Я с удовольствием, -  говорит,  -  сделаю
все, что смогу". И я ему предложил: "Изложите  письменно  все,  что  сочтете
нужным".
   Прошло сколько-то дней, и он написал  большой  текст,  который,  конечно,
остался в архиве. Но эта записка  ничем  нам  не  помогла.  Там  были  общие
впечатления, умозаключения,  вроде  некоего  сочинения.  Меркулов  пописывал
кое-что, включая пьесы, и  привык  к  сочинительству.  Когда  я  послал  его
материал Руденко, тот прямо сказал, что Меркулова  надо  арестовать,  потому
что следствие по делу Берии без  ареста  Меркулова  затруднится  и  окажется
неполным. ЦК  партии  разрешил  арестовать  Меркулова.  К  моему  огорчению,
выяснилось, что зря я ему доверял. Меркулов был  связан  с  Берией  в  таких
преступлениях, что сам сел на скамью подсудимых и  понес  одинаковую  с  ним
ответственность. В своем последнем слове, когда приговор  был  уже  объявлен
судом, Меркулов проклинал тот день и час,  когда  встретился  с  Берией.  Он
говорил, что это Берия довел его до суда.

   Примечания
   (1) Официально первые решения Президиума ЦК  КПСС  после  смерти  Сталина
были санкционированы пленумом ЦК КПСС, который состоялся 14 марта 1953 года.
Тогда же был избран новый состав Секретариата ЦК партии.
   (2)  СТРОКАЧ  Т.  Д.  (1903  -  1963)  -   член   ВКП(б)   с   1927   г.,
генерал-лейтенант с 1944 г., в 1942 - 1945 гг. начальник  Украинского  штаба
партизанского движения, в 1946 - 1956 гг. (с перерывами) министр  внутренних
дел УССР, потом находился на работе в МВД СССР.
   (3) КИРИЧЕНКО А. И. (1908 - 1975) - член ВКП(б) с 1930 г., с 1938  г.  на
партийной работе, в 1953 - 1957 гг. первый секретарь ЦК  КП  Украины,  потом
секретарь ЦК КПСС, с 1960 г. первый секретарь Ростовского  обкома  КПСС,  до
1962 г. находился на административных должностях, член ЦК КПСС в 1952 - 1961
гг. и Президиума ЦК в 1955 - 1960 гг.
   (4) МИХАЙЛОВ М. Е. (Кацеленбоген, 1903 - 1938) - рабочий, член  РКП(б)  с
1919 г.; последний его пост перед тем, как он был  репрессирован,  -  первый
секретарь Воронежского обкома партии.
   Б КРУГЛОВ С. Н. и Серов И. А. в ту пору - генерал-полковники.
   (6) Непосредственно охранял Берию генерал П. Ф. Батицкий (1910 - 1984,  с
1968 г. Маршал Советского Союза).
   (7) Специальное судебное присутствие Верховного суда СССР 23 декабря 1953
г. приговорило Л. П. Берию,  В.  Н.  Меркулова,  В.  Г.  Деканозова,  Б.  З.
Кобулова, С. А. Гоглидзе, П. Я. Мешика и Л.  Е.  Влодзимирского,  работавших
ранее в органах НКВД - МГБ - МВД, к расстрелу.
   (8) МЕРКУЛОВ В. Н. (1895 - 1953) - чекист с 1921  г.,  член  Компартии  с
1925 г., в 1931 - 1937 гг. ответственный партработник в Грузии,  с  1938  г.
1-й зам. наркома внутренних дел СССР, с 1941 г. и в 1943 - 1946  гг.  нарком
госбезопасности СССР, с 1947  г.  начальник  Главного  управления  советским
имуществом за границей, с 1950 г. министр Госконтроля  СССР,  расстрелян  23
декабря 1953 г. как государственный преступник.



   ОТ XIX К XX СЪЕЗДУ КПСС

   После того, как по окончании  XIX  съезда  КПСС  возник  вместо  прежнего
Политбюро ЦК партии новый по названию орган  -  Президиум  ЦК  КПСС,  Сталин
сформировал из его членов широкие комиссии по разным вопросам.  На  практике
оказалось, что эти комиссии неработоспособны, хотя я  считаю,  что  если  бы
имелось надлежащее руководство ими и им были бы даны конкретные  задания,  а
главное - были бы предоставлены этим комиссиям  права,  то  они  сыграли  бы
положительную  роль.  Но  они  не  смогли  сыграть  ее,  потому   что   были
предоставлены самим себе и не существовало никакого плана руководства ими  и
не  формулировались  вопросы,  которые  ставились  бы  перед  ними.  Вопросы
выдумывались на ходу. Одним словом, каждый играл там на своем инструменте  и
вступал в ту  минуту,  в  какую  хотел.  Не  имелось  никакого  дирижерского
руководства.
   И вот умер Сталин. Я очень тяжело переживал  его  смерть.  Если  говорить
искренне, то переживал не потому, что был особо привязан к Сталину,  хотя  в
целом был к нему привязан. Просто он старел, и неизбежная смерть ходила  все
время рядом с ним. Для меня это было пониманием природной безысходности: все
рождается и все умирает, с этим надо считаться. Сталин был в таком возрасте,
когда приходилось с такой мерой подступаться к неизбежности смерти человека.
Меня тогда больше всего беспокоил состав Президиума, который оставался после
смерти Сталина, и особая роль, которую занимал в нем  и  закрепил  за  собою
Берия: она сулила, в  моей  оценке,  огромные  сложности  работы  и  большие
неожиданности, я бы даже сказал,  катастрофические  последствия.  Поэтому  я
оплакивал Сталина как единственную реальную силу сплочения.  Хотя  эта  сила
часто применялась очень сумбурно и не всегда в нужном направлении, но все же
усилия Сталина были направлены на укрепление и развитие дела социализма,  на
укрепление завоеваний Октября. В этом у меня не было сомнений.  Он  допускал
варварские способы действий, но я тогда еще не знал, насколько были в полной
мере его поступки необоснованными с точки зрения людей, которые без  причины
арестовывались и казнились.
   Конечно, у меня закрадывались, как у всякого человека, сомнения: "Как  же
так? Из тех, кто попал под арест или в тюрьму, почти никто не возвращается и
почти никто не был оправдан? В жизни так  не  должно  случаться".  Возникали
сомнения, что все там обосновано, как надо в смысле правовых норм. Но Сталин
- это был Сталин. Авторитет его был громаден, и у меня не появлялось  мысли,
что этот человек в принципе способен сознательно злоупотреблять властью.
   Берия, когда умер Сталин, буквально просиял. Он  переродился,  помолодел,
грубо говоря, повеселел, стоя у трупа Сталина, который и в гроб еще  не  был
положен. Берия считал, что пришла его эра.  Что  нет  теперь  силы,  которая
могла бы сдержать его и с которой он должен считаться. Теперь он мог творить
все, что считал необходимым.
   Маленков? Маленков никогда  не  занимал  собственной  позиции,  не  играл
собственной роли. Он всегда был на побегушках. Сталин довольно  образно  при
беседах в узком кругу говорил о  нем:  "Это  писарь.  Резолюцию  он  напишет
быстро, не всегда сам, но сорганизует людей. Это он сделает быстрее и  лучше
других, а на какие-нибудь самостоятельные мысли и самостоятельную инициативу
он не способен". Да он,  по-моему,  и  не  претендовал  открыто  на  это.  С
Маленковым еще лет за пять до смерти Сталина, в Сочи, куда я как-то  приехал
по вызову Сталина, я однажды резко поговорил, обратив его  внимание  на  то,
что он не занимает своей позиции  и  проявляет  бесхребетность  в  отношении
Берии, а Берия издевается над ним. Тогда Маленков сказал  мне,  что  он  это
знает, но не видит возможности, как поправить дело и избавиться от этого. Он
считал, что ему быть вместе с  Берией  выгодно  для  его  персоны.  Впрочем,
действительно так оно и было. Он  поддерживал  Берию,  а  Берия  поддерживал
Маленкова. Поэтому акции Маленкова и  ценились  высоко,  хотя  Сталин  очень
критически относился к его личным способностям руководителя.
   Булганин? Булганин относился к Берии сдержанно, и когда я с  ним  говорил
по этому вопросу и высказывал  свое  отрицательное  отношение  к  Берии,  он
соглашался со мною.
   Вот с такими мыслями я стоял у тела Сталина. Я уже рассказывал  раньше  о
наших действиях после смерти Сталина и об аресте  Берии  и  не  буду  сейчас
повторяться. А  после  ареста  Берии  и  следствия  по  его  делу  произошло
раскрытие тех тайных пружин, скрытых от нас, которые породили  прежде  столь
большие злоупотребления и вызвали гибель многих честных людей.  На  меня,  в
частности,   сильное   впечатление   произвела   гибель   Кедрова(1),   отца
академика-философа Кедрова(2). Я лично старшего  Кедрова  не  знал.  Он  был
крупным политическим деятелем, одним из  руководителей  советских  войск  на
Севере, который в годы гражданской войны организовывал  там  оборону  против
интервентов. И у меня возникла потребность приподнять занавес и узнать,  как
же все-таки велось следствие, какие имели место аресты, сколько людей  всего
арестовали, какие существовали исходные материалы для ареста и что  показало
потом следствие по  этим  арестам?  Я  поставил  эти  вопросы  на  заседании
Президиума ЦК и предложил обстоятельно  разобраться.  Эти  вопросы  особенно
волновали меня потому, что мы уже  начали  думать  о  проведении  XX  съезда
партии.
   Конечно, не рвались в бой с вскрытием  тайных  пружин  ни  Ворошилов,  ни
Молотов, ни Каганович. Не могу  сейчас  точно  припомнить  позицию  Микояна.
Кажется,  Микоян  не  вел  активной  линии,  но  и  не  сдерживал   процесса
разоблачения несправедливостей. Одним словом,  постепенно  все  согласились,
что необходимо провести расследование дела. Создали комиссию.  Возглавил  ее
Поспелов(3).
   Еще до того я пригласил к себе генерального прокурора СССР Руденко(4)  (а
он как прокурор уже многие такие дела сам поднял и проверил) и спросил  его:
"Товарищ Руденко,  по  открытым  судебным  процессам  30-х  годов  насколько
действительно обоснованы обвинения, которые предъявлялись Бухарину,  Рыкову,
Сырцову, Ломинадзе, Крестинскому(5) и многим другим людям, хорошо  известным
Центральному Комитету, членам Оргбюро и Политбюро? Насколько  все  это  было
обосновано?". Руденко сказал, что с точки зрения  юридических  норм  никаких
данных для осуждения этих людей не существовало. Все основывалось только  на
личных признаниях, а личные признания, добытые путем физических и  моральных
истязаний, не могут служить базой для осуждения людей.
   Тогда передо мной встал вопрос: как это могло произойти? Все знали о роли
Сталина, его личности, его революционности, его  заслугах  перед  страной  и
качествах,  которые  были  отмечены  партией.  Он  имел   полное   основание
претендовать на особую роль, потому что действительно  выделялся  из  своего
круга и умением организовать дело,  и  умом.  Он  действительно  стоял  выше
других. И даже сейчас,  несмотря  на  мою  непримиримость  относительно  его
методов действий и его  злоупотреблений,  я  признаю  это.  Однако  если  бы
сейчас, например, он был еще жив и состоялось бы голосование  по  вопросу  о
его ответственности за содеянное, я  занял  бы  ту  позицию,  что  его  надо
судить. Но следует и отдать ему должное. Этот человек не просто пришел к нам
с мечом  и  завоевал  наши  умы  и  тела.  Нет,  он  проявил  в  жизни  свое
превосходство, умение  руководить  страной,  умение  подчинять  себе  людей,
выдвигать их и прочие качества, необходимые руководителю крупного масштаба.
   Во  всем,  что  касается  личности  Сталина,   встречается   и   хорошее,
правильное, и дикое, не укладывающееся ни в какие рамки. Надо  рассматривать
все стороны этой сложной личности. Я больше говорю здесь о  темных  сторонах
просто потому, что восхвалений было достаточно. Главное  -  сделать  должные
выводы и не допускать, чтобы подобное могло повториться в  будущем.  В  этом
состоит цель моих записок. Любое изучение прошлого должно служить настоящему
и будущему.
   Напрашивается  и  одна  параллель.  Люди  моего  возраста   помнят,   как
постепенно нарастало восхваление Сталина, и все знают, во что оно  вылилось.
Сталин умный! Сталин гениальный! Я уже не говорю о других эпитетах:  и  отец
родной, и прочее. Во всем этом наблюдаем ныне большое созвучие тому,  что  в
Китае говорят и пишут о Мао. Просмотрите фильмы из Китая. Я нередко вижу  их
по телевизору. Все приемы в очень значительной  степени  копируются  Мао  со
Сталина. Закройте глаза и послушайте  только  высказывания  китайцев  о  Мао
Цзэдуне. Если подставить вместо "Мао" "Сталин", то получится  наше  прошлое.
Буквально так же были организованы  у  нас  соответствующие  "спектакли".  Я
считал тогда, что тут налицо слабость Сталина. Но, видимо, дело не только  в
слабости. Видимо, такие люди, как Сталин и Мао Цзэдун, в этих вопросах очень
похожи в принципе друг на друга. Они считают это необходимым, чтобы  держать
на высоте свой авторитет и не только подчинять себе людей, но и держать их в
страхе.
   И все-таки  возникает  вопрос:  почему  это  произошло?  Многие  люди,  с
которыми я встречался, спрашивают: "Как же Сталин, умный человек, мог  такое
делать?". Я не однажды, возвращаясь к этому вопросу, искал ответ для  самого
себя. И у меня сложился единственный ответ, причем думаю, что он правильный.
Чтобы понять корни злоупотреблений, несправедливых казней, тирании  Сталина,
надо вернуться к завещанию Ленина. Ленин, когда он диктовал свое  завещание,
ясно предвидел, к чему  может  привести  партию  Сталин,  если  останется  в
руководстве и будет занимать пост генерального секретаря  ЦК.  Ленин  писал,
что  надо  отстранить  его  от  этой  должности,  хотя  Сталин  и   обладает
качествами, которые требуются  для  руководителя.  Но  он  груб  и  способен
злоупотреблять властью, поэтому  на  таком  посту  его  нельзя  держать.  Он
предложил выдвинуть вместо Сталина человека, который был бы более  доступен,
более  внимателен,  терпимее  относился  бы  к  товарищам  по  партии  и  не
злоупотреблял своим высоким  положением.  Я  считаю,  что  это  была  точная
характеристика. А жизнь полностью подтвердила мысль  Ленина.  ЦК  партии  не
прислушался к ленинским словам, не сделал соответствующих выводов и потерпел
поражение. Но не только Центральный Комитет,  а  вся  партия  была  наказана
Сталиным его  злоупотреблениями,  уничтожением  партийного  и  беспартийного
актива. В этих действиях Сталина наблюдалось и что-то болезненное.
   Так как я уже знал мнение генерального прокурора, что  в  делах  открытых
процессов 30-х годов состава  преступления  нет,  и  я  сказал  об  этом  на
заседании Президиума ЦК,  то  мы  решили  создать  специальную  комиссию,  а
председателем  комиссии  я  предложил  утвердить   секретаря   ЦК   товарища
Поспелова. Я руководствовался тем, что он много  лет  проработал  редактором
газеты
   "Правда" и считался близким человеком к Сталину. Если бы  Сталин  к  нему
относился плохо, он  не  мог  бы  быть  редактором  "Правды".  Поспелов  был
преданнейшим Сталину человеком. Я бы  сказал,  более  чем  рабски  преданный
человек. Когда мы сообщили,  что  Сталин  умер,  больше  всех  волновался  и
буквально  рыдал  Поспелов.  На  него  даже  прикрикнул  Берия:   "Что   ты?
Прекрати!". Одним словом, у нас не было сомнений в его хорошем  отношении  к
Сталину, и  мы  считали,  что  это  внушит  доверие  к  материалам,  которые
подготовит его комиссия.
   Они  провели  расследование,  подняли  документы,  вызвали  и   допросили
множество  людей  (и  арестованных,  и  тех,  которые   вели   следствие   и
арестовывали), просмотрели материалы, на основании которых люди  заключались
в тюрьмы, отправлялись в ссылку, казнились. Комиссия представила документ, в
котором она расписалась под заключением, что мы  столкнулись  с  невероятным
злоупотреблением власти. Сталин сделал то, о чем никто из нас не думал и  не
предполагал.
   Материалы  комиссии  Поспелова  явились  для  многих  из  нас  совершенно
неожиданными. Я  говорю  и  о  себе,  в  какой-то  степени  и  о  Маленкове,
Булганине, Первухине, Сабурове, других. Одновременно считаю, что больше  был
внутренне подготовлен к возможности вскрытия  фактов  такого  рода,  которые
были освещены в записке Поспелова, Микоян. Не могу утверждать, что  он  знал
все! Но он все-таки долгое время был ближе всех  нас  к  Сталину,  и  многие
люди, которые работали рядом с ним, которым он  доверял  и  которых  уважал,
были уничтожены. Зная Анастаса Ивановича, его проницательный ум и его умение
обобщать факты, думаю, что если  он  и  не  знал  всего,  то  догадывался  и
допускал, что имелось мало обоснований к  тем  арестам  и  особенно  казням,
которые были произведены во времена правления Сталина.
   Почему мы создали комиссию Поспелова? Я рассуждал так: мы идем  к  съезду
партии, первому съезду после смерти Сталина. На этом съезде мы должны  взять
на себя обязательства по руководству партией и страной. Для эт