ей стороны, Андзолето, вообразивший, что может отомстить  Кон-
суэло за равнодушие, разыгрывая любовь к Амалии, не простил ей того, что
она сумела отвести опасность от молодой баронессы. Он причинял ей тысячу
неприятностей, стараясь испортить все ее выходы, неожиданно начиная петь
во время дуэта ее партию, держась при этом с большим  апломбом  и  давая
невежественной публике понять, что ошиблась она, а не он;  в  общих  ми-
зансценах он вдруг шел направо, когда следовало пойти налево,  незаметно
толкал ее, пытаясь уронить на пол или вынуждая смешаться с  толпой  ста-
тистов. Эти злобные выходки разбивались о  спокойствие  и  самообладание
Консуэло, но она оказалась менее стойкой, узнав, что он распространяет о
ней самые гнусные клеветнические слухи, которым  охотно  верили  знатные
бездельники. Ведь в их глазах добродетельная актриса - это чудо,  немыс-
лимое в природе, или в лучшем случае - скучный синий чулок.  Развратники
всех возрастов и всех рангов стали вести себя с ней более дерзко и,  по-
терпев неудачу, примкнули к лагерю Андзолето, не веря в  искренность  ее
сопротивления и пытаясь очернить и обесчестить ее, чтобы  утолить  таким
образом подлую и свирепую жажду мести.
   Эти жестокие и низкие преследования были лишь началом долгих мучений,
которые героически переносила несчастная примадонна на  протяжении  всей
своей театральной карьеры. Всякий раз как судьба сталкивала ее с  Андзо-
лето, он причинял ей много горя, и, как это ни  грустно,  надо  сказать,
что она встретила на своем пути не одного  Андзолето.  Не  одна  Корилла
терзала ее проявлениями зависти и  недоброжелательства,  в  большей  или
меньшей степени вероломными и грубыми, и все же из  всех  этих  соперниц
Корилла была, пожалуй, наименее злобной и скорее других способной к доб-
рым душевным порывам. Но что бы там ни говорили о  злобе  и  завистливом
тщеславии актрис, Консуэло убедилась, что  те  же  пороки,  проникнув  в
сердце мужчины, унижают его еще более и делают еще более недостойным то-
го места, какое  он  занимает  в  обществе.  Высокомерные  и  развратные
вельможи, директоры театров и газетные писаки, испорченные соприкоснове-
нием со всей этой грязью, прекрасные дамы, капризные и любопытные покро-
вительницы искусства, всегда готовые навязать  свою  помощь,  но  быстро
приходящие в негодование, встретив в подобной особе более высокую добро-
детель, нежели в самих себе, и, наконец, публика, зачастую  невежествен-
ная, почти всегда неблагодарная или пристрастная, - все это были  враги,
с которыми боролась строгая и чистая супруга Ливерани, испытывая  беско-
нечную горечь. Такая же настойчивая и постоянная в искусстве, как в люб-
ви, она никогда не отступала и продолжала свою театральную деятельность,
возносясь все выше на стезе музыки и добродетели. Иногда она терпела по-
ражение на тернистом пути успеха, иногда пожинала заслуженные лавры,  но
всегда и несмотря ни на что оставалась истинной жрицей искусства  в  еще
более высоком смысле, чем его понимал Порпора, черпая все новые  силы  в
своей пламенной вере и находя огромное утешение  в  пылкой  и  преданной
любви мужа.
   Жизнь Альберта, хотя и протекавшая рядом с ее жизнью - он сопровождал
ее во всех путешествиях, - покрыта более густым облаком тайны. Надо  по-
лагать, что он не был рабом карьеры своей жены и не исполнял роли счето-
вода, подсчитывавшего приходы и расходы, связанные с ее профессией. Про-
фессия Консуэло была к тому же не слишком прибыльной. В те времена  пуб-
лика не так щедро вознаграждала актеров, как в наши дни. Они обогащались
главным образом дарами принцев и знати, и женщины, умевшие извлечь выго-
ду из своего положения, приобретали большие ценности. Однако  целомудрие
и бескорыстие являются злейшими врагами богатства актрисы.  Консуэло  не
раз пользовалась успехом, и была обязана им уважению,  иногда  восторгу,
которые она вызывала, если интриги окружающих не слишком яростно встава-
ли между ней и истинными ценителями, но у нее не было ни одного  случая,
когда успех явился бы следствием любовной интрижки, и она никогда не по-
лучала драгоценностей и миллионов, купленных ценой позора. Ее лавры  ос-
тавались незапятнанными - их не бросали на сцену корыстные  руки.  После
десяти лет трудов и странствований она не стала  богаче,  чем  в  первый
день, ибо не умела да и не хотела совершать сделки, без  чего  богатство
никогда не приходит к труженику, к какому бы слою общества он ни принад-
лежал. К тому же она не умела откладывать про запас и те небольшие,  не-
редко оспариваемые администрацией деньги, которые зарабатывала. Она пос-
тоянно тратила их на добрые дела, и, так как  жизнь  ее  была  посвящена
тайному распространению учения общества, ее собственных средств часто не
хватало; в таких случаях главные руководители Невидимых приходили ей  на
помощь.
   Каковы же были результаты  бесконечных  и  неутомимых  странствований
Альберта и Консуэло по Франции, Испании, Англии и Италии?  Это  осталось
неизвестным, и, мне кажется, надо перенестись на  двадцать  лет  вперед,
чтобы по отдельным признакам обнаружить в  истории  восемнадцатого  века
следы деятельности тайных обществ. Не оказали ли  эти  общества  большее
влияние во Франции, нежели в самой Германии, где они  зародились?  Фран-
цузская революция решительно дает на это утвердительный ответ. Однако же
европейский заговор иллюминатов и грандиозная концепция Вейсгаупта дока-
зывают, что мистическая легенда о святом Граале не переставала волновать
умы немцев в течение тридцати лет, несмотря на  распыление  и  отступни-
чество первых адептов.
   Из старых газет мы узнаем, что Порпорина в эти годы с большим успехом
выступала в Париже в операх Перголезе, в Лондоне - в ораториях и  операх
Генделя, в Мадриде - с Фаринелли, в Дрездене - с Фаустиной и с Минготти,
в Венеции, Риме, Неаполе - в операх и в церковных музыкальных произведе-
ниях Порпоры и других великих мастеров.
   Деятельность Альберта осталась для нас  почти  неизвестной.  Из  нес-
кольких писем Консуэло к Тренку или к Ванде видно, что эта  таинственная
личность была полна веры, убежденности, энергии и  отличалась  необыкно-
венно ясным умом. Однако далее мы уже не располагаем никакими документа-
ми. Вот что рассказала группа лиц, из коих ныне почти все уже умерли,  о
последнем появлении Консуэло на театральной сцене.
   Это произошло в Вене около 1760 года. Певице было тогда лет тридцать.
Говорят, что она стала красивее, чем в ранней юности. Непорочная  жизнь,
нравственное спокойствие и непритязательность помогли ей  сохранить  всю
силу своего обаяния и своего таланта. При ней находились прелестные  де-
ти, но никто не знал ее мужа, хотя молва гласила, что у нее есть  муж  и
что она неизменно ему верна. Порпора, совершивший много поездок по  Ита-
лии, вернулся в Вену и поставил на сцене императорского театра свою  но-
вую оперу. Последние двадцать лет жизни этого композитора так  мало  из-
вестны, что ни в одной из его биографий нам не удалось обнаружить назва-
ние этого последнего произведения. Мы знаем только, что Порпорина высту-
пила там в заглавной роли с несомненным успехом, исторгнув слезы у  всех
придворных. Императрица удостоила ее своего одобрения. Но в ночь, после-
довавшую за этим триумфом, Порпорина через какого-то таинственного  пос-
ланца получила известие, преисполнившее ее ужасом и отчаянием.  Ровно  в
семь часов утра, то есть в тот момент, когда к императрице обычно являл-
ся ее верный слуга, который именовался полотером ее величества (его обя-
занности состояли в том, что он открывал ставни, растапливал камин и на-
тирал полы, пока императрица понемногу просыпалась), итак, ровно в  семь
часов утра Порпорина, завоевав с помощью золота и красноречия всех стра-
жей, стоявших на пути к покоям августейшей особы, оказалась у дверей  ее
опочивальни.
   - Друг мой, - сказала она полотеру, - мне необходимо броситься к  но-
гам императрицы. Жизнь одного благородного человека находится под  угро-
зой, честь целой семьи задета. Если я не увижу ее величество сию же  ми-
нуту, через несколько дней может совершиться  страшное  преступление.  Я
знаю, что вы неподкупны, но знаю также, что вы добры и великодушны.  Так
говорят все. Вы добились для некоторых лиц таких милостей,  о  каких  не
посмели бы просить самые знатные из придворных.
   - Боже великий! Вас ли я вижу, моя дорогая синьора! - воскликнул  по-
лотер, выронив метелку и всплеснув руками.
   - Карл! - воскликнула, в свою очередь, Консуэло.  -  Благодарю  тебя,
боже, я спасена. У Альберта есть ангел-хранитель даже в этом дворце!
   - У Альберта? - повторил Карл. - Так это Альберт в опасности? В таком
случае входите, синьора, пусть даже меня уволят за это!.. Хотя богу  из-
вестно, что я стал бы жалеть о своем месте, - ведь здесь  я  делаю  хоть
немного добра и служу нашему святому делу лучше, чем смог бы служить ему
в любом другом месте. Но раз речь идет об Альберте!.. Императрица - доб-
рая женщина, когда она не управляет государством, - шепотом добавил  он.
- Входите же, все подумают, что вы пришли раньше меня. И пусть вина  па-
дет на мошенников лакеев - они недостойны служить королеве,  потому  что
все время лгут ей!
   Консуэло вошла, и императрица, подняв отяжелевшие веки, вдруг увидела
ее коленопреклоненной, почти распростертой ниц у подножия своей постели.
   - Что это? - вскричала Мария-Терезия, набрасывая на плечи одеяло сво-
им обычным царственным жестом, в котором на этот раз не было ничего  на-
игранного, и приподымаясь с подушек такая же великолепная  и  грозная  в
ночном чепце, какой бывала на троне с диадемой на голове и со  шпагой  у
пояса.
   - Ваше величество, - промолвила Консуэло, - я смиренная ваша  поддан-
ная, несчастная мать, убитая горем жена и в отчаянии, на  коленях,  молю
вас о спасении жизни и свободы моего мужа.
   В эту минуту в комнату вошел Карл, притворяясь крайне удивленным.
   - Презренная! - вскричал он, разыгрывая ужас и возмущение. - Кто поз-
волил вам войти сюда?
   - Благодарю тебя. Карл, - сказала императрица, - за твою бдительность
и верность. Никогда еще со мной не случалось ничего подобного. Быть раз-
буженной так неожиданно и с такой дерзостью!..
   - Одно слово вашего величества, и я убью эту женщину на ваших глазах,
- смело ответил Карл.
   Карл хорошо изучил императрицу. Он знал, что она любит совершать акты
милосердия при свидетелях и умеет быть великой королевой и  великодушной
женщиной даже перед слугами.
   - Твое усердие чрезмерно, - ответила она с величественной и в  то  же
время материнской улыбкой. - Уходи и не мешай этой бедной женщине  гово-
рить - видишь, она плачет. Ни один из моих подданных  не  может  сделать
мне ничего дурного. Что вам угодно, сударыня? Ба, да это ты,  моя  прек-
расная Порпорина! Ты испортишь голос, если будешь так рыдать.
   - Ваше величество, - ответила Консуэло, - я замужем уже десять лет, и
брак мой освящен католической церковью. На моей чести нет ни одного пят-
на. У меня законные дети, и я воспитываю их в правилах добродетели. Поэ-
тому я осмеливаюсь...
   - В правилах добродетели, да, знаю, - прервала ее императрица,  -  но
не в правилах религии. Вы ведете себя безупречно, мне это  говорили,  но
никогда не ходите в церковь. Тем не менее продолжайте.  Какое  несчастье
вас постигло?
   - Мой супруг, с которым я никогда не расставалась, - снова заговорила
просительница, - сейчас находится в Праге.  Вследствие  чьей-то  гнусной
интриги его схватили, бросили в каземат, обвинили в том, будто он  хочет
присвоить себе чужое имя и титул, отобрать чужое наследство, словом -  в
том, что он бесчестный человек, самозванец, шпион, и вот теперь его при-
говорили к пожизненному заключению, а быть может, и к смерти.
   - В Праге? Самозванец? - хладнокровно повторила императрица. - Да,  в
отчетах моей тайной полиции есть какая-то история вроде этой. Как  зовут
вашего супруга? Ведь вы, актрисы, кажется не носите имя своих мужей?
   - Его имя Ливерани.
   - Да, да, это он. В таком случае, дитя мое, я очень огорчена, что  вы
замужем за подобным негодяем. Этот Ливерани в самом деле авантюрист  или
сумасшедший. Благодаря необычайному сходству с графом  Рудольштадтом  он
выдает себя за графа, хотя тот умер более десяти лет назад,  что  досто-
верно известно. Он явился в замок Рудольштадтов к старой канониссе,  ос-
мелившись назваться ее племянником,  и,  безусловно,  завладел  бы  нас-
ледством, если бы в тот  момент,  когда  составлялось  завещание  в  его
пользу, добрым людям, преданным семье Рудольштадтов, не удалось избавить
бедную, впавшую в детство старуху от его домогательств. Его задержали, и
это очень хорошо. Я понимаю ваше горе, но ничем не могу помочь вам. Если
будет доказано, что этот человек - сумасшедший, чему мне хотелось бы ве-
рить, то его поместят в больницу, и вы сможете видеть его и ухаживать за
ним. Но если он просто мошенник, - а боюсь, что это так, - придется  со-
держать его в тюрьме построже, чтобы он не мог нарушить  права  истинной
наследницы Рудольштадтов - некой баронессы Амалии. После некоторых  оши-
бок молодости она исправилась и скоро выйдет замуж  за  одного  из  моих
офицеров. Хочу думать, мадемуазель, что вам неизвестны  поступки  вашего
мужа и что вы заблуждались относительно него, -  в  противном  случае  я
сочла бы ваше ходатайство весьма неуместным... Можете удалиться.
   Консуэло поняла, что ей не на что надеяться и что, пытаясь установить
тождество Ливерани с Альбертом, она  может  только  повредить  ему.  Она
встала и пошла к двери, бледная, готовая лишиться чувств. Мария-Терезия,
следившая за ней испытующим взором, сжалилась над ней.
   - Вы достойны сострадания, - сказала она более мягким тоном. - Я уве-
рена в вашей невиновности. Придите в себя и займитесь  своим  здоровьем.
Дело будет тщательно расследовано, и, если ваш муж не пожелает  погубить
себя сам, я устрою так, чтобы его  признали  сумасшедшим.  Сообщите  ему
это, если вам удастся. Вот вам мой совет.
   - Я последую ему и благословляю  ваше  величество.  Но  без  покрови-
тельства императрицы я бессильна что-либо предпринять.  Мой  муж  сейчас
заточен в Праге, а я служу в императорском театре Вены. Если ваше  вели-
чество не соблаговолит распорядиться, чтобы мне дали отпуск и разрешение
на свидание с мужем, который находится под строжайшим надзором...
   - Вы просите слишком многого! Не знаю, согласится ли господин  Кауниц
отпустить вас и возможно ли будет заменить вас на сцене.  Мы  решим  это
через несколько дней.
   - Через несколько дней!.. - воскликнула Консуэло,  обретая  свое  му-
жество. - Но через несколько дней будет поздно! Я должна выехать  немед-
ленно!
   - Довольно, - сказала императрица. - Если вы проявите такую  же  нас-
тойчивость, когда будете говорить с менее хладнокровными и менее снисхо-
дительными судьями, она может повредить вам. Идите, мадемуазель.
   Консуэло поспешила к канонику*** и поручила ему своих детей, сообщив,
что уезжает, и притом неизвестно, на какой срок.
   - Если вы покидаете нас надолго, очень жаль! - ответил добрый старик.
- А дети мне ничуть не мешают. Они прекрасно воспитаны и составят компа-
нию Анджеле - со мной она немного скучает.
   - Послушайте, - сказала Консуэло, в последний раз прижав к сердцу де-
тей и не в силах удержаться от слез, -  не  говорите  им,  что  мое  от-
сутствие будет длительным, но знайте: быть может, оно  окажется  вечным.
Боюсь, что меня ожидают такие муки, от которых я  уже  не  оправлюсь,  -
разве только бог сотворит чудо. Молитесь за меня и научите молиться моих
детей.
   Добрый каноник не стал пытаться выведать секрет Консуэло, но так  как
его мирный и беспечный нрав нелегко мирился с мыслью о непоправимом нес-
частье, он постарался ее утешить. Однако, видя, что ему не удается  вну-
шить ей надежду, он решил по  крайней  мере  успокоить  ее  относительно
участи детей.
   - Мой милый Бертони, - сказал он ей с  участием,  стараясь  улыбаться
сквозь слезы, - если ты не вернешься, твои дети будут принадлежать  мне,
помни об этом. Я позабочусь об их образовании. Выдам  замуж  твою  дочь.
Это немного уменьшит приданое Анджелы, зато сделает ее более  трудолюби-
вой. Что касается мальчиков, предупреждаю - из них я сделаю музыкантов.
   - Иосиф Гайдн разделит с вами эту обузу, - ответила  Консуэло,  целуя
руки каноника, - а старый Порпора еще сможет дать им  несколько  уроков.
Мои бедные дети послушны и понятливы. Их денежные дела не тревожат  меня
- со временем они смогут честно заработать себе на хлеб. Но мою  любовь,
мои советы... Только вы один сможете заменить им меня.
   - И я обещаю тебе это, - воскликнул каноник. - Надеюсь,  что  проживу
достаточно долго и увижу, как все они устроят свою жизнь. Я еще  не  так
толст и попрежнему твердо стою на  ногах.  Мне  каких-нибудь  шестьдесят
лет, хотя в свое время эта негодяйка Бригитта  и  прибавляла  мне  годы,
чтобы заставить поскорее написать завещание. Итак, дочь моя, желаю  тебе
мужества и здоровья! Уезжай и поскорее возвращайся обратно.  Господь  не
покидает честных людей.
   Не тратя времени на хлопоты об  отпуске,  Консуэло  велела  запрягать
почтовых лошадей. Но в ту минуту, когда она собиралась сесть  в  экипаж,
ее остановил Порпора. Она надеялась избежать встречи  с  ним,  предвидя,
что он перепугается и рассердится, узнав об ее намерении уехать. Несмот-
ря на ее обещания вернуться к завтрашнему спектаклю - она произнесла  их
с принужденным и озабоченным видом, - он встревожился, что она может  не
сдержать слово.
   - Зачем, черт возьми, тебе понадобилось ехать за город в разгаре  зи-
мы? - говорил он, весь трясясь отчасти от старости, отчасти от  гнева  и
страха. - Стоит тебе простудиться, моему успеху не бывать,  а  ведь  все
шло так хорошо! Я не понимаю тебя. Вчера у нас был такой триумф,  а  се-
годня тебе вдруг вздумалось кудато ехать!
   Этот спор задержал Консуэло на четверть часа и дал время дирекции те-
атра, бывшей настороже, предупредить власти. Явился отряд улан с  прика-
зом распрягать лошадей... Консуэло предложили вернуться домой,  а  чтобы
она не могла бежать, вокруг поставили стражу. У нее начался жар. Не  за-
мечая этого, она продолжала лихорадочно ходить взад и вперед  по  комна-
там, отвечая на назойливые увещевания Порпоры и директора лишь мрачным и
неподвижным взглядом. Спать она не ложилась и всю ночь провела в  молит-
ве. Утром она со спокойным видом явилась на репетицию, подчинившись  по-
велению начальства. Голос ее казался прекраснее, чем когда-либо, но вне-
запно она умолкала и задумывалась, что приводило Порпору в ужас.  "Прок-
лятый брак! Адское безумие любви!" - ворчал он  в  оркестре,  ударяя  по
клавишам с такой силой, что клавесин  выдерживал  только  чудом.  Старик
Порпора был все тот же. Он готов был сказать: "Пусть погибнут все любов-
ники и мужья, только бы моя опера не провалилась!"
   Вечером Консуэло облачилась, как всегда, в театральный костюм и вышла
на сцену. Она встала в позу, и губы ее зашевелились, но ни один звук  не
вылетел из ее уст: она потеряла голос.
   Пораженные зрители вскочили со своих мест. Придворные, до которых уже
дошел неясный слух о ее попытке к бегству, кричали, что с ее стороны это
просто недопустимый каприз. При каждой новой попытке певицы запеть  раз-
давались вопли, свистки, аплодисменты. Она пробовала заговорить,  но  не
могла вымолвить ни слова. Однако она не уходила и продолжала  неподвижно
стоять, не думая о потере голоса, не чувствуя себя униженной возмущением
своих тиранов, печальная, покорная и гордая, как невинная жертва,  осуж-
денная на пытку, мысленно благодаря бога за то, что он ниспослал ей этот
внезапный недуг, который даст возможность  покинуть  театр  и  уехать  к
Альберту.
   Ее величеству посоветовали заключить  строптивую  актрису  в  тюрьму,
чтобы она обрела там голос и бросила свои причуды. В первую минуту импе-
ратрица была ра