ьстецы, и он пришел сюда, чтобы найти хоть немного  покоя  и
счастья рядом с чистой душой и ясным умом. У меня был  всего  один  час,
чтобы насладиться всем этим, а вы все время ссорились со мной.  Я  приду
еще как-нибудь, но с условием, что вы  примете  меня  полюбезнее.  Чтобы
развлечь вас, я приведу с собой левретку Мопсюль, а если будете умницей,
подарю вам красивого белого щенка, которого она теперь кормит. Вам  при-
дется хорошенько заботиться о нем. Да, совсем забыл! Я принес вам  стихи
собственного сочинения, несколько строф. Можете подобрать к ним мелодию,
а моя сестра Амалия охотно споет их нам.
   Король уже собрался уходить, но несколько раз возвращался,  непринуж-
денно болтая и расточая предмету своей благосклонности ласковые  компли-
менты. При случае он умел говорить милые пустяки, хотя вообще  речь  его
была сжатой, энергичной, исполненной здравого смысла. Ни один человек не
мог вести столь содержательный разговор, и такой серьезный,  такой  уве-
ренный тон редко преобладал в интимных беседах той эпохи. Но с  Консуэло
король хотел быть "славным малым", и эта роль до такой степени ему  уда-
валась, что иной раз молодая  девушка  начинала  простодушно  им  восхи-
щаться. Когда он ушел, она, по обыкновению, пожалела, что не сумела  от-
толкнуть его от себя и отбить охоту к этим  опасным  визитам.  Со  своей
стороны, король тоже ушел немного недовольный собой. Он  посвоему  любил
Консуэло и желал бы внушить ей чувство истинной привязанности и восхище-
ния, которое его лжедрузья философы только разыгрывали перед  ним.  Быть
может, он многое бы отдал - а он не любил чтолибо отдавать, - чтобы хоть
раз в жизни познать радости любви, искренней и неподдельной. Но он прек-
расно понимал, что это было бы нелегко совместить с  привычкой  властво-
вать, от которой он не желал отказаться. И словно сытый кот, который иг-
рает с готовой ускользнуть мышкой, он и сам не знал хорошенько, чего хо-
чет - приручить ее или задушить. "Она заходит слишком далеко, и это кон-
чится плохо, - думал он, садясь в карету. - Если  она  будет  продолжать
упрямиться, придется заставить ее совершить  какую-нибудь  оплошность  и
услать на некоторое время в крепость, чтобы тюремный  распорядок  умерил
это надменное бесстрашие. Однако я предпочел бы пленить ее  и  подчинить
своему обаянию - ведь действует же оно на других. Быть не может, чтобы я
не добился цели, если проявлю немного терпения. Эта незначительная зада-
ча злит меня, но в то же время и забавляет. Посмотрим! Несомненно одно -
ей не следует уезжать сейчас - нельзя позволить ей похваляться тем,  что
она безнаказанно высказывала мне в глаза  свои  прописные  истины.  Нет,
нет! Она расстанется со мной лишь тогда, когда будет покорена или  слом-
лена..." После чего король, у которого, как понимает  читатель,  было  в
голове немало других забот, раскрыл книгу, чтобы не терять и пяти  минут
на ненужные размышления, а выходя из кареты, уже  не  помнил,  с  какими
мыслями садился туда.
   Встревоженная и дрожащая, Порпорина значительно дольше раздумывала об
опасностях своего положения. Она сильно упрекала себя за то, что не  су-
мела окончательно настоять на своем отъезде и, хоть безмолвно, но все же
согласилась от него отказаться. Из этих размышлений ее вывел  посыльный,
который принес деньги и  письмо  от  госпожи  фон  Клейст  для  передачи
Сен-Жермену. Все это предназначалось Тренку, и  ответственность  целиком
ложилась на Консуэло: в случае надобности, чтобы сохранить  тайну  прин-
цессы, она должна была взять на себя еще и  роль  возлюбленной  беглеца.
Итак, певица оказалась втянутой в неприятную историю, тем более опасную,
что она была не слишком уверена в надежности таинственных посредников, с
которыми ее заставили вступить в сношения и которые, видимо, хотели зав-
ладеть ее собственными секретами. Обдумывая все это, она занялась маска-
радным костюмом для бала в Опере, где обещала встретиться  с  Сен-Жерме-
ном, с каким-то покорным ужасом повторяя про себя, что находится на краю
пропасти.


   XII

   Сразу же после окончания спектакля зала была прибрана, ярко освещена,
украшена, как того требовал обычай, и ровно в полночь большой бал-маска-
рад, который в Берлине назывался публичным, был  открыт.  Публика  здесь
была весьма смешанная, поскольку принцы, а быть может, даже и  принцессы
королевской крови слились с толпой актеров и актрис всех театров. Порпо-
рина проскользнула в залу одна, переодетая монахиней, так как этот  кос-
тюм давал ей возможность скрыть шею и плечи под покрывалом, а  очертания
фигуры - под широким платьем. Она чувствовала, что, во избежание толков,
могущих возникнуть после ее свидания с Сен-Жерменом, нужно стать неузна-
ваемой, а кроме того, не прочь была испытать  проницательность  графа  -
ведь он уверял, что узнает ее в любом костюме. Поэтому  она  собственно-
ручно, не поделившись своим секретом даже со служанкой, смастерила  себе
этот простой, непритязательный наряд и  вышла  из  дому,  закутавшись  в
длинную шубку, которую сняла лишь тогда, когда оказалась в густой толпе.
Но не успела она обойти залу, как произошло нечто сильно ее  встревожив-
шее. Какая-то маска, одинакового с ней роста и, по-видимому, одного  по-
ла, одетая в точно такой же костюм монахини, несколько раз  подходила  к
ней и подшучивала над полным сходством их наряда.
   - Милая сестра, - говорила ей монахиня, - мне бы хотелось знать,  кто
из нас является тенью другой. Мне кажется, ты легче, прозрачнее меня,  и
я хочу прикоснуться к твоей руке, чтобы убедиться кто  ты:  мой  близнец
или же мой призрак.
   Консуэло отделалась от этих приставаний и хотела было пройти  в  свою
уборную, чтобы надеть другой костюм или, во избежание недоразумений, хо-
тя немного изменить этот. Она боялась, что, несмотря на все предосторож-
ности, граф де Сен-Жермен все-таки разузнал, в каком она будет  костюме,
что он заговорит с ее двойником и откроет той, другой маске тайны, о ко-
торых сообщил ей накануне. Но она не успела сделать  то,  что  задумала.
Какой-то капуцин уже бежал за ней следом и, невзирая  на  сопротивление,
завладел ее рукой.
   - Вам не удастся убежать от меня, милая сестра, - тихо сказал он  ей.
- Я ваш духовник и сейчас перечислю все ваши прегрешения.  Вы  принцесса
Амалия.
   - Ты еще послушник, брат, - ответила Консуэло, меняя голос,  как  это
принято на маскарадах. - Ты плохо знаешь своих прихожанок.
   - Бесполезно менять голос, сестрица. Не знаю, такой ли  костюм  носит
твой орден, но ты аббатиса Кведлинбургская и можешь смело  признаться  в
этом мне, твоему брату Генриху.
   Консуэло действительно узнала голос принца, который не раз  беседовал
с ней и довольно сильно картавил. Чтобы убедиться, что ее  двойник  и  в
самом деле принцесса, она продолжала все отрицать, но принц добавил:
   - Я видел твой костюм у портного, а так как для принцев секретов нет,
мне стала известна твоя тайна. Впрочем, не будем терять времени на  бол-
товню. Вы вряд ли намерены интриговать меня, дорогая сестра, а я не  для
того хожу за вами по пятам, чтобы докучать вам. Мне нужно  сообщить  вам
нечто важное. Давайте отойдем в сторону.
   Консуэло пошла за увлекавшим ее вперед  принцем,  твердо  решив,  что
скорее снимет маску, нежели воспользуется ошибкой и  станет  выслушивать
семейные тайны. Но при первых же словах, которые произнес  принц,  когда
они вошли в одну из лож, она невольно насторожилась и сочла себя  вправе
дослушать до конца.
   - Будьте осторожны, не слишком сближайтесь  с  Порпориной,  -  сказал
принц своей мнимой сестре. - Это не значит, что я сомневаюсь в ее умении
хранить тайны или в благородстве ее сердца. За нее ручаются самые  высо-
кие лица, принадлежащие к ордену. Боюсь, что дам вам повод для  насмешек
над моим чувством к этой привлекательной особе, но все же  повторю,  что
разделяю вашу симпатию к ней. Тем не менее и эти лица и я - мы  считаем,
что вы не должны быть чересчур откровенны с нею, прежде  чем  не  станет
совершенно ясно ее умонастроение. Подобное начинание,  способное  момен-
тально воспламенить пылкое воображение вроде вашего и исполненный закон-
ного возмущения ум вроде моего, может вначале устрашить робкую  девушку,
чуждую, без сомнения, философии и политики. Доводы, повлиявшие  на  вас,
не способны произвести впечатление на женщину, живущую в совершенно иной
сфере. Предоставьте же заботу о ее посвящении Трисмегисту или Сен-Жерме-
ну.
   - Но разве Трисмегист не уехал? -  спросила  Консуэло,  которая  была
слишком хорошей актрисой, чтобы ей не удавалось имитировать хриплый,  то
и дело меняющийся голос принцессы Амалии.
   - Вам лучше знать, уехал он или нет; ведь этот человек видится только
с вами. Я с ним незнаком. Но вот господин де  Сен-Жермен  представляется
мне самым умелым и самым сведущим человеком в том искусстве, которое ин-
тересует вас обоих. Он изо всех сил старается привлечь к  нам  эту  пре-
лестную певицу и отвратить угрожающую ей опасность.
   - А ей в самом деле грозит опасность? - спросила Консуэла.
   - Да, если она будет все так же упорно отвергать любезности господина
Маркиза.
   - Какого маркиза? - с удивлением спросила Консуэло.
   - Как вы рассеяны, сестрица! Я говорю о Фрице, то есть о Далай-Ламе.
   - Ах, о маркизе Бранденбургском! - сказала Порпорина, сообразив нако-
нец, что речь идет о короле. - Так, по-вашему, он действительно принима-
ет эту девчушку всерьез?
   - Не скажу, что он ее любит, но он ревнует ее. И кроме того,  сестра,
должен сказать, что вы сами ставите эту бедную девушку под угрозу,  отк-
рывая ей свои тайны... Я ничего не знаю и не хочу знать, но во имя неба,
будьте осторожны и не давайте нашим друзьям повода заподозрить, что вами
движет не любовь к политической свободе, а какое-то иное чувство. Мы ре-
шили принять вашу графиню Рудольштадт. Когда она примет посвящение и бу-
дет связана клятвами, обещаниями и угрозами, вы сможете видеться  с  ней
без всякого риска. А до тех пор, умоляю вас, воздержитесь  от  встреч  с
ней и от разговоров о наших общих делах. Для начала уезжайте с этого ба-
ла. Вам не подобает присутствовать здесь, и Далай-Лама непременно  узна-
ет, что вы сюда приходили. Дайте руку, и пойдемте  к  выходу.  Проводить
вас дальше я не смогу, ибо считается, что я нахожусь под арестом и Потс-
даме, а у дворцовых стен есть глаза, которые могут проникнуть даже через
железную маску.
   В эту минуту кто-то постучал в дверь ложи, и так как принц не  откры-
вал, стук повторился.
   - Каков наглец! Он хочет войти в ложу, где находится дама!  -  сказал
принц, высунув бороду в окошечко ложи. Но человек в  красном  домино,  в
мертвенно-бледной маске - в ней было что-то Пугающее  -  вдруг  появился
перед окошечком и, сделав  какой-то  странный  жест,  проговорил:  "Идет
дождь".
   Это известие, видимо, произвело на принца сильное впечатление.
   - Что я должен делать - уйти или остаться здесь? - спросил он у чело-
века в красном домино.
   - Вы должны найти другую монахиню, - ответил тот, - очень похожую  на
эту. Она бродит где-то в толпе. А об этой даме я позабочусь сам, - доба-
вил он, указывая на Консуэло и входя в ложу,  дверь  которой  перед  ним
предупредительно открыл принц. Они шепотом обменялись несколькими фраза-
ми, и принц вышел, не сказав Порпорине ни одного слова.
   - Почему вы избрали для себя точно такой же маскарадный костюм, как у
принцессы? - спросил человек в красном домино, усаживаясь в глубине  ло-
жи. - Это может повести к недоразумениям, гибельным и для нее и для вас.
Не узнаю вашей обычной осторожности и преданности.
   - Если мой костюм похож на костюм какой-то другой дамы, мне  об  этом
ничего не известно, - ответила Консуэло, державшаяся с этим новым  собе-
седником настороже.
   - Я решил, что это карнавальная шутка, о которой  вы  обе  условились
заранее. Но раз я ошибся и это дело случая, поговорим о вас, графиня,  и
предоставим принцессу ее участи.
   - Но, сударь, если кому-то угрожает опасность, по-моему, лицам, гово-
рящим о преданности, не подобает сидеть сложа руки.
   - Человек, только что покинувший вас, позаботится об этой шальной ав-
густейшей головке. Вам, конечно, небезызвестно, что эта авантюра интере-
сует его больше, чем нас, - ведь он тоже ухаживает за вами.
   - Ошибаетесь, сударь. Я знаю этого человека не больше, чем вас. К то-
му же ваши речи не похожи ни на речи друга, ни  на  речи  шутника.  Поз-
вольте же мне вернуться на бал.
   - Сначала позвольте попросить у вас бумажник,  который  вам  поручено
мне передать.
   - С чего вы взяли? Мне никто ничего не поручал.
   - Прекрасно, другим вы должны отвечать именно так. Но не мне - я граф
де Сен-Жермен.
   - Мне это неизвестно.
   Даже если я сниму маску, вы все равно не узнаете меня - ведь вы виде-
ли меня в темноте, ночью. Но вот вам моя верительная грамота.
   Человек в красном домино показал Консуэло нотный  листок  с  условным
значком, который она сразу же узнала. Дрожа от волнения, она отдала  бу-
мажник, но добавила:
   - Запомните мои слова. Мне никто ничего не поручал. Это я, я сама по-
сылаю известному вам лицу письма и прилагаемые к ним переводные векселя.
   - Так, значит, это вы любовница барона фон Тренка?
   Испуганная тягостной ложью, которую от нее требовали, Консуэло молча-
ла.
   - Отвечайте, сударыня, - сказал человек в красном домино. - Барон  не
скрыл от нас, что он получает утешение и помощь от  особы,  которая  его
любит. Стало быть, это вы подруга барона?
   - Да, я, - твердо ответила Консуэло, - и меня удивляют, меня  оскорб-
ляют ваши вопросы. Разве нельзя мне дружить с бароном, не выслушивая при
этом грубых намеков и унизительных подозрений, которые вы позволяете се-
бе произносить в разговоре со мной?
   - Положение чересчур серьезно, чтобы придираться к словам.  Вы  даете
мне поручение, подвергающее мою жизнь опасности. Тут может оказаться по-
литическая подкладка, а мне отнюдь не желательно быть замешанным  в  ка-
ком-нибудь заговоре. Я дал слово лицам, сочувствующим барону фон Тренку,
что помогу ему поддерживать сношения с предметом его любви. Но поймите -
я не обещал помогать ему поддерживать сношения с людьми, которые  с  ним
дружат. Дружба - понятие растяжимое, оно  внушает  мне  беспокойство.  Я
знаю, что вы неспособны на ложь. Если вы прямо скажете  мне,  что  Тренк
ваш возлюбленный и я смогу сообщить это Альберту фон Рудольштадту...
   - Боже праведный! Не мучьте меня, сударь, Альберта больше нет!..
   - По мнению людей, он умер, я это знаю, но для вас, как и  для  меня,
он жив и будет жить вечно.
   - Если вы понимаете это в смысле религиозном и условном, тогда конеч-
но, но в смысле материальном...
   - Не будем спорить. Завеса еще покрывает ваш ум, но скоро она  исчез-
нет. Сейчас мне важно знать одно - каковы ваши отношения с Тренком. Если
он ваш любовник, я берусь передать ему эту посылку, от которой, быть мо-
жет, зависит его жизнь, ибо у него нет никаких средств к  существованию.
Но если вы откажетесь высказаться яснее, то и я отказываюсь быть посред-
ником между вами.
   - Пусть так, - сказала Консуэло, сделав над собой мучительное усилие,
- он мой любовник. Возьмите же бумажник и поспешите ему передать.
   - Довольно, - сказал граф де Сен-Жермен, беря бумажник. -  А  теперь,
благородная и смелая девушка, позволь выразить  тебе  мое  восхищение  и
уважение. Это было лишь испытанием твоей преданности и твоего  самоотре-
чения. Я знаю все! Знаю, что ты солгала из великодушия и  что  ты  свято
хранишь верность своему супругу. Знаю,  что  принцесса  Амалия,  хотя  и
пользуется моими услугами, не удостаивает меня своим доверием и, пытаясь
освободиться от тирании ДалайЛамы, не перестает при этом быть принцессой
и скрытничать. Это на нее очень похоже -  беззастенчиво  обрекать  тебя,
девицу без роду и племени (так выражаются в свете), на вечное  несчастье
- да, на величайшее из всех несчастий, мешая блистательному  воскрешению
твоего мужа и ввергая его теперешнее существование в чистилище  сомнений
и отчаяния. К счастью, между душой Альберта и твоею постоянно  протянута
цепь невидимых рук, дабы помочь общению души, действующей на земле,  при
свете солнца, с той, что трудится в неведомом  мире,  под  сенью  тайны,
вдали от взоров обыкновенных смертных.
   Эта странная речь взволновала Консуэло, хотя она и решила не доверять
пышным фразам так называемых прорицателей.
   - Поясните свою мысль, граф, - сказала она, силясь говорить  спокойно
и хладнокровно. - Я знаю, что задача Альберта еще не выполнена на  земле
и что душа его не уничтожена дыханием смерти. Но  общение,  могущее  су-
ществовать между ним и мною, прикрыто завесой, которую  способна  разор-
вать только моя собственная смерть, если богу угодно будет оставить  нам
хотя бы смутное воспоминание о нашей прошлой жизни. Это великая тайна, и
никто не властен помочь силам небесным соединить в новой жизни тех,  кто
любил друг друга в жизни прошлой. Что же вы имели в виду, сказав,  будто
некие дружественные силы заботятся обо мне, стараясь помочь этому  сбли-
жению?
   - Я могу говорить только о себе, - ответил граф де  Сен-Жермен,  -  и
скажу, что, зная Альберта во все эпохи - и тогда, когда я служил под его
начальством во время войны гуситов с Сигизмундом, и позднее - во времена
Тридцатилетней войны, когда он был...
   - Мне известно, граф, что вы  утверждаете,  будто  помните  все  свои
прежние существования... Альберт тоже обладал  этой  болезненной  и  ги-
бельной уверенностью. Видит бог, я никогда не сомневалась в его  искрен-
ности, но подобные мысли всегда совпадали у него с периодом такого лихо-
радочного возбуждения, даже бреда, что я не верила  в  реальность  этого
исключительного и, пожалуй, невероятного свойства. Так избавьте же  меня
от неприятных и странных рассуждении по этому поводу. Я знаю, многие лю-
ди охотно заняли бы сейчас мое место и,  движимые  пустым  любопытством,
слушали бы вас с ободряющей улыбкой, делая вид, будто верят чудесным ис-
ториям, которые вы рассказываете так искусно. Но я не умею притворяться,
когда в этом нет крайней необходимости, я  не  могу  забавляться  вашими
"химерами", как их называют. Они слишком похожи на те, которые так пуга-
ли и огорчали меня, когда я слышала их из уст графа Рудольштадта. Прибе-
регите же их для тех, кто разделяет ваши заблуждения. А я ни  за  что  в
мире не стала бы обманывать вас притворством. Впрочем, даже если бы  эти
химеры и не пробуждали во мне горьких воспоминаний, я все равно не могла
бы насмехаться над вами. Прошу вас, ответьте, пожалуйста, на мои  вопро-
сы, не пытаясь смутить мой ум туманными и двусмысленными  речами.  Чтобы
помочь вам быть откровенным, скажу прямо - мне уже известно, что  у  вас
есть какие-то таинственные и необыкновенные намерения, связанные с  моей
дальнейшей судьбой. Вы собираетесь посвятить меня в опасные  секреты,  и
некие высокопоставленные лица поручили вам ознакомить меня  с  начатками
тайного учения.
   - Высокопоставленные лица, графиня, бывают иногда большими  пустосло-
вами, - весьма спокойно ответил граф. - Благодарю вас за  откровенность.
Хорошо, я не стану касаться явлений, которые вам непонятны - и, быть мо-
жет, именно потому, что вы не хотите их понять. Скажу только, что в  са-
мом деле существует некая оккультная наука, в  коей  я  немного  смыслю,
причем мне помогают в этом самые просвещенные умы. Однако в  этой  науке
нет ничего сверхъестественного, ибо предметом  ее  является  всего  лишь
изучение человеческого сердца или,  если  хотите,  углубленное  изучение
жизни человека, его сокровеннейших побуждений и самых тайных его поступ-
ков. А чтобы доказать вам, что это не похвальба, я могу подробно расска-
зать вам то, что происходит в вашем собственном сердце - с тех пор,  как
вы расстались с графом Рудольштадтом. Разумеется, если вы позволите.
   - Согласна, - ответила Консуэло, - ведь тут уж  вы  никак  не  мож