ь спокойно: раз ООН существует, то и
войны не будет. Жизнь показала, что такое суждение было бы ошибочным. Думаю,
что людей, которые бы так понимали роль ООН, вообще нет.  Тем  не  менее  мы
обязаны  признать  полезность  этого  учреждения:  там  сходятся  люди   для
обсуждения назревших вопросов. ООН -  это  лучшее,  что  можно  придумать  в
современных условиях.
   Иное дело, что в качестве места  расположения  аппарата  ООН  избран  был
Нью-Йорк. Это была  ошибка.  А  ошибку  совершили  мы.  В  то  время,  когда
определялось местонахождение ООН, Сталин имел решающий голос. Спор шел между
США и Великобританией, между Рузвельтом и Черчиллем,  а  Сталин  как  третье
лицо выбирал, на чьи весы положить голос Советского Союза,  и  отдал  его  в
пользу  США.  Сталин  хотел  задобрить  Рузвельта.  Так  и  получилось,   но
исторически произошла ошибка, хотя в ней я Сталина не обвиняю. Мы все  тогда
были такого же  мнения.  Ведь  из  буржуазных  стран  США  имели  наибольшие
буржуазно-демократические свободы и не имели колоний. К  тому  же  они  были
удалены от Советского Союза, Западной Европы, Азии и Африки. Поэтому  мы  не
увидели лучшего места для размещения  штаб-квартиры  ООН.  Если  говорить  о
сегодняшнем дне, то всем было бы лучше, если бы ООН располагалась в  Европе.
Но  тогда  оценивалось,  что  Европа  начинена  взрывным   материалом,   тут
развязываются войны. А теперь  США  проводят  жандармскую  политику,  служат
мировым жандармом, и условия работы ООН в Америке - не самые лучшие. Гораздо
полезнее, если бы ООН располагалась в такой  классической  капиталистической
стране, как Англия. Я уж не говорю о Швейцарии.
   Когда мы спорили по германскому вопросу и насчет  Западного  Берлина,  то
обращались с таким предложением: "Давайте перенесем ООН в  Западный  Берлин,
тем самым он приобретет особое международное значение". Но  это  предложение
не нашло понимания у наших партнеров. Не найдет оно понимания и сейчас,  ибо
выбивает почву из-под ног тех, кто хочет  отдать  Заладный  Берлин  ФРГ.  Не
знаю,  наступит  ли  вообще  время,  когда  народы  признают   необходимость
перемещения ООН в другую страну. Сейчас африканские  страны  почти  все  уже
освободились от старого колониализма. А там живут  народы  с  черной  кожей.
Приезжать им в  США,  где  они  не  признаются  за  настоящих  людей  и  где
сохранилась дискриминация,  трудно.  Такое  отношение  человека  к  человеку
вообще недопустимо.  А  когда  подобную  политику  проводит  государство,  в
котором расположена ООН, -  вдвойне!  Это  нетерпимая  ситуация.  Поэтому  я
считал бы необходимым даже сейчас, несмотря на  большие  затраты,  перенести
оттуда штаб-квартиру  ООН.  Считаю,  что  политически  это  оправдалось  бы.
Правда, сегодня это уже не столь острый вопрос. Будет ли он решен в будущем,
трудно сказать. Не хочу гадать, история покажет.
   На этом можно было бы поставить точку, но мне на память пришел  еще  один
эпизод, связанный с нашим путешествием в ООН. Когда мы прибыли  в  Нью-Йорк,
мне доложили о чрезвычайном происшествии на корабле. Оно заключалось в  том,
что один матрос покинул корабль и не вернулся,  а  пошел  в  полицию  США  и
попросил политического убежища. Люди, сообщившие мне  эту  новость,  были  в
страшном волнении. Я их успокоил  и  попросил  не  придавать  делу  большого
значения: "Ну, и что же? Ушел  и  ушел.  Пусть  попробует  капиталистических
хлебов, узнает, почем они в Нью-Йорке и каковы на вкус!". Я, конечно,  знал,
что меня вскоре встретят журналисты, которые всегда неотступно  сопровождали
нас. Надо было подготовиться к ответу. И верно, при первой  же  встрече  мне
задали вопрос: "Господин Хрущев, как вы смотрите на то, что матрос с  вашего
корабля попросил убежища в Соединенных Штатах?". Отвечаю:  "Мне  докладывали
об этом. Сожалею о  происшедшем.  Он  человек  неопытный,  не  имеет  особой
трудовой  квалификации,  и  я  сочувствую  ему.  Очень  тяжело   ему   будет
приспосабливаться к американским условиям жизни, ничего ведь нет у  него  за
душой. Глупо он поступил, необдуманно. Если бы  он  мне  сказал,  что  хочет
остаться, а бы оказал ему какую-то помощь  на  первых  порах".  Весь  накал,
который был у журналистов, сразу исчез. Они ожидали совсем другой реакции  с
моей стороны, полагали, что я буду чернить этого человека,  осуждать  его  и
пр. Ждали чего угодно, но только не  того,  что  услышали.  Так  провалилась
сенсация, и журналисты не смогли заработать на этом деле.
   А вот еще памятный случай. Меня он душевно тронул. Около моей резиденции,
на большой улице, в угловом доме, всегда толпились корреспонденты. Не  знаю,
сколько их там было, но не  меньше  нескольких  десятков.  Некоторые  там  и
ночевали,  не  отходя   от   места.   Фотокорреспонденты   и   кинокамерщики
регистрировали буквально каждый мой  шаг.  В  условиях  Нью-Йорка  нормально
гулять я не мог, это было просто невозможно. И я выходил на балкон  подышать
свежим воздухом, если можно так назвать воздух Нью-Йорка. Но другого у  меня
не было. Делал еще какую-то разминку,  прохаживаясь  по  комнатам.  Любил  с
балкона  наблюдать  городское  движение.  Все-таки   какое-то   разнообразие
впечатлений. Так я получал передышку, совершая это по нескольку раз в  день.
И вот однажды я получил записку от журналиста. Он подписался, но  сейчас  не
помню его фамилии. Там стояло: "Господин Хрущев, вы выходите на балкон,  что
мне как журналисту приятно. Мы можем с вами встретиться, и я  могу  взять  у
вас интервью. Однако хотел бы вас предупредить: вы, видимо, плохо учитываете
особенности Нью-Йорка. Нью-Йорк на все  способен.  Выходить  на  балкон  вам
небезопасно. Здесь может быть организована против вас всякая всячина:  могут
выстрелить из машины  или  из  окон,  расположенных  напротив  ваших.  Одним
словом, я как ваш доброжелатель хотел вас предупредить, чтобы вы  это  учли,
не показывались из дома и тем самым не  подвергали  бы  себя  опасности".  Я
прочел эту записку, как раз когда стоял на балконе. Но, именно получив такую
записку, я продолжал там оставаться. Все обошлось благополучно.  Признаться,
сейчас, когда я вспоминаю об этом эпизоде, меня  трогает  человечность  того
корреспондента.  Не  знаю,  кто  он  по   своим   политическим   убеждениям,
корреспондент какой газеты, но и сейчас тепло вспоминаю об этом человеке.
   На возвращение из Нью-Йорка в Москву у нас не было много  времени.  И  мы
решили отказаться от морского  путешествия  и  вернуться  самолетом  Ту-114.
Выбирая средство транспорта для поездки в Нью-Йорк, мы остановились тогда на
корабле из-за выявленных в самолете дефектов. Мы, конечно, могли бы полететь
на другом самолете до Лондона, а из  Лондона  воспользоваться  международной
трассой. Но нам не хотелось прибегать к  чужим  услугам.  Когда  же  подошло
время возвращаться, мне сообщили, что дефекты  самолета  устранены,  аппарат
выверен, и Андрей Николаевич Туполев не сомневается в его надежности. На нем
мы и улетели домой.

   Примечания
   (1) Ежегодная Генеральная Ассамблея ООН, состоящая  из  всех  ее  членов,
проводящая сессии для общеполитических дискуссий и  дающая  рекомендации  по
затрагиваемым вопросам в виде резолюций. Поездка состоялась с 19 сентября по
13 октября 1960 г.
   (2) ЛУМУМБА П. Э. (1925 - 1961) - премьер-министр Республики Конго (Заир)
в июне - сентябре 1960 г., основатель и лидер партии  Национальное  движение
Конго. Сначала был отстранен от власти, потом убит.
   (3) Независимость Республики Конго была провозглашена 30 июня 1960  г.  А
11 июля 1960 г. ставленник колонизаторов М. Чомбе провозгласил независимость
конголезской провинции Катанга, после  чего  там  развернулась  на  ряд  лет
междоусобная борьба.
   (4) ХАММАРШЕЛЬД Д. Я. (1905 - 1961) - генеральный секретарь ООН с 1953 г.
Погиб при авиационной катастрофе.
   (5) Кузька - вредитель хлебных злаков, пластинчатоусый жук,  чьи  личинки
живут в почве, где дважды зимуют. Показать эту личинку (т. е. кузькину мать)
можно, лишь разрыв  землю.  Отсюда  -  переносные  значения  выражения:  все
разрыть, перетормошить, развалить, а также вскрыть правду.
   (6) ФРАНКО БААМОНДЕ Ф. (1892 - 1975) - генерал, поднявший в 1936 г. мятеж
против Испанской республики, ставший  в  1937  г.  вождем  партии  Испанская
фаланга и в 1939 г. каудильо (главой государства).
   (7) Негритянский квартал Нью-Йорка на острове Манхэттен, чьи обитатели  в
большинстве настроены против официальных властей.
   (8) Король Марокко с 1961 г. Одновременно в 1961 - 1963 и 1965 - 1967 гг.
возглавлял правительство.
   (9) Нигерия стала независимой 1 октября 1960 г., 7 октября была принята в
ООН. Премьер-министром был А. Т. Балева.
   (10) А. БУНАЧУ был министром иностранных дел в 1958 - 1961 гг.
   (11) Декларация о предоставлении  независимости  колониальным  странам  и
народам была принята на XV сессии Генеральной Ассамблеи ООН 14 декабря  1960
г.
   (12) Против не голосовал никто.  9  стран  (США,  Англия,  ЮАР  и  др.  )
воздержались.
   (13) ЛИ Т. Х. (1896 - 1968) - один из лидеров Норвежской рабочей  партии,
был генеральным секретарем ООН в 1946 - 1953 гг.
   (14) У ТАН (1909 - 1974) - исполняющий обязанности генерального секретаря
в 1961 - 1962 и генеральный секретарь ООН в 1962 - 1971 гг.
   (16)15 декабря 1939 г., в связи с началом советско-финляндской войны.



   ДЖОН КЕННЕДИ И БЕРЛИНСКАЯ СТЕНА

   Осенью 1960 года пришло время перевыборов президента в США. Эйзенхауэр  к
тому моменту отработал максимум: два срока. Когда  я  находился  в  США,  он
заметил мне, что вскоре истекает срок его пребывания в Белом доме. Я спросил
его, не считает ли он возможным остаться на третий срок, и  поинтересовался,
имеются ли организации, которые вновь выставили бы его кандидатуру? Были  же
такие прецеденты. "Нет, нет, - отвечал он, - я сыт по горло, больше не  хочу
быть президентом, да и вообще не следует делать это, я хочу  завершить  свою
политическую карьеру". Считаю, что его ответ был искренним. Его авторитет  к
тому времени был в США очень высок, и если бы он захотел,  то  мог  бы  быть
избран в третий раз, как Франклин Рузвельт. Правда, Эйзенхауэр объяснил, что
тогда шла война и народ хотел, чтобы Рузвельт остался на своем посту. Вот он
и согласился выставить свою кандидатуру в третий раз. Теперь же  по  закону,
принятому после этого случая, третий срок президентства не был положен.
   Были выставлены такие кандидатуры на пост президента: протеже Эйзенхауэра
его вице-президент Никсон и от демократической партии Кеннеди  и  Стивенсон.
Началась подготовка к выборам. Эйзенхауэр сам  выступал  в  пользу  Никсона,
поддерживал его кандидатуру, а это очень весомая поддержка.  Для  Советского
Союза все кандидатуры были одинаковы, все они  стояли  на  капиталистических
позициях. Ясно, что любой из них будет  проводить  ту  же  политику,  что  и
Эйзенхауэр. Но имелись  оттенки,  и  существенные.  Эйзенхауэр  и  Никсон  -
кандидаты одной республиканской партии, однако тоже разные люди. Первый  для
нас был более приемлем. А Джон Кеннеди вообще у нас  был  мало  известен.  В
печати, впрочем, отмечалось, что  он  отличался  умом.  Еще  во  время  моей
поездки по США Комитет по иностранным делам сената организовал прием  в  мою
честь. Председателем комитета  был  тогда  Фулбрайт(1).  Он  представил  мне
присутствующих, и когда дошла очередь до Кеннеди, назвал его:  "Вот  сенатор
Джон Кеннеди". Я пожал ему руку и сказал: "О вас идет молва, вам  предрекают
большое будущее... ". Я постарался тогда какие-то слова сказать  каждому,  с
кем меня знакомили. На этом наше знакомство в те дни и  кончилось.  Впрочем,
мы знали, что Кеннеди отличается от других конгрессменов  остротой  реакции,
образованностью и тактом.
   Стивенсон приезжал в Советский Союз, и я с ним  встречался.  Но  особенно
теплые встречи с ним  состоялись  у  меня  на  ферме  у  Гарста...  Гарст  и
Стивенсон в  разное  время  говорили  мне,  что  они  друзья.  На  ферме  мы
сфотографировались, обнявшись втроем, положив руки друг другу  на  плечи,  и
позировали перед фотокорреспондентами. Мистер Стивенсон дружески относился к
Советскому Союзу и считал необходимым улучшать наши отношения.
   Естественно,  его  кандидатура  была  для  нас  наиболее  приемлема,   но
демократическая партия его кандидатуру так и не выставила, ссылаясь  на  то,
что он дважды уже проваливался на выборах и она не хотела рисковать в третий
раз. Мне трудно судить за избирателей США, потому что там очень неустойчивые
избиратели. Трудовой народ, голосуя  за  претендента,  отдает  ему  реальную
власть, но выбирает при этом такого человека, который проводит политику,  не
согласующуюся с интересами  тех  же  трудящихся.  Судя  с  наших,  классовых
позиций,  президент  США  проводит  политику   крупного   монополистического
капитала.  Видимо,  Стивенсон  тоже  проводил  бы  такую  политику.  Все  же
демократы решили, что лучше сделать ставку на Джона Кеннеди. Это был молодой
человек, к тому же миллионер. Стивенсон, кажется, не был богат.
   Разгорелась борьба между кандидатами. Американцы хорошо умеют делать это.
Борьба между республиканцами и демократами шла как бы по  коренным  вопросам
жизни,  но  капиталистические  круги,  выставляя  кандидата,   знают,   что,
независимо от избрания того или другого  кандидата,  основы  капитализма  не
будут  потрясены.  Когда  от  республиканцев  был  выдвинут  Никсон,  а   от
демократов - Кеннеди, мы  больше  надеялись  на  улучшение  отношений  между
нашими странами, если в Белый дом придет именно последний. На Никсона мы  не
рассчитывали. Его агрессивность по отношению к СССР, антикоммунизм,  который
он проповедовал, и его былые связи с мракобесом  сенатором  Маккарти  ничего
хорошего не предвещали. Это был выдвиженец реакционеров. Когда я был  гостем
Эйзенхауэра, меня сопровождал в поездке Лодж, с  которым  у  меня  сложились
хорошие отношения. Перед выборной кампанией Лодж приехал в Москву, по-моему,
как турист. Он не был  приглашен  советским  правительством,  а  прибыл  как
вольный казак. Я принял Лоджа по его просьбе,  мы  встретились,  как  старые
знакомые, я высказал ему много приятных слов, потому что он делал ранее  для
меня все возможное, чтобы я чувствовал  себя  в  США  получше,  и  мы  потом
разговорились. Он доказывал мне, что  если  будет  выбран  Никсон,  то  наши
отношения не изменятся: Никсон - не такой, каким он себя иной раз  подает  в
речах на предвыборных собраниях. "Вы, господин Хрущев, не обращайте внимания
на содержание предвыборных речей. Когда он  придет  в  Белый  дом,  сложится
другая ситуация. Я уверен, что он тоже будет стоять  за  сохранение  и  даже
улучшение отношений между СССР и США".
   Лодж был заинтересован в том, чтобы мы в печати не делали выпадов  против
Никсона, так как именно Лодж выставлял свою кандидатуру  в  вице-президенты.
Так что эта пара вдвоем готовилась прийти в Белый дом.  Думаю,  что  Лодж  и
приехал в Советский Союз по рекомендации Никсона и Эйзенхауэра. Они  хотели,
чтобы он поговорил со мной, так как у  нас  сложились  добрые  отношения,  и
чтобы наша печать вообще не хвалила бы их кандидатов:  "Нам  не  нужно  ваше
выступление в чью-то пользу, это пойдет, наоборот, во вред. Просьба  держать
строгий нейтралитет. Не вмешивайтесь в наши внутренние дела во время выборов
президента". А мы так и собирались поступать. Это вообще разумная линия.  Но
все-таки внутренне мы больше ориентировались на кандидатуру Джона Кеннеди.
   На завершающем этапе выборов, непосредственно перед голосованием,  к  нам
официально обратились власти США с просьбой отпустить домой  Пауэрса  и  тех
летчиков, которые были пленены  со  сбитого  нами  самолета  над  Баренцевым
морем. Пауэре был уже осужден. На суде присутствовали  его  родственники.  С
ним юридически все было точно оформлено. В отношении же двух или трех других
летчиков имелась  какая-то  недоговоренность,  Вашингтон  просил,  чтобы  мы
амнистировали Пауэрса, а тех летчиков просто выдали бы правительству США. Мы
и сами стояли на таких позициях, не считая нужным держать их  в  тюрьме.  Но
время их  возвращения  имело  определенное  политическое  значение.  Получив
обращение из Вашингтона, я высказал свои соображения, с которыми согласились
все члены Политбюро: "Сейчас нам делать это не нужно, потому что кандидаты в
президенты спекулируют на этом и в печати раздаются голоса, что вот такой-то
кандидат сможет лучше обеспечить хорошие отношения между  США  и  СССР  (они
говорили: "персонально с Хрущевым").  Буржуазная  печать  всегда  выставляет
конкретное лицо, а не общественное положение того или другого лица,  которое
оно занимает в своем государстве.  Если  мы  сейчас  отпустим  пленных,  это
пойдет на пользу Никсону. Даже малейший перевес в его сторону нам невыгоден.
Давайте не делать такого шага, потому что я  не  ожидаю,  что,  если  Никсон
станет президентом, наши отношения улучшатся"(2).
   Мы не сделали этого и правильно поступили, потому что большинство голосов
получил Кеннеди(3). Перевес в его пользу был малым, так что любое  колебание
сработало бы в пользу Никсона и, безусловно, он получил бы желаемые  голоса.
И я сказал: "Как только новый президент определится, мы вернем их  людей,  а
пока будем надеяться, что  победит  Кеннеди".  Так  и  получилось.  Позднее,
встречаясь с Кеннеди в Женеве, мы с ним беседовали, порой шутили. В  общении
он был приятным и  разумным  человеком.  Тут  я  ему  и  рассказал:  "Мистер
Кеннеди, вы знаете,  что  мы  голосовали  за  вас?"  Он  посмотрел  на  меня
вопросительно: "Каким образом? Как  это  понимать?".  И  я  поведал  ему  об
обращении Вашингтона  к  Москве  перед  окончанием  избирательной  кампании,
назвал точное число и сказал, что если бы  мы  вернули  Пауэрса  и  полярных
летчиков, то это было бы засчитано в актив Никсона. Он посмеялся и  ответил,
успокоившись: "Ваш вывод правилен. Я согласен, что в тот момент  даже  малый
перевес мог стать решающим. Поэтому я признаю, что  вы  тоже  участвовали  в
выборах и голосовали в мою пользу".  Эта  шутка  отражала  действительность.
Должен сказать, что я не пожалел о занятой  нами  позиции.  После  того  как
Кеннеди стал президентом, надежд на улучшение наших отношений прибавилось.
   Общественное мнение США в пользу улучшения наших  отношений  звучало  все
громче и громче. Такие голоса раздавались и в демократических, и  в  деловых
кругах. Кеннеди лучше, чем Эйзенхауэр, понимал  необходимость  и  разумность
таких шагов, и не только по деловым соображениям, а главным образом  потому,
что холодная война, которая в то время велась, могла привести к горячей.  Он
этого  не  хотел.  Не  хотел  этого,  конечно,  и  Эйзенхауэр,  который  мне
неоднократно говорил, что боится мировой войны. Кеннеди не говорил мне,  что
боится новой мировой войны, но понимал, что она  не  окажется  прогулкой,  а
будет кровопролитной  и  обязательно  коснется  территории  США.  В  прежних
мировых войнах,  в  которых  они  участвовали,  их  солдаты  действовали  на
европейской и азиатской территориях, поэтому экономический потенциал  страны
не только не разрушался, а, наоборот, возрастал  и  росло  ее  могущество  в
целом. Монополисты зарабатывали на тех войнах, но в будущей войне они  могут
многое потерять, потому что война эта будет ракетно-ядерной. Все это Кеннеди
отлично понимал. Он умел анализировать события и  не  боялся  называть  вещи
своими именами.  Поэтому  он  и  начал  свою  международную  деятельность  с
установления более тесных контактов с СССР. Он  тоже  хотел  договориться  о
разоружении, с тем чтобы прекратить дальнейший рост напряженности и получить
уверенность в  том,  что  никакая  случайность  не  сможет  вызвать  военные
столкновения.
   Кеннеди сообщил нам, что хотел  бы  встретиться  с  главой  правительства
Советского Союза. Мы тоже стояли на близкой позиции. Когда он пришел в Белый
дом, мы хотели уст