ете
ввести меня в заблуждение.
   - Так вот, вы любите, любите впервые в жизни,  любите  по-настоящему,
всем сердцем. И тот, кого вы любите так сильно,  со  слезами  раскаяния,
ибо год назад вы еще не любили его, тот, чье отсутствие  для  вас  мучи-
тельно, чье исчезновение обесцветило вашу жизнь и отняло у вас  будущее,
это не барон Тренк - к нему вы питаете лишь чувство дружеской и  спокой-
ной признательности, не Иосиф Гайдн - он является вашим младшим братом в
искусстве, и только, не король Фридрих - его вы боитесь, хоть он  чем-то
и привлекает вас, это даже не красавец Андзолето,  уже  потерявший  ваше
уважение, - нет, это тот, кого вы видели лежащим на смертном ложе в пыш-
ном облачении, в каком знатные семьи с гордостью опускают в могилу своих
усопших, это Альберт Рудольштадт.
   В первую минуту Консуэло изумилась, услышав, как этот незнакомый  че-
ловек высказывает вслух самые затаенные ее чувства.  Но,  вспомнив,  что
прошлой ночью она рассказала принцессе Амалии всю свою жизнь  и  открыла
ей сердце, вспомнив все, что она только что узнала от принца  Генриха  о
сношениях принцессы с таинственным обществом, где Сен-Жермен играл  одну
из главных ролей, она перестала удивляться и простодушно сказала  графу,
что не считает такой уж заслугой с его стороны повторять то, что недавно
доверено нескромной подруге.
   - Вы говорите об аббатисе Кведлинбургской? -  спросил  Сен-Жермен.  -
Скажите, поверите ли вы моему честному слову?
   - У меня нет права в нем сомневаться, - ответила Порпорина.
   - Тогда даю вам честное слово, - продолжал граф, - что принцесса  ни-
чего не говорила мне о вас по той простой причине, что у меня никогда не
было возможности обменяться хотя бы единым словом ни с ней, ни с ее  на-
персницей - госпожой фон Клейст.
   - Но ведь вы как-то связаны с ней, граф, если не прямо, то через дру-
гих людей?
   - Связь эта сводится к тому, что я через  третьих  лиц  пересылаю  ей
письма Тренка и получаю письма принцессы для передачи ему. Как видите, я
не пользуюсь особым ее доверием, если она до сих пор полагает,  будто  я
не знаю, какого рода чувство заставляет ее заботиться о  нашем  беглеце.
Впрочем, принцесса не вероломна, она просто взбалмошна. Такими становят-
ся все деспотические натуры, когда их притесняют. Служители истины  ожи-
дали от нее многого и покровительствовали ей. Дай бог, чтобы им не приш-
лось раскаяться!
   - Вы несправедливы, граф, к этой привлекательной и  несчастной  прин-
цессе. Быть может, вы плохо осведомлены о ее делах. Я,  впрочем,  совсем
ничего не знаю о них, но...
   - Не лгите понапрасну, Консуэло. Вы ужинали у нее прошлой ночью, и  я
могу рассказать вам все детали.
   Тут граф де Сен-Жермен привел  мельчайшие  подробности  этого  ужина,
повторил речи, произнесенные принцессой и госпожой фон Клейст, рассказал
даже, как они были одеты, каково было меню, сообщил о встрече с Женщиной
с метлой и т.д. Не ограничившись этим, он упомянул также об утреннем ви-
зите короля к нашей героине, привел фразы, которыми они обменялись между
собой, рассказал о том, как король замахнулся тростью  на  Консуэло,  об
угрозах и раскаянии Фридриха, обо всем - вплоть до  жестов  и  выражения
лица обоих собеседников. Словом, ему было известно все,  словно  он  сам
присутствовал при этой сцене.
   - Вы сделали большую ошибку, наивное и великодушное дитя, - сказал он
под конец, - что поддались этому обманчивому возврату дружбы и  доброты:
король очень искусен в изъявлениях такого рода,  когда  ему  это  нужно.
Царственный тигр даст вам почувствовать свои когти, если вы  не  примете
более влиятельного и более достойного покровительства -  покровительства
поистине отеческого и всесильного.  Не  ограничиваясь  узкими  пределами
маркграфства Бранденбургского, оно будет сопутствовать вам на  всей  по-
верхности земного шара - вплоть до незаселенных пространств нового мира.
   - Кроме бога, я не знаю никого, - ответила Консуэло,  -  кто  мог  бы
оказать подобное покровительство и  пожелал  бы  распространить  его  на
столь незначительное существо, как я. Если я и подвергаюсь  здесь  опас-
ности, то на одного лишь бога возлагаю я свои надежды.  И  буду  остере-
гаться всякого иного заступничества, ибо мне неизвестны ни способы  его,
ни побуждения.
   - Подозрительность плохо вяжется с великодушием, - возразил  граф.  -
Графиня Рудольштадт великодушна - поэтому, и только поэтому,  она  имеет
право на покровительство истинных служителей божьих. Что касается спосо-
бов этих  служителей,  то  их  не  счесть,  и  по  своему  могуществу  и
нравственной чистоте они столь же отличны от способов, применяемых коро-
лями и принцами, сколь высокие деяния божьи своею святостью  отличны  от
дел честолюбцев и деспотов этого мира. Вы питаете любовь и доверие к од-
ному лишь божественному правосудию - пусть так! Но вы не можете не приз-
нать его влияния на людей добрых и умных, являющихся  здесь,  на  земле,
исполнителями воли всевышнего и вершителями его закона.  Восстанавливать
справедливость, покровительствовать слабым, сдерживать тиранию, поощрять
и вознаграждать добродетель, распространять принципы высокой  нравствен-
ности, оберегать священную сокровищницу чести - такова  во  все  времена
была миссия знаменитой и почтенной корпорации, которая под разными  наз-
ваниями и в разных формах существует со времени возникновения обществ до
наших дней. Взгляните на грубые и бесчеловечные законы, управляющие  на-
родами, взгляните на человеческие предрассудки и заблуждения,  взгляните
- и вы увидите следы чудовищного варварства! Чем же вы объясните, что  в
мире, которым так дурно распоряжается  невежество  толпы  и  вероломство
правителей, могут иногда расцветать добродетельные сердца и  распростра-
няться некоторые истинные учения? А ведь это  случается,  и  белоснежные
лилии, чистейшие цветы, такие души, как ваша, как душа Альберта, распус-
каются и блестят на нашей грязной земле. Но разве могли бы они сохранить
свой аромат, уберечься от укусов гнусных пресмыкающихся, устоять  против
бурь, если бы их не поддерживали и не оберегали какие-то  благодетельные
силы, чьи-то дружеские руки? Разве мог бы Альберт, этот благородный  че-
ловек, совершенно чуждый мерзостям толпы, человек, стоящий настолько вы-
ше простых смертных, что они сочли его безумцем, разве мог бы он черпать
свое величие и веру только в самом себе? Разве он одинок во вселенной  и
разве никогда не закаляет свои силы в горниле сочувствия и надежды? А вы
сами? Разве стали бы вы тем, что вы есть, если бы  божественное  дыхание
не перешло из души Альберта в вашу душу? Но сейчас, разлученная  с  ним,
попав в недостойную вас сферу, подвергаясь тысячам опасностей, вы - акт-
риса, вы - поверенная тайн влюбленной принцессы  и  слывущая  любовницей
развратного себялюбца короля, - неужели вы надеетесь сохранить  незапят-
нанной вашу чистоту, если крылья таинственных архангелов  не  раскроются
над вами, осенив вас небесным щитом? Помните, Консуэло, не в себе самой,
во всяком случае - не только в себе самой, почерпнете вы необходимые вам
силы. Благоразумие, которым вы так гордитесь, будет легко обмануто  хит-
ростью и лукавством, окружающими во мраке ваше девственное ложе.  Научи-
тесь же уважать святое воинство, невидимых солдат веры, которые уже сто-
ят стеной, оберегая вас. Никто не требует от вас ни обязательств, ни ус-
луг; вам приказывают одно - ощутив неожиданное  действие  этой  благоде-
тельной поддержки, покоритесь и доверьтесь. Я сказал все, что  мог.  Те-
перь обдумайте хорошенько мои слова, и  когда  наступит  должное  время,
когда вы увидите чудеса, свершающиеся вокруг  вас,  вспомните,  что  все
возможно для тех, которые верят и трудятся сообща, для тех, которые рав-
ны и свободны. Да, да, для них нет ничего невозможного, когда нужно воз-
наградить добродетель, и если ваша окажется достаточно высокой, вы полу-
чите наивысшую награду - они смогут даже воскресить Альберта  и  вернуть
его вам.
   Проговорив все это возбужденным, полным восторженной уверенности  то-
ном, человек в красном домино встал, склонился перед Консуэло и, не ожи-
дая ответа, вышел из ложи, а она застыла на месте, погруженная в  стран-
ные мечтания.


   XIII

   Консуэло, желавшая теперь одного - уйти отсюда, наконец-то спустилась
вниз и встретила в коридоре двух человек в масках: те подошли к  ней,  и
один из них шепнул:
   - Остерегайся графа де Сен-Жермена.
   Ей показалось, что это голос Уберти Порпорино, ее партнера по  сцене,
и, схватив его за рукав домино, она спросила:
   - Кто такой граф де Сен-Жермен? Я не знаю его.
   Но второй человек в маске, даже не пытаясь изменить голос, - Консуэло
сразу узнала, что это был грустный скрипач, молодой Бенда, - взял ее  за
руку и сказал:
   - Избегай приключений и искателей приключений.
   После чего они поспешно отошли, словно желая уклониться от ее  вопро-
сов.
   Консуэло, потратившая столько усилий, чтобы  сделаться  неузнаваемой,
удивилась, что ее узнают так легко, и теперь ей не терпелось уйти  отсю-
да. Но вскоре она заметила, что за ней наблюдает еще один человек в мас-
ке; по походке и по фигуре она как будто  узнала  в  нем  господина  фон
Пельница, директора королевских театров и камергера короля. Она  оконча-
тельно в этом убедилась, когда он обратился к ней, как  он  ни  старался
изменить голос и манеру говорить. Он завел с ней беседу на разные  темы,
но она молчала, понимая, что он хочет  услышать  ее  голос.  Ей  удалось
как-то отделаться от него, и она нарочно прошла через  всю  залу,  чтобы
запутать его на тот случай, если бы ему вздумалось пойти за ней  следом.
В зале толпились люди, и она с трудом пробралась  к  выходу.  Здесь  она
обернулась, желая убедиться, что за ней не следят, и с удивлением  заме-
тила в углу Пельница, шепотом разговаривавшего с красным домино  -  судя
по всему, с графом де Сен-Жерменом. Она не знала, что  Пельниц  познако-
мился с ним еще во Франции, и, опасаясь предательства со стороны искате-
ля приключений, вернулась домой, терзаемая тревогой - не столько за  се-
бя, сколько за принцессу, чей секрет она невольно выдала весьма подозри-
тельному человеку.
   Проснувшись утром, она увидела над своей головой венок из белых  роз,
подвешенный к распятию, которое ей досталось от матери и с  которым  она
никогда не расставалась. Одновременно она заметила исчезновение  кипари-
совой ветки, неизменно украшавшей распятие с тех пор, как однажды в  Ве-
не, в вечер ее триумфа, ее бросила на сцену чья-то неизвестная рука. Она
стала повсюду искать ветку, но тщетно. Казалось, вешая на ее место  цве-
тущий, радостный венок, кто-то намеренно убрал этот мрачный трофей. Гор-
ничная не смогла объяснить ей, каким образом произошла эта  замена.  Она
уверяла, что накануне весь день не выходила из дому и никого не  впуска-
ла. А приготовляя на ночь постель своей хозяйке, она не заметила,  висел
уже венок или нет. Словом, она была так искренне  удивлена  этим  проис-
шествием, что трудно было заподозрить ее во лжи. Эта девушка  отличалась
редким бескорыстием - Консуэло не раз убеждалась в этом, - и  единствен-
ный ее недостаток заключался в чрезмерной болтливости и в стремлении по-
верять своей госпоже разные пустяки. Будь ей известно  хоть  что-нибудь,
она не упустила бы случая утомить ее  длинным  рассказом  и  скучнейшими
подробностями. Пустившись в бесконечные рассуждения по поводу таинствен-
ного поклонника, который, конечно, преподнес певице этот венок,  она  до
того наскучила Консуэло, что та попросила девушку замолчать  и  оставить
ее в покое. Оставшись одна, Консуэло внимательно осмотрела венок.  Цветы
были так свежи, словно их только что сорвали, и так  благоухали,  словно
сейчас было лето, а не зима. Консуэло горестно вздохнула,  подумав,  что
таких прекрасных роз нет сейчас нигде, кроме как в  теплицах  дворца,  и
что, по всей вероятности, служанка была права, приписывая этот знак вни-
мания королю. "Но ведь он не знал, как я дорожу своим кипарисом, - поду-
мала она. - Почему же ему вздумалось унести его? Все равно! Кому  бы  ни
принадлежала рука, совершившая это святотатство, я проклинаю ее!" Порпо-
рина сокрушенно отбросила от себя венок и вдруг увидела, что из него вы-
пал маленький свиток пергамента. Она подняла его и прочитала  написанные
незнакомым почерком слова:
   "Всякий благородный поступок заслуживает награды, и единственной наг-
радой, достойной возвышенной души, является знак преданности со  стороны
родственных душ. Пусть же кипарис не висит более над  твоим  изголовьем,
доблестная сестра, и пусть эти цветы хоть на мгновение увенчают твое че-
ло. Это твой свадебный убор, знак вечного супружества с  добродетелью  и
твоего приобщения к союзу верующих".
   Пораженная, Консуэло долго рассматривала буквы, тщетно  пытаясь  уло-
вить хоть отдаленное сходство с почерком графа Альберта. Несмотря на не-
доверие к неизвестному обществу, в которое ее, по-видимому, хотели  вов-
лечь, на неприязнь к обещаниям и предсказаниям магии, столь  распростра-
ненным в те времена в Германии и во всей философски настроенной  Европе,
несмотря, наконец, на предостережения друзей,  убеждавших  ее  держаться
настороже, последние слова красного домино и содержание анонимной запис-
ки зажгли в ее воображении то радостное любопытство, которое вернее было
бы назвать поэтическим ожиданием. Сама не зная почему, она  повиновалась
ласковому повелению неизвестных друзей, надела на распущенные волосы ве-
нок и стала смотреться в зеркало, словно ожидая увидеть за собой дорогой
призрак.
   Из мечтательности ее вывел резкий звук звонка, заставивший ее вздрог-
нуть, и горничная сообщила, что господин фон Будденброк желает немедлен-
но сказать ей несколько слов. Эти несколько  слов  королевский  адъютант
произнес со всем высокомерием, каким отличались его речи и манеры, когда
за ним не следили глаза его повелителя.
   - Мадемуазель, - сказал он, как только Порпорина вышла в гостиную,  -
вы немедленно поедете со мной к королю. Поторопитесь,  король  не  любит
ждать.
   - Но не поеду же я к королю в ночных туфлях  и  капоте,  -  возразила
она.
   - Даю вам пять минут, чтобы одеться  подобающим  образом,  -  объявил
Будденброк, вынимая часы и знаком отсылая ее в спальню.
   Испуганная, но полная решимости взять на себя все  опасности  и  нес-
частья, какие могли угрожать принцессе и  барону  фон  Тренку,  Консуэло
оделась даже раньше данного ей  срока  и  появилась  перед  Будденброком
внешне совершенно спокойная. Будденброк, который заметил,  что,  отдавая
приказ привезти преступницу, король был рассержен, немедленно  заразился
королевским гневом, хоть и не знал, чем он  вызван.  Однако,  видя  спо-
койствие Консуэло, он вспомнил, что король питал к этой девушке  большую
склонность. "Она еще может выйти победительницей из завязавшейся борьбы,
- подумал он, - и отомстить мне за дурное обхождение". Поэтому  он  счел
за благо снова вернуться к подобострастному тону, решив, что еще  успеет
досадить певице, когда ее опала будет окончательной. С неуклюжей и напы-
щенной галантностью он подал ей руку, помогая сесть в карету,  и  уселся
напротив, держа шляпу в руке.
   - Какое прекрасное зимнее утро, мадемуазель! - произнес он с глубоко-
мысленным и лукавым видом.
   - Вы правы, господин барон, - насмешливо ответила Консуэло. - Сегодня
прекрасная погода для далекой прогулки.
   Произнося эти слова, Консуэло со стоической веселостью думала про се-
бя, что остаток этого прекрасного дня ей, по всей вероятности,  придется
провести в экипаже, уносящем ее в какую-нибудь крепость. Но  Будденброк,
не способный постичь эту безмятежность  героической  покорности,  решил,
что певица угрожает ему, в случае если выйдет победительницей из  предс-
тоящего ей грозного испытания, навлечь на него немилость и заточение. Он
побледнел, попытался было завести приятную беседу и в смущении умолк,  с
тревогой спрашивая себя, чем он мог вызвать неудовольствие Порпорины.
   Консуэло провели в комнату с выцветшей розовой мебелью, обивка  кото-
рой была изодрана постоянно валявшимися на диване щенками, обсыпана  та-
баком, словом - весьма неопрятна. Король еще не появился, но из соседней
комнаты до нее донесся его голос, и этот голос был страшен,  ибо  король
гневался.
   - Говорю вам, что я примерно накажу всю эту сволочь и  очищу  Пруссию
от нечисти, которая давно уже подтачивает ее! - кричал он, и сапоги  его
громко скрипели, указывая на то, что он взволнованно шагает  из  угла  в
угол.
   - Ваше величество окажет этим огромную услугу разуму и Пруссии, - от-
ветил его собеседник. - Но из этого еще не следует, что можно женщину...
   - Нет, следует, дорогой Вольтер. Разве вы не знаете, что самые  гнус-
ные интриги и самые дьявольские козни возникают именно  в  этих  куриных
мозгах?
   - Но женщину, государь, женщину!..
   - Можете повторять это сколько угодно! Вы  любите  женщин!  Вы  имели
несчастье жить под владычеством юбки и не знаете, что, когда женщины су-
ют нос в серьезные дела, с ними надо обращаться, как с солдатами, как  с
рабами.
   - Но, государь, не можете же вы думать, что в  этой  истории  кроется
хоть что-нибудь серьезное! Всем этим изготовителям чудес и адептам  "ве-
ликого дела" следовало бы прописать успокоительную микстуру  и  холодный
душ.
   - Вы не знаете, о чем говорите, господин Вольтер! А что, если  я  вам
скажу, что бедняга Ламетри был отравлен!
   - Как будет отравлен всякий, кто съест больше, чем может  вместить  и
переварить его желудок. Расстройство желудка - то же отравление.
   - Говорю вам, что его убило не только обычное  обжорство.  Под  видом
паштета из фазанов ему подсунули паштет из орла.
   - Прусский орел смертоносен, я знаю, но  он  убивает  оружием,  а  не
ядом.
   - Довольно! Избавьте меня от ваших метафор. Держу сто против  одного,
что его отравили. Бедняга Ламетри стал жертвой их  нелепых  выдумок.  Он
сам рассказывал, полушутя-полусерьезно, что ему  показывали  выходцев  с
того света и чертей. Они сбили с толку этот недоверчивый, но  податливый
ум. А потом, когда он отвернулся от Тренка, своего  бывшего  друга,  они
по-своему наказали его. Теперь я, в свою очередь, накажу их. И  они  за-
помнят это. Что же касается тех, кто  хочет  под  прикрытием  всех  этих
гнусных мошеннических проделок ткать сеть заговоров  и  обманывать  бди-
тельность законов...
   Тут король захлопнул полуоткрытую дверь, и Консуэло уже ничего больше
не слышала. После четверти часа тревожного ожидания  перед  ней  наконец
появился Фридрих, грозный, постаревший и подурневший от гнева. Не  глядя
на нее, не говоря ни слова, он тщательно закрыл все двери, и,  когда  он
подошел к ней, в его взгляде было столько злобы, что ей показалось, буд-
то он собирается ее задушить. Она знала, что в пароксизме ярости он, сам
не отдавая себе в этом отчета, обретал зверские инстинкты своего отца  и
нередко позволял себе пинать сапогами не угодивших ему  чиновников.  Ла-
метри смеялся над этими жестокими выходками и уверял,  что  такого  рода
физические упражнения являлись превосходным средством от мучившей короля
преждевременной подагры. Но Ламетри уже не суждено было ни смешить коро-
ля, ни смеяться над ним. Этот молодой,  бодрый,  полнокровный,  цветущий
человек умер два дня назад после застольного излишества, и король, нахо-
дившийся во власти  какого-то  мрачного  заблуждения,  вообразил,  будто
смерть Ламетри явилась следствием, не то ненависти иезуитов, не то  злых
козней магов, бывших тогда в моде. Фридрих и сам, хоть он не признавался
себе в этом, был во власти смутного ребяческого страха, который оккульт-
ные науки внушали всей Германии.
   - Слушайте меня внимательно!  -  сказал  он  Консуэло,  испепеляя  ее
взглядом. - Вы изобличены, вы погибли, у вас есть одно средство спастись
- немедленно признаться во всем, прямо и без отговорок.
   Консуэло хотела отвечать, но ко