более естественно и законно, не мог допустить, чтобы тебя не считали
равной ему перед богом и людьми. Он был вполне прав, но это еще не  при-
чина убегать из родительского дома и доводить до отчаяния всех родных.
   - Как раз к этому я и подхожу, - сказала Консуэло. - Он уже давно на-
чал посещать пещеру гуситов, скрытую в  недрах  Шрекенштейна.  Он  любил
мечтать и размышлять там, и ему особенно нравилось то, что только он  да
еще один бедный помешанный крестьянин, ходивший туда вместе с ним, знали
о существовании этих подземных жилищ. Альберт привык уединяться там вся-
кий раз, как вследствие какой-нибудь семейной неприятности или  сильного
волнения он терял власть над своими поступками. Чувствуя приближение та-
кого припадка и не желая огорчать родных  зрелищем  своего  безумия,  он
убегал в Шрекенштейн через обнаруженный им подземный ход; ход этот начи-
нался в колодце, находившемся посреди цветника, разбитого близ его поко-
ев. Оказавшись в своей любимой пещере, Альберт забывал о времени, не за-
мечал, как проходят часы, дни, недели. Находясь на попечении крестьянина
Зденко, мечтателя с душой поэта, в чьей экзальтации было нечто  общее  с
его собственной, он вспоминал о том, что надо вернуться к дневному свету
и родным лишь тогда, когда припадок затихал, и, к несчастью, эти припад-
ки становились все сильнее и продолжительнее. Но вот однажды Альберт от-
сутствовал так долго, что все сочли его погибшим, и тогда я  решила  ра-
зыскать его убежище. Это стоило мне  больших  опасностей  и  мучений.  Я
спустилась в тот колодец, откуда однажды ночью - я это видела из  укром-
ного места - вышел Зденко. Не зная дороги, я едва не погибла в этих под-
земных переходах. Наконец я нашла Альберта, мне удалось рассеять его бо-
лезненное забытье, я привела его к родным и заставила поклясться, что он
никогда не вернется без меня в эту роковую пещеру. Он уступил, но сказал
мне, что это значит осудить его на смерть. И его предсказание сбылось!
   - Что ты говоришь! Ведь, напротив, это значило вернуть его к жизни!
   - Нет, принцесса, для этого я должна была суметь его полюбить,  а  не
сделаться для него источником горя.
   - Как! Значит ты не любила его? Ты спустилась в колодец, ты рисковала
жизнью в этом подземном странствии...
   - Во время которого безумец Зденко - он не понимал цели моих  поисков
и, подобно верному глупому псу, оберегая  безопасность  своего  хозяина,
едва меня не убил. Я чуть не погибла в бушующем потоке. Альберт не сразу
узнал меня и чуть не заразил меня своим безумием: страх и волнение дела-
ют человека восприимчивым к галлюцинациям. Затем припадок у него  повто-
рился, он снова привел меня в подземелье и едва не покинул там  одну.  И
все это я вынесла без любви к Альберту.
   - Так, может быть, чтобы избавить его от болезни, ты дала обет  своей
богоматери Утешения?
   - Да, действительно, нечто вроде того, - ответила Перпорина с  груст-
ной улыбкой. - Чувство искреннего сострадания к его семье, глубокая сим-
патия к нему самому, возможно - романтический ореол истинной дружбы,  но
ни малейшей искры любви, во всяком случае - ничего похожего на мою преж-
нюю слепую, отуманивающую и сладостную любовь к неблагодарному  Андзоле-
то, которая преждевременно иссушила мне сердце... Что еще  сказать  вам,
принцесса? После этого ужасного приключения у меня сделалась горячка,  и
я была на волосок от смерти. Меня спас Альберт - ведь он не  только  ис-
кусный музыкант, но также искусный врач. Мое медленное  выздоровление  и
его неусыпные заботы породили у нас  обоих  чувство  братской  близости.
Рассудок полностью вернулся к нему. Его отец дал мне свое  благословение
и стал обращаться как с любимой  дочерью.  Даже  старая  горбатая  тетка
Альберта, канонисса Венцеслава, ангел доброты, но при этом полная  пред-
рассудков аристократка, примирилась с мыслью принять меня в свою  семью.
Альберт молил меня о любви. Граф Христиан превратился теперь в  адвоката
своего сына. Я была взволнована, испугана. Альберта я любила, как  любят
добродетель, истину, образец совершенства, но  он  все  еще  внушал  мне
страх; меня отталкивала мысль, что  я  могу  стать  графиней,  заключить
брак, который восстановил бы против Альберта и  его  семьи  всю  местную
аристократию, а на меня навлек бы обвинение в низменных и корыстных  по-
буждениях. А кроме того - признаюсь в этом, кажется,  единственном  моем
преступлении! Мне было жаль расставаться с моей профессией, свободой,  с
моим старым учителем, с моей артистической карьерой и с  этой  волнующей
ареной - ареной театра, где я появилась лишь на миг,  чтобы  блеснуть  и
исчезнуть, как метеор; с этими раскаленными подмостками, где была разби-
та моя любовь, где свершилось мое несчастье, с  подмостками,  которые  я
собиралась проклинать и презирать всю жизнь и которые,  однако,  снились
мне все ночи напролет - с их аплодисментами и свистками...
   Вы, принцесса, вероятно, сочтете это странным и достойным  презрения,
но если тебя с детства готовили для театра, если всю свою жизнь ты  тру-
дился, мечтая об этих битвах и этих победах,  если  ты  выиграл  наконец
свое первое сражение, тогда... тогда мысль, что  никогда  больше  ты  не
вернешься на сцену, может быть так же страшна, как для вас, дорогая Ама-
лия, была бы страшна мысль, что отныне вы будете принцессой лишь на под-
мостках, как ныне бываю я - дважды в неделю...
   - Ты ошибаешься, друг мой. Это нелепость! Ведь если  бы  я  могла  из
принцессы превратиться в актрису, я бы вышла замуж за Тренка и  была  бы
счастлива. А ты не захотела превратиться из актрисы в  принцессу,  чтобы
стать супругой Рудольштадта. Да, теперь я вижу, что ты не любила его! Но
тут нет твоей вины... Сердцу не прикажешь!
   - Как бы мне хотелось, принцесса, убедить себя в том, что  этот  афо-
ризм верен, - тогда моя совесть была бы спокойна. Но я  бьюсь  над  этой
задачей всю жизнь и все еще не разрешила ее.
   - Это серьезный вопрос, - сказала принцесса, - и как аббатиса я долж-
на попытаться высказать свое мнение о такого рода велениях  совести.  Ты
сомневаешься в том, что мы вольны любить или не любить? Ты, стало  быть,
думаешь, что любовь способна считаться с голосом рассудка?
   - Так должно было быть. Благородное  сердце  должно  уметь  подчинить
свое влечение рассудку, но, разумеется, не  тому  вульгарному  рассудку,
который равносилен безумию и лжи, а благородному умению  распознавать  и
выбирать - то есть любви к прекрасному, стремлению  к  истине.  Вот  вы,
принцесса, как раз и являетесь подтверждением того, о чем  я  говорю,  и
ваш пример - это мой приговор. Рожденная для трона, вы пожертвовали лож-
ным величием ради истинной страсти, ради  обладания  сердцем,  достойным
вашего сердца. А у меня, тоже рожденной, чтобы стать королевой  (короле-
вой подмостков), недостало мужества и великодушия, чтобы с радостью  по-
жертвовать мишурой этой ложной славы ради  мирной  жизни  и  возвышенной
привязанности, которая меня ожидала. Я готова была сделать это  из  пре-
данности, но не без боли, не без страха. И граф  Альберт,  чувствуя  мою
мучительную тревогу, не пожелал принять мое  согласие  как  жертву.  Ему
нужны были пылкие восторги, разделенная радость,  сердце,  свободное  от
всяких сожалений. Я не должна была обманывать его. Да и можно  ли  обма-
нуть в подобных вещах? Поэтому я  попросила  не  торопить  меня,  и  моя
просьба была исполнена. Я обещала сделать все, что от меня зависит, что-
бы моя любовь стала подобной его любви. Я была  искренна,  но  с  ужасом
ощущала, как мне хотелось освободиться от веления  совести,  заставившей
меня принять это страшное обязательство.
   - Странная девушка! Могу поручиться, что ты все еще любишь того, дру-
гого.
   - О боже! Я была уверена, что разлюбила его, но однажды утром, ожидая
на горе Альберта, чтобы пойти с ним на прогулку, я вдруг услышала песню,
которую когда-то разучивала вместе с Андзолето, а главное,  узнала  этот
проникающий в душу голос, который я так любила, и венецианский  выговор,
столь милый моему сердцу. Я посмотрела вниз и увидела всадника.  То  был
он, принцесса, то был Андзолето.
   - Но зачем, во имя всего святого, явился он в Чехию?
   - Впоследствии я узнала, что он нарушил свой контракт и бежал из  Ве-
неции, страшась мести графа Дзустиньяни. Быстро пресытившись деспотичес-
кой любовью сварливой Кориллы, с которой он снова начал  успешно  высту-
пать в театре Сан-Самуэле, он добился  благосклонности  некой  Клоринды,
моей бывшей школьной подруги, второразрядной певицы  и  любовницы  графа
Дзустиньяни. Как человек светский, иначе  говоря  -  как  легкомысленный
развратник, граф отомстил ей, вернувшись к Корилле, но не расставшись  и
с Клориндой. В разгаре этой двойной интриги Андзолето, не выдержав изде-
вательств соперника, сначала разозлился, потом пришел в ярость и в  одну
прекрасную летнюю ночь перевернул гандолу, где  Дзустиньяни  наслаждался
прохладой в обществе Кориллы. Обе пары отделались тем, что  приняли  хо-
лодную ванну, - не все каналы Венеции глубоки. Однако  Андзолето,  пони-
мая, что эта шутка может привести его в тюрьму, сбежал  и  по  дороге  в
Прагу проехал мимо замка Исполинов.
   Итак, он проехал мимо, а я встретилась с Альбертом, чтобы совершить с
ним паломничество в пещеру Шрекенштейна, которую  ему  хотелось  увидеть
еще раз вместе со мной. Я была вся во  власти  волнения  и  печали.  Мне
пришлось пережить в этой пещере тяжелые потрясения. Мрачное убежище, та-
инственный источник, возле которого Альберт соорудил  алтарь  из  костей
гуситов, восхитительный и душераздирающий  звук  его  скрипки,  какие-то
смутные страхи, темнота, суеверные мысли, которые всегда завладевали  им
здесь и от которых я уже не в силах была его уберечь...
   - Договаривай! Он считал себя Яном Жижкой. Он верил, что живет  вечно
и помнит то, что произошло в прошлых веках. Словом, он был  одержим  той
же манией, что и граф де Сен-Жермен, не так ли?
   - Да, принцесса, раз уж вы знаете все... И его уверенность в том, что
он говорил, действовала на меня так, что я не только не разубеждала его,
а напротив, почти готова была разделить его взгляды.
   - Неужели, невзирая на мужественное сердце, твой рассудок так слаб?
   - Да, я не могу похвалиться силой рассудка.
   И откуда бы я могла взять ее, эту силу? Настоящие, серьезные знания я
получила только от Альберта. Могла ли я не подпасть под его влияние и не
разделить его заблуждений? В его уме таилось столько высоких истин,  что
я не могла отличить ошибочное от достоверного. Придя  в  пещеру,  я  по-
чувствовала, что близка к помешательству.  Меня  особенно  ужаснуло  то,
что, вопреки моим ожиданиям, там не оказалось Зденко.  Он  не  появлялся
уже несколько месяцев. Так как юродивый  продолжал  гневаться  на  меня,
Альберт отстранил его, прогнал, и,  по-видимому,  между  ними  произошла
ссора, ибо Альберта, как мне казалось, мучили  угрызения  совести.  Быть
может, он думал, что расставшись с ним,  Зденко  покончил  жизнь  самоу-
бийством. Во всяком случае, Альберт говорил о нем  как-то  загадочно,  и
его таинственные недомолвки приводили меня в трепет.  Я  вообразила  (да
простит мне бог эту мысль!), будто во время одного  из  своих  припадков
Альберт, не сумев заставить этого несчастного  отказаться  от  намерения
лишить меня жизни, отнял жизнь у него самого.
   - Но за что этот Зденко так возненавидел тебя?
   - Он был безумен. По его словам, он видел во сне,  что  я  убила  его
господина и потом плясала на его  могиле.  О,  принцесса,  это  зловещее
предсказание сбылось. Любовь ко мне убила Альберта, а  неделю  спустя  я
уже пела здесь, в Берлине, в одной из  самых  веселых  комических  опер.
Правда, я поступила так не по собственной воле, на душе у меня было  не-
выразимо тяжело, но трагический конец Альберта свершился согласно злове-
щему предсказанию Зденко.
   - Право, твой рассказ столь ужасен, что я уже ничего  не  понимаю  и,
слушая тебя, просто теряю рассудок.  Но  все-таки  продолжай.  Очевидно,
впоследствии все это получит свое объяснение?
   - Нет, принцесса, фантастический мир, таившийся  в  загадочных  душах
Альберта и Зденко, так и остался для меня тайной. Придется и  вам  удов-
летвориться лишь тем, что вы узнаете дальнейшие события.
   - Ах вот как! Но, надеюсь, граф Рудольштадт не  убил  своего  бедного
шута?
   - Зденко не был для Альберта шутом, он был для него товарищем в мину-
ту горя, другом, преданным слугой. Альберт оплакивал его, но, к счастью,
мысль о том, чтобы пожертвовать им ради любви ко мне, никогда не  прихо-
дила ему в голову. А я, безумная, я, преступная, убедила  себя,  что  он
совершил это убийство. Свежий холмик, выросший в пещере, холмик, под ко-
торым, как сказал мне Альберт, покоилось самое дорогое, что было у  него
во всем мире до встречи со мной, а также его признание в том, что он со-
вершил какое-то преступление, - все это привело меня в ужас.  Я  решила,
что это могила Зденко, и выбежала из пещеры, крича, как безумная, и пла-
ча, как ребенок.
   - Еще бы! - заметила госпожа фон Клейст. - Да я бы просто умерла  там
со страху. Нет, такой возлюбленный, как ваш Альберт, совсем  бы  мне  не
подошел. Почтенный господин фон Клейст верил в дьявола  и  приносил  ему
жертвы. Это он сделал меня такой трусихой, и, если бы я не решилась раз-
вестись с ним, думаю, что он окончательно свел бы меня с ума.
   - Ну, до некоторой степени ему это удалось, - сказала принцесса  Ама-
лия. - Боюсь, что ты немного опоздала с разводом. Впрочем,  не  прерывай
нашу графиню Рудольштадт.
   - Когда я вернулась в замок вместе с Альбертом - он шел со мной, даже
не думая оправдываться или  опровергать  мои  подозрения,  -  я  застала
там... Кого? Угадайте, принцесса.
   - Андзолето!
   - Он назвался моим братом и ждал меня. Не знаю, каким образом, но до-
рогой он узнал, что я живу в замке и собираюсь обвенчаться с  Альбертом,
- такие слухи ходили в наших краях еще до того, как у нас это было реше-
но, - и повернул коня. Под влиянием ли досады, искорки прежней любви  ко
мне или, может быть, просто  из  любви  причинять  зло  он  вдруг  решил
расстроить этот брак и отнять меня у  графа.  Он  пустил  в  ход  все  -
мольбы, слезы, все свои чары, угрозы. Внешне я казалась непреклонной, но
в глубине своего низкого сердца я была поколеблена, я уже не владела со-
бой. Благодаря той лжи, которая помогла ему войти в замок и которую я не
решилась опровергнуть, хотя никогда не рассказывала Альберту об этом не-
существующем брате, он провел в замке целый день.  Вечером  старый  граф
попросил нас исполнить венецианские песни. Эти  песни  удочерившей  меня
родины пробудили во мне воспоминания о детстве, о моей чистой  любви,  о
моих прекрасных грезах, о моем ушедшем счастье. Я почувствовала, что все
еще люблю... и люблю не того, кого должна, кого хочу, кого  обещала  лю-
бить. Андзолето шепотом заклинал меня впустить его ночью в мою  комнату,
угрожая, что все равно придет - придет, рискуя своей жизнью, а главное -
моей. Я всегда была для него только сестрой, и он приукрашивал свой план
самыми благородными намерениями: якобы он готов подчиниться моему приго-
вору, он уедет на рассвете и хочет лишь проститься со мной. Я  подумала,
что он способен устроить в замке шум, скандал, что у него может выйти  с
Альбертом какая-нибудь ужасная сцена, что я буду опозорена. Тогда я при-
няла отчаянное решение и осуществила его. В  полночь  я  сложила  в  не-
большой узел самые необходимые вещи, написала записку Альберту, захвати-
ла небольшую сумму денег, какая у меня была, вышла из комнаты,  вскочила
на лошадь, на которой приехал Андзолето, заплатила проводнику, чтобы  он
помог мне бежать, миновала подъемный мост и добралась до ближайшего  го-
рода. Верхом я ехала впервые в жизни. Проскакав галопом четыре  мили,  я
отпустила проводника, направив его по ложному следу и сказав,  что  буду
ждать Андзолето, моего так называемого брата, на дороге в Прагу, а  сама
отправилась пешком по направлению к Вене. Итак, на рассвете я  оказалась
одна, почти без средств, в незнакомой стране, стремясь как можно быстрее
убежать от любви этих двух людей - любви, казавшейся мне  одинаково  ги-
бельной. Однако, должна сказать,  что  по  прошествии  нескольких  часов
призрак вероломного Андзолето навсегда изгладился в моей душе, а  чистый
образ моего благородного Альберта сопутствовал мне как символ  защиты  и
обещание светлого будущего во всех опасностях и тяготах моего  путешест-
вия.
   - Но почему же ты направилась в Вену, а не в Венецию?
   - Незадолго до этого туда приехал маэстро Порпора - мой  учитель,  по
приглашению нашего посланника. Тот хотел помочь ему  поправить  денежные
дела и восстановить былую славу, которая померкла и отвернулась от  него
на фоне успехов более удачливых и более современных мастеров. К счастью,
я встретилась с одним чудесным юношей. Это был настоящий музыкант, и его
ждало большое будущее. Когда он проходил по  Богемскому  Лесу,  до  него
дошли слухи обо мне, и он решил меня разыскать,  чтобы  попросить  моего
покровительства перед маэстро Порпорой. Мы вместе отправились  пешком  в
Вену, нередко испытывая по дороге усталость, но не теряя при этом ни ве-
селости, ни взаимной братской дружбы. Меня особенно привлекло к нему то,
что он не вздумал ухаживать за мной, - мне и в голову не  приходило  его
остерегаться. Я переоделась в мужское платье и так хорошо  сыграла  роль
подростка, что это вызвало множество забавных недоразумений, причем одно
из них чуть не оказалось роковым для нас обоих. Чтобы не затягивать свое
повествование, обойду молчанием все остальное и расскажу только об  этом
приключении, ибо знаю, что оно заинтересует ваше высочество больше,  чем
вся моя дальнейшая история.


   VIII

   - Догадываюсь, что сейчас ты расскажешь мне о нем, - сказала принцес-
са, облокачиваясь на стол и отодвигая подальше свечи, чтобы лучше видеть
рассказчицу.
   - Когда мы шли вдоль берега Влтавы, на баварской границе нас схватили
вербовщики вашего брата короля, и нам обоим - мне и Гайдну -  предстояла
блестящая перспектива стать флейтистом и барабанщиком славной армии  его
величества.
   - Ты - барабанщик! - со смехом вскричала принцесса. - Ах, если бы фон
Клейст увидела тебя в таком костюме, ты бы вскружила ей голову, могу по-
ручиться. Брат сделал бы тебя своим пажом, и одному богу известно, какие
бури вызвала бы ты в сердцах наших красавиц. Но ты упомянула имя Гайдна?
Мне оно знакомо. Недавно мне прислали музыку какого-то Гайдна,  и,  нас-
колько я помню, она хороша. Уж не тот ли это мальчик, о котором ты гово-
ришь?
   - Простите, принцесса, но этому мальчику двадцать лет,  хотя  на  вид
ему не более пятнадцати. Он был моим  дорожным  спутником,  искренним  и
верным другом. На опушке одного леска наши похитители расположились  по-
завтракать, и мы убежали. За нами погнались, но мы мчались, как зайцы, и
нам посчастливилось догнать карету, в которой ехали благородный красавец
Фридрих фон Тренк и бывший сердцеед граф Годиц фон Росвальд.
   - Муж моей тетушки маркграфини фон Кульмбах? - воскликнула принцесса.
- Вот еще один брак по любви,  фон  Клейст!  Впрочем,  это  единственный
честный и умный поступок в жизни моей толстухи тетки. Каков же он,  этот
граф Годиц?
   Консуэло начала было рисовать ей портрет владельца замка Росвальд, но
принцесса то и дело перебивала ее, задавая уйму  вопросов  о  Тренке,  о
том, какое платье было на нем в тот день, обо всем, что его касалось,  а
когда Консуэло рассказала ей, как Тренк поспешил на ее защиту,  как  его
едва не настигла пуля, как в конце концов он обратил злодеев в бегство и
освободил одного несчастного дезертира, которого те везли  связанным  по
рукам и ногам в своей повозке, Амалия потребовала, чтобы она  рассказала
ей все сначала, еще более подробно, чтобы она повторила все  его  слова,
даже самые незначительные. Радость и умил