у  забраться  в  кабинет
Айр-Незима.
     Он сказал, что хочет предложить Айр-Незиму кое-какие бумаги  в  обмен
на письмо, и, что если Айр-Незим письмо отдаст, то  Шаваш  должен  украсть
бумаги. А если Айр-Незим письма не отдаст, то он, Нан, упадет в обморок, и
вряд ли Айр-Незим устоит от искушения утащить эти бумаги. В  таком  случае
Шавашу надо проследить, куда и как консул эти бумаги положит, и сто против
одного, что в этом месте будет лежать и лазоревое письмо.
     Как и Шаваш, Нан считал обыски занятием утомительным и  небезопасным.
Он полагал, что, вместо того, чтобы пытать  человека,  или  ставить  вверх
дном уютную комнату, доискиваясь, куда хозяин  комнаты  дел  те  или  иные
бумаги, гораздо  проще  -  дать  хозяину  какую-нибудь  ценную  бумагу,  и
проследить, куда он ее положит.
     Теперь Шаваш был в  недоумении.  С  одной  стороны,  Айр-Незим  отдал
какой-то документ. С другой стороны, Нан упал в обморок,  и  притом  самым
натуральным образом. И теперь было совершенно непонятно:  надо  ли  красть
бумаги? Надо ли красть синий конверт? И вообще, упал Нан в обморок или  не
упал?
     И потом, Шавашу не понравилось, как себя повел Нан, очнувшись. Шаваш,
конечно, не знал всех ихних дворцов и ходов, но, по его мнению,  Айр-Незим
говорил Нану то самое, что однажды говорил  продавцу  масла  Свиной  Глаз,
когда продавец застал его с ключом от его, продавца, дома в  руках.  "Ведь
тот же ход, что ведет из дворца в квартал, ведет из  квартала  во  дворец!
Айр-Незима, можно  сказать,  застукали  с  ключом  в  руках,  а  Айр-Незим
уверяет, что ключ оказался у него по недоразумению!" Шаваша на враки  было
не взять, в воровских шайках и не такое в уши заливали. Но ведь Нан был, в
конце концов, чиновник, правда, очень умный чиновник - а все  же  чиновник
знает только чернильницу и бумагу.
     Не прошло и четверти стражи, как Шаваш, отлично запомнивший положение
пальцев Айр-Незима, вертевшего цифры замка, открыл сейф.  В  сейфе  стояло
несколько черепаховых шкатулок, а поверх всего  лежала  толстая  книга,  в
которую торговец записывал дебет и кредит.  Шаваш  открыл  одну  шкатулку,
вторую, третью, облизнулся и подумал: "Глупый человек Айр-Незим, - сказано
же: "Не клади все яйца в одну корзину, и даже в один сейф".


     В небесном  городе  имелось  четыре  вида  глашатаев  для  объявления
указов:   местные   указы   провозглашал   чиновник   в   сером   кафтане;
указы-постановления провозглашал чиновник в парадном кафтане "единорог", а
подписанные рукой государя законы провозглашал чиновник, ехавший по городу
на муле, с золотыми подковами и  золотой  уздечкой.  Законов  в  последнее
время стало много, и кое у кого рябило в глазах от обилия законов, а кое у
кого - от золота на уздечке. И вот как-то  люди  Серого  Бычка  и  Радани,
сговорившись, окружили чиновника плотным кольцом, и,  крича  "Ура",  стали
бросать  его  в  воздух.  Стража  не  посмела   препятствовать   народному
волеизъявлению, и оказалось, что под видом этого самого волеизъявления две
шайки разбойников ободрали с мула золотые подковы и уздечку, и смылись.
     Отчет о случившемся, попав на стол  советника  Нарая,  привел  его  в
необычайно скверное состояние духа. Старик был мнителен и  даже  суеверен;
обладал наклонностью в  каждом  происшествии  видеть  символ;  и  вот  эта
заурядная уголовщина представилась ему обличительным  знаком  против  всех
верховных воров империи,  которые  -  как  то  показал  доклад  проклятого
торговца Айр-Незима, - используют справедливые указы Нарая для того, чтобы
под видом восторга урвать себе золотую уздечку.
     Старик не спал всю ночь, и у него заболело сердце. Кутаясь в  красный
халат с кистями, он сошел вниз, в кабинет, и стал глядеть на редкие звезды
вверху. Душа его вот уже давно была неспокойна. Он не стремился ни к чему,
кроме как установлению разумного правления: о  злом  или  добром  в  своих
поступках он не рассуждал: смешно было бы отрицать, что истинная доброта -
не  в  том,  чтобы  не  творить  зла,  а  в  том,  чтобы  наименьшим  злом
предотвращаться наибольшее. Но вот что смущало Нарая, - он был  влюблен  в
разум и порядок, и он не мог не видеть,  что  для  установления  разумного
правления  он  обращался  к  самым  неразумным  страстям   государя;   для
установления режима, при котором не будет ни зависти, ни злобы, он поощрял
зависть толпы, - в идеальном правителе нужно  воспитывать  бесстрастие,  а
что он воспитывал  в  государе?  Этим  способом  нетрудно  было  устранить
врагов, но как этим способом добиться той цели, которой он задался?
     Скрипнула дверь - на пороге кабинета показался Нан. Нарай поглядел на
него с подозрением:
     - Где вы были, Нан? Почему я слышу о смерти этой  женщины  из  вторых
рук?
     - У Айр-Незима. Он благодарил меня по своему  обыкновению,  -  и  Нан
выложил перед советником Нараем розовую банковскую книжицу.
     Нарай пересчитал страницы книжки:
     - Это очень большая благодарность. За что?
     - Убитый Иммани, приходился мужем его племяннице, и Айр-Незиму  очень
не хотелось, чтобы об этом узнали вы или Андарз.
     - Он и вправду сбежал с женой Андарза, а потом убил женщину?
     - Именно так, - поклонился Нан.
     Нарай встал и принялся расхаживать по кабинету из стороны в сторону.
     - Это никуда не годится, - решительно произнес он, -  когда  государь
услышит, что у Андарза убили жену, он расплачется от сочувствия!
     Нан промолчал.
     Нарай  вручил  Нану  лист  с  голубым  обрезом,  употребляющийся  для
докладов императору, и произнес:
     - Полагаю, что дело обстояло так: Андарз проговорился  жене  о  своих
изменнических планах; женщина побежала из дворца,  чтобы  все  рассказать;
Андарз, сообразив, что он наделал, послал Иммани убить  женщину,  а  потом
послал второго человека убить Иммани, - этот-то второй  сбросил  Иммани  с
башни и ранил вас. Что вы и напишете в докладе.
     - Этого не было в действительности, господин Нарай, - сказал Нан.
     - Действительность  -  это  частный  случай,  -  возразил  всемогущий
советник.
     Нан принял лист и отправился сочинять доклад.


     Между тем  Айр-Незим  был,  конечно,  раздосадован  поведением  Нана.
Конечно, что такое Нан? Пятый ранг, и пуповина у него еще не просохла. Это
только Нарай или Андарз могут бросаться  обвинениями  величиной  с  Желтое
Море, а Нан - слишком маленький чиновник, чтобы  ему  кто-то  поверил  без
документа. Если он придет с рассказом о ночном происшествии к Андарзу,  то
Андарз решит, что Нан  -  просто  шпион  Нарая,  который  хочет  поссорить
Андарза с Айр-Незимом, а если он придет с рассказом о ночном  происшествии
к Нараю, то Нарай, услышав о пропавших документах, прямо покажет ему пойти
и повеситься.
     И все-таки ему было чрезвычайно неприятно, что Нан откуда-то узнал  о
плане дворца, и если бы какой-нибудь завалящий бог  пришиб  Нана  молнией,
или, скажем, бараньей лопаткой, какую-нет нет-да и выбрасывают  с  верхних
этажей вместе с помоями ленивые хозяйки, - Айр-Незим  с  радостью  дал  бы
богу бараньей лопатки на содержание его храма. Но  у  Айр-Незима  не  было
знакомых богов, а те, которые были, были весьма ненадежны и то и дело  его
подводили.
     Поэтому банкир решил обратиться к другому ведомству. Едва благодетель
и прародитель смертных, круглое солнце,  выкатилось  из  серого  утреннего
тумана, Айр-Незим поспешил на пристань полюбоваться ящиками и товарами,  и
по дороге поманил к себе разносчика пирожков,  в  веревочных  туфлях  и  с
коромыслом через плечо: на одном конце коромысла  было  блюдо  с  рисовыми
пирожками, а на другом - с мясными.
     Улица, в серый утренний час, была пустынна: из-за беленых стен  садов
поднимался запах свежевыпеченных лепешек, смешанный с ароматом  росовяника
и ночного табака, да вдалеке беззлобно переругивались кухарка с хозяйкой.
     Айр-Незим выбрал мясной пирожок и протянул пирожнику плату: бумажку в
три тысячи.
     - У меня нет сдачи, - сказал хмуро продавец.
     - Знаешь нового судью десятой управы? - спросил банкир.
     - Я не знаю, а  пятки  мои  с  ним  знакомы,  -  со  вздохом  сообщил
продавец, которого неделю назад по  приказу  Нана  били  двадцать  раз  по
пяткам за совершеннейшие пустяки.
     - Сегодня в полдень - сказал  Айр-Незим,  -  молодой  судья  будет  в
часовне Исии-ратуфы, что у северного канала.  Ваше  дело  -  сделать  так,
чтобы он оттуда не вышел.
     - А с чего это молодой судья пойдет в такое скверное место?
     - Вы передадите ему, - сказал  Айр-Незим,  что  один  лесной  человек
хочет переговорить в  часовне  судьей  относительно  письма,  которое  тот
разыскивает. Так и передадите: "Относительно письма".
     Продавец повертел бумажки, данные ему Айр-Незимом, и сказал:
     - Этот пирожок вам дешевле, чем за пять тысяч, никто не продаст.
     На лице Айр-Незима выразилось возмущение:
     - За такого маленького человека такие большие деньги!
     Они немного поторговались, и сошлись на том, что пирожок,  заказанный
Айр-Незимом, стоит шесть тысяч.
     "Вот ведь какое дело! - думал Айр-Незим через десять минут,  наблюдая
за разгрузкой баржи-губошлепа и рассеянно выслушивая причитания капитана -
через три дня этого человека будет убить легче,  чем  проглотить  яйцо,  а
его, как назло, надо убить именно сегодня!"
     К полудню следующего дня множество  чиновников  было  осведомлено  об
убийстве  жены  Андарза,  но  мало  кто  поспешил  лично   выразить   свое
соболезнование. Большинство ограничилось подарками, а иные и  подарков  не
прислали. Зато народ собрался под стенами дворца благожелательной  толпой,
- множество  людей  в  столице  не  любило  Нарая  за  ущерб,  причиненный
имуществу или пяткам,  но  эти  люди  были  совершенно  неорганизованы,  и
принуждены молчать под напором маленького,  но  агрессивного  меньшинства.
Кроме того, послезавтра был день Пяти Гусениц.  В  этот  день  Андарз,  по
обыкновению,  выдавал  каждому  кварталу  и  цеху  определенную  сумму  на
угощение, и устраивал особую еду для всех,  кто  приходил  к  его  дворцу.
Теперь толпа тревожилась, - будет  угощение  или  нет;  прошел  слух,  что
отпуском денег на угощение заведовал как раз убитый  любовник  женщины,  и
что люди советника Нарая опечатали все его бумаги; рассказывали также, что
Андарз от горя превратился в белого журавля и улетел в Голубые Горы.  Люди
заволновались за судьбу Андарза и угощения.  Им  казалось,  что  неопытный
журавль пропадет в диких горах. Больше всего их возмущало, что ни один  из
высших чиновников не решился нанести Андарзу визит соболезнования.
     Поэтому, когда к полудню они увидели осуйского консула  Айр-Незима  и
варварского короля Аннара, которые, в сопровождении  слуг  пробирались  на
конях между густой толпы, запрудившей площадь, они радостно  закричали,  а
когда Аннар и  Айр-Незим  принялись  кидать  в  толпу  деньги,  прямо-таки
запрыгали от восторга.
     Обоих  гостей  почтительно  провели  в  библиотеку.  Андарз  сидел  в
глубоком кресле, укутанный до подбородка каким-то покрывалом с васильковой
опушкой и золотыми кисточками по нижнему краю. Стены были затянуты мягкими
гобеленами, и Андарз рассеянно смотрел на один из них, - на гобелене  были
вышиты  маленькие  домики  столицы,  и  над  ними,  подпоясанный  каналом,
возвышались  сверкающие  стены   государева   дворца:   серебряные   гуси,
охраняющие дворец, били на стене крыльями, и два маленьких бога  в  вышине
разворачивали над дворцом свиток.
     - Сколько народу, - сказал Айр-Незим, - сколько народу!  Удивительная
вещь - внимание народа. Оно преображает человека, как  философский  камень
преображает металлы. Талант, если его  знают  тысячи,  становится  гением;
предприниматель,  если  ему  доверяют  тысячи,   становится   миллионером,
чиновник, если его обожают тысячи, может поменять местами небо и землю.
     - Не беспокойтесь, - сказал Андарз, - эти люди волнуются не за  меня,
а за праздничное угощение.
     - Огромная толпа, - покачал головой Айр-Незим. - Как бы в этой  толпе
после угощения не вспыхнул бунт!
     - У меня нет денег на угощение, - коротко сказал Андарз,  -  государь
передал  мои  чахарские  земли  Мнадесу,  а  рудники  в  Лахаре   переданы
наместнику Иниссы. Так что если бунт и будет, то не в мою пользу.
     - Я могу ссудить вас деньгами на этакий праздник, - сказал Айр-Незим.
     - Вы вряд ли допроситесь своих денег назад у моей отрезанной  головы.
И мне нечего продавать, кроме своего государства.
     - Этот товар меня устроит, - сказал Айр-Незим.
     Тут  Андарз  слегка  приподнял  брови  и  стал  разглядывать   своего
собеседника.
     - Дорогой консул, - ласково  сказал  Андарз,  -  вы  забыли,  где  вы
находитесь. Здесь вам не город  Осуя,  где  ратуша  стоит  прямо  посереди
городской площади, для удобства народа, который имеет привычку  выкидывать
каждые четыре месяца магистратов из  окошек.  Поднять  бунт  в  столице  -
нетрудно, добиться чего-нибудь с его помощью -  невозможно.  Когда  ворота
дворца закрыты, даже таракан не пролезет внутрь.
     И в доказательство справедливости своих слов Андарз указал на гобелен
с изображением дворца и богов, разворачивающих над дворцом свиток.
     - И наружу! - вскричал Айр-Незим, -  и  наружу!  Вы  не  можете  себе
представить, господин Андарз, - как жутко мне  было  на  этой  злосчастной
аудиенции: пока я не выскочил из ворот, я только и думал: "Сейчас нагонят!
Сейчас арестуют!" И я очень хорошо себе  представил,  какая  это  страшная
западня - дворец! Ведь мы, торговцы, не отличаемся храбростью. Ох, я  даже
собирался от испуга утопиться в ближайшем фонтане.
     И Рай Адан растопырил рукава и замахал ими  так,  что  король  Аннар,
глядевший на него с недоумением, не мог удержаться от смеха.
     - Но ведь необязательно ходить  во  дворец  через  ворота,  -  сказал
король Аннар. - Я слыхал, что  во  дворец  ведут  подземные  ходы,  и  что
господин Андарз заведовал их строительством.
     - Ходы давно занесло песком, - дернул губой Андарз, - уж в этом-то я,
как начальник стройки, ручаюсь. Да и не помню я о них ни черта.
     - Вы не помните,  -  сказал  Айр-Незим,  -  зато  ваш  эконом  помнит
отлично.
     - Мой эконом вчера уехал в Иниссу.
     - Думаю, - сладко  сожмурился  Айр-Незим,  -  что  он  уехал  гораздо
дальше. И на прощанье оставил мне вот это, - и с этими  словами  Айр-Незим
помахал перед растерявшимся Андарзом планом подземных ходов.
     Андарз, догадывавшийся уже некоторое время,  к  чему  идет  разговор,
стал белее яичной скорлупы.
     - Что вы хотите? - пробормотал он.
     - Господин Андарз! - развел руками Айр-Незим, - ведь бунт  все  равно
вспыхнет!  Обязательно  вспыхнет,  причем  народ,  со   свойственной   ему
легкомыслием, будет, с одной стороны, бунтовать против Нарая, а с другой -
громить нашу слободу. И вот я подумал: эти народные бунты, все  равно  что
печка в чистом поле, - сгорает много,  а  толку  никакого.  Почему  бы  не
построить вокруг печки стены?  Почему  бы,  пока  народ  бьет  горшки,  не
забраться во дворец и не объяснить государю, что следует прислушиваться  к
голосу народа!
     На  красивом  лице  императорского  наставника   появилось   странное
выражение.
     - Государя не тронем, - продолжал Айр-Незим, - Аннар женится  на  его
дочке. Я составил список сторонников Нарая, подлежащих устранению,  можете
внести в него добавления. Как только народ узнает, что Нарай убит, он  тут
же расправится с его приспешниками. Каждому воину  выдадите  из  казны  по
тысяче золотых, а Осуе возместите убытки в сумме пяти миллиардов.
     - Одного миллиарда, - сказал Андарз.
     - Да как вы смеете торговаться, - возмутился Айр-Незим. - Мы  спасаем
вашу голову, а вы проявляете  неблагодарность!  Мы  бы  и  без  вас  могли
проникнуть во дворец!
     - А на следующий день, - сказала  Андарз,  -  после  государственного
переворота, произведенного варварами и осуйскими купцами,  вся  страна  бы
восстала против вас! Может быть, три сотни  варваров  и  могут  перерезать
дворцовую стражу, но только мое имя привлечет на вашу сторону и  население
столицы, и одобрение высоких чиновников.
     Осуец надулся. Он знал, что  он  непопулярен  в  столице.  Такова  уж
судьба торговца! Вот, допустим, чиновник посылает чиновнику подарок,  -  и
оба они чувствуют взаимную дружбу.  А  вот,  допустим,  торговец  посылает
чиновнику деньги, - разве чиновник чувствует дружбу? Он чувствует: "Да эта
бесчестная сволочь дает мне взятку! Как бы слупить с него еще?"
     - Как вы уверены! - сказал Андарз, - как вы уверены, что я соглашусь!
Что я не явлюсь к императору, не покончу с собой  наконец!  Что  вы  тогда
будете делать?
     - Господин Андарз, - мягко сказал осуец, - я действительно  уверен  в
вас. Скоро вас арестуют. У  вашего  дворца  очень  большая  толпа,  но  вы
знаете, что в  ней  все  меньше  простых  нищих  и  все  больше  воровских
соглядатаев, которые караулят миг вашего ареста, чтобы быть здесь  первыми
после стражников? Вы знаете, что главы городских шаек уже  спорят  о  том,
как поддерживать порядок во время грабежа? А если вас арестуют, -  мне  бы
хватило двух горстей золота, чтобы освободить вас, и я бы диктовал  совсем
другие условия освобожденному нами из тюрьмы Андарзу!
     - Дайте мне подумать, - сказал Андарз.
     - Э, нет, - возразил король Аннар, - надобно решать сейчас! Когда вам
отрубят голову, решать будет поздно!
     Андарз опустил голову.
     - Поверьте мне, - вкрадчиво  продолжал  посланник,  -  мы  осторожные
люди! Если бы у Осуи был какой-нибудь другой выход, разве мы бы  пошли  на
такое? Но у нас нет никакого выхода,  и  если  мы  не  начнем  действовать
завтра, то послезавтра вас - арестуют, короля, благодаря  интригам  Нарая,
перевыберут на Росомаху, а город Осуя, того и гляди, потеряет свободу!
     - Да помилуйте, - вдруг заорал Андарз, что вы  так  носитесь  с  этой
свободой, как с яйцом? Чего эта свобода значит?
     - Свобода очень много значит, - обиделся посланник, - свобода значит,
что я плачу налоги только в  городскую  казну,  а  при  несвободе  я  буду
платить еще и в казну империи.
     Андарз опустил голову. Он понимал, что его загнали, как ежа в кувшин.
Притворно согласиться, и рассказать все государю? Невозможно, - в нынешнем
своем состоянии государь  не  поверит,  что  это  не  Андарз  был  главным
зачинщиком:  откуда  тогда  взялся  план  подземных  ходов?  От  Андарзова
управителя? А кто, кроме Андарза, мог велеть ему составить план?
     План Айр-Незима безумен не был: и более удивительные вещи происходили
с империей. Но что будет дальше? Дальше осуйские купцы  будут  хозяйничать
по всей стране, варвары, от  Чахара  до  Ламассы,  будут  жиреть  данью  и
кровью,  а  он,  Андарз  -  он  будет  стоять   во   главе   декоративного
правительства, единственным правом которого  будет  рубить  столько  голов
неугодных  Андарзу  чиновников,  сколько  ему  захочется.  Андарз  никогда
особенно не думал о благе  государства:  это  Нан  незаметно  заразил  его
дурной привычкой. Что бы посоветовал Нан?
     Андарз заглянул в лежащий перед  ним  список  чиновников,  подлежащих
устранению: на последней странице было поспешно приписано имя Нана.
     - Чем это вам так насолил молодой судья? - справился Андарз.
     - Нана надо убить!  -  заявил  Айр-Незим,  -  это  соглядатай  Нарая,
любитель держать ноги в обеих стременах. Если хочешь остаться  в  живых  в
смутные времена, надо убивать по одному подозрению!
     "Он хочет устранить всех,  кто  способен  управлять  империей,  а  не
только ее продавать, - вдруг подумал Андарз, - а меня он хочет оставить, я
его устраиваю".
     - Хорошо, - сказал Андарз, - я согласен.
     Через полчаса, под восторженные  крики  толпы,  из  дома  Андарза  на
палевой лошади выехал секретарь Теннак. Он подъехал  к  красному  лаковому
столбу для объявлений, и прямо