ресохших колодцах, в кладках печей, в самых  бедных  домах,  и
почти во всех: золото, золото, золото.
     Конечно, не одно золото. Были  там  вазы,  драгоценные  камни,  мечи,
полуистлевшие ткани. Вещи продолжали жить: на рукоятках мечей пели райские
птицы, на клинках тявкали собачки,  кувшины  дремали,  стоя  на  маленьких
лапах, сложив ручки на животе.  И  главное  -  Ванвейлен  нашел  несколько
морских карт, вырезанных на черепаховых пластинках  и  на  нефрите.  Карты
указывали рельеф берега, направления течений и ветров, и кружки городов на
том берегу.
     А через несколько дней Бредшо набрел на  еще  одну  карту.  Эта  была
очень красивая карта. Ее никто не прятал в сундук,  и  она  была  выложена
плоскими камешками на внутренней стене какого-то храма. Центр карты был не
на полюсе и не на  экваторе,  а  немного  к  югу  от  середины  восточного
материка, и в центре этом  была  выложена  ониксом  черепаха.  Восемь  ног
черепахи переходили в восемь главных меридианов. Карта  была  выполнена  в
ортогональной проекции, искажения нарастали по мере удаления от центра,  и
заморский берег был мало на себя похож.
     Город  был,  однако,  покинут  не  совсем:  не  то  снова   приезжали
переселенцы, не то наведывались пираты. Длинный шпиль у храма на городской
площади был починен недавно, и на стапелях в доке сидел  новый  корабль  с
одинокой мачтой и пустыми уключинами для  весел.  Киль  его,  восемнадцати
метров длиной, был вытесан из одного куска дерева, и с  обоих  его  концов
удивленно посматривали на землян два резных длинношеих дракона.
     Ванвейлен осмотрел корабль и сказал:
     - Вот на этот корабль мы погрузим вон то золото, и доплывем на нем до
материка.
     Накануне отплытия,  когда  круглый  корабль  качался  в  бухточке,  к
Ванвейлену, скорчившемуся у костра,  подошел  Бредшо.  Ванвейлен,  сев  на
корточки, выгребал из углей завернутую в пальмовые листья дикую курицу,  -
рецепт, подсмотренный у местного населения.
     - Неужели  вы  действительно  думаете  дотащить  все  это  золото  до
"Ориона"?
     - Да.
     - Глупо. А знаете ли вы, во сколько раз грамм золота  дешевле  грамма
рения?
     - Жаль, что горожане забыли спрятать свой рений в тайники.
     - Глупо. Нас убьют за это золото.
     - Нас убьют и без него. А вы что, боитесь, что мы потонем в море?
     - Просто я не люблю деньги.
     - Мистер Бредшо, если человек говорит, что он не  любит  деньги,  это
значит, что деньги его не любят.
     Бредшо пожал плечами, и они некоторое время в  молчании  ели  курицу.
Курица была божественная. Аромат ее возносился над опустевшим  городом,  и
местные голодные боги свесились с облаков на запах и жадно глотали слюнки.
     - Кстати, -  полюбопытствовал  Бредшо,  -  откуда  на  вашем  корабле
бортовые лазеры? И почему вы не стали стрелять в пиратов?
     - Вас побоялся, - сказал Ванвейлен, - думаю, сидит невинный геофизик,
испугается, донесет.
     - Да, - сказал Бредшо, - испугался помидор помидора.
     Помолчал и прибавил:
     - Странная все-таки история приключилась с кораблем. Как вы  думаете,
что нас ждет на том берегу? Мне так ужасно интересно, куда мы попадем?
     Ванвейлен ничего не думал о том, что  его  ждет  на  том  берегу.  Он
привык думать только о  тех  вещах,  про  которые  можно  надумать  что-то
толковое, и тут он думал до конца. О вещах, о которых думать бесполезно, а
можно только гадать, он никогда не думал.
     - Да, - сказал Ванвейлен, - очень интересно.
     - А?
     -  Очень  интересно,  куда  мы  попадем.  Вдруг  у  них  там   сейчас
гражданская война, и они распотрошили нашу ракету, - и лупят  сейчас  друг
друга вашим... геофизическим оборудованием.
     На следующий день корабль со  звериной  мордой  отплывал  из  пустого
города. Неудачно развернутый травяной парус хлопнул и  сбил  Ванвейлена  с
ног, и бывший капитан "Ориона" долго воевал с  новым  своим  двигателем  и
ругался, что всякая катастрофа - великий шанс для примитивных устройств.
     Окончив свое занятие, он подошел к поварам: бортпрограммист Хатчинсон
готовил обед, а Бредшо стоял рядом и, вместо того,  чтобы  чистить  батат,
чесал языком.
     - О чем спор? - осведомился Ванвейлен.
     - Да вот,  Клайд,  -  сказал  Бредшо,  -  мы  спорим  о  политическом
устройстве земель за материком. Согласитесь, что от их уровня  развития  и
образа правления во многом зависит, сумеем ли мы добраться до корабля. Вот
Хатчинсон полагает, что  мы  столкнемся  с  целым  рядом  таких  же  э-э..
городских республик, как этом покинутый город. А мне кажется, что горожане
вовсе не были самостоятельным государством. Они были частью какой-то очень
дисциплинированной империи, которая приказала им  переселиться  отсюда,  -
вот они и переселились. И согласитесь, что если на том берегу нас  ожидает
централизованное государство со шпионами и доносчиками, то про корабль наш
давно донесли по начальству и прибрали к рукам,  и  договориться  с  таким
правительством будет нелегко.
     - Я на стороне правительства, - сказал  Ванвейлен.  -  Им  на  голову
сваливается три тонны плазменных гранат,  ракетометы  и  прочее,  а  потом
являются хозяева всего этого барахла и заявляют, что  они  мирные  люди  и
поклонники свободы. Кстати, для кого вы везли мой груз?
     Бредшо надулся.
     - Не скажу.
     - Подумаешь, теорема Ферма, - фыркнул Ванвейлен. - Если  учесть,  что
на Эрконе всего две воюющие стороны, и если учесть,  что  наши  доблестные
спецслужбы вряд ли будут поставлять  оружие  этому  уголовнику-президенту,
то, стало быть, оружие предназначалось будущим демократам.
     Бредшо молчал. Хранитель государственных тайн.
     - Так вот, учтите - сказал Ванвейлен. - Я, конечно, не знаю, что  там
на том берегу, рабовладение или еще какое хитрое слово, но я полагаю,  что
по сравнению с режимом на том берегу даже президент Эркона может  получить
медаль за прогресс и демократию. И если вы там тоже  попытаетесь  нести  в
массы огонь свободы, то я вас  придушу  раньше,  чем  это  сделают  массы.
Никакой самодеятельности, ясно? Наше дело - дотащить это золото до корабля
и улететь. Мы - торговцы. Торговцы  не  спасают  прекрасных  принцесс,  не
убивают драконов и не вступаются за права угнетаемого населения. Понятно?
     Бредшо сказал, что ему понятно.


     Прошла неделя. Люди из горной деревни спустились на праздник в Город.
В городе они увидели, что нелюди, прилетевшие с неба, уехали  по  морю  на
погребальном корабле, который строят раз в четыре года и пускают  по  воде
со всеми отходами жизни. Староста  сказал,  что  вряд  ли  такой  поступок
принесет нелюдям удачу, если только они не большие колдуны.  А  колдовство
этих людей было слабее деревенского. Ведь они прилетели с неба  в  большой
тыкве, а деревенские колдуны летали на небо безо всяких тыкв, и  это  было
гораздо сложнее.
     А люди очистили Большой Дом и площадку перед ним,  после  чего  Белый
Батат устроил на площадке обещанный праздник.  Пришли  со  всех  деревень.
Раскрасили тела, сообразуясь с фресками и надели на ноги лучшие  браслеты,
сообразуясь  с  браслетами,  которые  надевали  боги  на  их  предков,  но
несколько хуже, потому что браслеты предков были  из  железа,  а  браслеты
нынешние - из перьев и лака. Пришлось немало потрудиться, чтобы съесть  за
неделю всех свиней и овощи, потому что Белый Батат запасал и менял все для
праздника один год и еще один год и еще  четверть  года.  В  конце  прошел
слух, что Белый Батат  что-то  оставил  себе:  люди  пришли  с  камнями  и
пристыдили его, что в следующий раз не будут на него работать. Он  выменял
откуда-то свиней и раздал еще.
     У Большого Короба был родственник, Малый Короб. Вместе им причиталась
целая свинья. Большой Короб был человеком  уважаемым,  и  ему  причиталась
почти вся свинья, а Малому Коробу - только левая  задняя  нога.  У  Малого
Короба явилась хорошая мысль, и на празднике он спросил:
     - А нельзя ли нам получить свинью живой?
     Белому Батату было, конечно, все равно, и он обещал им свинью  живой.
А вскоре Малый Короб пошел к Большому Коробу и сказал:
     - Я, пожалуй, передумал. Отрублю-ка я лучше свою ногу и съем.
     Большой Короб  испугался,  потому  что  трехногая  свинья  никуда  не
годилась, и стал его  уговаривать.  Наконец  тот  уступил,  выпросив  себе
вторую заднюю ногу.
     Через неделю Малый Короб опять пришел к Большому и сказал:
     - Я, пожалуй, передумал: съем-ка я эти задние ноги.
     Большой Короб испугался и посулил Малому Коробу третью ногу. "Ну, так
и быть", - сказал тот и ушел.
     А через неделю он вернулся снова и сказал:
     - Гляжу я на нашу свинью, и так мне хочется съесть свою долю.
     Тут Большой Короб плюнул и сказал:
     - И зачем я с тобой связался! Забирай свинью целиком и уходи. Отчего,
однако, если ты такой хитрый, ты не можешь нажить свиньи сам?
     После этого Большой Короб взял мотыгу и пошел копать ямс  на  огороде
Дикого Кота, чтобы Дикий Кот  прополол  кукурузу  на  огороде  Рябушки,  а
Рябушка за это подарил Большому Коробу поросеночка от своей свиньи.
     Если бы Большой Короб умел считать, он бы посчитал, что у него  почти
сто полей, огородов и деревьев. Однако  Свои  поля,  как  известно,  имеют
затем, что это очень почетно, и затем,  чтобы  знать,  на  чьем  Чужом  ты
работаешь.
     А Малый Короб через три дня свинью зарезал и съел.
     И больше мы не будем упоминать об этом  острове,  пусть  их  живут  и
наживают добро, а станем рассказывать о том, что происходило на  восточном
берегу, на материке.



                                    2

     В эту пору в Горном Варнарайне, в усадьбе Золотой Улей жил человек по
имени Шодом Опоссум. Он был один из самых рассудительных людей в округе, и
многие обращались к нему за советом и поддержкой. Этой весной пришла  пора
выдавать замуж его младшую дочь. Шодом решил добыть побольше  мехов  перед
приходом храмовых торговцев, снарядил три больших лодки и  поехал  грабить
деревню Лисий-Нос, принадлежавшую Коротконосому Махуду, его давнему врагу.
Все вышло как нельзя лучше, а еще Шодом навестил храм матери зверей, стены
сжег, а украшения и прочее взял себе.
     На обратном пути Шодом остановился в усадьбе Птичий  Лог,  и  хозяйка
сказала ему, что рыбаки, ездившие к Темному острову за черепахами,  видели
там на мели разбитый корабль, точь-в-точь как корабли предков на скалах.
     - Кто там был, люди или покойники, неизвестно, - сказала  хозяйка,  -
но их было не больше семи и держались они смирно.
     Дружинник Шодома, Арнут Песчанка, сказал ему:
     - Если это покойники, какой смысл с  ними  драться?  Все  равно  наше
золото, если его взять силой, обернется углем и грязью.
     - Можешь остаться, - говорит Шодом Опоссум.
     - Я не останусь, - говорит Арнут  Песчанка,  -  однако  я  вижу,  что
поездка эта добра не принесет.
     Через некоторое время Шодом вышел по малой нужде и  оставил  в  сенях
секиру. Возвращается - а с секиры капает кровь. Шодом стал ее вытирать,  а
железо течет, течет, словно женщина в месячные. Тогда Шодом пихнул  секиру
под лавку, чтобы никто не заметил, и вернулся на свое место.
     Хозяйка, однако, увидела, что он стал рассеян, усмехнулась и сказала:
     - Вряд ли тебе, Шодом Опоссум, этот корабль по зубам, потому что  три
дня назад здесь проехал Марбод Кукушонок. А теперь он  стоит  у  Песчаного
Вала, и ходят слухи, что он решил с этим кораблем не связываться.
     Тогда Шодом Опоссум сказал:
     - Марбод Кукушонок своей храбростью торгует за деньги, вот она у него
и кончилась.
     И наутро выехал к Темному острову.
     А женщина проводила его и вернулась во двор. Слышит - собаки  подняли
страшный лай. Вот она входит во двор, и видит, что это лают не ее  собаки,
а посреди двора бьются пернатый Вей и рыцарь Алом, и собаки лают и  визжат
с пластины на панцире Алома, и еще клекочет кречет с лезвия секиры. Но тут
Вей взмахнул плащом из птичьих перьев, в точности таким, какие  рисуют  на
людях Великого Света на скалах, - перья посыпались с плаща, превратились в
голубые мечи и оранжевые цепы, бросились  на  собак  и  стали  их  мять  и
трепать, так что кишки  разлетелись  от  угла  до  угла.  Рыцарь  взмахнул
рогатым копьем и затрубил в рог: наваждение сгинуло, голубые мечи полетели
на  землю  простыми  листьями  с  золотыми  кистями,  собаки  стали  рвать
бумагу...
     Тут, однако, Пернатый Вей взмахнул рукой, кинул в  землю  семена:  из
земли - копья в виде колосьев, новые воины.
     Женщина убежала к себе бочком, в ужасе,  села  прясть:  глядь,  а  на
прялку вместо кудели накручены собачьи кишки...
     Она рассказала все служанке, и та говорит:
     - Не к добру это. Потому что,  несомненно,  тот  морской  корабль  из
Страны Великого Света, и люди с него - из рода Пернатого Вея.
     А женщина подумала и добавила:
     - Сдается мне, однако, что не про Шодома Опоссума это  видение,  хоть
он и уважаемый человек, а в Варнарайне скоро настанут страшные времена...


     А с Марбодом Кукушонком было следующее. Услышав про  корабль,  он  не
подал  виду,  а  велел  плыть  к  соседнему  островку,  где  была  рыбачья
деревушка. Жители попрятались, но Кукушонок не велел ничего трогать.
     Ночь была с двойной луной, по воде плавали льдинки.
     Вечером Марбод подвязал штаны и куртку, надел на  пальцы  рук  и  ног
кожаные перепонки, чтобы лучше плавать, взял с собой в мешке лук, стрелы и
меч. За два часа переплыл пролив, а еще  до  рассвета  перешел  на  другую
сторону Темного острова, где видели корабль.
     Корабль был, действительно, точь-в-точь как корабль предков,  и  весь
светился белым светом. Когда рассвело, стало видно, что он лежит на  мели,
и мачта у него сломана. Люди на корабле совсем не береглись:  двое  прошли
мимо кустов, где сидел Марбод, взявшись за руки, так что тот  мог  бы  без
труда изловить обоих.
     К вечеру на берег  выбежал  медведь.  Один  из  людей  махнул  рукой:
налетел вихрь, задрожали листья на деревьях, в воздухе замелькали  голубые
мечи и оранжевые цепы: медведь упал и умер.
     Марбод решил, что увидел достаточно, убрался и стал ждать.


     Когда Шодом Опоссум подъехал к острову, над морем стоял туман. Шодом,
однако, был человек осмотрительный и  боялся,  что  у  острова  тумана  не
будет. Чтоб люди с корабля не успели перестрелять  лошадей  из  луков,  он
велел заранее спустить коней в воду и привязать их за кормой, а  когда  те
почувствуют под ногами дно, - садиться и скакать.
     Тумана над островом, действительно, не было, а люди с  корабля  спали
на берегу. Дружинники Шодома подкрались к ним и задавили  их  щитами,  так
что те не успели проснуться, как их скрутили, как циновку.
     Шодом  Опоссум  положил  в  мешок  того  чужеземца,  который  казался
главнее, - впоследствии стало известно, что его звали Ванвейлен,  погрузил
мешок в лодку и поплыл к кораблю.
     Тут из-за мыска выехали еще лодки, и с них закричали:
     - Сдается мне, что бой здесь неравный!
     Шодом Опоссум увидел, что это Марбод Кукушонок, и что людей у него  в
три раза меньше.
     Лодка Кукушонка сошлась с его лодкой. Кукушонок стоял на носу. На нем
был пятицветный боевой кафтан, украшенный облаками и птицами, панцирь  был
скреплен роговыми застежками,  на  голове  у  него  был  шлем,  увенчанный
перьями белого кречета, а за  спиной  -  колчан  с  бамбуковыми  стрелами,
отороченными белым пером и меч Остролист. Рукоять меча была увита  золотой
нитью.
     А поверх всего  на  Марбоде  Кукушонке  был  длинный  малиновый  плащ
королевских посланцев, с жемчужным  оплечьем  и  печатью  у  пояса,  такой
плойчатый, что даже меча  не  видно  в  складках,  и  расшитый  по  подолу
золотыми лапами и листьями, и плащи эти давно видали  лишь  у  предков  на
скалах. А королевских посланцев в стране вот уже  век  как  не  рассылали,
потому что никто их все равно слушался.
     Марбод закричал:
     - Именем короля - прекрати разбой!
     А дружинник Шодома Опоссума поглядел на плащ Кукушонка и сказал:
     - Что-то нынче много развелось живых  покойников,  -  корабль  как  у
предков, плащи как у предков...
     Шодом Опоссум засмеялся и крикнул Марбоду:
     - Сними тряпку - мешает драться!
     Марбод Кукушонок отвечал:
     - Сдается мне, Шодом Опоссум, что твоей  голове  не  место  на  твоих
плечах, раз ты говоришь такие слова.
     Тут одна лодка зацепилась за другую, люди Марбода выскочили на палубу
и начали биться, и не все люди у Шодома сражались так храбро, как обещали.
     Марбод сбросил плащ и кинулся на Шодома. Шодом  нанес  ему  удар  под
названием "клюющая перепелка", но Марбод подставил щит, и меч  вонзился  в
щит с такой силой, что застрял в нем. Марбод отвел щит и выворотил  меч  у
Шодома из рук.
     Тут Шодом схватил секиру, завертел ею и отступил за мачту, а щит  его
остался перед спускной  балкой.  Марбод  бросил  швырковый  топор,  -  тот
порхнул и пригвоздил шодомов щит к балке.
     А затем Марбод ударил Шодома ударом "кошачья лапа бьет справа",  так,
что у того соскочил подшлемник и шлем слетел с головы,  сбил  его  с  ног,
занес меч и сказал:
     - Признайся, что ты напрасно оскорбил меня, и нечестно  было  грабить
чужеземцев.
     Шодом был человек рассудительный, он вздохнул и ответил:
     - Многие бы предпочли смерть такому унижению. Однако я думаю, что нет
позора быть побежденным лучшим  мечом  королевства  и  человеком  из  рода
Кречетов.
     И Шодом Опоссум закричал людям, чтоб перестали драться.
     Однако у Марбода было несколько дружинников  из  тех,  что  во  время
битвы, помимо желания, превращаются в рысей и волков, так что  прежде  чем
все успокоились, многие еще получили отметины на память, а от некоторых на
воде остались лишь пузыри, а потом и пузыри пропали.
     После этого Марбод  подошел  к  чужеземцу,  который  во  время  драки
выбрался из мешка, и помог ему встать на ноги.
     Марбод Кукушонок, однако, ничего не взял  из  принадлежащего  Шодому.
Все считали, что оба вели себя очень благородно, -  ведь  лари  на  лодках
Опоссума были забиты мехами. А чужеземцы вели себя  довольно-таки  гнусно,
потому что когда началось сражение, их как бы отпустили,  и  старший  даже
выполз из мешка, а они сидели и смотрели, словно их это не касалось.
     Друг Марбода, Белый Эльсил, сказал ему:
     - Ты сегодня сделал две глупости: отпустил живым  Шодома  и  не  взял
добра у чужеземцев. Будет время,  и  ты  раскаешься  в  этом.  Потому  что
чужеземцы, видно, и вправду колдуны, однако те, кто во всем полагается  на
колдовство, а воевать не умеет, кончает плохо.
     - Молчи, - сказал Марбод. -  Если  они  помогут  мне  в  том,  что  я
задумал, мне не придется жалеть ни о чем.
     Марбод Кукушонок и Шодом Опоссум перегрузили вещи из корабля на  свои
лодки, и это были в основном золотые слитки. После этого корабль  сняли  с
мели и отвели в Золотой Улей, поместье Шодома Опоссума.
     Чужеземцы почти не говорили ни на языке богов,  ни  на  языке  людей,
однако поняли, что Кукушонок дрался за их жизнь и добро,  были  ему  очень
благодарны и подарили много золота.
     Они хотели также подарить кое-что Шодому Опоссуму, но  тот  не  хотел
брать от таких трусливых людей ничего, иначе, чем за деньги.
     Тогда Марбод Кукушонок сказал:
     - Сдается мне, Шодом, что ты питаешь дурные мысли  в  отношении  этих
людей, а мне надо уезжать, и я не хотел бы, вернувшись, найти их мертвыми.
     Тогда Шодом Опоссум взял от чужеземцев столько  золота,  сколько  они
хотели, и зарыл это золото в беличьем болоте. Все  поняли,  что  не  будет
удачи тому, кто этот клад выроет.
     Перед отъездом Шодом сказал Кукушонку:
     - Я хочу, чтоб ты знал, что моя жизнь и мои земли -  все  это  теперь
твое, и ты вправе просить у меня все, что пожелаешь.
     Кукушонок ответил:
     - Я о многом попрошу тебя, а сейчас мне бы хотелось одного, что