ачила  вас
моим наставником, чтобы сделать меня неспособным к управлению  страной!  В
детстве я спрашивал вас о "Книге наставлений", а вы  засмеялись,  что  это
книга, где предлагают рубить много голов и читать много доносов!  Я  лишаю
вас звания наставника,  господин  Андарз!  Верните  мне  ваше  кольцо,  вы
недостойны его носить.
     Андарз посмотрел на свои длинные, тонкие пальцы: на  третьем  из  них
сидело  кольцо  императорского  наставника:  редчайший,  оранжевого  цвета
сапфир, оправленный в золото.
     Андарз  подергал  за  кольцо,  потом  поискал  глазами  и  подошел  к
маленькому столику, на котором справа лежала государственная  печать,  для
утверждения бумаг, которым суждено было стать указами, а слева - бронзовый
нож для разрезания бумаг, которым это было не суждено.
     - Что вы хотите, - закричал государь.
     - Не могу снять кольцо, Ваша Вечность. За двенадцать лет оно вросло в
кожу.
     - Прекратите, - пискнул Варназд.
     Андарз оперся левой рукой о столик, а правой взял бронзовый нож  и  с
силой вонзил его в палец над кольцом: что-то  хрустнуло,  брызнула  кровь,
заливая бумаги. Андарз, сжав зубы, сорвал кольцо с  искалеченного  пальца,
положил его на стол и вышел. Государь завизжал. На столе, прямо на указе о
прекращении торговли с Осуей, в луже красной  крови  плавало  оранжевое  в
золоте кольцо.


     В то самое  время,  когда  господин  Андарз  повздорил  с  государем,
привратник на Диевой фабрике, по имени Дана Косолапка, сидел на камне  под
именным столбом перед воротами.  Вдруг  с  противоположной  стороны  улицы
показался прохожий. Это был коренастый человек в штанах цвета гусьего пуха
и чесучовой куртке, с рукавами, оборванными  до  такой  степени,  что  они
напоминали комки прелой листвы. Из-под повязки на лбу человека,  там,  где
обычно ставят клеймо за воровство, выглядывала  розовая  язва.  За  спиной
незнакомец нес небольшой, обитый жестью сундук.
     - Эй, - сказал незнакомец, - господин  хороший,  где  мне  тут  найти
местечко переночевать?
     Ухнул и спустил свой сундук на землю, явно намереваясь переночевать в
усадьбе.
     - Иди-ка ты прочь, - сказал Дана Косолапка, -  наш  хозяин  не  велит
пускать на двор посторонних без рекомендации.
     - А не подойдет ли тебе рекомендация  за  подписью  самого  господина
Чареники, государева казначея? -  говорит  незнакомец  и  протягивает  ему
розовую.
     Дана Косолапка запихнул деньги в рукав и подумал: "Этот  человек  сам
напрашивается на беду! Сдается мне, что его сундук набит всяким добром,  и
что неплохо будет, если его  сундук  не  только  переночует  здесь,  но  и
останется навсегда, - а хозяина, если вздумает протестовать,  можно  будет
зарыть у ручья под ивой.".
     И вот Дана Косолапка кивает незнакомцу и несет его сундук в сторожку,
скрытно, так чтобы этого никто не видел,  а  потом  незнакомец  с  розовой
язвой на лбу ведет его в кабачок напротив.
     Едва сторож и незнакомец, над  которым  замышлялось  такое  нехорошее
дело, ушли в кабачок, крышка сундука приоткрылась,  и  из  нее  высунулась
лапка Шаваша, а вслед за тем вылез и  он  сам.  Шаваш  почесал  себе  бок,
ушибленный, когда сундук сбросили на пол, вздохнул,  раздвинул  деревянные
рамы окна и выскользнул наружу.
     Было  уже  темно.  Дул  пронзительный  холодный  ветер,   и   облака,
уцепившиеся за черное небо, напоминали  остатки  каши  на  донышке  котла.
Шаваш стоял во внутреннем  дворике  небольшой  усадьбы:  посереди  дворика
потерянно чирикал фонтан, слева, на втором этаже, светился мягким  розовым
светом кабинет эконома Дии.  Шаваш  скользнул  к  кустику  красноглазки  и
заметил, что  расцветшие  было  бутоны  загнили  от  холода.  Шаваш  вдруг
почувствовал, что замерзает: кто же мог знать,  что  погода  так  внезапно
переменится! Шаваш облизал посиневшие губки и стал осторожно взбираться по
резному именному столбу, вкопанному в землю рядом с кабинетом. Миг - и  он
уже у самого кабинета. Еще миг, - и Шаваш, зацепив крючок,  перебрался  на
карниз и спрятался под  широкими,  закрывавшими  стену  плетьми  ипомеи  и
красноглазки. Шаваш  осторожно  раздвинул  нитки  в  промасленной  оконной
ткани, заглянул внутрь и стал смотреть.
     Эконом Дия сидел за толстым дубовым столом, спиной к Шавашу и  что-то
писал. Перед экономом стояла большая миска с синими  и  белыми  пирожными.
Время от времени эконом запускал в миску руку,  совал  пирожное  в  рот  и
продолжал жевать и писать. В кабинете имелась бронзовая курильница,  а  на
обитом сукном алтаре, - дюжина раскрашенных серебряных богов.
     Время шло. Шаваш, скрючившись, смотрел  в  дырочку.  Одной  рукой  он
цеплялся за карниз, а другую держал  у  рта,  дыша  на  пальцы.  На  улице
пробили Середину ночи. Шаваш опять поменял руки. Он замерзал, как  лягушка
во льду. Запах пирожных на  столе  у  эконома  проникал,  казалось,  через
оконную бумагу и сводил его с ума.
     Шаваш ждал. Эконом писал. Ручной дрозд, вылеченный  экономом,  прыгал
по столу за освещенным окном.
     Вдруг, немного после полуночи, в ворота усадьбы застучали. В  кабинет
эконома влетела ополоумевшая хозяйка:
     - Стража, - квохтала она, - стража! Люди советника Нарая!
     - Вон, - закричал эконом.
     Хозяйка брызнула вниз, во дворик. Эконом заметался,  сгреб  со  стола
бумаги, и поскорее сунул их в потайное место в полу, где он хранил  деньги
и ценные документы. Встряхнулся, помолился и бросился вниз.
     Когда эконом Дия подбежал к воротам, вокруг уже толпились  рабочие  и
прислуга. Эконом заглянул в смотровую щель: за воротами  крутились  десять
всадников. Старший среди них был в белом кафтане и зеленой шапке,  имевшей
форму цветочного горшка.
     - Эй, - завопил человек в белом кафтане, - открывайте ворота!
     - Лупоглазый дурак, - заорал эконом, - ты хоть знаешь,  куда  лезешь?
Эта усадьба отдана в пользование государеву наставнику Андарзу!
     К этому времени под воротами столпилось множество  работников.  Среди
них слышались смешки и разговоры.
     - Попалась крыса, - довольно громко говорили работники.
     Кто-то посмелее закричал:
     - Эй, служивые! Когда будете грабить, и нам немного оставьте!
     У эконома ото всех этих разговоров душа протекла на  землю.  Он  даже
пожалел, что обращался с людьми, как с тараканами, и подумал:  "Завтра  же
заведу новую графу: расходы на народное благоволение!"
     А за стеной орали:
     - Ты чего оказываешь неповиновение власти?
     - С чего это я буду открывать ворота, - возмутился эконом.  -  Может,
вы и на стражники вовсе, а разбойники! Я вас впущу, а вы кинетесь грабить!
     - Эй, - заорали за стеной, - как вы  смеете  оказывать  неповиновение
властям! Эй,  вы,  слуги!  Если  не  откроете  ворота,  завтра  пойдете  в
каменоломни за укрывательство воров!
     Работники заволновались  и  начали  понемногу  оттеснять  эконома  от
ворот.  Было  видно,  что  многие  среди  них  готовы  открыть  ворота   и
разбойникам, а уж быть арестованными за  сопротивление  властям  не  хотел
никто.
     - Да какие у вас основания, - жалобно завопил эконом.
     - Отдайте преступника, не то обыщем все помещение!
     - Какого преступника, - спросил, холодея, эконом.
     - Преступника по кличке Две-морковки, из шайки Свиного Уха: на лбу  у
него язва, скрывающая клеймо, и этот человек вчера ограбил дом  почтенного
Иданы. Свидетели рассказали, что он вошел с украденным сундуком в ваш дом,
а потом его видели в кабачке с вашим сторожем!
     Эконом всплеснул руками и оглянулся: но сторожа Даны Косолапки  нигде
не было видно.
     - Разыскать сторожа, - отдал приказание эконом.
     И что же? Прошло меньше времени,  чем  надо,  чтобы  наполнить  ведро
водой из родника, - трое слуг выволокли  из  домика  бедного  Косолапку  и
какого-то чужака с розовой язвой на лбу. За ними  двое  стражников  тащили
сундук. Косолапка и незнакомец были пьяны выше глаз.
     У эконома отлегло от сердца.
     - Отворить ворота! - распорядился он.
     Ворота  отворили,  и  ночные  стражники  въехали  во   двор.   Пьяных
преступников немедленно посадили в повозку для  арестованных,  и  туда  же
водрузили сундук. Всадники, спрыгнув с  лошадей,  отгоняли  разочарованную
толпу.
     Эконом отвел командира в белом кафтане в сторону, вложил ему  в  руку
приятно звякнувший мешочек и прошептал:
     -  Этот  Дана  Косолапка  действовал  без  моего  ведома.  Можно   ли
надеяться, что я не буду упомянут в вашем рапорте.
     Командир пощупал мешочек  и  кивнул,  -  ворота  закрылись  вновь,  и
страшные всадники растаяли в ночи.


     Через час в воровском погребке делили добычу. Открыли сундук и вынули
из него: двух золотых павлинов, давеча распускавших  хвосты  на  хвалебной
полке перед богами, - и  богов  тоже  вытащили,  числом  двенадцать  штук,
серебряных, крашеных в двенадцать цветов, вытащили пачки розовых и зеленых
денег, и небольшой ларец, полный маленьких золотых ишевиков,  и  несколько
глазастых камней: опалов и аквамаринов. Свиной Зуб только ухмылялся, когда
его спрашивали, как эти вещи попали в сундук, и одни  решили,  что  Свиной
Зуб, напоив сторожа, сумел отвести ему глаза и ограбить кабинет, а  другие
решили, что тут дело не обошлось без колдовства. По общему решению Свиному
Зубу выделили половину.
     А Свиной Зуб запустил в руку пригоршню опалов, и  у  него  обломилась
душа: "Экое богатство, - подумал он, - жаль будет делиться этим богатством
с мальчишкой!" Испугался таким мыслям, и сообразил: "Это, наверное,  камни
заколдованные, дурные мысли внушают". Он поскорее высыпал  камни  обратно,
но мысли не прошли.
     Когда все перепились, Свиной  Зуб  вынес  сундук  в  комнату,  открыл
второе дно, достал оттуда мальчишку и спросил:
     - Маленький негодяй! Сколько ты хочешь за это дело?
     - Все, что произошло, - отвечал умненький Шаваш, - началось благодаря
твоей храбрости и завершилось благодаря  твоей  удаче!  Дай  мне,  сколько
сочтешь нужным: мне бы лишь выкупиться от хозяина, да купить сережки Тасе.
     - Что ж! -  сказал  Свиной  Зуб,  -  ты  обокрал  хозяина,  отказался
вступать в мою шайку. Я боюсь, что  боги  прогневаются  на  меня,  если  я
позволю тебе выкупиться из рабства на деньги, украденные от  хозяина.  Вот
тебе серебряная четверть, - иди купи на нее гуся.
     Шаваш принял мертвой рукой монетку и пошел вон.
     - Эй, - сказал старый вор, - погоди! - и зацепил Шаваша.
     - Что-то ты слишком легко уходишь! Уж  не  украл  ли  ты  чего-нибудь
отдельно.
     Свиной Зуб заставил мальчишку раздеться, содрал с него  и  рубашку  и
рваные штаны. Никакого золота, однако, не нашел, только увидел за  воротом
бумажный сверток, перевязанный красной нитью. Он развязал  его  и  увидел,
что это скрученные  в  трубочку  страницы  плотной  бумаги,  разукрашенные
квадратиками, кругами и полукружиями, и что над некоторыми из них  имеются
надписи, которые Свиной Зуб не мог прочесть, так как был неграмотен.
     Свиной Зуб никогда не видел подобной штуки. Он обалдел и спросил:
     - Это что такое?
     - Это, - сказал Шаваш, - амулет, который мне дал один  из  андарзовых
варваров.
     Свиной Зуб скрутил удивительные страницы трубочкой и сказал:
     - Заберу-ка я этот амулет себе! Сдается мне, что в нем сидит  большая
удача, и что это благодаря ему ты  придумал  этот  план  и  сумел  украсть
столько добра.
     - Не думаю я, - сказал Шаваш, - что  это  большая  удача,  -  украсть
добра на много тысяч, а получить серебряный грош.
     - И то правда! - испугался Свиной Зуб и  отдал  амулет  мальчишке.  А
тот, захныкав, ушел из воровской корчмы в ночную тьму.


     На рассвете, когда луна, бледная, как  лицо  утопленника,  выцвела  в
небе, когда чиновники на шпилях управ  известили  богов  о  начале  дня  и
стражники  в  желтых  куртках  открыли  ворота  между  кварталами,  Шаваш,
замерзший и бледный, появился перед засыпанными  снегом  дверями  веселого
дома. Тася всплеснула руками, увидев его:
     - Великий Вей! Я же говорила тебе: Андарз тебя сомнет,  как  циновку!
Что с тобой?
     - Ничего, - сказал Шаваш, - вот тебе,  Тася,  серебряный  грош.  Поди
купи себе юбку, а нам - гуся.
     Тася ушла, а Шаваш сел к  окну,  снял  с  амулета  красную  ленточку,
расправил и стал читать. Что в тайнике не было бумаги лазоревого цвета,  -
в этом Шаваш убедился еще на месте ограбления, но когда он увидел, как Дия
мечется с этой бумагой, он подумал,  что  документ,  который  так  прячут,
вполне стоит украсть.
     Читать было трудно. На окне стоял кувшин, с нарисованной рожей,  рожа
все время вытягивалась и чмокала губами, - до  чего  гнусная  рожа!  Шаваш
глядел в прыгающие буквы  и  стучал  зубами,  его  знобило,  черные  знаки
разлетались с листа вспугнутыми грачами и складывались  в  надписи  "малый
приемный зал", "зала пятидесяти полей", "покои  отдыхающих  уток",  -  тут
Шаваш сообразил, что документ наверняка заколдован:
     - Да это же план императорского дворца! - вдруг ахнул мальчишка, -  и
едва он это сказал, как план осветился ярким светом, взмахнул  крыльями  и
рванулся навстречу Шавашу, - мальчишка вскрикнул и упал,  и  листы  белыми
гусями разлетелись по комнате.


     Весь этот день осуйский консул Айр-Незим пребывал необычайно мрачным.
Без толку сновал он по лавке размещавшейся в длинном, развернутом к  улице
здании, придирался к приказчикам  и  слугам,  нервничал  за  конторкой,  и
сердце его болезненно сжалось, когда входная дверь лавки  стукнула,  и  на
пороге в кольце весеннего мокрого совета показался молодой судья, господин
Нан.
     Гость и хозяин поднялись наверх,  и  немедленно  вслед  за  гостем  в
гостиную проследовал пузатый чайник с наилучшим инисским чаем, по четверть
за фунтик, и засверкало прозрачное вино в белоснежных чашечках,  и  заняли
свое почетное место посереди стола пирог-хохотушка и  пирог-ракушечник,  а
также уважаемый Айр-Незимом пирог-дроздовик, с груздями и курьей печенкой,
с сахарной корочкой и  красивым  дроздом  посередине,  -  Айр-Незим  любил
кушать сытно и весело.
     Заговорили о достоинствах пирогов  и  цене  на  дрозда  и  пулярку  -
суждения господина Нана были самые проницательные.
     - Да, кстати, - сказал чиновник, откушав чашечку, -  как  вы  знаете,
позавчера в моем округе убили одного пустого  чиновника  по  имени  Ахсай.
Имущество убитого досталось мне в руки, и,  представьте  себе,  оказалось,
что этот Ахсай - автор совершенно великолепного романа!
     Сердце Айр-Незима замерло, и чудесный дрозд перестал радовать взор  и
небо.
     - Этот роман, - пояснил Нан, - написан в форме дневника, и описывает,
от первого лица, жизнь некоего чиновника. Начинается все с того, что герой
романа служит морским чиновником в Лакке. Он рассказывает, как  по  взятке
одного осуйского купца, Айр-Незима, - как видите, один  из  героев  романа
носит то же имя, что и вы, - он сжег казенный  корабль,  груженый  шелком,
чтобы уменьшит конкуренцию Айр-Незиму. Бедный купец не знал, что чиновник,
перед пожаром, разгрузил корабль и тайно продал  груз  другому  конкуренту
Айр-Незима!
     - Ах, подлец, - изумился консул.
     - Эта и  еще  несколько  проделок  выплыли  наружу,  и  ему  пришлось
претерпеть тюрьму и лишения за свою благожелательность осуйской  торговле.
Осуйцы выручили  его  из  тюрьму,  и  Айр-Незим  даже  дал  взятку  одному
императорскому наставнику. Благодаря этой взятке герой  получил  должность
пустого  чиновника.  Отныне  от  торговал  с  Осуей.  Не  брезговал  он  и
пиратством. Обладая мандатом чиновника империи, он  заплывал  в  покинутые
провинции и говорил доверчивым крестьянам, что имеет приказ отвезти  их  в
Страну Великого Света. Дальше он сажал их на корабли и отвозил на сахарные
плантации  осуйцев:  более  двух  тысяч  подданных   империи   продал   он
Айр-Незиму. Да что с вами? - сказал Нан.
     - Экий подлец, - сказал Айр-Незим.
     - О да, - сказал Нан, - но это не все. Полгода  этот  купец,  который
носит такое же  имя,  как  и  вы  -  Айр-Незим,  решили  отправить  своего
племянника в первое далекое плавание. Он отплыл  в  страну  Белых  Гор  на
корабле Ахсая, с грузом шелка купленного в доме императорского наставника.
Корабль принадлежал Ахсаю. И вот этот Ахсай - продал весь товар от себя, а
заодно продал и племянника. Надежней  было  б  пленника  убить,  но  Ахсай
пожалел истреблять товар, который можно было  продать.  Вернувшись  назад,
Ахсай рассказал,  что  корабль,  товар  и  люди  погибли,  и  еще  получил
страховку за корабль. И вдруг, он встречает этого племянника, кашляющего и
без уха, на пристани в Небесном Городе, - а  через  две  недели  племянник
умирает! И наш герой начинает страшно  беспокоиться,  что  его  страсть  к
стяжанию привела его к порогу жизни, и  он  заканчивает  дневник  словами:
"Мне все время кажется, что за мной следят по поручению Айр-Незима. Это не
такой человек,  который  прощает  смерть  близких.  У  него  есть  большая
бухгалтерская книга, в которую он записывает имена должников и  обидчиков,
и против имен тех, кто уже убит, написано "уплачено"."
     - Так-таки этими словами и заканчивается дневник? -  упавшим  голосом
спросил Айр-Незим.
     - Этими словами и заканчивается, - с иронией подтвердил чиновник.
     - Так вот, - продолжал Нан,  -  я  в  великом  затруднении.  С  одной
стороны, я обязан передать эту рукопись советнику Нараю. Но советник Нарай
совершенно не умеет ценить литературы. Если я передам  ему  эту  рукопись,
он, пожалуй, решит, что перед ним не роман,  а  дневник,  тем  более,  что
сочинитель выводит  в  качестве  действующих  лиц  исключительно  реальных
людей!
     Он воспользуется случаем  обвинить  осуйцев  в  преступлениях  против
империи, а самого Айр-Незима  -  в  убийстве  Ахсая!  Причем  Нараю  будет
совершенно неважно, убил Айр-Незим Ахсая или нет - важно,  что  его  можно
обвинить в этом убийстве!
     С другой стороны, - продолжал Нан,  -  если  все  это  не  более  как
литературное произведение, я вовсе не обязан показывать его Нараю.
     -  Гм,  -  сказал  Айр-Незим,  -  я  думаю,  что   это   литературное
произведение.  Этот  купец  не  следил  за  Ахсаем  и  не  убивал  его,  и
бухгалтерской этой книги на свете нет. Совершенно воспаленное воображение.
     Нан молча глядел на траурную красную шапку Айр-Незима.
     - Значит, литературное произведение, - спросил чиновник, и  в  глазах
его засверкали веселые чертики. - Так что же мне с ним делать? Предложить,
что ли, издателю?
     - Гм, - сказал Айр-Незим, -  у  одного  моего  друга  есть  маленькая
печатня для благочестивых календарей и скверных картинок. Я бы очень хотел
купить у вас эту рукопись за пятьсот ишевиков.
     Молодой чиновник только улыбнулся.
     - За тысячу, - сказал Айр-Незим.
     Молодой чиновник улыбнулся еще невинней.
     - За две тысячи, - сказал Айр-Незим, - черт побери, за две тысячи мне
бы ее продал сам автор!
     Нан едва заметно покачал головой:
     - Мне бы не хотелось оказаться на листах той бухгалтерской  книги,  о
которой упоминал покойник, господин консул. И, как  справедливо  замечено,
большие деньги ведут к большой погибели. Мне не нужны деньги.
     -  Чего  же  вам  нужно?  -  изумился  Айр-Незим,  который  из  своих
предыдущих встреч с Наном вынес твердое убеждение, что Нану  нужны  именно
деньги, и обязательно большие деньги, и чем больше - тем лучше.
     - Имена людей, которые следили за Ахсаем.
     - Никто, - сказал Айр-Незим, - за Ахсаем не следил.  У  страха  глаза
велики.
     - Имена людей, которые следили за Ахсаем и  знали,  что  он  будет  в
"Красной Тыкве".
     - Господин Нан, - сказал Айр-Незим, - это бескорыстие ввергнет вас  в
еще большие беды.
     Нан выразительно молчал.
     - Я не собираюсь делать никаких порочащих меня признаний.
     - Хорошо, - сказал Нан. - Господин Нарай сейчас докладывает государю.
Я увижусь с ним через три ча