привлек высокий мужчина в темно-коричневом костюме,
направляющийся в его сторону по краю бассейна, попутно разглядывающий
окружающих и всем своим видом дающий понять, что нисколько не удивится,
если встретит вдруг какого-нибудь знакомого. Малдер посмотрел по сторонам и
понял, что прошмыгнуть незамеченным за угол здания или спрятаться за
деревьями ему уже не удастся.

- Эй! - крикнул мужчина, заметив его, и приветственно взмахнул рукой.

Малдер изобразил любезную улыбку и остался сидеть, как сидел.

Эта встреча не входила в его планы. Все, что ему было нужно в столь славный
день, - это его сандвич с содовой, хотя, разумеется, он предпочел бы
оказаться сейчас у Рипли, в Александрии, и пить холодное пиво. И неплохо бы
еще наблюдать при этом, как вон та хорошенькая брюнетка выписывает
неторопливые круги на роликах. В ушах у нее миниатюрные наушники, а на
поясе - "уокмэн". Малдеру всегда казалось, что удержать равновесие на
роликовых коньках так же сложно, как и на обычных - принцип-то тот же.
Впрочем, он и на детских-то, с роликами в два ряда, не мог устоять - по
крайней мере когда он пробовал это делать, то большую часть времени не
катался, а сидел на заднице.

В этот момент брюнетка повернулась к нему лицом, и Малдер, словно внезапно
ослепленный, часто-часто заморгал, успев, однако, заметить, какой
очаровательный у нее загар и как идут ей красные шортики в сочетании с
красной же футболкой.

И тут на лицо его набежала тень.

Это был тот, рыжий.

- Малдер, - произнес он, остановившись на две ступеньки ниже и улыбнувшись
своей идиотской улыбкой, - где же вы были?

- Здесь, Хэнк, где же еще?

Специальный агент Хэнк Уэббер мельком взглянул туда, где под сводчатым
куполом возвышался монумент Томасу Джефферсону. В глазах его мелькнуло
недоумение.

- Знаете, а я ни разу здесь не был. - Он растерянно покачал головой и
провел ладонью по отливающим медью волосам. - Что это вас сюда занесло?

Малдер пожал плечами.

- Здесь хорошо. Тихо, - ответил он и, понизив голос, добавил: - Не то что в
конторе. Уэббер намека не понял.

- Так вы уже в курсе, что произошло? Малдер рассеянно посмотрел на него.

- Ах, да, - воскликнул молодой человек, глуповато улыбаясь, - откуда же вам
знать - вы же были здесь!

- Хэнк, ты не перестаешь поражать меня своим талантом по части дедукции.

Уэббер тут же понес какую-то несуразицу, на что Малдер лишь улыбнулся и
махнул рукой, давая понять, что это была всего лишь глупая шутка.

- Так что же я должен знать?

- Хелевито.

Малдер вздрогнул, на мгновение забыв, что его только что оторвали от
завтрака.

- А что с ним?

- Его взяли.

Малдер не знал, то ли смеяться ему, то ли исполнить ритуальный танец
победителя и окончательно шокировать этого мальчишку - то ли просто сухо
кивнуть, что в конторе считалось признаком хорошего тона, сделав вид, будто
у него, собственно, никогда и не возникало ни малейших сомнений
относительно того, чем закончатся продолжавшиеся к тому времени уже три
месяца поиски похитителя. Тем более что похищенного им ребенка уже
освободили целым и невредимым. Малдер не сделал ни того, ни другого, ни
третьего, а просто хлебнул содовой и снова принялся за свой бутерброд.

Уэббер засунул большой палец за пряжку ремня.

- Ага! Еще и двух часов не прошло. Вы все правильно рассчитали, Малдер. Мы
установили слежку за домом в Билокси, где живет его родня. Так и есть -
сегодня утром Хелевито подваливает туда один-одинешенек. Всю ночь гулял на
каком-то теплоходе; просадил в рулетку половину того, что получил в
качестве выкупа - вторая половина, видимо, досталась какой-нибудь
смазливенькой блондинке. - Хэнк рассмеялся и, довольный собой, покачал
головой. - Первое, что он сказал, когда его взяли, было: "Черт меня побери,
почему я не поставил на "36" и на "красное"?"

Хэнк мечтательно кивнул. Не говоря ни слова, Малдер отправил в рот сандвич
и запил его содовой.

- Ну как? - спросил Хэнк и еще раз покосился в сторону мемориала.

Мимо прошмыгнула стайка монахинь, которые оживленно болтали, а завидя
Малдера с Уэббером, приветливо улыбнулись им обоим.

Брюнетка на роликах исчезла, не удостоив их даже взгляда.

Уэббер хмыкнул и принялся поправлять галстук.

- Ну как? - снова спросил он.

- Послушай, Хэнк. Человек завтракает, человек наслаждается свежим воздухом,
солнцем... а особенно покоем и тишиной, которых ему так не хватает в
конторе. Я что-то не совсем понимаю, чего ты от меня ждешь?

Молодой человек, казалось, был совершенно сбит с толку:

- Но как же... ведь если бы не вы, мы бы его так и не накрыли, верно? То
есть я хочу сказать: всем, кроме вас, было невдомек, что у этого парня
патологическая страсть к игре, так? Никому бы и в голову не пришло искать
его родственников. Так что... - Он рассеянно развел руками. - Так что же,
вы не рады?

- Радости через край, - сухо произнес Малдер и тут же пожалел об этом,
заметив, что его юный коллега смотрит на него с каким-то детским укором. Он
видел: этот мальчишка пока еще искренне верит в то, что каждый арест
знаменует собой торжество справедливости и достоин соответствующих случаю
слов, в то, что каждый мошенник, крупный ли, мелкий ли, упрятанный за
решетку, это повод по крайней мере для небольшой вечеринки. Но он не мог
знать другого - того, что чувство упоения, которое ты получаешь от работы,
всегда одинаково. Будь это твой первый арест или сто двадцать первый, или
даже миллионный. Как одинаково и твое отношение к этой работе - вот, мол,
еще один паршивец получил по заслугам.

Однако хорошие агенты, лучшие из лучших, никогда не забывают о том, что,
поддаваясь упоению, легко упустить из виду обратную сторону их работы - что
где-то на очереди всегда стоит следующий мерзавец.

И эта очередь никогда не иссякнет.

Просто никогда.

Порой осознания одного этого факта оказывается достаточно для того, чтобы
превосходный агент превратился в циника и начал совершать ошибки, которые
зачастую приводят его к гибели.

Малдер не хотел, чтобы подобная участь постигла его.

У него еще слишком много работы.

Слишком многого он еще не успел сделать.

К тому же он так и не доел свой завтрак, а на столе в конторе его
дожидаются несколько дел, находящихся на разных стадиях расследования. Это
были не его дела. Его просто попросили взглянуть - может, он увидит то, что
ускользнуло от внимания других.

В этом Малдер был мастером, к этому у него был талант - по крайней мере
именно так говорили в конторе. Сам он смотрел на все это несколько иначе,
вернее не смотрел вовсе - просто делал свою работу, не вдаваясь в
подробности.

Когда Уэббер уже почти готов был расплакаться,

Малдер наконец прожевал кусок сандвича, почесал подбородок и
многозначительно поднял палец:

- Хэнк, я припоминаю, что это ты навел нас на след в Билокси. Мы ведь все
это упустили из виду. Так что поздравлять надо тебя.

Сказав это, Малдер не поверил своим глазам - малый покраснел до ушей,
застенчиво потупился и, не зная, что и сказать, принялся растерянно пинать
носком ботинка мраморную ступеньку. Малдер понял, что, скажи он, к примеру,
что-нибудь вроде:

"Да плевать мне на все это хотелось", - то этот мальчишка мог бы его,
пожалуй, и убить.

- Спасибо, - пробормотал Уэббер, с трудом сдерживая улыбку. - Понимаете...
для меня это так много значит. - Он безнадежно махнул рукой. - Я не хотел
вам мешать. Просто подумал, вам будет интересно узнать.

- Ну разумеется! Нет, правда. Спасибо тебе.

- Ну ладно. - Уэббер попятился и, зацепившись за ступеньку, замахал руками,
чтобы не упасть. Затем он застенчиво улыбнулся и тихо произнес: - Ладно, я,
пожалуй, пойду. Хорошо?

- Разумеется.

- Так вы...

Малдер поднес ко рту остатки сандвича.

- Впрочем, само собой - что я спрашиваю?

Уэббер махнул на прощание рукой, достал из кармана темные очки и водрузил
их себе на нос.

Теперь это был уже не мальчишка по имени Хэнк.

Перед Малдером стоял молодой мужчина в костюме, цвет которого не вполне
соответствовал погоде, и темных очках - слишком темных, если учитывать, что
солнце в тот день светило не очень-то и ярко. Словом, мужчина, у которого
на лбу было написано, что он агент ФБР.

Малдер мысленно улыбнулся, наблюдая за тем, как Уэббер почти строевым шагом
зашагал прочь. Доев остатки завтрака и запив содовой, Малдер посмотрел по
сторонам и, не увидев ничего достойного внимания, закинул пиджак за спину и
направился к зданию музея.

Ему здесь нравилось, особенно сейчас, когда вокруг не было ни души. Здесь
его не преследовало то ощущение, которое неизменно возникало в музее
Линкольна, - будто попал в храм, хотя он и испытывал чувство благоговейного
уважения к человеку, фигура которого возвышалась над ним. Джефферсон не был
Богом - он был человеком со своими слабостями и ошибками. Но ошибки,
которые он совершал, нисколько не умаляли величия сделанного им.

Малдер любил приходить сюда, когда ему необходимо было подумать над
очередной головоломкой, словно надеялся, что, осененный гением третьего
американского президента, он сможет проникнуть в наиболее темные закоулки
чужой души.

Сюда не долетал уличный шум, здесь не галдели туристы - лишь приглушенный
звук его собственных шагов по мраморным плитам.

Сегодня Малдера занимало так называемое луи-зианское дело о произошедшем
средь бела дня жестоком убийстве с целью грабежа - сумма похищенного
составляла 25 тысяч долларов. Фигурировавшие в деле свидетели готовы были
поклясться на Библии, что совершивший это человек в костюме бродячего
клоуна в буквальном смысле растворился в воздухе. Прямо под куполом цирка.

Интуиция редко подводила Малдера. По версии следствия, этот случай не имел
никакого отношения к категории "Икс", в которой он специализировался, - в
деле как будто бы не было ничего таинственного и необъяснимого.

Ничего аномального.

Ничего такого, что позволило бы выделить это дело в разряд загадочных,
которые Контора не любила, но не всегда могла позволить себе роскошь
смотреть на них сквозь пальцы.

Потому-то они и обратились за помощью к Малдеру. Нравилось это его
начальству или не нравилось - а, как правило, оно было не в восторге от
этого, - но по части подобных дел он считался мастером.

В данном случае чутье подсказывало Малдеру, что ему здесь делать нечего.

Однако не следовало исключать и вероятность ошибки. Такое в его практике
уже случалось. Сколько раз его партнер. Дана Скалли, твердила ему: "Малдер,
это самое заурядное дело, просто слегка странноватое. Никаких пришельцев,
монстров или летающих тарелок". Малдер даже предложил ей выбить эти слова
на специальных карточках, чтобы она могла молча вручать их ему всякий раз,
когда он заикнется насчет того, что дело действительно попадает под
категорию "Икс" и они должны как следует с ним разобраться.

Скалли, впрочем, ответила, что это не смешно.

И все же, хотя она и не любила признаваться в этом, слишком часто .Малдер
оказывался прав.

Сейчас его больше тревожило другое обстоятельство: то, что, поспешив
отнести данное дело к категории "Икс", он спровоцирует гнев руководства,
которое может просто взять и прикрыть его отдел. Это соображение заставляло
его постоянно быть начеку. Тем более что такое однажды уже случилось.

Он не хотел, чтобы это повторилось еще раз. Особенно теперь, когда он был
так близок к тому, чтобы окончательно доказать, что Земля не одинока во
вселенной... Так близок,

Кого-то это могло даже напугать: не слишком ли он близок к этому?

Кто-то называл его параноиком, тогда как сам он просто-напросто проявлял
осторожность, не желая нарваться на нож или бритву.

Про него было известно также, что он любитель импровизации и частенько
выходит за рамки инструкций, - это также не прибавляло ему популярности в
высших эшелонах Конторы.

Ему повезло хотя бы в том, что его отдел вообще продолжает еще
функционировать. Однако и на сей счет он не особенно обольщался. Просто
занимался своим делом. И был настороже. Постоянно.

Слишком извилист был его путь, чтобы он мог позволить себе расслабиться.

Кончиками пальцев касаясь мраморного пьедестала, Малдер обогнул статую
Джефферсона.

Ему хотелось одного - знать наверняка, что в этом луизианском деле не
обошлось без нечистой силы. Больше ничего.

Он должен быть совершенно уверен - это не просто его безрассудное
стремление увидеть то, чего нет.

А это непросто - сбхранять беспристрастность, особенно теперь, когда он
подошел так близко.

Страшно близко.

Отступив на шаг, он надел пиджак и посмотрел на возвышающуюся над ним
бронзовую фигуру президента.

- Ну что, как ты считаешь? - тихо произнес он. - Тебе виднее. Это ты купил
это проклятое место - есть там что-нибудь?

И вдруг он почувствовал на плече чью-то руку.

Хотел обернуться, но невидимые пальцы сдавили плечо сильнее, словно
приказывая не шевелиться.

В горле у него пересохло. Он молча повиновался. Страха не было, лишь
тревожное ожидание.

Начинала затекать шея. Малдер наклонил голову.

Рука все так же сильно сжимала его плечо.

- Итак? - спокойно спросил он.

Мята. Он почувствовал едва различимый запах мяты - одеколон или лосьон
после бритья? - и еще тепло, исходившее от одежды неизвестного, словно тот,
прежде чем найти его, проделал долгий путь под палящими лучами солнца. Рука
была на редкость сильной, но Малдер не мог увидеть ее, не повернув головы.

- Мистер Малдер. - Голос был мягкий и не очень глубокий.

Малдер кивнул. Он умел быть терпеливым, хотя и отличался вспыльчивостью и
не любил, чтобы им понукали. Попытался расправить плечи - но пальцы,
сжимающие плечо, не дали ему этого сделать.

- Луизиана. - Голос был обращен куда-то в сторону, и Малдер понял, что тот,
кому этот голос принадлежит, повернул голову. - Это не то, что вы думаете -
и все же советую вам отнестись к делу серьезно.

- Не возражаете, если я спрошу, кто вы? - тем же невозмутимым тоном
осведомился Малдер.

- Возражаю.

- А если я спрошу...

- Возражаю.

Пальцы впились в плечо еще сильнее. Малдер поморщился от боли - видимо,
оказался задетым какой-то нерв. Он кивнул. Все понятно - держи язык за
зубами, не задавай вопросов и внимательно слушай.

Снаружи донеслись голоса - дети. Странно - на сей раз они вели себя тихо,
как и подобает вести себя в подобном месте.

Раздался автомобильный гудок.

- Мистер Малдер, то, что ваш отдел работает снова, вовсе не означает, что
вы больше никому не мешаете. Кое-кто хотел бы убрать вас с дороги, - легкий
шорох материи, и голос стал ближе, перейдя на резкий шепот. - Вы
по-прежнему беззащитны, мистер Малдер, хотя и не в наручниках. Не забывайте
об этом. Не надо.

В тот момент, когда детские голоса звучали уже в стенах музея, эхом
отражаясь от стен, рука особенно безжалостно сдавила его плечо. На глаза
Малдера навернулись слезы. Почувствовав, как мелко затряслись его колени,
он слабо вскрикнул и попытался выбросить вперед руку, но не успел и,
ударившись лбом о постамент, завалился на мраморный пол. Когда в голове у
него наконец прояснилось, он обнаружил, что стоит на четвереньках с
опущенной вниз головой. Поморщившись от боли, он покосился направо -
единственный, кто попал в его поле зрения, была маленькая девочка с
косичками в ярко-синей курточке. В руке она держала мороженое.

- Вам нехорошо, мистер? - спросила она, облизывая мороженое.

Малдер осторожно потрогал плечо, мысленно выругался и, отдышавшись, слабо
кивнул.

Появилась какая-то женщина. Мягко отстранив девочку, она спросила:

- Сэр, вам нужна помощь? Он взглянул на нее и, вымученно улыбнувшись,
произнес:

- Просто закружилась голова...

Опершись о постамент, он с трудом поднялся на ноги. Женщина, а вслед за ней
и дети - человек десять - опасливо попятились.

- Ничего, благодарю вас, - пробормотал он и, пошатываясь, направился к
выходу.

Женщина вежливо кивнула.

Малдер вышел на улицу.

Налетевший ветер растрепал ему волосы. Малдер рассеянно смахнул их со лба.
Плечо ныло, но боли он почти не ощущал. Зато он затылком чувствовал ледяное
дыхание у себя за спиной.

Кем бы ни был этот незнакомец, он не угрожал ему - хотя ничего и не обещал.

Впервые за последнее время Малдер пребывал в легком возбуждении - верный
признак того, что он снова вышел на охоту.

Только на сей раз его добычей должны стать не уголовники.

Его добычей должна стать истина.

Глава 3

Капралу Фрэнку Ульману обрыдло валяться на кровати. Болела спина, болела
задница, болели ноги. Не болело только одно место - голова, которой Фрэнк и
рассудил, что если он еще раз примется считать трещины на потолке, то
непременно свихнется.

Нечего сказать, веселый выдался вечерок.

Самое же обидное заключалось в том, что причиной всему была его собственная
глупость. В самом деле, вчера вечером он мечтал об одном - тихо выпить,
снять девочку - его постоянная подружка сегодня работала, чтобы наутро не
мучило похмелье. Ничего особенного. Он без проблем справил у сержанта
увольнение и оделся в гражданское. Два уорент-офицера, всю дорогу спорившие
о том, примет министерство обороны решение закрыть Форт Дике или нет,
подбросили его до Марвилла.

Возле "Барни" он вышел.

Заказав себе выпивку, Фрэнк перекинулся парой слов с барменом, в очередной
раз подивившись, как это тот умудряется таскать такую гору мускулов,
посмотрел по ящику, как подают "Фил-лис". Затем его внимание привлекли
разговоры о старине Греди - неделю назад бедняге полоснул бритвой по горлу.

Жаль. Он был по-своему привязан к этому бедолаге, время от времени угощал
выпивкой и любил послушать его байки. Греди называл его "Сэл" - говорил,
что, мол, Фрэнки как две капли воды похож на какого-то старого актера - или
кем он там был? - по имени Сэл Минео. Первое время Фрэнк поправлял его, а
потом перестал. Если парень считает, что он похож на кинозвезду - плевать.

И вот Греди приказал долго жить, а вместе с ним и Сэл. Жаль.

Он пропустил еще стаканчик, понаблюдал еще за одной подачей, а затем
совершил свою первую ошибку: решил снять бабешку, сидевшую в одиночестве за
столиком в глубине зала. При свете ламп она показалась ему ничего себе -
впрочем, он и не собирался привередничать. Энджи здесь не было, но он-то
был здесь! Тут-то Фрэнк и допустил промашку, потому что эта сучка никак не
хотела, чтобы ее снимали, о чем и не преминула заявить во всеуслышание. Он
продолжал настаивать, и она в конце концов предложила ему катиться к
такой-то матери, а по дороге заняться сексом с самим собой, причем в крайне
непристойной и неестественной форме.

Второй его ошибкой было то, что он швырнул перед ней на стол двадцатку и
сказал, чтобы она либо заткнулась, либо соглашалась и еще чтобы не забыла
вернуть ему сдачу.

В третий раз он ошибся, когда не послушался бармена, который начал было
уговаривать его уносить ноги.

Уязвленный до глубины души, капрал Ульман, которого к тому времени уже
порядком развезло, поскольку он пил "ерша", полез в бутылку и обозвал
бармена педиком...

Очнулся он в гарнизонном госпитале ВВС, в Уолсоне, где ему наложили швы на
подбородок и гипсовую повязку на левую руку. Перед глазами у него маячила
зверская рожа сержанта - он был уже в госпитале, когда Фрэнки доставила
туда полиция.

Приказ был краток: постельный режим, таблетки и чтобы носу своего не
показывал.

Весь последующий день Фрэнки только и делал, что глазел в потолок. Рука
болела изнуряющей, пульсирующей болью. Изжелта-лиловая от побоев физиономия
походила на дорожную карту.

Никто не посочувствовал ему.

Сержант предупредил Фрэнки, что, когда тот встанет на ноги, он на нем
живого места не оставит. Опять двадцать пять!

Решив, что терять ему все равно нечего, капрал Ульман свесил ноги с койки и
минуту сидел, выжидая, пока пройдут круги перед глазами. Надо выбраться
отсюда. Немного прогуляться. Подышать свежим воздухом. Может, даже сыграть
где-нибудь в картишки и потрепаться. Что угодно, лишь бы не считать эти
проклятые выбоины в