манеры ее были исполнены
спокойствия и достоинства, мы подумали, что  она  повелительница  своего
табора. Когда же она сообщила, что является женой Трисмегиста, мы взгля-
нули на нее с еще большим интересом и вниманием. Она  уже  немолода,  но
трудно сказать, кто это - сорокалетняя женщина, поблекшая от  усталости,
или поразительно хорошо сохранившаяся женщина пятидесяти  лет.  Она  еще
красива, у нее стройный стан, а движения так благородны,  так  легки,  в
них столько целомудренной прелести, что ее можно принять за  молоденькую
девушку. Когда строгое выражение ее лица смягчилось, мы постепенно  про-
никлись исходившим от нее очарованием. У нее ангельский взгляд,  а  звук
ее голоса волнует сердце, словно райская мелодия. Кем  бы  ни  была  эта
женщина - законной супругой философа или великодушной авантюристкой, ко-
торая следует за ним, влекомая жгучей страстью, - глядя на  нее,  слушая
ее голос, невозможно предположить, чтобы порок  или  низменный  инстинкт
мог запятнать это спокойное, искреннее, доброе создание. В первую минуту
мы испугались, как бы наш мудрец не оказался униженным пошлой связью, но
эта мысль быстро рассеялась, и мы поняли, что, если говорить об истинном
благородстве - благородстве сердца и ума, - он встретил  на  своем  пути
поэтическую возлюбленную, родственную душу, идущую вместе с  ним  сквозь
все жизненные бури.
   - Простите меня за страх и недоверие, - сказала она, когда мы ответи-
ли на ее вопросы. - Нас долго преследовали, мы много страдали.  Благода-
рение небу, друг мой забыл о том, что такое горе, ничто больше не  может
встревожить его или заставить страдать. Но мне бог велел его охранять, и
я обязана тревожиться вместо него и заботиться о нем.  Ваши  лица,  звук
ваших голосов еще больше успокоили меня, нежели символы и слова, которы-
ми мы только что обменялись. Ведь наши таинства были не раз  употреблены
во зло, и теперь есть столько же ложных братьев, сколько ложных  настав-
ников. Житейское благоразумие могло бы заставить нас не верить никому  и
ничему, но боже нас сохрани от такой степени эгоизма и нечестия! Правда,
семья верующих разбросана, и у нас больше нет храма,  где  мы  могли  бы
приобщиться к духу и к истине. Адепты утратили смысл таинств, буква уби-
ла дух. Божественное искусство опошлено и забыто людьми, но что все  это
значит, если вера еще живет в сердцах некоторых из нас? Что все это зна-
чит, если Живое слово еще хранится в каком-нибудь  святилище?  Когда-ни-
будь оно выйдет оттуда и снова распространится среди людей, и, быть  мо-
жет, храм будет воздвигнут вновь благодаря вере хананеянки и лепте  вдо-
вицы.
   - Именно за этим Живым словом мы и пришли сюда, - ответил учитель.  -
Его признают во всех святилищах, но уже не понимают его смысла. Мы с жа-
ром изучали его, мы бережно несли его в себе и после многих лет трудов и
размышлений как будто постигли истинное  его  значение.  Вот  почему  мы
пришли просить вашего супруга, чтобы он либо подтвердил нашу веру,  либо
устранил наше заблуждение. Убедите его выслушать нас и дать ответ.
   - Это зависит не от меня, - ответила Цыганка, - и еще менее  от  него
самого. Трисмегист не всегда испытывает вдохновение,  хотя  с  некоторых
пор постоянно находится во власти поэтических иллюзий. Обычное выражение
его чувств - это музыка. Его метафизические идеи редко бывают достаточно
ясны, они являются плодом возбуждения и экзальтации. Так, например,  се-
годня он не смог бы сказать вам ничего такого, что бы вас удовлетворило.
Его речи всегда понятны мне, но вам, не знающим его, они  показались  бы
туманными. Должна предупредить вас - в глазах людей, ослепленных  холод-
ным рассудком, Трисмегист безумен, и в то время как народ-поэт  смиренно
предлагает дары гостеприимства необыкновенному артисту, который  волнует
и восхищает его чувства, заурядные люди из жалости бросают подачку  бро-
дячему музыканту, продающему в больших городах свое  вдохновение.  Но  я
учила наших детей не брать этих подачек или брать их, но лишь в тех слу-
чаях, когда рядом с нами идет калека-нищий, которому небо отказало в та-
ланте волновать и убеждать. Что до нас, мы не нуждаемся в деньгах  бога-
чей и не просим подаяния - милостыня унижает того, кто ее  принимает,  и
ожесточает подающего. Все, что не является обменом, должно  исчезнуть  в
обществе будущего. А пока что бог позволил нам - мужу и мне - жить  этим
обменом и таким образом прикоснуться к идеалу. Мы приносим  искусство  и
восторг душам, способным к восприятию искусства и к  ощущению  восторга.
Мы принимаем священное гостеприимство бедняка, делим с ним его  скромный
кров и умеренную пищу. А когда у нас возникает необходимость  в  простой
одежде, мы зарабатываем ее, задерживаясь на несколько недель в  какойни-
будь семье и давая уроки музыки. Проходя мимо пышного замка, мы поем под
окнами его владельца, ибо он приходится нам таким же братом, как пастух,
пахарь и ремесленник, но спешим удалиться, не ожидая награды, ибо счита-
ем, что этот несчастный ничего не может дать нам взамен, и, таким  обра-
зом, это мы подаем ему милостыню. Словом, мы живем жизнью артистов,  как
сами ее понимаем, ибо бог создал нас артистами и мы обязаны использовать
его дары. У нас повсюду есть друзья и братья в низших слоях того общест-
ва, которое сочло бы унижением для себя спросить, каким образом нам уда-
ется жить честными и свободными. Каждый день мы создаем новых привержен-
цев искусства, а когда наши силы иссякнут и мы уже не сможем  кормить  и
носить на руках наших детей, они, в свою  очередь,  помогут  нам,  будут
кормить и утешать нас. Если детей не будет с нами, если они уедут  дале-
ко, увлекаемые иными призваниями, мы будем жить, как старый Зденко,  ко-
торого вы видели вчера: в течение сорока лет он пленял своими  легендами
и песнями всех крестьян в округе, а в последние годы они принимают его и
заботятся о нем как об уважаемом учителе и друге.  Неприхотливые  вкусы,
привычка к умеренности, любовь к путешествиям, здоровье,  которое  дарит
жизнь, сообразная с требованиями природы, поэтическое  вдохновение,  от-
сутствие дурных страстей, а главное - вера в будущее мира, -  разве  все
это признаки безумия? И все же вам может показаться, что рассудок  Трис-
мегиста помутился под влиянием чересчур пылкого восторга, как некогда он
показался мне замутненным скорбью. Но, узнав его ближе, вы, может  быть,
поймете, что только людские заблуждения и  ошибки  общепринятых  законов
выдают за помешанных всех тех, у кого есть  талант  и  фантазия.  Знаете
что, присоединитесь к нам и давайте попутешествуем вместе весь сегодняш-
ний день. Быть может, выпадет час, когда Трисмегист заговорит не  только
о музыке. Просить его не надо, в какую-то минуту это придет само  собой.
Что-нибудь может пробудить в нем прежние мысли.  Мы  отправляемся  через
час - наше присутствие здесь угрожает навлечь на голову моего мужа новые
опасности. Ни в каком другом месте мы ничем не рискуем -  нас  не  могут
узнать после стольких лет изгнания. Мы идем в Вену через Богемский Лес и
по течению Дуная. Когда-то я уже совершила такое  путешествие  и  охотно
повторю его еще раз. Мы повидаем двух старших детей. Наши  состоятельные
друзья пожелали оставить их у себя и дать им образование - ведь  не  все
люди рождаются для того, чтобы стать артистами, и каждый должен  идти  в
жизни по пути, предначертанному провидением.
   Таков был рассказ этой необыкновенной женщины - мы не  раз  прерывали
ее вопросами - о жизни ее мужа, ставшей также и ее жизнью, ибо она цели-
ком разделила с ним и вкусы его и взгляды. С радостью приняв предложение
следовать за ней, мы вместе вышли из хижины, и импровизированная стража,
которая охраняла дом, собираясь  нас  задержать,  немедленно  разомкнула
круг, пропуская нас.
   - Пойдемте, дети, - крикнула им Цыганка своим звучным, мелодичным го-
лосом, - ваш друг ждет вас под липами. Сейчас лучшее время дня, и утрен-
няя наша молитва выразится в музыке. Доверьтесь этим двум друзьям, - до-
бавила она, указывая на нас прекрасным, естественно-театральным  жестом,
- они свои и желают нам добра.
   С радостными возгласами и песнями крестьяне устремились вслед за  на-
ми. Дорогой Цыганка сообщила нам, что она с семьей сегодня же утром  по-
кидает этот поселок.
   - Только не надо говорить об этом, - добавила она. - Расставание зас-
тавило бы наших друзей пролить немало слез. Но  здесь  нам  небезопасно.
Кто-нибудь из старых врагов может случайно оказаться в этих краях и  под
одеждой цыгана узнать Альберта Рудольштадта.
   Мы дошли до поселка. Он был расположен на зеленой лужайке, окруженной
великолепными липами; меж огромных стволов виднелись скромные  домики  и
извилистые тропинки, протоптанные стадами овец.  В  первых  косых  лучах
солнца, блестевших на изумрудном ковре  лугов,  в  серебристой  утренней
дымке, окутывавшей склоны окружающих гор, этот уголок показался нам  по-
истине волшебным. Затененные места, казалось, хранили еще синеватый отб-
леск ночи, а вершины деревьев уже окрашивались в золото  и  пурпур.  Все
было чистым и четким, все казалось нам свежим и юным, даже вековые липы,
крыши, поросшие мхом, и седобородые  старцы,  выходившие,  улыбаясь,  из
своих хижин. Посреди небольшой площадки, где протекал прозрачный ручеек,
разделяясь и снова скрещиваясь у наших ног, мы увидели Трисмегиста и его
детей - двух прелестных девочек и мальчика лет пятнадцати,  прекрасного,
как Эндимион скульпторов и поэтов.
   - Вот это Ванда, - сказала Цыганка, указывая нам на старшую дочь, - а
младшую зовут Венцеславой. Сына же мы назвали дорогим нам именем любимо-
го друга его отца - его зовут Зденко. Старый  Зденко  явно  предпочитает
его остальным. Посмотрите - он прижал к себе Венцеславу, а Ванду  держит
на коленях, но думает он не о них: он смотрит на моего сына, словно  ни-
как не может на него наглядеться.
   Мы взглянули на старого Зденко. Два ручейка слез катились по его  ху-
дому, изборожденному морщинами лицу, а  взгляд,  исполненный  блаженного
восторга, был прикован к юноше, этому последнему отпрыску Рудольштадтов,
который с радостью носил его имя - имя раба - и, держа его за руку, сто-
ял сейчас с ним рядом. Мне хотелось бы нарисовать эту группу и стоявшего
рядом Трисмегиста: переводя растроганный взор с одного  на  другого,  он
настраивал свою скрипку и пробовал смычок.
   - Это вы, друзья? - сказал он,  приветливо  ответив  на  наше  почти-
тельное приветствие. - Значит, жена пришла за вами? И прекрасно сделала.
Сегодня у меня есть что сказать, и я буду счастлив, если  вы  послушаете
меня.
   И он заиграл на скрипке с еще большей полнотой  звука  и  торжествен-
ностью, чем накануне. По крайней мере таково было наше впечатление,  еще
усилившееся благодаря присутствию толпы селян, которые трепетали от  ра-
дости и восхищения, слушая старинные баллады своей  родины  и  священные
гимны, воспевавшие античную свободу. Чувства  по-разному  отражались  на
этих мужественных лицах. Одни, как Зденко, восхищенные видениями прошло-
го, стояли затаив дыхание и, казалось,  впитывали  в  себя  эту  поэзию,
словно алчущие растения, пьющие капли благодетельного дождя. Другие, во-
одушевленные священной яростью, думали о бедствиях настоящего и,  сжимая
кулаки, угрожали невидимым врагам, как бы призывая небо в свидетели сво-
его попранного достоинства и оскорбленной добродетели. Слышались рыдания
и вопли, неистовые аплодисменты и возгласы исступления.
   - Друзья, - сказал нам Альберт, кончив играть, -  взгляните  на  этих
простых людей! Они прекрасно поняли, что я хотел сказать им, и не  спра-
шивают, как спрашивали вчера вы, в чем смысл моих пророчеств.
   - Но ведь ты говорил им только о прошлом, - возразил Спартак, жаждав-
ший его речей.
   - Прошлое, будущее, настоящее! Что за суетные хитросплетения! -  ска-
зал, улыбаясь, Трисмегист. - Разве человек не хранит и то, и  другое,  и
третье в своем сердце, и разве его  существование  не  состоит  из  этой
тройной сущности? Но раз уж вам для отображения ваших мыслей так необхо-
димы слова, послушайте моего сына - он споет вам один гимн: музыку сочи-
нила его мать, а стихи принадлежат мне.
   Прекрасный юноша спокойно и скромно вышел на середину круга.  Очевид-
но, его мать, не сознавая, что поддается  слабости,  убедила  себя,  что
имеет право, а быть может, даже обязана заботиться о красоте артиста. Он
одет с некоторой изысканностью, роскошные волосы тщательно причесаны,  а
крестьянский костюм сшит из более тонкой и более яркой материи, нежели у
остальных членов семьи. Сняв шапочку, он послал слушателям воздушный по-
целуй, на который ему ответила сотня столь же пылких воздушных поцелуев,
и после вступления, сыгранного его матерью на гитаре с особым, южным жа-
ром, запел под ее аккомпанемент следующие слова, которые я перевожу  для
вас со славянского языка, записав с их любезного позволения также и пре-
восходный напев.
   Добрая богиня бедности
   Баллада
   Вы, дороги, позолоченные песком, зеленеющие долины, овраги, где любят
резвиться серны, высокие, увенчанные звездами горы, бурные потоки,  неп-
роходимые леса, пропустите, пропустите ее, добрую богиню, богиню беднос-
ти!
   С той поры, как существует мир, с той поры, как  были  созданы  люди,
она странствует по свету, она живет среди людей, путешествует, распевая,
или распевает, трудясь, эта богиня, добрая богиня бедности!
   Какие-то люди собрались, чтобы предать ее проклятию.  Она  показалась
им слишком  красивой,  слишком  веселой,  слишком  проворной  и  слишком
сильной. "Оборвем ей крылья, - сказав они, - закуем в цепи, измучим  по-
боями, и пусть ей будет больно, пусть она погибнет, богиня бедности!"
   Они заковали в цепи добрую богиню, они били и преследовали ее, но  не
смогли ее унизить - она нашла убежище в душе поэтов, в душе крестьян,  в
душе артистов, в душе мучеников и в душе святых, эта добрая богиня,  бо-
гиня бедности!
   Она скиталась больше Вечного жида, она странствовала больше ласточки,
она старше пражского собора и моложе птенца королька,  она  расплодилась
на земле быстрее, чем земляника в Богемском Лесу, эта богиня, добрая бо-
гиня бедности!
   У нее было много детей, и она научила их тайне божией;  она  говорила
сердцу Иисуса на горе; очам королевы Либуше, когда та влюбилась в  паха-
ря; уму Яна и Иеронима на костре в Констанце; она знает больше всех уче-
ных и всех епископов, эта добрая богиня бедности!
   Она всегда творит самые великие и самые прекрасные дела, какие бывают
на земле. Это она возделывает поля и подстригает деревья; это она  водит
стада, напевая самые красивые песни; это она встречает утреннюю  зарю  и
принимает первую улыбку солнца, она, добрая богиня бедности!
   Это она строит из зеленых ветвей шалаш  дровосека  я  дарует  орлиный
взгляд охотнику; это она растит самых красивых мальчуганов и делает плуг
и заступ легкими в руках старика, - она, добрая богиня бедности.
   Это она вдохновляет поэта и заставляет петь скрипку, гитару и  флейту
под пальцами бродячего музыканта: она  переносит  его  на  своих  легких
крыльях от истоков Влтавы до истоков Дуная; это она венчает  его  голову
жемчужной росой и велит звездам блистать для него ярче и сильнее, - она,
богиня, добрая богиня бедности!
   Это она наставляет искусного ремесленника и учит его  обтесывать  ка-
мень, гранить мрамор, отделывать золото, серебро, медь и железо; это она
помогает старой матери и юной дочери ткать  полотно,  мягкое  и  тонкое,
словно волос, - она, добрая богиня бедности!
   Это она укрепляет расшатанную бурей лачугу и оберегает пламя смоляно-
го факела или масляной лампады, она месит хлеб для семьи и ткет зимнюю и
летнюю одежду; это она кормит и поит весь мир, она, добрая  богиня  бед-
ности!
   Это она воздвигает большие замки и старинные соборы, она ходит с саб-
лей и ружьем, она воюет и одерживает победы, она подбирает убитых,  уха-
живает за ранеными и прячет побежденного, - она, добрая богиня бедности!
   Ты олицетворяешь кротость, терпение, силу и милосердие, о добрая  бо-
гиня! Это твоя святая любовь соединяет всех твоих детей, это ты  даруешь
сострадание, веру, надежду, о богиня бедности!
   Наступит день, когда твои дети перестанут нести всю тяжесть  мира  на
своих плечах и будут вознаграждены за свои муки и труды. Близится время,
когда не станет ни богатых, ни бедных, когда все люди будут вкушать пло-
ды земные и будут одинаково пользоваться благами, дарованными богом,  но
ты никогда не будешь забыта в их гимнах, о добрая богиня бедности!
   Они не забудут, что ты была их плодовитой матерью, неутомимой  корми-
лицей и воинствующей церковью. Они прольют бальзам на твои раны и приго-
товят тебе из помолодевшей, благовонной земли ложе,  где  ты  наконец-то
найдешь отдых, о добрая богиня бедности!
   А в ожидании этого счастливого дня вы, потоки и леса, горы и  долины,
степи, где растут цветы, где порхают птицы, и вы, дороги, усыпанные  зо-
лотым песком и принадлежащие всем, пропустите ее, пропустите добрую  бо-
гиню, богиню бедности!
   Вообразите себе эту балладу, эти прекрасные стихи,  произнесенные  на
мягком и наивном языке, словно нарочно созданном для юношеских  уст,  да
еще положенную на музыку, трогающую сердце и исторгающую чистейшие  сле-
зы, вообразите ангельский голос, поющий с безупречной  правильностью,  с
несравненным музыкальным выражением, голос сына  Трисмегиста  и  ученика
Цыганки, самого красивого, самого чистого и самого  одаренного  из  всех
отроков в мире! Если вы представите себе в виде рамки для этой картины в
духе пейзажа Рейсдаля живописную группу мужчин с простодушными, открыты-
ми лицами, мелодичное журчанье невидимого горного потока, доносящееся из
глубины ущелья и сливающееся с отдаленным звоном колокольчиков пасущихся
на горе коз, - если вы представите себе все это, то поймете наше  волне-
ние и невыразимое поэтическое наслаждение, которые мы испытали.
   - А теперь, дети мои, - сказал Альберт Подебрад крестьянам, - мы  по-
молились, и за работу. Вы идите в поле, а я со своей семьей пойду в  лес
искать вдохновение и жизнь.
   - Но вечером ты вернешься? - вскричали крестьяне.
   Цыганка приветливо кивнула им, и они приняли этот знак  за  обещание.
Две девочки, еще не понимающие, что значит  бег  времени  и  случайности
странствий, с детской радостью крикнули: "Да! Да! ", и крестьяне  разош-
лись. Старый Зденко, глядя отеческим оком на своего крестника и  убедив-
шись, что его дорожную сумку наполнили провизией для всей семьи,  уселся
на пороге хижины. Затем Цыганка знаком пригласила нас идти  за  ними,  и
вместе с нашими бродячими  музыкантами  мы  покинули  селение.  Пришлось
взбираться по склону оврага. Каждый из нас - учитель и я - взяли на руки
одну из девочек, и, таким образом, нам удалось  подойти  к  Трисмегисту,
который до этого как бы не замечал нашего присутствия.
   - Мне немного грустно, - сказал он. - Тяжело обманывать друзей и это-
го старика. Я знаю, что завтра он будет разыскивать нас по  всем  лесным
тропинкам. Но таково было желание Консуэло, - добавил  он,  указывая  на
жену. - Ей кажется, что оставаться здесь  опасно.  Я  же  не  могу  себе
представить, что мы еще можем внушать кому-либо страх или зависть. Разве
кто-нибудь способен понять наше счастье? Однако она уверяет, что мы  мо-
жем навлечь опасность и на головы наших друзей, и, хоть мне неясно,  ка-
ким образом это могло бы случиться, все же я уступаю ей. Впрочем, ее же-
лание всегда было моим желанием, а мое всегда находило отклик в ее душе.
Сегодня мы уже не вернемся в то селение. Если вы действительно наши доб-
рые друзья - а вы кажетесь нам такими, - то к вечеру,  нагулявшись  вдо-
воль, вернитесь туда и объясните им все это. Мы намеренно ушли, не прос-
тившись, так как боялись огорчить их, но передайте, что  когданибудь  мы
еще придем к ним. Ну, а старому Зденко скажите только одно слово:  завт-
ра. Его предвидение не идет дальш