ить с  человечеством в том виде,  в каком оно
существует сейчас.
     Мы   полагаем,   что   пока   она   не   сознает  своего  истинного
предназначения.
     Три  столетия назад  остатки моего сектора в  Техно-Центре (группа,
которую можно было бы назвать Гуманистами) установили контакт с  людьми,
пережившими Падение и  последовавший за  ним  хаос.  -  Альбедо кивнул в
сторону Его Святейшества. Папа молча наклонил голову.
     - Отец   Ленар   Хойт   был   участником  последнего  гиперионского
паломничества. - Альбедо снова принялся расхаживать по помосту. Когда он
проходил  мимо,  язычки  пламени  свечей  чуть  подрагивали.  -  Он  был
свидетелем  первых  манипуляций враждебных людям  элементов  Центра,  он
лично сталкивался с  чудовищем,  которое они отправили в  прошлое,  -  я
разумею Шрайка.  Когда мы впервые установили контакт -  Гуманисты,  отец
Хойт и некоторые другие представители умирающей Церкви,  -  было решено,
что  Техно-Центр  берется защищать человечество,  пытающееся вернуться к
цивилизации.  Крестоформ стал  орудием  спасения -  в  буквальном смысле
слова.
     Вам известно,  что поначалу крестоформ оказался неудачной выдумкой.
До   Падения  люди,   которые  пользовались  им,   воскресали  бесполыми
недоумками.   Крестоформ,   этот   органический   компьютер,   хранивший
нейрологические и физиологические данные конкретного человека, воскрешал
тело, но не личность. Возрождал тело, но отнимал душу.
     Происхождение крестоформа окутано  тайной,  однако  мы,  Гуманисты,
полагаем,  что  его  изобрели в  будущем  и  отправили в  прошлое  через
Гробницы Времени.  В  каком-то  смысле -  для того,  чтобы его обнаружил
молодой священник отец Ленар Хойт.
     Неудача  первых  симбиотов объяснялась простой нехваткой памяти.  В
человеческом мозгу имеются нейроны.  В  человеческом теле приблизительно
10х28  (10  в  28-й  степени) атомов.  Чтобы восстановить тело  и  душу,
крестоформ должен помнить не  только эти атомы и  нейроны,  но и  точную
конфигурацию   холистических  волн,   которая   и   представляет   собой
человеческую личность.  Кроме  того,  он  должен  обладать  энергией для
перекомпоновки  этих   атомов,   молекул,   клеток,   костей,   мышц   и
воспоминаний,  чтобы  человек воскрес той  же  личностью,  какой был  до
смерти.  Сам по себе крестоформ на такое не способен.  Он может в лучшем
случае воспроизводить приблизительную копию оригинала.
     Но  у  Центра  имелись огромные возможности по  поиску,  хранению и
переработке этой информации.  Вот  чем мы  занимаемся уже на  протяжении
трехсот лет.

     Тут  Кендзо  Исодзаки заметил,  что  кардиналы Мустафа  и  дю  Нойе
обменялись паническими взглядами,  равно как  отец Фаррелл и  безвестный
помощник дю Нойе.  Это была откровенная ересь. Кощунство. Конец таинству
воскрешения,  начало эры,  в  которой вновь будут торжествовать физика и
механика.  Исодзаки и  сам чувствовал себя потерянным.  Он  посмотрел на
Хей-Модино и  Коньяни и  заметил,  что  оба  директора молятся.  Эрон же
выглядел так, словно его стукнули чем-то тяжелым.

     - Дети мои,  -  произнес Его  Святейшество.  -  Не  усомнитесь.  Не
теряйте веры.  Своими  мыслями вы  сейчас предаете Господа нашего Иисуса
Христа и  Его Церковь.  Чудо воскрешения не перестает быть чудом оттого,
что наши друзья из Техно-Центра,  как он когда-то назывался, помогли нам
осознать его  природу.  Это  -  дар Всемогущего Господа,  который привел
своих чад,  сотворенных по  Его  воле  нашими,  человеческими руками,  к
обретению и спасению их собственных душ. Продолжайте, месье Альбедо.

     Альбедо,  похоже,  слегка повеселила реакция собравшихся в часовне.
Но когда он заговорил вновь, улыбка исчезла с его лица.
     - Мы  дали людям бессмертие.  Взамен мы  не  просили ничего,  кроме
тихого союза. Нам нужен лишь мир с нашими создателями.
     За минувшие три столетия этот союз принес выгоду как ИскИнам, так и
людям. Мы, как сказал Его Святейшество, обрели души. Люди получили мир и
стабильность, о которых успели давно забыть... Кроме того, союз оказался
полезен и  для той группы,  которую я назвал Гуманистами.  Из крохотной,
презираемой фракции Центра мы превратились -  нет,  не в правящую, ибо в
Центре нет правящих фракций,  -  но  в  один из  ведущих секторов.  Нашу
философию приняли почти все элементы.
     Но не все.
     Советник Альбедо перестал расхаживать и  замер  перед  алтарем.  Он
мрачно оглядел присутствующих.
     - Те элементы Центра,  которые планировали избавиться от людей... к
ним    относятся   некоторые   бывшие   Богостроители   и    борцы    за
нанотехнологии... они бросили на стол свою козырную карту. Девочку Энею.
Она - самый настоящий вирус, внедренный в тело человечества.

        x x x

     Кардинал  Лурдзамийский  шагнул  вперед.   Его  румяное  лицо  было
суровым, маленькие глазки сверкали.
     - Скажите,   советник  Альбедо,   какую  цель  преследует  Энея?  -
требовательно спросил он.
     - У нее три цели, - ответил человек в сером.
     - И какова же первая?
     - Лишить человечество физического бессмертия.
     - Как она может это сделать?
     - Она не просто ребенок, она - не человек, - ответил Альбедо. - Это
исчадие искусственного существа,  кибрида.  Еще  когда она находилась во
чреве матери,  ее  отец разговаривал с  ней.  Задолго до рождения душа и
тело Энеи оказались связаны с подрывными элементами в Техно-Центре.
     - Но как она может отнять у  человечества бессмертие?  -  продолжал
расспрашивать премьер-министр.
     - В ее крови сидит вирус, который уничтожает крестоформы.
     - Настоящий вирус?
     - Да.  Не  естественный.  Сконструированный теми  самыми элементами
Техно-Центра. Нанотехнический вирус.
     - Но  в  Священной Империи проживают сотни  миллиардов возрожденных
христиан. - Кардинал Лурдзамийский говорил тоном адвоката, обращающегося
к  свидетелю.  -  Как  может  одна  девочка  представлять угрозу  такому
количеству людей? Или вирус переходит от человека к человеку?
     Альбедо вздохнул.
     - Насколько нам известно, вирус становится заразным, когда отмирает
крестоформ.  Тем,  кому отказано в  воскресении,  через контакт с  Энеей
могут передать заразу другим. Разносчиками могут стать и те, кто никогда
не принимал крест.
     - А есть ли противоядие? Или иммунитет? - спросил Августино.
     - Нет,  -  ответил Альбедо. - Гуманисты на протяжении трех столетий
пытались принять контрмеры.  Но, поскольку этот вирус представляет собой
нанотехническую  разработку,  он  сам  определяет  свои  мутации.  Нашим
защитным  системам с  ним  не  справиться.  Только  придумав собственные
вирусы,   мы   бы   смогли   победить   его,   но   Гуманисты  отвергают
нанотехнологию.  Печальнее  всего  то,  что  искусственная  жизнь  таким
образом  вышла  из-под  контроля.  Основа  существования  этой  жизни  -
автономность, свобода воли и целеполагания и полное пренебрежение целями
других.
     - То есть людей, - уточнил кардинал.
     - Совершенно верно.
     - Значит,  первая цель Энеи -  или,  точнее, цель ее прародителей -
уничтожить все крестоформы и отнять у человечества таинство воскрешения,
- резюмировал Августино.
     - Да.
     - Но вы упомянули о трех целях. Каковы две другие?
     - Вторая цель -  уничтожить Церковь и Священную Империю...  то есть
нынешнюю цивилизацию,  -  сказал  Альбедо.  -  По  мере  распространения
вируса,  когда таинство воскрешения исчезнет,  порталы будут по-прежнему
бездействовать,  а  двигатель Гидеона станет  бесполезным,  вторая  цель
будет достигнута.  Человечество вновь разделится на  племена,  как  было
после Падения.
     - А третья цель? - спросил кардинал.
     - Ее  третья цель  -  на  самом деле  первоначальная цель элементов
Центра. Уничтожение человечества как такового.
     - Невозможно!   -   воскликнула  Анна   Пелли   Коньяни.   -   Даже
уничтожение...  похищение Старой Земли  и  Падение не  привели к  гибели
человечества. Нас слишком много, чтобы мы погибли. Слишком много.
     Альбедо печально кивнул:
     - Верно.  Однако вирус распространится повсюду. Он будет непрерывно
мутировать,  и  ДНК перед ним не устоит.  Когда рухнет Священная Империя
Пасема,  к вам вторгнутся Бродяги -  и на этот раз победят. Они ведь уже
давно  привыкли к  мутациям.  Перестали быть  людьми.  Без  Церкви,  без
Империи  людям  не  на  кого  будет  рассчитывать,  а  Бродяги  примутся
разыскивать уцелевшие очаги  культуры и  заражать их  своими  бациллами.
Человечество -  в том виде,  в каком мы его знаем, в каком его старается
сохранить Церковь, - перестанет существовать через несколько стандартных
лет.
     - И  кто  придет  ему  на  смену?   -   негромко  спросил  кардинал
Лурдзамийский.
     - Не знаю,  -  так же негромко ответил Альбедо. - Этого не знают ни
Энея,  ни  Бродяги,  ни  те  элементы Центра,  которые  все  и  затеяли.
Нанотехнические формы жизни будут развиваться своим путем,  перекраивать
людей по своим меркам,  определяя их судьбу.  И  эта судьба уже не будет
судьбой человечества.
     - Господи Боже,  -  произнес Кендзо  Исодзаки и  изумился,  услышав
собственный голос. - Что же нам делать? Что делать мне?
     Ко всеобщему удивлению, ответил ему сам Папа.

     - Мы опасались этой чумы и сражались с ней триста лет, - проговорил
Его Святейшество,  в глазах которого застыли боль и мука.  -  Сначала мы
пытались захватить девочку,  пока она не успела распространить вирус. Мы
знали,  что она бежала в  наше время не  от  страха,  но  чтобы заразить
других людей.
     Мы полагаем,  что Энея сама не догадывается о том, какую угрозу она
представляет для  человечества.  В  каком-то  смысле она  лишь  пешка  в
партии, которую разыгрывают некоторые элементы Центра.
     Директор Хей-Модино вдруг произнес с нескрываемой злобой:
     - Нам давным-давно следовало сбросить на  Гиперион плазменные бомбы
- в  тот  день,  когда она вышла из  Гробниц Времени.  Стерилизовать всю
планету, во избежание случайностей.
     Его  Святейшество  нисколько  не  возмутился  тем,  что  его  столь
бесцеремонно перебили.
     - Верно,  сын  мой,  и  были те,  кто  советовал так поступить.  Но
Церковь  не  может  лишить  жизни  ни  в  чем  не  повинных  людей  ради
уничтожения одного  человека.  Мы  совещались с  теми  секторами Центра,
которые оказывали нам поддержку. Они указали на иезуита капитана отца де
Сойю  как  на  того,  кому  суждено поймать Энею.  Но  все  наши попытки
захватить  ее  окончились  неудачей.  Флот  мог  бы  четыре  года  назад
уничтожить ее  звездолет,  но  получил приказ  открывать огонь  только в
крайнем случае.  Вот  почему мы  до  сих пор продолжаем погоню.  Что вам
надлежит делать,  месье Исодзаки,  - что надлежит делать всем вам, - это
поддерживать усилия Церкви,  которые мы  будем прилагать с  еще  большим
рвением. Месье Альбедо?
     Человек в сером заговорил вновь:
     - Чтобы   вы   могли  отчетливее  представить  себе   надвигающуюся
опасность,  вообразите лесной  пожар  на  планете  с  богатой кислородом
атмосферой.  Он  сметет все  на  своем пути прежде,  чем  его попытаются
затушить.  Наша первая задача -  убрать горючие материалы,  хворост, без
которого в лесу вполне можно обойтись.
     - Нехристиане, - пробормотала директор Коньяни.
     - Вот именно, - откликнулся Альбедо.
     - Так вот почему их  убивали,  -  проговорил Великий Инквизитор.  -
Всех этих несчастных на "Сайгон-мару". Все эти миллионы. Миллиарды...
     Папа Урбан Шестнадцатый поднял руку, призывая к тишине.
     - Не убивали!  -  резко возразил он. - Мы не лишили жизни ни одного
человека, будь то христианин или нехристианин.
     Собравшиеся недоуменно переглянулись.
     - Его Святейшество прав, - заметил Альбедо.
     - Но  я  собственными  глазами  видел  трупы...   -  начал  Великий
Инквизитор. - Прошу прощения, святой отец, - произнес он, опомнившись.
     Его Святейшество покачал головой:
     - Ты прощен,  сын мой.  Мы понимаем,  что ты взволнован. Объясните,
месье Альбедо.
     - Охотно,  Ваше Святейшество,  -  откликнулся советник.  -  Тела на
борту  "Сайгон-мару",  ваше  преосвященство,  вовсе  не  мертвы.  Центр,
точнее,  Гуманисты  придумали  технологию,  по  которой  люди  на  время
помещаются в стазис, становятся не живыми и не мертвыми...
     - Как в криогенной фуге? - уточнил директор Эрон, которому довелось
много путешествовать.
     Альбедо покачал головой:
     - Гораздо  сложнее.   И   менее   опасно.   -   Он   махнул  рукой,
продемонстрировав наманикюренные  ногти.  -  За  минувшие  семь  лет  мы
погрузили в  стазис семь миллиардов человек.  В  следующее десятилетие к
ним присоединятся еще приблизительно сорок два миллиарда. На Окраине, да
и в самой Священной Империи, много планет, большинство населения которых
составляют нехристиане.
     - Погрузили? - переспросила Коньяни.
     Альбедо мрачно усмехнулся.
     - Флот  объявлял карантин на  планете,  не  зная  истинной причины.
Затем  на  орбиту выходили наши  звездолеты-роботы и  проводили массовое
"погружение".  После чего "Опус Деи" на  кораблях,  предоставленных "Cor
Unum", переправлял тела...
     - Зачем понадобилось их переправлять? - перебил Великий Инквизитор.
- Почему нельзя было оставить их на родной планете?
     - Их следовало укрыть там,  куда не смогла бы добраться Энея,  Джон
Доменико,  - ответил Его Святейшество. - Спрятать надежно и с любовью до
тех пор, пока не минует опасность.
     Великий Инквизитор в знак согласия склонил голову.
     - Кроме   того,   -   продолжал  советник  Альбедо,   -   Гуманисты
сконструировали...  новый тип солдат... именно для того, чтобы разыскать
и  поймать Энею прежде,  чем  она  успеет распространить заразу.  Первый
такой киборг появился четыре года назад и  получил имя  Радаманта Немез.
Таких солдат немного,  но они вполне способны преодолеть любые преграды,
которые могут возникнуть на их пути... и даже справиться со Шрайком.
     - Шрайк подчиняется Богостроителям и другим ИскИнам? - спросил отец
Фаррелл, впервые за все время разговора осмелившийся подать голос.
     - Мы думаем, что да, - ответил кардинал Лурдзамийский. - Этот демон
как    будто   охраняет   Энею...    помогает   распространять   заразу.
Богостроители,  по-видимому,  отыскали способ включать для  нее порталы.
Боюсь, в наше время дьявол нашел себе достаточно союзников...
     Альбедо поднял палец:
     - Должен подчеркнуть,  что  Немез  и  другие киборги опасны...  как
любые существа, одержимые одной идеей. Как только девочку поймают, мы их
уничтожим.   Их  существование  оправдывается  только  угрозой,  которую
представляет Энея.
     - Святой  отец,  -  проговорил Кендзо  Исодзаки,  молитвенно сложив
ладони, - что еще мы можем сделать?
     - Молитесь,  сын  мой.  -  Взгляд Его Святейшества выражал скорбь и
боль.  -  Молитесь и  помогайте Матери  Церкви  в  ее  стремлении спасти
человечество.
     - Крестовый   поход   будет   продолжаться,   -   сказал   кардинал
Лурдзамийский. - Мы постараемся преподать Бродягам хороший урок.
     - Именно  с  этой  целью,   -   заметил  Альбедо,   -   Техно-Центр
сконструировал двигатель Гидеона, а сейчас обдумывает новые технологии.
     - Мы будем и дальше искать девочку... точнее, девушку, - поправился
кардинал Лурдзамийский.  -  И  если мы  ее  поймаем,  она  будет надежно
изолирована.
     - А  если  не  поймаем,  ваше  преосвященство?  -  спросил  Великий
Инквизитор.
     Кардинал Лурдзамийский не ответил.
     - Мы должны молиться,  -  сказал Его Святейшество.  - В пору, когда
Церкви и всему человечеству угрожает гибель, мы должны воззвать о помощи
к Господу нашему Иисусу Христу. Еще мы должны делать все, что зависит от
нас,  и требовать от себя невозможного. И молиться за души наших братьев
и сестер во Христе,  даже -  и особенно - за душу Энеи, которая бездумно
ведет своих собратьев к гибели.
     - Аминь, - произнес монсеньор Лукас Одди.
     Собравшиеся преклонили колени и склонили головы, а Его Святейшество
Папа Урбан Шестнадцатый поднялся и  направился к алтарю,  чтобы вознести
благодарственную молитву.

        14

     Энея.
     Это имя -  первое,  что всплыло у  меня в  памяти.  Я подумал о ней
прежде, чем даже о себе.
     Энея.
     А потом пришли боль,  грохот,  сырость.  Но главное -  боль. Именно
боль и привела меня в сознание.
     Я  открыл  один  глаз.   Другой  казался  крепко  склеенным  то  ли
запекшейся кровью,  то ли чем еще.  Раньше,  чем вспомнил,  кто я  и где
нахожусь,  я ощутил боль от бесчисленных ушибов и порезов; сильнее всего
досталось правой ноге. Тут я вспомнил, кто я. А затем - где недавно был.
     Я  засмеялся.  Точнее,  попытался засмеяться.  Мои  губы распухли и
потрескались,  в  уголке  рта  запеклась кровь.  Смех  больше походил на
протяжный стон.
     Меня проглотила огромная рыбина, и произошло это в мире, состоявшем
целиком  из  атмосферы,   облаков  и  молний.  А  теперь  чудовище  меня
спокойненько переваривает...
     Ну  и  грохот!  Оглушительные взрывы.  Раскаты грома,  беспрерывный
стук...   Словно  тропический  ливень  барабанит  по   сплошному  пологу
джунглей.  Я сощурился.  Темнота... Вспышка ослепительно белого света...
На сетчатке осталось размытое изображение... Снова вспышка, и снова...
     Я  вспомнил торнадо и  грозовой фронт,  которые подбирались к моему
каяку.  Но это была совсем другая гроза.  И дождь в самом деле стучал по
пологу джунглей.  В  лицо и в грудь колотились обрывки нейлона,  остатки
паруса,  мокрые пальмовые листья, обломки фибропласта. Я уставился вниз,
ожидая очередной вспышки.  Внизу обнаружился разбитый вдребезги каяк.  И
мои ноги...  еще частично в кокпите лодки... левая - целая и невредимая,
а  вот правая...  Я  вскрикнул от  боли.  Правая нога была,  безусловно,
сломана. Я не видел торчащих из нее костей, но был уверен, что перелом -
где-то в районе бедра.
     В  остальном со мной все как будто было в порядке.  Если не считать
ушибов,  порезов  и  крови  налицо  и  на  руках.  Брюки  превратились в
лохмотья.  Та же участь постигла куртку и рубашку.  Однако, повернувшись
туда-сюда,  выгнув спину,  потянувшись, пошевелив пальцами на руках и на
левой ноге,  а затем предприняв аналогичную попытку с пальцами правой, я
пришел к выводу,  что жив и более или менее невредим -  позвоночник цел,
ребра на  месте,  лишь  по  правой ноге растекалась боль,  словно в  нее
всадили кусок раскаленной проволоки и тащат по венам.
     При следующей вспышке я попробовал определить свое местонахождение.
Каяк -  и я вместе с ним, - похоже, застрял в джунглях, угодил в ловушку
ветвей;  меня заботливо укутывал,  как саваном,  дырявый парус,  в  лицо
лезли мокрые листья,  а  до  земли,  то  есть до поверхности неизвестной
планеты, было попросту неизвестно сколько.
     Деревья? Земля? Поверхность?
     Мир,  в  котором я  недавно находился,  не  имел поверхности...  По
крайней мере до  нее  нельзя было добраться без  того,  чтобы чудовищное
давление не расплющило тебя и  не превратило в лепешку размером с кулак.
И вряд ли на поверхности того юпитерианского мира, где водород переходил
в  состояние металла,  могли расти деревья.  Значит,  я  не там.  И не в
желудке проклятой "камбалы". Но тогда где?
     Раскаты грома  напоминали взрывы  плазменных гранат.  Налетел порыв
ветра,  каяк вздрогнул,  покачнулся,  и я громко завопил от боли в ноге.
Должно быть, на какой-то миг я потерял сознание, ибо, когда снова открыл
глаза,  выяснилось,  что  ветер стих,  зато  дождь лупит по  мне  словно
кулачки тысяч мертвых детишек.  Я  вытер с  лица влагу и  кровь и  вдруг
сообразил,  что  дрожу,  хотя  моя  кожа,  несмотря  на  холодный дождь,
буквально пышет жаром.  Сколько я тут провел?  Какие зловредные бактерии
проникли в  мои порезы?  И  чем я  мог заразиться в брюхе той мерзостной
"камбалы"?
     Логика подсказывала,  что  все  воспом