ения  и
муки, начала было петь, как вдруг их вызвали к графу и  барону,  которые
сами решили поразвлечься музыкой.
   Отказать не было никакой возможности. После помощи,  которую  оказали
им вельможи, Консуэло сочла бы всякую отговорку неблагодарностью;  да  к
тому же отказываться петь под предлогом усталости или  хрипоты  было  бы
совсем не легкой уверткой, ибо хозяева только что слышали ее пение,  до-
носившееся из людской.
   Она пошла вслед за Иосифом, готовым  одинаково  оптимистически  отно-
ситься ко всем перипетиям их странствования. Войдя в роскошный зал,  где
оба вельможи, облокотясь на стол, залитый светом двадцати свечей,  допи-
вали последнюю бутылку венгерского, Кенсуэло и Иосиф  остановились,  как
полагалось бродячим музыкантам, у дверей и приготовились  исполнить  ма-
ленькие итальянские дуэты, разученные в горах.
   - Внимание! Прежде чем начать, - лукаво сказала  Консуэло  Иосифу,  -
помни, что господин граф собирается экзаменовать нас с тобой по  музыке.
Постараемся же не провалиться!
   Граф был очень польщен этим замечанием. Барон положил на перевернутую
тарелку портрет своей таинственной Дульцинеи и, по-видимому,  совсем  не
был расположен слушать пение.
   Консуэло старалась не обнаруживать ни своего голоса, ни своего умения
петь. Ее мнимый пол не допускал бархатистости звука, а в  том  возрасте,
какой придавал ей мальчишеский костюм, она не могла  иметь  законченного
музыкального образования. Консуэло пела детским тембром, несколько  рез-
ким и как бы преждевременно разбитым благодаря злоупотреблению пением на
открытом воздухе. Она находила забавным  подражать  наивному,  неумелому
пению и смелым коротким фиоритурам уличных мальчишек Венеции. Но как  ни
чудесно разыгрывала она эту музыкальную пародию, в ее шутливой игривости
было столько прирожденного вкуса, дуэт был пропет  с  таким  огнем,  так
дружно, сама народная песня была так свежа  и  оригинальна,  что  барон,
прекрасный музыкант и врожденный артист, положил на место портрет,  под-
нял голову, стал взволнованно ерзать на стуле и наконец громко захлопал,
воскликнув, что никогда в жизни не слыхивал такой настоящей, прочувство-
ванной музыки. Графу же Годицу, воспитанному на произведениях Фукса, Ра-
мо и других классических авторов, гораздо  меньше  понравились  и  самый
жанр и исполнение. Он нашел, что барон - северный варвар, и оба покрови-
тельствуемые им мальчика, правда, довольно  смышленые  ученики,  но  ему
придется вытягивать их при помощи своих уроков из  мрака  невежества.  У
него была мания самому обучать своих артистов, и  он  проговорил  поучи-
тельным тоном, качая головой:
   - Недурно, но придется много переучивать. Ничего!
   Не беда! Все это мы исправим!
   Граф уже воображал, что Консуэло и Иосиф его собственность и входят в
состав его капеллы. Он попросил Гайдна поиграть на скрипке,  и  так  как
тому не было никакого основания скрывать своих дарований, юноша  чудесно
исполнил небольшую, но удивительно талантливую вещь собственного сочине-
ния. На этот раз граф остался вполне доволен.
   - Ну, тебе место уже обеспечено, - сказал он, - будешь у меня  первой
скрипкой; ты мне вполне подходишь. Но ты будешь также заниматься на вио-
ле-д'амур, это мой любимый инструмент, я выучу тебя играть на нем.
   - Господин барон тоже доволен моим  товарищем?  -  спросила  Консуэло
Тренка, снова впавшего в задумчивость.
   - Настолько доволен, - ответил барон, -  что  если  когда-нибудь  мне
придется жить в Вене, я не пожелаю иметь иного учителя, кроме него.
   - Я буду учить вас на виоле-д'амур, - предложил граф, -  не  откажите
мне в предпочтении.
   - Я предпочитаю скрипку и этого учителя, - ответил  барон,  проявляв-
ший, несмотря на озабоченное состояние духа, бесподобную откровенность.
   Он взял скрипку и сыграл с большой чистотой и  выразительностью  нес-
колько пассажей из только что исполненной Иосифом пьесы. Отдавая  скрип-
ку, он сказал юноше с неподдельной скромностью:
   - Мне хотелось показать, что я гожусь вам только  в  ученики  и  могу
учиться прилежно и со вниманием.
   Консуэло попросила его сыграть  еще  что-нибудь,  и  он  выполнил  ее
просьбу без всякого жеманства. У него были и талант, и вкус,  и  понима-
ние. Голиц рассыпался в преувеличенных похвалах самой вещи.
   - Она не очень хороша, - ответил Тренк, - ибо это мое  сочинение.  Но
все-таки я люблю ее, так как она понравилась принцессе.
   Граф скорчил гримасу, как бы желая сказать, что барон должен  взвеши-
вать свои слова. Но Тренк не обратил на это никакого внимания и, глубоко
задумавшись, в течение нескольких  минут  продолжал  водить  смычком  по
струнам, потом, бросив скрипку на стол, встал и зашагал по комнате,  по-
тирая рукою лоб. Наконец он подошел к Годицу и сказал:
   - Желаю вам доброй ночи, дорогой граф. Я должен уехать отсюда до  за-
ри, заказанная карета приедет за мной в три часа. Раз вы думаете провес-
ти здесь все утро, мы, по всей  вероятности,  увидимся  только  в  Вене.
Счастлив буду снова встретиться с вами и еще раз  поблагодарить  вас  за
приятное путешествие, которое мы проделали вместе. Всем  сердцем  предан
вам на всю жизнь.
   Они несколько раз пожали друг другу руки; выходя  из  комнаты,  барон
подошел к Иосифу и, давая ему несколько золотых, проговорил:
   - Это аванс за уроки, которые я попрошу вас давать  мне  в  Вене.  Вы
найдете меня в прусском посольстве.
   Кивнув затем на прощанье Консуэло, он сказал:
   - А тебя, если когда-нибудь повстречаю барабанщиком  или  трубачом  в
своем полку, возьму с собой, и мы вместе сбежим, слышишь?
   И, еще раз поклонившись графу, он вышел.


   LXXIII

   Как только граф Годиц остался наедине со своими музыкантами,  он  по-
чувствовал себя свободнее и стал очень разговорчив.  Самой  большой  его
страстью было корчить из себя регента  и  разыгрывать  роль  импресарио;
итак, он пожелал немедленно заняться образованием Консуэло.
   - Иди сюда и садись, - сказал он ей. - Мы здесь одни, а слушать  вни-
мательно нельзя, когда люди находятся друг от друга бог весть  на  каком
расстоянии. Садитесь и вы, - обратился  он  к  Иосифу,  -  и  извлекайте
пользу из урока.
   - Ты не умеешь вывести ни одной трели, - продолжал он, снова  обраща-
ясь к знаменитой оперной певице. - Слушайте оба хорошенько, вот как  это
делается.
   И он пропел простейшую фразу, прибавив к ней самым вульгарным образом
несколько фиоритур.
   Консуэло, забавляясь, повторила фразу, нарочно сделав трель  не  так,
как он показал.
   - Не то! - закричал граф громовым голосом, ударяя кулаком по столу. -
Вы не слушаете!
   Он снова повторил фразу, а Консуэло с самым серьезным видом еще более
причудливо и безнадежно плохо  оборвала  фиоритуру,  притворяясь,  будто
старается изо всех сил. Иосиф задыхался от судорожного смеха  и  нарочно
кашлял, чтобы скрыть это.
   - Ла-ла-ла-трала-тра-ла, - пел граф, передразнивая  своего  неумелого
ученика и подпрыгивая на стуле, как  если  бы  он  испытывал  величайший
гнев, хотя на самом деле был далек от этого, но считал гнев  необходимым
признаком вдохновенного учителя с сильным характером.  Консуэло  потеша-
лась над ним с добрых четверть часа, а затем, поиздевавшись вволю, вдруг
проделала трель со всею чистотой, на какую только была способна.
   - Браво! Брависсимо! - воскликнул граф,  в  восторге  откидываясь  на
спинку стула. - Наконец-то! Чудесно! Я знал, что заставлю вас это проде-
лать. Дайте мне первого попавшегося мужика, и я в один день поставлю ему
голос и научу его так, как другим, пожалуй, не удастся и за  целый  год!
Ну, повтори эту фразу и отчетливо пропой все ноты, но  легко,  будто  не
касаясь их... А вот это еще лучше! Превосходно! Да, мы из  тебя  сделаем
толк!
   И граф отер себе лоб, хотя на нем не было ни единой капельки пота.
   - А теперь, - проговорил он, - перейдем к трели с каденцией на  одном
дыхании. - И он показал, как исполнять ее, причем его исполнение отлича-
лось той шаблонной легкостью, какую приобретают заурядные хористы,  под-
ражая солистам, чьей техникой они восторгаются, и воображая себя не  ме-
нее искусными певцами.
   Консуэло еще раз потешила себя, постаравшись вызвать вспышку  напуск-
ного гнева, - любимый прием графа, когда он садился  на  своего  конька;
закончила она такой совершенной и длительной каденцией,  что  Годиц  не-
вольно закричал:
   - Довольно! Довольно! Наконец-то ты понял! Я был уверен,  что  открою
тебе, в чем тут секрет. Ну, теперь займемся руладой. Ты усваиваешь все с
удивительной легкостью, хотел бы я всегда иметь таких учеников.
   Консуэло, которую уже начали одолевать  сон  и  усталость,  сократила
урок. Она покорно проделала все рулады, какие приказывал педагог-магнат,
хотя они и были весьма плохого вкуса, и даже запела  своим  естественным
голосом, не боясь больше выдать себя, раз граф был склонен все  приписы-
вать себе, не исключая блеска и божественной чистоты ее голоса.
   - Насколько все становится яснее по мере того, как я показываю, каким
образом должно открывать рот и подавать звук! - с торжеством  воскликнул
граф, обращаясь к Иосифу. - Ясность в преподавании, настойчивость и при-
мер - вот три условия, следуя которым можно очень быстро сделать из  че-
ловека певца и декламатора. Завтра мы опять займемся, так как  нам  надо
пройти десять уроков, после чего вы научитесь петь.  Придется  проделать
целый ряд сложных упражнений. А теперь ступайте отдыхать, я велел приго-
товить для вас комнаты во дворце. Пробуду я здесь по делам  до  полудня.
После завтрака вы поедете со мной в Вену. Отныне считайте себя как бы на
службе у меня. Для начала, Иосиф, пойдите и скажите  моему  камердинеру,
чтобы он пришел посветить мне до моей комнаты. А ты, -  обратился  он  к
Консуэло, - останься и повтори последнюю руладу. Я не вполне доволен ею.
   Не успел Иосиф выйти, как граф, взяв обе руки Консуэло в свои и очень
выразительно глядя на нее, попытался привлечь ее к  себе.  Остановившись
на прерванной руладе, Консуэло посмотрела на графа с большим удивлением,
решив, что он хочет заставить ее отбивать такт, но, заметив его  возбуж-
денный взгляд и распутную улыбку, она резким движением  вырвала  руки  и
отодвинулась к концу стола.
   - Вот как! Вы желаете  разыгрывать  неприступность!  -  сказал  граф,
возвращаясь к своему беспечно важному тону. - Так значит, милочка, у нас
имеется маленький возлюбленный?! Бедняга очень неказист,  и  я  надеюсь,
что с сегодняшнего дня вы откажетесь от него. Судьба ваша будет  обеспе-
чена, если вы не станете колебаться, ибо я не люблю проволочек. Вы  пре-
лестная девчурка, умная, кроткая и очень  мне  нравитесь;  я  с  первого
взгляда увидел, что вы не созданы для того, чтобы шататься по дорогам  с
этим плутишкой. О нем я позабочусь. Отправлю в  Росвальд  и  устрою  его
судьбу. А вы останетесь в Вене; я поселю вас в прелестной  квартирке,  и
если вы будете благоразумны и скромны, то даже введу вас в светское  об-
щество. Научившись музыке, вы станете примадонной моего театра, и  когда
я свезу вас в свою резиденцию, вы  снова  увидитесь  со  своим  случайно
встреченным дружком. Ну, так решено?
   - Да, господин граф, - ответила очень серьезным тоном, отвешивая глу-
бокий поклон, Консуэло, - конечно, решено!
   В эту минуту Иосиф вернулся с камердинером, несшим два канделябра,  и
граф вышел, слегка потрепав по щеке Иосифа и  многозначительно  улыбнув-
шись Консуэло.
   - Вот уж подлинный чудак! - сказал Иосиф своей спутнице,  как  только
остался с ней наедине.
   - Даже более чем подлинный, - задумчиво отозвалась Консуэло.
   - Но все это не так важно, - продолжал Иосиф, - а человек он -  самый
прекрасный в мире и в Вене будет мне очень полезен.
   - Да, в Вене, пожалуй, сколько тебе будет угодно, но в  Пассау  этому
не бывать, предупреждаю тебя. Где наши вещи, Иосиф?
   - На кухне. Сейчас схожу за ними и снесу в наши комнаты; говорят, они
прелестны. Наконец-то мы выспимся!
   - Простак ты, Иосиф, как я погляжу, - проговорила  Консуэло,  пожимая
плечами. - Ну, - прибавила она, - живо отправляйся за вещами и  простись
со своей красивой комнатой и хорошей  кроватью,  где  ты  собирался  так
славно выспаться. Мы сейчас же уходим из этого дома, слышишь?  Торопись,
а то, вероятно, скоро запрут двери.
   Иосифу все это показалось сном.
   - Вот тебе и раз! - воскликнул он. - Неужели эти знатные вельможи то-
же вербовщики? " - Графа я еще больше боюсь, чем Мейера, - с раздражени-
ем ответила Консуэло. - Ну, беги без колебаний, а то я брошу тебя и уйду
одна.
   В тоне и выражении лица Консуэло было столько  решимости  и  энергии,
что растерянный, взволнованный Гайдн немедленно повиновался.  Через  три
минуты он вернулся с дорожной сумкой, где были его тетради и пожитки,  а
еще через столько же они, выйдя никем не замеченные из дворца, добрались
уже до предместья.
   Здесь они вошли на какой-то жалкий постоялый двор  и  сняли  две  ма-
ленькие комнатки, уплатив за них вперед, чтоб иметь возможность без вся-
кой задержки уйти когда им вздумается.
   - Но все-таки не скажете ли вы мне  причину  этой  новой  тревоги?  -
спросил Гайдн Консуэло, пожелав ей покойной ночи на пороге ее комнаты.
   - Спи спокойно, - ответила она, - скажу тебе в двух словах,  что  те-
перь нам особенно бояться нечего. Господин  граф,  бросив  свой  орлиный
взгляд, догадался, что я женщина, и оказал мне честь, сделав  признание,
удивительно польстившее моему самолюбию. Доброй ночи, друг Беппо. Удира-
ем мы до света. Я постучу в дверь и разбужу тебя.
   На другой день восходящее солнце озарило наших юных путешественников,
когда они плыли уже вниз по быстротечному Дунаю, охваченные такой чистой
радостью и с сердцем таким покойным, как воды красавицы реки. Их за пла-
ту взял на свое суденышко старый лодочник, везший товары в Линц. Славный
старик очень пришелся им по душе и не мешал их разговору. Он не  понимал
ни слова по-итальянски, а так как его лодка была порядком нагружена,  то
он не взял других пассажиров; наконец они почувствовали себя в  безопас-
ности и отдыхали телом и душой, в чем очень нуждались. Погода была вели-
колепная, и они наслаждались чудесными  видами,  ежеминутно  мелькавшими
перед их глазами. На лодке имелся маленький, очень чистенький трюм, куда
Консуэло могла спускаться, чтобы дать отдохнуть глазам от сверкания вод-
ной глади. Но за последние дни она так привыкла быть под открытым  небом
и на солнцепеке, что предпочитала проводить почти все время лежа на  тю-
ках, глядя на скалы и деревья, словно убегавшие от нее.  На  досуге  она
музицировала с Гайдном, а забавное воспоминание о меломане Годице, кото-
рого Иосиф называл "маэстроманом", вносило много веселья  в  их  наивную
болтовню. Иосиф чудесно копировал графа и со злорадством думал о его ра-
зочаровании. Их смех и песни веселили и очаровывали  старого  лодочника,
который, как всякий добрый немецкий бедняк, страстно  любил  музыку.  Он
тоже пел им свои песни, от которых словно веяло рекой, и Консуэло  пере-
няла от него напевы и слова. Окончательно же они завоевали сердце стари-
ка, угостив его вдосталь на первой же пристани, где они закупили  съест-
ных припасов на целый день. Этот день был самым мирным и самым  приятным
из всех дней их путешествия.
   - Что за прелесть барон фон Тренк!  -  воскликнул  Иосиф,  разменивая
один из блестящих золотых, полученных от вельможи. - Ему я  обязан  тем,
что, наконец, в состоянии избавить божественную Порпорину от  усталости,
голода, опасностей - словом, от всех зол, которые влечет за собою  нище-
та. А ведь мне сперва не понравился этот  благородный,  доброжелательный
барон!
   - Да, - сказала Консуэло, - вы предпочитали ему графа. Теперь  я  так
счастлива, что этот меломан ограничился одними посулами и  не  загрязнил
наших рук своими благодеяниями.
   - В конце концов ведь мы ровно ничем ему не обязаны, - продолжал  Ио-
сиф. - Кому пришла мысль сразиться с вербовщиками и кто решился на  это?
Барон. Графу было совершенно безразлично, а пошел он на  это  только  из
любезности к барону и из-за хорошего тона. Кто рисковал  жизнью  и  кому
пуля пробила шляпу у самого черепа? Опять-таки барону. Кто ранил, а быть
может, и уложил на месте гнусного синьора Пистолета? Барон. Кто спас де-
зертира, быть может в ущерб себе и  даже  подвергая  себя  гневу  своего
страшного повелителя? Наконец, кто отнесся к вам с  уважением  и  сделал
вид, что не догадывается о том, что вы женщина? Кто постиг красоту ваших
итальянских арий и прелесть вашей манеры петь?
   - А также талант маэстро Иосифа Гайдна! - прибавила, улыбаясь, Консу-
эло. - Барон! Все тот же барон!
   - Конечно! - продолжал Гайдн, желая отплатить девушке за  ее  лукавый
намек. - И, быть может, к большому счастью отсутствующего благородного и
любимого существа, о котором шла речь, объяснение в  любви  божественная
Порпорина выслушала из уст нелепого  графа,  а  не  храброго,  обворожи-
тельного барона!
   - Беппо! - ответила с грустной улыбкой Консуэло. - Отсутствующие при-
обретают изъян только в глазах людей с  неблагодарным,  низким  сердцем.
Вот почему великодушному, искреннему барону, влюбленному в  таинственную
красавицу, не могло прийти в голову за мной ухаживать.  Спросите  самого
себя: пожертвовали бы вы так легко любовью к своей невесте и верностью к
ней ради первого явившегося каприза?
   Беппо тяжело вздохнул.
   - Вы не можете быть для кого бы то ни было "первым  явившимся  капри-
зом", - сказал он, - и... если бы барон забыл, увидя вас,  и  прошлые  и
настоящие увлечения, ему легко можно было бы это простить.
   - Вы что-то становитесь, Беппо, дамским угодником и льстецом!  Видно,
на вас оказало влияние общество господина графа, но желаю вам никогда не
жениться на маркграфине и никогда не узнать, как  обходятся  с  любовью,
женившись на деньгах!
   Добравшись к вечеру до Линца,  молодые  путники  наконец  уснули  без
страха и забот о завтрашнем дне. Проснувшись, Иосиф  тотчас  же  побежал
купить обувь, белье, некоторые изысканные  мелочи  мужского  туалета  не
только для себя, но главным образом для Консуэло, чтобы она,  превратив-
шись в "молодца" и "красавца", как она шутя выразилась, могла  осмотреть
город и окрестности.
   Старик лодочник обещал, если найдет груз для доставки в  Мелк,  снова
забрать их к себе "на борт" и прокатить по Дунаю еще миль двадцать.
   Они провели день в Линце, взбирались на холм, осматривали укрепленный
замок у его подножия и другой - на вершине, откуда могли созерцать излу-
чины величественной реки среди плодородных равнин Австрии. Отсюда же они
увидели нечто весьма их развеселившее - карету графа Годица, торжествен-
но въезжавшую в город. Они узнали экипаж и ливрею  лакеев  и,  пользуясь
тем, что за дальностью расстояния их не было видно, забавлялись, насмеш-
ливо кланяясь до земли. Наконец вечером, спустившись на берег, они  зас-
тали свою лодку нагруженной товарами для доставки в Мелк  и  с  радостью
снова сговорились со старым кормчим относительно переезда. Вышли они  из
Линца до рассвета; звезды еще сияли над их головами и отражались в  зыб-
кой поверхности реки, превращаясь  в  разбегающиеся  по  ней  серебряные
струйки. Этот день был не менее приятен,  чем  предыдущий.  Одно  только
огорчало Гайдна: они приближались к Вене, и путешествие, о  невзгодах  и
опасностях которого он забыл, помня только восхитительные минуты, должно
было скоро прийти к концу. В Мелке, как ни жаль, им пришлось  расстаться
со своим славным кормчим. На других судах, которыми они могли воспользо-
ваться, уже не было бы ни такого уединения, ни такой безопасности. К то-
му же извилины реки намного удлиняли путь до Вены, а  Консуэло  хотелось
быть поскорее на месте. Она чувствовала себя отдохнувшей,  освежившейся,
готовой ко всяким случайностям, а потому  предложила  Иосифу  продолжать
путь пешком, пока не подвернется какая-нибудь подходящая оказия. Им  ос-
тава