од его музыкальной
пружины подходил к концу.
     Скажу честно,  если бы не Энея, я б давным-давно ушел спать, но она
хотела танцевать,  и  мы  медленно кружили по паркету -  ее узкая ладонь
лежит в моей руке,  я придерживаю ее за талию, сквозь тонкий шелк платья
ощущая тепло ее  кожи,  ее волосы у  моей щеки,  упругая грудь прижата к
моей,  голова покоится у меня на плече.  Взгляд у нее немного печальный,
но она по-прежнему энергична и полна сил.
     Аудиенции  завершились  не  один  час  назад,  и  еще  до  полуночи
разлетелась весть,  что далай-лама удалился в  опочивальню,  но  мы  все
продолжаем  кутить  -   Лхомо  Дондруб,  смеясь,  разливает  по  бокалам
шампанское и рисовое пиво;  Лобсанг Сам-тен, младший брат далай-ламы, ни
с того ни с сего затеял прыжки через жаровню;  обстоятельный Тромо Трочи
из  Дхому  внезапно преобразился в  фокусника и  вытворяет в  углу  зала
настоящие чудеса  с  огнем,  обручами  и  левитацией.  Дорже  Пхамо  без
аккомпанемента завела медленную песню,  и голос у нее столь сладостный и
чистый,  что он до сих пор слышится мне во снах,  а под конец,  когда на
востоке  уже  забрезжил  первый  предутренний  свет  и  оркестр  заиграл
последнюю мелодию, десятки голосов слились единым хором в песне Оракула.
     ...Музыка оборвалась на полутакте.  Танцоры замерли. Прервав танец,
мы с Энеей стремительно оглянулись.
     Долгие  часы  гостей из  Священной Империи не  было  ни  видно,  ни
слышно,  но  внезапно из  мрака вынырнула одетая во  все  алое Радаманта
Немез.  При  ней были еще двое -  на  мгновение мне показалось,  что это
священники,  но я тут же разглядел, что люди в черном как две капли воды
похожи на  Радаманту:  мужчина и  женщина,  оба  в  боевых комбинезонах,
мягкие черные волосы свисают на бледный лоб, глаза - как черный янтарь.
     Сквозь ряды застывших танцоров трио шагало к  нам.  Я  инстинктивно
заслонил собой Энею,  но  клоны Немез двинулись в  обход.  Энея  шагнула
вперед и встала рядом со мной.
     Выхватив лазерный фонарик,  я прижал его к боку. Первая Немез хищно
оскалилась.  Кардинал Мустафа вышел  из  мрака и  встал позади нее.  Все
четверо не  сводили глаз с  Энеи.  На миг мне почудилось,  что вселенная
остановилась,   что  танцующие  пары  в   буквальном  смысле  застыли  в
пространстве и  времени,  что  музыка нависла над нами сталактитами и  в
любой  момент  ледяными  осколками  обрушится вниз,  но  тут  я  услышал
прокатившийся сквозь толпу ропот - шепоток испуга и шелест негодования.
     С  виду  угрозы никакой не  было  -  просто-напросто четверо гостей
шагали  по  паркету  бального  зала,   смыкая  кольцо  вокруг  Энеи,  но
впечатление хищников, надвигающихся на добычу, было чересчур отчетливым,
как и запах страха, перебивший аромат благовоний, пудры и духов.
     - К чему ждать? - сказала Радаманта Немез, не сводя глаз с Энеи, но
обращаясь к кому-то другому - то ли к своим клонам, то ли к кардиналу.
     - По-моему... - начал кардинал Мустафа и оцепенел.
     Оцепенели все до единого.  Громадные трубы у  арки входа сами собой
испустили тяжкий, басовитый гул, словно стронувшаяся с места материковая
плита,  хотя  трубачей  в  альковах  не  было.  Подхватив гудение  труб,
удрученно заныли на  одной ноте бронзовые и  костяные рожки.  Чудовищный
гонг зарокотал, отозвавшись дрожью в позвоночнике.
     Со  стороны  эскалаторов,   вестибюля  и   занавесов  входной  арки
донеслись сдавленные выкрики и  шаркающие,  суматошные шаги.  Поредевшая
толпа расступилась, как почва под напором стального плуга.
     Некто  движется  по  ту  сторону  задернутых занавесов вестибюля...
Минует их -  не раздвинув,  а  располосовав.  И вот он,  блистая в лучах
Оракула,  скользит  по  паркету,  скользит необычайно плавно,  будто  бы
проплывая в  паре  сантиметров от  пола,  отражая угасающий лунный свет.
Высокая -  никак не менее трех метров -  фигура увешана клочьями красных
драпировок,  а  из  складок этой  мантии выглядывает чересчур много рук.
Рук,  словно сжимающих стальные клинки.  Танцоры подаются в  стороны еще
быстрее,  по залу проносится единодушный вздох изумления. Затмив Оракул,
беззвучно полыхает молния, тысячей бликов рассыпавшись в зеркале паркета
и   на  миг  запечатлев  всю  эту  картину  на  сетчатке  глаза.   Гром,
докатившийся до  нас  через несколько долгих секунд,  почти неотличим от
тягучего, пронизывающего до костей рокота труб.
     Шрайк прерывает свое скольжение и  замирает в  пяти шагах от  нас с
Энеей, в пяти шагах от Немез, в десяти шагах от каждого из ее близнецов,
не успевших зайти к нам в тыл,  и в восьми шагах от кардинала. Мне вдруг
бросается в  глаза,  что  Шрайк в  красных лохмотьях ужасно смахивает на
серебристую,  утыканную шипами  пародию  на  облаченного в  алую  мантию
кардинала Мустафу. Клоны Немез в черных комбинезонах кажутся кинжальными
тенями на фоне стен.
     Где-то  в  темном углу  исполинского аудиенц-зала  часы бьют час...
два...  три... четыре. Именно столько машин-убийц стоит вокруг нас. Я не
видел Шрайка более четырех лет,  но его облик не стал менее ужасающим, а
его приход -  более желанным,  несмотря на  его заступничество.  Красные
глаза  сверкают,  как  лазеры  из-под  воды,  пасть  из  хромистой стали
разинута, демонстрируя ряды острых как бритвы зубов. Из-под карикатурной
алой мантии торчат лезвия,  клинки и шипы.  Он не мигает.  А может, и не
дышит.   Он  недвижен,  как  кошмарное  творение  безумного  скульптора.
Радаманта Немез усмехается. Все еще сжимая в руке свой дурацкий лазер, я
мысленно возвращаюсь на  много  лет  назад  и  вспоминаю стычку на  Роще
Богов.  Немез  засверкала,  как  ртуть,  расплылась  и  просто  исчезла,
внезапно  появившись  рядом  с  двенадцатилетней Энеей.  Она  собиралась
отрезать девочке голову и  унести ее  в  мешке  и  непременно так  бы  и
сделала,  если б  не Шрайк.  Она и сейчас может это проделать,  а я даже
пальцем не успею шевельнуть.  Эти создания движутся вне времени.  В этот
миг  я  познал муки отца,  который видит,  как  на  его  ребенка несется
гоночный автомобиль,  и не может ничего уже изменить. Но еще мучительнее
боль влюбленного,  который не в состоянии защитить свою возлюбленную.  Я
глазом не  моргнув отдал бы  жизнь,  чтобы оградить Энею  от  всех  этих
созданий,  в  том числе и  от  Шрайка -  и  действительно могу умереть в
мгновение ока,  -  да только моя смерть не оградит ее. Мне остается лишь
скрипеть зубами в бессильной ярости.
     Проследив за  Шрайком одними глазами -  боясь  спровоцировать бойню
движением головы,  руки, пальца, - я вижу, что он не смотрит ни на Энею,
ни на Немез, а только на Джона Доменико, кардинала Мустафу. Должно быть,
кардинал  физически ощутил  тяжесть  взгляда  -  его  жабье  лицо  стало
мертвенно-бледным на  фоне алых одеяний.  И  только тут  время,  увязшее
будто муха в янтаре, вновь тронулось с места.
     Шагнув ко мне,  Энея взяла меня за левую руку и  сжала мои пальцы -
но это не детская просьба об утешении;  наоборот,  это попытка успокоить
меня.
     - Вы знаете,  чем это кончится,  -  тихо сказала она кардиналу,  не
обращая  внимания  на  трех  Немез,  подобравшихся,  будто  кошки  перед
прыжком.
     Великий Инквизитор облизнул толстые губы.
     - Нет, не знаю. Трое против...
     - Вы знаете, чем это кончится, - все так же тихо перебила его Энея.
- Вы были на Марсе.
     "Марс?  -  удивился я.  -  При чем тут Марс,  черт возьми?!" В небе
снова полыхнула молния,  на миг высветив лица сотен оцепеневших в  ужасе
гостей -  белые овалы на  черном бархате тьмы,  и  меня молнией пронзила
догадка:  метафизическую биосферу этой  планеты,  пусть  даже  достигшей
дзэн-буддизма,  населяют сонмы демонов и злых духов тибетской мифологии.
Зловредные  духи  земли  ньен;   "хозяева  земли"  сабдаг,  преследующие
строителей,  потревоживших их  царство;  красные  духи  цэн,  живущие  в
скалах;  гьелпо  -  духи  мертвых  царей-клятвопреступников,  мертвых  и
несущих смерть, облаченных в призрачные доспехи; безмерно злобные демоны
дуд,   питающиеся  только  человечиной  и  покрытые  черными  панцирями;
женщины-божества мамо -  бешеные,  как незримые лавины;  ведьмы матрика,
обитающие в  склепах и  на  кремационных террасах,  дающие о  себе знать
смрадом  падали,  источаемым их  дыханием;  блуждающие божества  грахас,
несущие эпилепсию и  прочие  буйные  болезни;  ноджин -  стражи богатств
земли, губящие алма-зодобытчиков, и еще десятки порождений тьмы. Лхомо -
и не только Лхомо - частенько пересказывал мне живописные мифы. Глядя на
бледные лица зрителей,  ошеломленно взирающих на Шрайка и трио Немез,  я
понял: в пересказе этих людей нынешняя ночь будет не такой уж странной.
     - Демону  троих  не  одолеть.  -  Кардинал  Мустафа  произнес слово
"демон" в  тот  самый миг,  когда оно  пришло мне  в  голову.  Только он
говорил об одном Шрайке.
     - Первым делом он изымет ваш крестоформ, - ласково пояснила Энея. -
И я не могу ему помешать.
     Кардинал Мустафа отшатнулся,  как от пощечины.  Его бескровные щеки
стали еще бледнее.  Взглянув на Радаманту Немез, ее клоны напружинились,
словно копя энергию для какой-то  ужасной трансформации.  Немез обратила
свой черный взор на  Энею и  оскалилась,  продемонстрировав все тридцать
два зуба.
     - Стоп!  -  закричал кардинал Мустафа, и крик его эхом отразился от
пола  и  стеклянного потолка.  Чудовищные трубы  оборвали  вой.  Зрители
уцепились друг  за  друга,  зашелестев ногтями по  шелку.  Немез обожгла
кардинала взглядом, полным злобного неповиновения, чуть ли не вызова.
     - Стоп! - повторил святой отец, взывая к подвластным ему творениям.
- Именем Альбедо и  Техно-Центра,  властью Трех Первоэлементов повелеваю
тебе!
     На  последних словах  его  отчаянный вопль  обрел  мерную поступь и
звучность формулы экзорцизма,  словно  совершался торжественный ритуал -
да только не христианский.  Железные тиски заклинания предназначались не
Шрайку, а демонам, принадлежащим самой Церкви.
     Немез  и  ее  клоны  скользнули назад,  словно притянутые невидимым
магнитом.  Обогнув нас по  дуге,  клоны встали по  обе стороны от Немез,
заслоняя Мустафу.
     Кардинал усмехнулся, но губы у него дрожали.
     - Мои подручные останутся в узде,  пока мы не закончим беседу.  Даю
тебе слово князя Церкви,  нечестивое дитя.  Даешь ли  ты мне слово,  что
этот...  -  он  указал  на  облаченного в  бархатные лохмотья Шрайка,  -
...этот демон не тронет меня?
     - Я  им  не управляю,  -  все так же спокойно ответила Энея.  -  Вы
будете в безопасности, только покинув эту планету с миром.
     Кардинал с  опаской глядел на Шрайка.  Казалось,  он в любой момент
готов отскочить в сторону,  если гигант шевельнет хотя бы пальцем. Немез
и ее выводок безмолвно стояли между Шрайком и кардиналом.
     - А каковы гарантии,  -  спросил он, - что этот монстр не последует
за мной в космос... и даже на Пасем?
     - Никаких.
     - Наши дела здесь не имеют к  вам ни малейшего отношения,  -  резко
бросил Великий Инквизитор,  указав длинным пальцем на мою спутницу. - Но
вы никогда не покинете эту планету, клянусь кровью Христовой!
     Энея посмотрела ему в глаза и ничего не сказала.
     Повернувшись,   кардинал  Мустафа  двинулся  прочь,  шелестя  алыми
одеяниями и шаркая подошвами по паркету. Триада пятилась за ним до самых
дверей, клоны не сводили глаз со Шрайка, а Немез буравила взглядом Энею.
Затем все  четверо шагнули под  полог входа в  апартаменты далай-ламы  и
скрылись из виду.
     Шрайк остался стоять где стоял, не подавая никаких признаков жизни,
выставив все  четыре руки перед собой;  лучи заходящего за  гору Оракула
сверкнули напоследок на лезвиях его пальцев.
     Гости потянулись к выходу,  обсуждая увиденное - кто шепотом, кто в
полный  голос,  едва  сдерживая эмоции.  Со  стороны  оркестра донеслось
звяканье,  глухие удары,  писк и  скрип -  музыканты поспешно укладывали
свои инструменты и  ретировались.  Энея продолжала держать меня за руку;
вокруг нас осталось лишь небольшое кольцо людей.
     - Клянусь задницей Будды!  -  воскликнул Лхомо  Дондруб,  подходя к
Шрайку и  пальцем пробуя металлический шип,  торчащий из груди исполина.
На  пальце проступила капелька крови,  черная в  сгущающемся сумраке.  -
Фантастика!  -  еще  громче вскричал Лхомо  и  отхлебнул изрядный глоток
рисового пива.
     Дорже Пхамо приблизилась к Энее, взяла ее за левую руку, опустилась
на  колено и  возложила ее ладонь на свой морщинистый лоб.  Энея ласково
взяла Громомечущую Мать-свинью за руки и помогла ей подняться.
     - Нет, - прошептала она.
     - Благословенная,  -  тихо-тихо проговорила Дорже Пхамо.  -  Амата,
Бессмертная...    Архат,    Совершенная...    Самасамбудда,    Полностью
Пробужденная... повелевай нами и учи нас дхарме.
     - Нет,  -  повторила Энея.  - Когда придет время, я научу вас тому,
что знаю, и поделюсь тем, что имею. Больше я ничего не могу. Время мифов
прошло.
     Обернувшись,  Энея  взяла меня  за  руку и  повела через зал,  мимо
недвижимого Шрайка, к располосованным занавесам и застывшему эскалатору.
Люди поспешно расступались перед нами, как недавно перед Шрайком.
     На  верху  стальной лестницы мы  остановились.  Далеко внизу  уютно
горели лампы в коридоре, ведущем к нашим спальням.
     - Спасибо. - Энея подняла на меня подернутые влагой карие глаза.
     - Что?  -  в полнейшем отупении переспросил я. - За... почему... не
понимаю.
     - Спасибо за  танец.  -  Она  приподнялась на  носки,  чтобы  нежно
поцеловать меня  в  губы.  И  снова  я  ощутил  электрический разряд  ее
прикосновения.  Я широким жестом обвел взбаламученную толпу позади, зал,
где  только что  стоял Шрайк,  стражников Поталы,  ринувшихся в  скрытый
шторами альков, сквозь который удалился Мустафа со своими креатурами.
     - Нам нельзя оставаться здесь, детка. Немез и эти двое...
     - Не-а,  - покачала она головой. - Ничего они не сделают, уж поверь
мне.  Они  не  станут спускаться по  стенам и  вламываться к  нам сквозь
потолок.  Более того,  они покинут свой дацан и рванут прямо на орбиту к
кораблю. Они вернутся, но не сегодня.
     Я вздохнул.
     - Хочешь спать? - взяв меня за руку, тихонько спросила Энея.
     Еще бы!  Глаза у меня слипались.  Я был выжат как лимон. Предыдущая
ночь будто отдалилась в прошлое на целые недели,  а ведь я проспал всего
два-три часа из-за... из-за того, что мы... потому что...
     - Нисколько, - ответил я.
     Энея улыбнулась, и мы пошли в спальню.

        20

     [Папа Урбан Шестнадцатый:] Ниспошли силу Духа Твоего и сотвори их!
     [Все:] Ты помнишь Старую Землю и пред Тобою лик всех миров Царствия
Твоего!
     [Папа Урбан Шестнадцатый:] Помолимся.  Господи, Ты просветил сердца
верных светом Духа  Святого.  Помоги нам  силою  того  же  Духа  обрести
истинную мудрость, радость и утешение. Через Христа, Господа нашего.
     [Все:] Аминь.

     [Папа Урбан Шестнадцатый благословляет хоругви Ордена Рыцарей Гроба
Господня в Иерусалиме.]

     [Папа Урбан Шестнадцатый:] Помощь наша - в имени Господа...
     [Все:] Сотворившего небо, и землю, и все планеты.
     [Папа Урбан Шестнадцатый:] Господь с вами.
     [Все:] И со духом твоим!
     [Папа Урбан Шестнадцатый:] Помолимся. Услышь, Господи, молитвы наши
и  яви нам величие и  силу Твою и  славу.  Благослови эти знаки воинской
доблести. Защити и охрани слуг Твоих, восхотевших служить Тебе, даруй им
мужество,  дабы они защитили Церковь Твою. Даруй им решимость и отвагу в
бою,  дабы  они  несли свет  истиной виры всей Вселенной.  Через Господа
нашего Иисуса Христа.
     [Все:] Аминь.

     [Папа Урбан Шестнадцатый окропляет хоругви святой водой.
     Церемониймейстер кардинал  Лурдзамийский  зачитывает  декреталии  о
посвящаемых в рыцари. Услышав свое имя, каждый встает и остается стоять.
Всего в соборе тысяча двести восемь рыцарей.
     Кардинал Лурдзамийский зачитывает имена по  ранжиру,  от  младших к
старшим, от рыцарей-мирян к рыцарям-священникам.
     По  завершении  списка  посвящаемые  в  рыцари  преклоняют  колени.
Остальные продолжают сидеть.]

     [Папа Урбан Шестнадцатый спрашивает рыцарей:] Чего вы просите?
     [Рыцари:] Я прошу посвятить меня в рыцари Святого Гроба Господня.
     [Папа Урбан Шестнадцатый:] Быть рыцарем Гроба Господня в наши дни -
значит   бесстрашно  вступить  в   битву   за   Царствие  Божие   и   за
распространение Церкви.  Это  значит -  творить дела  милосердия в  духе
безмерной веры и  любви и в том же духе веры и любви отдать свою жизнь в
сражении. Готовы ли вы следовать этим идеалам до самой смерти?
     [Рыцари:] Готов.
     [Папа  Урбан  Шестнадцатый:]  Напоминаю вам,  что  если  все  люди,
мужчины и  женщины,  почитают за честь служить примером добродетели,  то
кольми паче Христовы воины,  рыцари Господа нашего.  Их священный долг -
всегда и во всем,  всеми своими деяниями подтверждать,  что они достойны
сей высокой чести. Готовы ли вы всегда исполнять Устав святого ордена?
     [Рыцари:]  Благодатию Божией клянусь исполнять,  как  истинный воин
Христова воинства,  заповеди Божий,  предписания Церкви,  приказы  моего
командира и Устав святого ордена. И да поможет мне Бог.
     [Папа Урбан Шестнадцатый:]  Дарованной мне  властью посвящаю вас  в
рыцари Святого Гроба Господня. Во имя Отца и Сына и Святого Духа.

     [Рыцари  входят  в   алтарную  часть  и  преклоняют  колени.   Папа
благословляет Иерусалимский крест - эмблему ордена.]

     [Папа  Урбан  Шестнадцатый:]  Примите крест  Господа нашего  Иисуса
Христа, и да послужит он вам защитой. Во имя Отца и Сына и Святого Духа.
     [Преклонив колени  перед  Иерусалимским крестом,  рыцари отвечают:]
Аминь.

     [Папа  Урбан  Шестнадцатый  возвращается  на  кресло,   стоящее  на
возвышении в  глубине  алтаря.  Когда  Его  Святейшество подает  сигнал,
церемониймейстер  кардинал  Лурдзамийский  зачитывает  декреталии.   Все
рыцари поочередно подходят к  алтарю и  опускаются на  колени перед  Его
Святейшеством.  К алтарю приближается рыцарь, которому доверили говорить
от имени остальных.]

     [Папа Урбан Шестнадцатый:] Чего ты просишь?
     [Рыцарь:] Я желаю быть посвященным в рыцари Святого Гроба Господня.
     [Папа Урбан Шестнадцатый:] Напоминаю тебе вновь, что если все люди,
мужчины и  женщины,  почитают за честь служить примером добродетели,  то
кольми паче Христовы воины,  рыцари Господа нашего.  Их священный долг -
всегда и во всем,  всеми своими деяниями подтверждать,  что они достойны
сей высокой чести. Готов ли ты принести присягу всегда и везде соблюдать
Устав святого воинского ордена?
     [Рыцарь вкладывает сложенные ладони в ладони Его Святейшества.]

     [Рыцарь:] Перед лицом Господа, Бога Всемогущего, Иисуса Христа, Его
Сына и  Пресвятой Марии Девы клянусь исполнять,  как  надлежит истинному
Христову воину, все, что доверят мне исполнить.

     [Его Святейшество Папа Урбан Шестнадцатый возлагает руку на  голову
рыцаря.]
     [Папа Урбан Шестнадцатый:]  Будь  верным и  отважным воином Господа
нашего Иисуса Христа, рыцарем Святого Гроба Его, сильным и неустрашимым,
в радостной надежде быть принятым в Его небесную обитель.
     [Его Святейшество вручает рыцарю золотые шпоры,  говоря:] Прими сии
шпоры, символ твоего ордена. Прославь и защити Святой Гроб Господень.
     [Подходит рыцарь-церемониймейстер,  кардинал Лурдзамийский. В руках
он держит обнаженный меч.]

     [Церемониймейстер:]  Прими этот меч,  символ твоего ордена.  Защити
Святую  Церковь  Господню и  низвергни всех  врагов  Святого Креста.  Но
берегись поднять его на невиновных.

     [Рыцарь-церемониймейстер  вкладывает  меч  в  ножны,  передает  Его
Святейшеству, а тот вручает меч рыцарю.]

     [Папа Урбан Шестнадцатый:]  Помни,  что святые не  мечом,  но верою
покоряли царства.
     [Дальнейшая часть церемонии повторяется для каждого кандидата.  Его
Святейшеству