авил.
     Господин Андарз наклонил голову, но не посмел  отказать  варвару.  Он
подозвал к себе Шаваша и сказал:
     - Я хочу подарить тебя королю Аннару: иди с ним.
     - Долгового раба нельзя дарить без его согласия,  -  дерзко  возразил
Шаваш.
     Король ужасно изумился:
     - Что же за порядки в этой стране!  -  сказал  он,  -  если  человек,
который вершит судьбы государства, не имеет права продать своего слугу?
     А Шаваш упал в ноги Андарзу и запричитал:
     - Никуда я не уйду от вас, господин.
     Императорский наставник страшно  разгневался.  Он  приказал  выпороть
Шаваша и вскричал:
     - Либо ты отправишься завтра же к прекрасному королю,  либо  я  пошлю
тебя на кружевной завод, чтобы ты не думал, будто у  варваров  тебе  будет
хуже, чем у меня.
     Шаваша выпороли не очень сильно. Он  не  спал  всю  ночь  и  думал  о
далеких северных варварах, которые не знают домов и земледелия, а живут  в
шатрах и питаются молоком кобылиц, и о княжеском городе  Инехе,  далеко  в
горах, богатом городе: склады его ломятся от награбленного  и  унесенного,
подземелья его полны пленниками из империи.


     Надобно  сказать,  что  нрав  народа  очень  переменчив,  и  прибытие
варварского посольства сильно расстроило население столицы. Все  доводы  о
покорности  короля,  так  хорошо  звучавшие  во  дворце,  были  совершенно
потеряны для народу.  Народу  казалось,  что  будет  гораздо  лучше,  если
варвары будут платить дань империи, а не  империя  -  жалованье  варварам.
Народ был возмущен утратой провинции и поведением Нарая. Черт знает что за
глупый народ: ведь, казалось  бы,  это  у  государя  пропала  провинция  и
налоги, - но  государь  был  согласен  с  доводами  Нарая.  А  какое  дело
горшечнику или башмачнику,  который  и  за  ворота  квартала-то  только  в
праздник ходит, - до провинции за речными переправами и горными  хребтами?
А горшечник рыдает.
     О причинах  варварского  посольства  в  городе  говорили  по-разному.
Рассказывали ту самую басню про Черного Бужву, который, собственно, и сдал
город. Говорили также, что  наместник  Хамавн,  идя  на  войну,  пренебрег
ежегодными церемониями в честь Бужвы и даже обозвал его "дерьмом собачьим"
- и лазутчики варваров, услышав об этом, проникли в храм и принесли  Бужве
жертвы, умоляя о победе. Перед городским храмом  росло  священное  дерево,
отросток Золотого Дерева из императорского сада, без которого в провинциях
не бывает урожаев и налогов: наместник перед бегством срубил это дерево, и
рассказывали, что варвар приехал к государю за новым ростком.
     Трудно сказать, было ли так на самом деле или нет, и трудно  сказать,
не совершил  ли  бог  Бужва  государственного  преступления,  сражаясь  на
стороне врагов империи, - но несомненно, что народ толковал в этой басне о
том же, о чем советник Нарай заявил государю  в  простых  словах:  "Король
понимает, что наместник налогами добудет больше, чем король - грабежом,  и
он готов признать над собой власть императора, если император поможет  ему
справиться с непокорной знатью". Басни эти имели  перед  рассуждениями  то
преимущество, что басни рассказывали между собой и самые знатные  варвары,
в то время как ни один знатный  варвар  не  повторил  бы  с  удовольствием
рассуждений чиновников.
     Читатель, однако, может удивиться, почему король вздумал сватать сына
за дочку Андарза, брата которого он победил, а  не  за  дочку  Нарая.  Но,
во-первых, у Нарая не было дочки, а, во-вторых, король был вполне  варвар,
то есть не обладал такой в гибкостью в перемене  суждений,  как  верховные
чиновники и столичная чернь. Андарз воевал в Аракке: в войске короля  были
такие, которые сражались против Андарза, а были и такие, которые сражались
в его войсках. Все они пели про Андарза множество песен, а про Нарая песен
не пел никто.
     Чиновники видели в Нарае нового фаворита,  а  в  Андарза  -  старого;
король же, в силу своей  варварской  невосприимчивости,  видел  в  Андарза
лучшего полководца империи, а в Нарае - дурака-крючкотвора. К тому же  вся
знать у варваров знала язык империи, а стало быть, и стихи Андарза; королю
было не все равно, какие  Андарз  напишет  про  него  стихи,  и  ему  было
совершенно неважно, какой Нарай сочинит про него указ.
     Надо сказать, что Нарай всего этого совершенно не ожидал.


     На следующее утро король осматривал город. В числе сопровождающих был
судья десятой управы господин Нан.
     Король осмотрел Площадь Великого Перекрестка, где пересекались четыре
дороги, идущие в Аракку, Иниссу, Харайн и Чахар, каждая  из  которых  была
вымощена квадратными и треугольными камнями и  имела  ширину,  достаточную
для одновременного продвижения четырех повозок, - и эту ширину  она  имела
от столицы и до провинции на всем своем протяжении.
     - Как хороши дороги империи! - восхитился король.  -  У  нас,  глупых
варваров,  ничего   подобного.   Войско,   проникнувшее   за   пограничные
укрепления, за неделю дойдет по вашим дорогам до столицы!
     Короля провели на монетный двор, и он заметил:
     - Вам следовало  бы  чеканить  поменьше  железных  монет  и  побольше
наконечников для стрел.
     Показали и рынок: место, где товары сами находят свою цену. На  рынке
король заметил группу детей с ветками ивы в руках, разгонявших  торговцев,
и, узнав, что это дети из общества "Тростниковых стен", полюбопытствовал:
     - А кого больше в столице, сторонников Нарая или сторонников Андарза?
     - Все честные люди на  стороне  Нарая,  -  ответил  ему  судья  пятой
управы.
     - Гм, - сказал король, -  в  таком  случае,  кого  в  городе  больше:
честных людей или негодяев? Судя по законам господина Нарая,  он  считает,
что негодяев много больше.
     Днем король встретился с Нараем. Господин Нарай  поклонился  знатному
гостю и преподнес надлежащие случаю подарки.  Король  осмотрел  подарки  и
остался очень доволен. "Как же мне Андарз сказал, что это плохой  человек,
- подумал король, - когда он преподносит такие подарки".  Нарай  пригласил
короля и  Нана  в  малый  кабинет.  Собеседники  расположились  в  удобных
креслах, и король изложил свою  просьбу  касательно  государевой  дочки  и
Араккского наместничества. Помимо руки государевой дочки,  Аннар  попросил
двести тысяч золотых ежегодного вспомоществования, а также попросил, чтобы
половина этого золота была выдана новыми монетами, по чеканке похожими  на
те, что были выпущены в честь побед Андарза, и чтобы на монетах этих  было
изображен король Аннар, попирающий ногой шею бывшего наместника империи.
     А потом вздохнул и признался:
     - Я вчера немного обожрался, -  сказал  король,  -  и  мне  приснился
удивительный сон: я ворвался в императорский сад и сожрал дивный персик, и
был так груб, что слопал вместе с персиком косточку. И  вот  я  заснул:  а
косточка проросла из моего живота, пустила росток, покрылась листьями, и я
оказался под сенью цветущего древа. Что бы это значило?
     - Гм, - сказал господин Нарай, - несомненно, персик, сожранный  вами,
- это  провинция  Аракка,  на  которую  вы  обрушились  как  законная,  но
прискорбная кара на алчность наместника,  а  дерево,  выросшее  из  вашего
живота, суть ваше  потомство,  которому  суждено  плодотворное  управление
Араккой, при том условии, что вы  сумеете  совладать  со  своими  главными
врагами.
     - Кто же мои главные враги? - спросил король.
     - Ваша знать, - ответил Нарай.
     - Как же мои собственные воины могут быть моими врагами, - усмехнулся
король, - я думал, что мои враги - воины империи!
     - Как вы можете так говорить,  -  упрекнул  его  Нарай.  -  Император
ежегодно присылал вам подарки, в письмах своих называл братом, теперь  вот
готов отдать за вас дочь. Семеро ласских королей погибло  от  рук  ласской
знати: разве вейский император убил хоть одного из ласских королей?
     "Кишка тонка у вейского императора убить ласского короля", -  подумал
про себя король, но промолчал.
     А господин Нан, судья десятого округа, добавил:
     - Говорят, к вам во сне явился Черный  Бужва  и  потребовал,  что  вы
правили справедливо, а не так, как прежний наместник. Разве вы не  знаете,
как Черный Бужва определил справедливое  правление?  Он  сказал,  что  при
справедливом правлении в стране отсутствуют три вида  грабителей,  как-то:
торговцы,  взяточники  и  знать.  Черный  Бужва  удостоился  звания   Бога
Правосудия и Пыток после того, как он предложил императору Иршахчану  план
устранения двухсот знатнейших семейств, явившихся в империю с  его  отцом?
Кровная месть вместо суда, восстания  вместо  повиновения,  грабеж  вместо
хозяйственного житья, - вот что такое знать! Разве может быть справедливым
правитель, опирающийся на знать?
     - Бог ты мой, - вскричал король,  -  истинная  правда!  Не  оскорбить
какого-нибудь из этих нахалов, давая ему приказание, так же трудно, как не
замочить штанов, переплавляясь вброд!
     И надо же было такому  случиться,  что  в  этот  миг  дверь  кабинета
распахнулась, и в нее вошел Бар-Хадан, один из имеющих золоченый дротик.
     - Эй, - сказал он, - Аннар! Там какая-та заварушка! Стоит чиновник  с
толпой и требует, чтобы мои дружинники  заплатили  за  рыбу,  которую  они
взяли на рынке!
     Повернулся и ушел.
     - Надо пойти разобраться, - сказал король.
     Нан вскочил с места и всплеснул руками.
     - Как, - вскричал чиновник, - и вы не снесете этому  наглецу  голову?
Помилуйте! Если государь - в комнате, никто  не  смеет  переступить  порог
комнаты, не коснувшись о порог  лбом;  если  государь  сидит,  посторонний
человек может стоять, если государь стоит, посторонний должен поджать одну
ногу. А вы позволяете такое!
     Король  был  совершенно  поражен.  Он   был   очень   восприимчив   к
цивилизации, и вся некультурность его подданных мигом представилась ему  в
самом черном свете.
     - Клянусь той штукой, которой пашут женщину! - вскричал  король,  (по
правде говоря, он выразился несколько откровеннее) - завтра же  я  прикажу
моим людям целовать мои сапоги! Надо же как-то учить народ церемониям!
     Однако, покинув  управу  Нарая,  король  одумался.  "Черт  побери!  -
подумал он, - если я отдам такой приказ, так  меня  тут  же  зарежут!  Эти
чиновники только и  добиваются,  чтобы  поссорить  меня  с  моими  добрыми
воинами. В следующий раз надо быть осторожней! А все-таки  приятно  будет,
когда каждый человек из  рода  Росомахи  или  Белки  станет  целовать  мне
сапог!"
     Тут над ухом его заржала лошадь, и его с  размаху  хлопнул  по  плечу
сотник по имени Ханна.
     - Ну, - сказал он, - о чем говорили с Нараем?
     - Да так, пол языком мели, - ответил король и  мечтательно  посмотрел
на свои сапоги.
     Что же касается господина Нана,  то  он  поехал  с  Росомахой  и  его
побратимом улаживать драку на рынке, произошедшую  оттого,  что  несколько
сырых варваров, проголодавшись, взяли у рыночной торговки  живую  рыбу  и,
надкусив за жабрами, убили ее, съели и пошли прочь.  Торговка  потребовала
деньги, и варвары жестом объяснили, что, когда она будет проходить мимо их
лагеря, она может тоже поесть  рыбы.  Тут  весь  рынок,  не  поняв  жеста,
бросился на варваров, потому что это был не первый случай, когда  варвары,
пожрав, не платили денег, но тут прибежали рыночные власти и не  допустили
смертоубийства.
     Нан заплатил торговке из  своего  кармана  и  толпа,  разочарованная,
разошлась.
     После этого Нан пригласил Бар-Хадана и Росомаху в один  из  столичных
кабачков, где они очень приятно провели время.
     - Какая разница между манерами чиновников и простолюдинов! -  заметил
Росомаха. - Чиновник дарит, что ни попросишь, всегда  рад  оказать  услугу
благородному человеку! А у рыночного торговца возьмешь  на  грош,  так  он
будет канючить, пока его не зарубишь!
     Вот варвары налились по самые ушки, и Бар-Хадан полюбопытствовал, как
Нан нашел короля Аннара, и Нан сказал, что ему жалко ласов.
     - Это за что же тебе нас жалко, - справился Росомаха.
     - Да за то, что вам скоро отрубят головы, - сказал Нан.
     - За что это нам отрубят головы,  -  возмутился  варвар,  -  я  лично
ничего такого не делал, чтобы мне рубили голову!
     - А за то, что вы теперь помеха для короля, - ответил Нан,  -  раньше
король жил на дань, а теперь ему придется жить на налоги с Аракки.  Раньше
ему были нужны воины, а теперь -  чиновники.  Воины  ему,  прямо,  скажем,
совсем не нужны.  Тот,  кто  опирается  на  воинов,  вынужден  уважать  их
свободу,  а  тот,  кто  опирается  на   чиновников,   насаждает   всеобщую
покорность.
     - Точно, - сказал Росомаха, - уже крутился там один, бывший  казначей
Хамавна! Говорил, что если назначить его главой казны, через пять он  один
даст королю больше денег, чем все наше  войско!  Мы  его  за  такие  слова
зашили в мешок вместе с муравейником, так Аннар три дня ругался!
     - У каждого народа, - сказал чиновник, - свои привычки,  и  тот,  кто
стыдится привычек своего народа, не достоин им править. И сдается мне, что
королю Аннару Сорочье Гнездо свобода его народа так стоит  поперек  горла,
что он готов продать свой народ за двухлетнюю девку с приданым и за  титул
наместника.
     - Клянусь божьим зобом, - изумился варвар, - да  ты  попал  прямо  по
головке гвоздя!
     - Или вот хотя бы песня о том, как черный Бужва проложил королю  путь
в город, - продолжал Нан. - Не понимаю, что вы так восхищаетесь песней,  -
ведь согласно этой песне победу королю принесли не вы, а  старый  покойный
чиновник империи, который и меча-то никогда держать в  руках  не  умел,  и
вдобавок вел себя в этом деле как последний изменник, а это  "справедливое
правление", которого Бужва потребовал от короля, значит не что  иное,  как
то, что тебя и твоих детей скормят муравьям!
     Росомаха так удивился, что хлопнул себя по ушам и сказал:
     - И правда так! Удивительное дело песня: если бы нам  прямо  сказали,
что  король  собирается  покончить  с  вольностью  своего  народа,  мы  бы
немедленно перерезали ему глотку, а  когда  нам  поют,  как  судья  Бужва,
дрался, видите ли,  за  будущую  справедливость,  так  мы  только  бросаем
золотые певцу!
     По возвращении к господину Нараю Нан доложил:
     - Король ласов  груб  и  неотесан,  однако  хотел  бы  разделаться  с
независимостью своих воинов. Если он одолеет свою знать,  из  него  выйдет
отличный наместник, если он поссорится с ней, то  его  зарежут,  и  Аракку
нетрудно будет отвоевать. Кроме того, в племени имеется человек  по  имени
Росомаха. Князь Росомаха беспринципен, жаден  и  труслив,  обладает  всеми
необходимыми для изменника качествами. Было бы  очень  важно  посадить  на
трон такое ничтожество.



                                    10

     Утром Шаваша отвели к королю.
     Несмотря на то, что варварам отвели Третий  Квартал,  они  отказались
жить в темных домах, а  заняли  один  из  садов,  окружавших  столицу,  и,
вырубив лишние деревья, раскинули  там  триста  шатров.  Многие  чиновники
отнеслись к этому с уважением. На  рынке  говорили,  что  варвары  -  дети
природы и гор, и не могут жить среди душных стен.
     Сын короля нахмурился, увидев  Шаваша.  Он  велел  мальчишке  лечь  и
раздеться, а потом начал вертеть его из стороны в сторону,  мять  бедра  и
смотреть зубы. Дружинники стояли кружком и  обсуждали  достоинства  нового
раба. Когда Маленькая Куница запустил ему пальцы в рот, Шаваш подумал,  не
укусить ли варвара, но благоразумно воздержался от такого поступка.
     - Разве это человек, - сказал Маленькая Куница, -  если  его  послать
пасти овец, он и то замерзнет на перевале.
     Днем Маленькая Куница велел Шавашу поискать вшей у него в  голове,  и
Шаваш полюбопытствовал, почему они расположились в шатрах, а не  в  домах.
Маленькая Куница ответил:
     - В прошлый раз, когда я и Ратут Росомаха ездили по ойкумене,  у  нас
не было с собой шатра, и эти проклятые чиновники драли с нас за  гостиницы
такую цену, что просто страшно сказать. Вот мы и решили, что на  этот  раз
этим охотникам за деньгами не удастся слупить с нас ни гроша.
     Вот Шаваш повыловил из королевского сына  вшей,  заплел  ему  косу  и
принес вина, а потом не удержался и всхлипнул.
     - Ты чего такой грустный? - удивился Маленькая Куница.
     - А правда, сказал Шаваш, что вы едите рабов?
     - Ба, - сказал Маленькая Куница, - очень редко и очень плохих  рабов.
Если ты будешь хорошим рабом, отец тебя не съест. Он выделит тебе людей, и
может быть, сделает своим сыном.
     Шаваш засопел.
     - Ты чего сопишь, - удивился Маленькая Куница. - Разве,  если  бы  ты
понравился господину Андарзу, он сделал бы тебя своим сыном?
     - Нет, - сказал Шаваш, - как бы я ни понравился господину Андарзу, он
никогда бы не сделал меня сыном. Но если бы я ему  не  понравился,  он  бы
никогда меня не съел.
     - Вы, вейцы, - наставительно сказал Маленькая Куница, -  фальшивый  и
чопорный народ. - А мы - дети природы.
     На следующий день господин Айр-Незим, осуйский консул, прислал  другу
своего друга Андарза золотую посуду  дивной  работы,  блюда  с  капризными
ручками и кувшины с рубиновыми глазами. Варвары не  знали,  как  разделить
подарки по справедливости, пока не придумали сделать так: они повесили эти
кувшины и блюда на палках, стали носиться на конях мимо  и  метать  в  них
копьем, и кто попадал в золотое блюдо, тот его и  получал.  Рабы  собирали
блюда и раздавали их победителям, а  управляющий  Айр-Незима  и  секретарь
Иммани стояли поодаль с каменными лицами.
     Вечером у варваров был пир, и король велел Шавашу  развлекать  гостей
фокусами. Шаваш отказался. Король ужасно разгневался,  и  хотел,  сгоряча,
нацепить раба на ту же палку, на которую только  что  цепляли  кувшины,  и
сделать с ним то же, что с кувшинами. Шаваша потащили к палке, но  он  так
шипел и кусался, что королю это надоело. Тот  махнул  рукой,  и  кончилось
тем, что Шаваша только выпороли.
     После этого король зашел в каморку,  куда  положили  Шаваша,  и  стал
укорять его за недостойное поведение.
     - Я все равно убегу, - сказал мальчишка.
     - Что тебе сделал твой господин, - изумился король, - что ты его  так
любишь? Ты мне нравишься, и притом ты горд и строптив. Когда ты приедешь в
мою страну, ты мог бы стать братом моим сыновьям.
     Шаваш сказал:
     - Я не хочу покидать столицу, потому что в ней есть несколько  людей,
которым я должен отомстить. Если я умру в твоих краях, не  отомстив,  душа
моя попадет в ад.
     Король был пьян. Он сказал:
     - Слушай, неужели ты думаешь, я явился в эту столицу  за  серебряными
кувшинами и почетными титулами? Я явился посмотреть,  есть  ли  хоть  один
человек, способный ее защищать, и я не нашел такого!  Через  шесть  лет  я
возьму Небесный Город, и если ты поедешь со мной, ты  вернешься  во  главе
тысячи всадников. Почему бы тебе не переждать этот  срок  и  не  отомстить
так, как ты сейчас и не смеешь об этом мечтать?  Люди  ждали  мести  и  по
сорок лет!
     Была уже полночь, когда Шаваш выскользнул из шатра и тихонько  прошел
по освещенному луной саду и взобрался на высокий орех. Орех был  помилован
варварскими топорами, так как этот вид ореха считался у варваров  деревом,
по которому лазят к богам.  Повсюду  пылали  костры,  и  силуэты  часовых,
сидевших на  корточках,  танцевали  на  стенах  сада  под  треск  горящего
хвороста и стрекот цикад.  Король  строго-настрого  запретил  выходить  из
лагеря без его личного разрешения,  опасаясь,  что  между  его  воинами  и
населением произойдет какое-нибудь несогласие. Шаваш понял, что  из  этого
места будет нелегко убежать, и его лисья мордочка вдруг приняла неприятное
выражение. "Ладно, господин Андарз, подумал он, - ты меня подарил, ты меня
и ищи."
     Шаваш устроился поудобней на ветке и принялся обдумывать планы своего
бегства. Он не имел ни малейшей охоты оставаться среди сыры