спокойно  ответил
господин де Сен-Жермен, - и я благодарю вас за призыв к  моей  чести.  Я
откликнусь на него и буду говорить с вами откровенно. Но мы уже у  ваших
дверей, холод и поздний час не позволяют мне задерживать вас долее. Если
вам угодно узнать нечто чрезвычайно важное, от чего зависит  ваше  буду-
щее, позвольте мне поговорить с вами на свободе.
   - Если господину графу угодно будет навестить меня завтра  в  течение
дня, я буду ждать его в удобное для него время.
   - Да, мне необходимо говорить с вами завтра. Но завтра к вам явится с
визитом Фридрих, а я не желаю с ним встречаться, потому что мало к  нему
расположен.
   - Позвольте, граф, о каком Фридрихе вы говорите?
   - О, разумеется, не о нашем друге Фридрихе фон Тренке,  которого  нам
удалось вырвать из рук короля. Речь идет о том ничтожном и злобном коро-
ле Пруссии, который волочится за вами. Вот что: завтра вечером  в  Опере
состоится большой публичный бал. Будьте там. Можете переодеться в  любой
костюм, я все равно узнаю вас и помогу узнать себя. В этой толпе мы най-
дем и уединение,  и  безопасность.  Иначе  наши  встречи  могут  навлечь
большие несчастья на головы дорогих нам людей. Итак, до завтра, графиня!
   С этими словами граф де Сен-Жермен низко поклонился Порпорине  и  ис-
чез, оставив девушку окаменевшей от изумления на пороге ее жилища.
   "Положительно, в этом царстве разума ни на минуту не прекращается за-
говор против разума, - думала певица перед тем, как уснуть. - Не  успела
я избежать одной опасности, угрожавшей моему собственному рассудку,  как
сразу появилась другая. Принцесса Амалия объяснила мне таинственные  яв-
ления последних дней, и я уже было успокоилась, как вдруг, почти  тотчас
же, мы встречаем фантастическую Женщину с метлой или, во всяком  случае,
слышим ее шаги, и она разгуливает в этом дворце сомнения, в этой цитаде-
ли неверия так же спокойно, как это могло бы случиться двести лет назад.
Едва я избавилась от страха, мучившего меня после встречи  с  Калиостро,
как появляется другой маг, который, по-видимому, еще лучше осведомлен  о
моих делах. Когда все эти маги и волшебники следят  за  событиями  жизни
королей и других могущественных или знаменитых людей, - это еще понятно,
но почему мне, бедной девушке, непритязательной и скромной,  не  удается
утаить от их бдительного ока ни одного обстоятельства  моей  собственной
жизни, - вот что невольно смущает меня и тревожит.  Впрочем,  послушаюсь
совета принцессы. Хочу надеяться, что будущее разъяснит и эту загадку, а
пока что воздержусь от всякого суждения. Пожалуй, больше всего  я  удив-
люсь, если визит короля, предсказанный СенЖерменом, действительно состо-
ится завтра. Это будет лишь третий королевский визит. Уж не является  ли
этот Сен-Жермен его наперсником? Говорят, что надо опасаться тех  людей,
которые дурно отзываются о своем господине. Постараюсь  этого  не  забы-
вать".
   На следующий день, ровно в час, во  двор  домика,  где  жила  певица,
въехала карета без ливрейного лакея и герба, и король, за  два  часа  до
того приславший предупредить Порпорину, чтобы она ждала его одна,  вошел
к ней в шляпе, сдвинутой на левое ухо, с улыбкой на губах и с  маленькой
корзинкой в руке.
   - Капитан Крейц принес вам фруктов из своего сада,  -  сказал  он.  -
Злые языки уверяют, будто они сорваны в садах Сан-Суси и предназначались
на десерт королю. Но король, благодарение богу, забыл о нас, и  скромный
барон пришел провести часок-другой со своей скромной подружкой.
   Вместо того, чтобы развеселить Консуэло, это милое вступление  сильно
встревожило ее. С тех пор как она тайно нарушала королевскую волю,  выс-
лушивая откровенные признания принцессы Амалии, певица уже  не  могла  с
прежней смелой прямотой беседовать с инквизитором - королем. Отныне сле-
довало обходиться с ним осторожно, быть может, льстить ему, стараться  с
помощью искусного кокетства отвращать его подозрения. Консуэло  чувство-
вала, что эта роль не по ней, что она сыграет ее плохо, особенно  в  том
случае, если Фридрих действительно питал к ней склонность, как утвержда-
ли при дворе, где слово любовь применительно к какой-то актрисе сочли бы
унизительным для королевского достоинства.  Взволнованная  и  смущенная,
Консуэло неловко поблагодарила короля за его чрезмерное внимание,  после
чего выражение его лица внезапно изменилось и сделалось столь  же  мрач-
ным, сколь лучезарным оно было секунду назад.
   - Что это значит? - резко спросил он, хмуря брови. - Вы  не  в  духе?
Или нездоровы? Почему вы назвали меня "государь"? Быть может, мой  визит
помешал любовному свиданию?
   - Нет, государь, -  ответила  молодая  девушка,  вновь  обретая  спо-
койствие искренности, - у меня нет ни свиданий, ни любви.
   - Прекрасно! Впрочем, если бы даже и так - какое мне дело! Я потребо-
вал бы от вас лишь одного - чтобы вы сознались мне в этом.
   - Созналась? Очевидно, господин капитан хотел сказать - чтобы я дове-
рилась ему?
   - Объясните, в чем тут различие.
   - Думаю, что вы, господин капитан, и сами знаете, в чем.
   - Допустим. Но знать - еще не значит получить ответ. Если  вы  влюби-
тесь, я бы хотел узнать об этом.
   - Не понимаю, зачем?
   - В самом деле, не понимаете? Посмотрите мне в глаза. У  вас  сегодня
какой-то рассеянный взгляд.
   - Господин капитан, вы, кажется, подражаете королю. Говорят, что  при
допросе обвиняемого он пристально смотрит ему в глаза.  Поверьте,  такие
приемы дозволены ему одному. Впрочем, если бы он пришел с тем же ко мне,
я бы попросила его вернуться к своим делам.
   - Вот как! Вы бы сказали ему: "Идите прочь, государь"?
   - А почему бы и нет? Место короля на коне или на троне, а если бы ему
вздумалось навестить меня, я была бы вправе отказаться терпеть его  дур-
ное настроение.
   - Согласен. Но вы так и не ответили мне. Вы не  хотите  избрать  меня
поверенным ваших будущих любовных приключений?
   - У меня не может быть любовных приключений, барон, я уже не раз пов-
торяла вам это.
   - Да, в шутку, потому что я и спрашивал вас в шутку. Ну, а если  сей-
час я говорю серьезно?
   - Я отвечу то же самое.
   - Знаете, вы странная особа.
   - Но почему же?
   - Потому что вы единственная актриса, которая не  занимается  ни  лю-
бовью, ни флиртом.
   - Вы дурного мнения об актрисах, капитан.
   - Нет! Я знавал и добродетельных актрис, но все они стремились к  вы-
годному замужеству, а вы... уж и не знаю, о чем думаете вы.
   - Я думаю о том, что вечером мне предстоит петь.
   - Так вы живете сегодняшним днем?
   - Да, теперь я живу так, а не иначе.
   - Значит, не всегда было так?
   - Нет, капитан.
   - Вы любили?
   - Да, капитан.
   - Серьезно?
   - Да.
   - И долго?
   - Да.
   - А что случилось с вашим возлюбленным?
   - Он умер!
   - Но вы не утешились?
   - Нет.
   - О, вы еще утешитесь.
   - Боюсь, что нет.
   - Странно. Так вы не думаете выходить замуж?
   - Никогда.
   - И никогда никого не полюбите?
   - Никогда.
   - И даже не заведете себе друга?
   - Даже друга - в том значении, какое придают этому  слову  прекрасные
дамы.
   - Полноте! Если вы поедете в Париж и король Людовик Пятнадцатый, этот
галантный кавалер...
   - Я не люблю королей, капитан, и особенно не терплю  королей  галант-
ных.
   - Ага, понимаю, вы предпочитаете пажей.  Например,  такого  красивого
кавалера, как Тренк!
   - Я никогда не обращала внимания на его наружность.
   - И тем не менее сохранили с ним какие-то отношения!
   - Будь это так, наши отношения носили бы характер чистой  и  незапят-
нанной дружбы.
   - Значит, вы признаетесь, что эти отношения существуют?
   - Этого я не сказала, - ответила Консуэло, испугавшись, что может вы-
дать принцессу.
   - Так вы отрицаете это?
   - Если бы эти отношения существовали, у меня бы не было причин  отри-
цать их. Но почему капитан Крейц расспрашивает меня так упорно?  Неужели
это может его интересовать?
   - Очевидно, это интересует короля, - ответил Фридрих, снимая шляпу  и
резким движением нахлобучивая ее на белую мраморную  голову  Полигимнии,
чей античный бюст украшал одну из консолей.
   - Если бы меня удостоил своим посещением король, - сказала  Консуэло,
превозмогая овладевший ею страх, - я бы решила, что ему угодно послушать
музыку, и села бы за клавесин, чтобы спеть ему арию из "Покинутой Ариад-
ны"...
   - Король не любит, когда предвосхищают его желания. Он желает,  чтобы
ему отвечали на вопрос определенно и ясно. Что вы делали сегодня ночью в
королевском дворце? Видите ли, раз вы ходите к нему во дворец в  неуроч-
ное время и без его позволения, значит, и он вправе вести себя у  вас  в
доме как хозяин.
   Консуэло затрепетала, но, к счастью, присутствие духа  всегда  словно
чудом спасало ее от многих опасностей. Она вспомнила, что  Фридриху  не-
редко случалось прибегать ко лжи, чтобы выведать правду, и что  его  из-
любленным средством вырвать у человека признание было  напасть  на  него
врасплох. Она овладела собой и, побледнев, но все-таки улыбаясь,  сказа-
ла:
   - Какое странное обвинение! Не знаю право, что и  отвечать  на  столь
экстравагантные вопросы.
   - Вы стали разговорчивее, - заметил король. - Совершенно ясно, что вы
лжете. Были вы этой ночью во дворце? Отвечайте - да или нет?
   - В таком случае - нет! - смело сказала Консуэло, предпочитая быть  с
позором уличенной во лжи, нежели сделать подлость и выдать чужую  тайну,
лишь бы оправдаться самой.
   - Вы не выходили из дворца в три часа ночи, одна, без провожатых?
   - Нет, - ответила Консуэло, которая немного приободрилась, заметив  в
выражении лица короля едва уловимый оттенок неуверенности, и теперь пре-
восходно разыгрывала удивление.
   - Вы осмелились трижды произнести слово нет, -  гневно  вскричал  ко-
роль, испепеляя девушку взглядом.
   - Я осмелюсь произнести это слово и в четвертый раз, если того потре-
бует ваше величество, - ответила Консуэло, решаясь  противостоять  грозе
до конца.
   - О, я знаю, женщина способна защищать свою ложь даже под пыткой, как
первые христиане защищали то, что они считали правдой. Кто может похвас-
таться тем, что вырвал искренний ответ у женщины?  Послушайте,  мадемуа-
зель, до сих пор я питал к вам уважение, ибо полагал, что  вы  являетесь
единственным исключением среди обладательниц пороков вашего пола.  Я  не
считал вас способной ни к интригам, ни к вероломству, ни к наглости. Мое
доверие к вам простиралось до дружбы...
   - А теперь, ваше величество...
   - Не перебивайте меня. Теперь я держусь другого мнения,  и  скоро  вы
почувствуете его последствия. Слушайте меня внимательно. Если  вы  имели
несчастье вмешаться в мелкие дворцовые интриги,  выслушать  чьи-то  неу-
местные излияния, оказать кому-то опасные услуги, не обольщайтесь -  вам
недолго удастся обманывать меня, и я прогоню вас  отсюда,  причем  позор
вашего изгнания будет столь  же  велик,  сколь  велики  были  благожела-
тельность и уважение, с какими я вас встретил.
   - Государь, - бесстрашно ответила Консуэло, - так как самое  заветное
и самое неизменное мое желание - это желание покинуть Пруссию, я с  бла-
годарностью приму приказ о моем выезде, как бы унизителен ни был предлог
моего удаления и как бы сурово вы со мной ни говорили.
   - Ах, так! - вскричал Фридрих вне себя от ярости. - Вы  осмеливаетесь
разговаривать со мной в подобном тоне!
   При этом он поднял трость, словно собираясь ударить Консуэло, но спо-
койный и презрительный вид, с каким она ждала этого оскорбления,  отрез-
вил его, и, далеко отбросив трость, он взволнованно проговорил:
   - Забудьте, что вы имеете право на благодарность капитана  Крейца,  и
обращайтесь к королю с подобающим уважением, не то я могу выйти из  себя
и наказать вас, как упрямого ребенка.
   - Государь, мне известно, что в вашей августейшей семье бьют детей, и
я слышала, что ваше величество, стремясь избавиться от такого обращения,
когда-то сами пробовали бежать. Мне, цыганке, будет легче совершить  по-
бег, чем кронпринцу Фридриху. Если король в течение двадцати четырех ча-
сов не удалит меня из своего государства, я  сама  постараюсь  успокоить
его относительно моих интриг и покину Пруссию без всяких бумаг, хотя  бы
мне пришлось идти пешком и перебираться через рвы, подобно дезертирам  и
контрабандистам.
   - Вы сумасшедшая! - пожимая плечами,  сказал  король,  расхаживая  по
комнате, чтобы скрыть досаду и раскаяние. - Да, вы уедете, таково и  мое
желание, но уедете не торопясь, без скандала. Я не хочу, чтобы вы  расс-
тались со мной, сердясь и на меня и на самое себя. Где, черт возьми,  вы
набрались этой невероятной дерзости? И какого черта я так  снисходителен
к вам?
   - Думаю, что причина этой снисходительности в той  крупице  великоду-
шия, от которой король вполне может себя избавить. Он думает, что обязан
мне чемто за услугу, которую я с такой же готовностью оказала бы  самому
ничтожному из его подданных. Пусть же он  считает,  что  расквитался  со
мной тысячу раз, и поскорее отпустит меня - свобода будет вполне  доста-
точной наградой. Никакой другой мне не надо.
   - Опять? - сказал король, пораженный дерзким упрямством  молодой  де-
вушки. - Все те же речи? Так вы не скажете мне ничего другого? Нет,  это
уже не смелость, это ненависть!
   - А если бы и так? - спросила Консуэло. - Разве вашему величеству это
не безразлично?
   - Праведное небо! Что такое вы говорите, глупенькая девочка! -  воск-
ликнул король с простодушным выражением искренней боли. - Вы сами не по-
нимаете, что сказали. Только извращенная душа может быть нечувствительна
к ненависти себе подобных.
   - А разве Фридрих Великий считает Порпорину существом себе равным?
   - Только ум и добродетель возвышают отдельных людей над остальными. В
области своего искусства вы гениальны. Совесть  должна  подсказать  вам,
верны ли вы своему долгу... Но в эту минуту она говорит вам совсем  дру-
гое, ибо в душе у вас горечь и вражда.
   - Допустим, но разве великому Фридриху не в чем  упрекнуть  свою  со-
весть? Не он ли разжег эти дурные страсти в душе, привыкшей  к  чувствам
мирным и добрым?
   - Вы сердитесь? - спросил Фридрих, пытаясь взять молодую  девушку  за
руку. Но тут же в смущении остановился: закоренелое презрение и  антипа-
тия к женщинам сделали его застенчивым и  неловким.  Консуэло  намеренно
подчеркнула свою досаду, чтобы заглушить в сердце короля нежность, гото-
вую погасить вспышку гнева, но когда она заметила, как он  робок,  страх
ее сразу исчез, так как она поняла, что первого шага он ждет с ее сторо-
ны. Странная прихоть судьбы! Единственная женщина, которая могла вызвать
у Фридриха чувство, похожее на любовь, была, быть может, единственной  в
его королевстве, которая ни за что в жизни не согласилась бы поощрить  в
нем эту склонность. Правда, недоступность и гордость Консуэло были,  по-
жалуй, в глазах короля главным ее очарованием. Завоевание этой  непокор-
ной души привлекало деспота, словно завоевание  какой-нибудь  провинции,
и, сам не отдавая себе в этом отчета, отнюдь не стремясь прослыть героем
любовных похождений, он испытывал невольное восхищение  и  сочувствие  к
этому сильному характеру, в какой-то мере родственному его собственному.
   - Вот что, - сказал он, быстро пряча в карман  жилета  руку,  которую
протянул было к Консуэло, - никогда больше не говорите мне, что я равно-
душен к ненависти окружающих, не то я буду думать, что меня ненавидят, а
эта мысль мне невыносима.
   - Но ведь вы хотите, чтобы вас боялись.
   - Нет, я хочу, чтобы меня уважали.
   - И ваши капралы внушают солдатам уважение к вашему имени  с  помощью
палочных ударов.
   - Что можете вы знать об этом? О чем вы говорите?  Во  что  вмешивае-
тесь?
   - Я отвечаю на вопросы вашего величества определенно и ясно.
   - Вам угодно, чтобы я попросил у вас прощения за  вспышку,  вызванную
вашим безрассудством?
   - Напротив. Если бы вы могли разбить о мою голову  ту  палку-скипетр,
который управляет Пруссией, я стала бы просить ваше  величество  поднять
эту трость.
   - Полноте! Ведь эту трость мне подарил Вольтер, и если бы я  прошелся
ею по вашим плечам, у вас только прибавилось бы хитрости и  ума.  Послу-
шайте, я очень дорожу этой тростью, но  вижу,  что  вам  нужно  какое-то
удовлетворение. Итак...
   Король поднял трость и хотел было ее сломать. Однако, как он ни  ста-
рался сделать это, даже помогая себе коленом, бамбук гнулся, но  не  ло-
мался.
   - Вот видите, - сказал король, бросая трость в камин, - вы  ошиблись:
моя трость не является символом моего скипетра. Это символ верной  Прус-
сии. Она сгибается под давлением моей воли, но  не  будет  сломлена  ею.
Поступайте так же, Порпорина, и вам будет хорошо.
   - Какова же воля вашего величества по отношению ко мне? Стоит ли  та-
кой сильной личности повелевать и  нарушать  ясность  своего  духа  ради
столь незначительной особы?
   - Моя воля - чтобы вы отказались от мысли уехать из Берлина. Вам  это
неприятно?
   Быстрый и почти страстный взгляд Фридриха достаточно убедительно  по-
яснил, что он имел в виду, говоря о так называемом удовлетворении.  Кон-
суэло почувствовала, что ее страхи вернулись, и сделала вид, что не  по-
няла его.
   - На это я никогда не соглашусь, - ответила она. - Мне  слишком  ясно
теперь, как дорого пришлось бы платить за честь изредка развлекать свои-
ми руладами ваше величество. Здесь подозревают всех.  Самые  незаметные,
самые незначительные люди не защищены от клеветы, и для меня такая жизнь
невыносима.
   - Вы недовольны своим жалованьем? - спросил король, - Оно будет  уве-
личено.
   - Нет, государь. Я вполне удовлетворена им - я  не  корыстолюбива,  и
ваше величество знает это.
   - Вы правы. Надо отдать вам  справедливость,  вы  не  любите  деньги.
Впрочем, неизвестно, что вы любите?
   - Свободу, государь.
   - А кто стесняет вашу свободу? Вы просто хотите поссориться со мной и
не можете найти подходящий предлог. Вы хотите уехать - это мне ясно.
   - Да, государь.
   - Да? Это решено твердо?
   - Да, государь.
   - Если так,  убирайтесь  к  дьяволу!  Король  схватил  шляпу,  поднял
трость, которая так и не сгорела, откатившись за решетку,  и,  повернув-
шись спиной, направился к двери. Но, перед тем, как ее открыть, он обер-
нулся, и Консуэло увидела его лицо, такое  непритворно  грустное,  такое
по-отечески огорченное, словом, такое непохожее на обычную страшную мас-
ку короля с его горькой, скептическифилософской усмешкой, что бедная де-
вушка почувствовала раскаяние и волнение. Привычка к бурным сценам,  ус-
военная ею в те времена, когда она еще жила в доме Порпоры, заставила ее
забыть, что в сердце Фридриха было по отношению к ней нечто такое,  чего
никогда не было в целомудренной и благородно пылкой  душе  ее  приемного
отца, - нечто эгоистическое и страшное. Она  отвернулась,  чтобы  скрыть
невольную слезу, покатившуюся по ее щеке, но зоркий, как у рыси,  взгляд
короля замечал все. Он воротился и снова занес над Консуэло  трость,  но
на этот раз с такою нежностью, словно играл со своим ребенком.
   - Скверное создание, - сказал он ей растроганным и ласковым тоном,  -
у вас нет ко мне ни малейшей дружбы.
   - Вы сильно ошибаетесь, господин барон, - ответила  добрая  Консуэло,
поддавшись обаянию этого полупритворства, которое так искусно  загладило
искреннюю и грубую вспышку королевского гнева. - Моя дружба  к  капитану
Крейцу столь же велика, сколь велика неприязнь к королю Пруссии.
   - Это потому, что вы не понимаете, не можете понять короля Пруссии, -
возразил Фридрих. - Но не будем говорить о нем. Наступит день, когда  вы
более справедливо оцените человека, который пытается править своей стра-
ной как можно лучше, но для этого вам надо пожить здесь подольше и озна-
комиться с ее духом, с ее потребностями. А пока что будьте немного полю-
безнее с этим беднягой бароном - ведь ему так наскучил  двор,  наскучили
придворные л