произнес
кардинал. - He плотью, но духом ты сотворен.
     Высокий человек в сером поднял бровь:
     - Бах?
     - Разумеется  -  Кардинал  поставил  опустевшую чашу  на  мраморную
плиту,  кивнул швейцарским гвардейцам, и те накрыли тело сложенным вдвое
покровом.  Роскошная ткань мгновенно пропиталось кровью.  -  Jesu  meine
Freunde [Иисус - мой сотоварищ (нем.).], - добавил кардинал.
     - Именно.  -  Человек  в  сером  вопросительно поглядел  на  Симона
Августино.
     - Да, - кивнул кардинал Лурдзамийский. - Пора.
     Человек в сером обошел саркофаг и встал позади гвардейцев,  всецело
поглощенных  своей  работой.  Когда,  тщательно  расправив  покров,  они
выпрямились и  отошли  от  саркофага,  человек в  сером  поднял  руки  и
приложил ладони к  их шеям.  Гвардейцы широко распахнули глаза,  открыли
рты -  но  не  успели даже закричать глаза их вспыхнули,  кожа сделалась
прозрачной,  и сквозь нее проступило оранжевое пламя.  Еще мгновение - и
они исчезли, испарились, разлетелись на мельчайшие частицы.
     Человек в сером вытер ладони, стряхивая тончайший слой пепла.
     - Какая  жалость,  советник  Альбедо,  -  густым  басом  пророкотал
кардинал.
     Человек в  сером посмотрел,  как  оседает в  воздухе пыль,  перевел
взгляд на кардинала и вновь вопросительно поднял бровь.
     - Нет-нет-нет,  - пробасил кардинал. - Я о покрове. Эти пятна ничем
не выведешь.  После воскрешения придется ткать новый. - Он повернулся и,
шелестя одеждами,  направился к потайной двери. - Пойдемте, Альбедо. Нам
нужно поговорить, а мне еще мессу служить.
     Дверь  скользнула на  место,  и  в  полумраке часовни осталось лишь
накрытое дорогим покровом тело.  Легкий серый  дымок таял,  поднимаясь к
куполу,  словно отходили души тех,  кто  был  убит здесь несколько минут
назад.

        2

     В  ту неделю,  когда Папа Юлий умер в девятый раз и в пятый раз был
убит отец Поль Дюре,  мы с  Энеей находились в 160 000 световых годах от
Пасема,  на похищенной планете Земля - на Старой Земле, настоящей Земле,
- вращавшейся вокруг чужой  звезды класса G  в  чужой галактике -  Малом
Магеллановом Облаке.
     Для нас это была необычная неделя.  Мы, конечно, не знали, что Папа
умер,  -  между  похищенной Землей и  планетами Империи не  существовало
никакой связи,  кроме,  разве что,  бездействующих порталов. На самом-то
деле -  теперь я  это знаю -  до Энеи известие о  кончине Папы дошло,  и
дошло таким способом,  о  котором мы тогда даже не догадывались,  но она
никогда не говорила о  том,  что происходит в Священной Империи (чаще мы
называли ее между собой Орденом),  а нам и в голову не приходило об этом
расспрашивать.  Все  годы  изгнания на  Земле наша  жизнь была настолько
простой,  спокойной и полноценной,  что сейчас это даже трудно понять, а
вспоминать -  почти что больно.  Ту неделю мы прожили весьма полноценно,
хоть и не сказать,  чтобы спокойно: в понедельник умер Старый Архитектор
(Энея училась у него последние четыре года). Во вторник, холодным зимним
вечером,  его похоронили в пустыне -  похоронили печально и впопыхах.  В
среду Энее исполнилось шестнадцать.  На Талиесин опустился покров беды и
смятения,  и  только А.Беттик и  я  постарались отпраздновать с ней день
рождения.
     Андроид испек шоколадный торт - любимое лакомство Энеи, а я подарил
ей  для прогулок изящную резную трость.  Я  сам вырезал ее из необычайно
твердой ветки,  которую мы  нашли  во  время  очередной вылазки в  горы,
устроенной Старым Архитектором.  В  тот вечер в  уютной маленькой хижине
Энеи мы ели торт и пили шампанское.  Энея казалась подавленной -  смерть
старика и  всеобщее смятение выбили  ее  из  колеи.  Сейчас мне  понятна
истинная причина:  Энея уже  знала о  смерти Папы,  знала о  тех  бурных
событиях, что ждут нас, и о том, что четыре самых безмятежных года нашей
жизни подошли к концу.
     Помню  наш  разговор в  тот  вечер,  в  день  ее  шестнадцатилетия.
Стемнело рано и  тут же  похолодало.  За  стенами уютной хижины бушевала
песчаная буря,  кусты полыни и  юкки скрипели и гнулись к земле.  Мы уже
выпили шампанское и теперь сидели у чадящей лампы,  держа в руках кружки
с горячим чаем, и тихонько беседовали под завывания ветра.
     - Странно,  -  сказал я.  -  Мы знали,  что он старый и больной, но
никто,  похоже,  не верил,  что он умрет. - Я, конечно, говорил о Старом
Apхитекторе,  а  не  о  каком-то абстрактном Папе.  И  -  как и  все мы,
изгнанники на  Земле,  -  наставник Энеи  не  принял крестоформа.  Он  в
отличие от Папы умер раз и навсегда.
     - Похоже, он знал, - тихо проговорила Энея. - За последний месяц он
побеседовал с  каждым из своих учеников.  Своего рода передача последней
крупицы мудрости.
     - И  какой же последней крупицей мудрости он поделился с  тобой?  -
спросил я.  -  Ну,  то  есть если это не секрет...  или не что-то такое,
слишком личное.
     Энея улыбнулась:
     - Напомнил,  что  заказчик непременно заплатит вдвое  больше,  если
сообщать о  дополнительных расходах постепенно и только после того,  как
будет заложен фундамент и конструкция начнет обретать форму.  Он сказал,
что тогда отступать уже некуда, и клиент не сорвется с крючка.
     Мы  с  А.Беттиком  рассмеялись.   В  нашем  смехе  не  было  ничего
оскорбительного -  Старый  Архитектор  принадлежал к  числу  тех  редких
созданий, в которых истинный гений сочетается с очень сильной личностью,
- но,  даже  вспоминая  его  с  грустью  и  любовью,  мы  вынуждены были
признать:  хитрость  и  эгоизм  тоже  были  частью  его  натуры.  Старый
Архитектор был кибридом Франка Ллойда Райта -  человека,  жившего еще до
Хиджры,  в  двадцатом веке от Рождества Христова.  И хотя в Талиесинском
братстве все - даже. самые старшие ученики, его ровесники, - уважительно
называли его "мистер Райт",  я  всегда думал о  нем только как о  Старом
Архитекторе:  ведь именно так  назвала своего будущего -наставника Энея,
когда  еще  только  собиралась отправиться-  к  нему  на  Старую  Землю.
А.Беттик, видимо, думал о том же, что и я.
     - Забавно, - проговорил он.
     - Ты о чем? - спросила Энея.
     Андроид улыбнулся и  потер культю.  Эта привычка появилась у него в
последние несколько лет. Автохирург катера, на котором мы улетели сквозь
портал с Рощи Богов,  спас А.Беттику жизнь, но руку вырастить не сумел -
метаболизм андроида слишком отличен от человеческого.
     - Да  вот...  Церковь  обладает  огромной  властью  во  всех  делах
человечества,  но на вопрос,  есть ли у человека душа,  которая покидает
тело после смерти,  до сих пор нет однозначного ответа.  Однако в случае
мистера Райта мы  знаем,  что  его  личность кибрида все  еще существует
отдельно от  его тела -  или по крайней мере существовала какое-то время
после его смерти.
     - Можем ли мы утверждать это с полной уверенностью? - усомнился я.
     Чай был горячий и вкусный. Мы с Энеей купили его - точнее, выменяли
- на  индейском  рынке,   в  пустыне,  там,  где  когда-то  стоял  город
Скоттсдейл.
     На мои вопрос ответила Энея:
     - Да.  Личность моего отца пережила смерть тела и хранилась в петле
Шрюна,  вживленной в голову матери.  Более того, нам известно, что затем
она самостоятельно существовала в мегасфере, после чего на время перешла
в  бортовой компьютер корабля Консула.  Личность кибрида продолжает свое
существование в  виде  волнового пакета,  который распространяется вдоль
матриц  данных  инфосферы  -  или  в  мегасфере,  -  пока  не  достигнет
ИскИна-источника в Техно-Центре.
     Я знал это, но никогда не понимал.
     - Хорошо,  -  сказал я,  -  но к  какому ИскИну отправился волновой
пакет   мистера   Райта?   Магелланово  Облако   никак   не   связано  с
Техно-Центром. И инфосферы тут тоже нет.
     Энея отставила пустую чашку.
     - Связь  должна быть,  иначе  ни  мистер Райт,  ни  другие кибриды,
которые бывали на Земле,  не смогли бы здесь существовать. Вспомни, пока
умирающая  Гегемония  не  уничтожила  нуль-порталы,  Техно-Центр  втайне
использовал планково пространство как среду-носитель.
     - Связующая Бездна, - повторил я слова из "Песней" старого поэта.
     - Именно,  -  кивнула Энея. - Мне всегда казалось, что это название
ни о чем не говорит.
     - Как бы она там ни называлась,  я все равно не понимаю, как это ей
удалось добраться сюда... в другую галактику.
     - Среда-носитель   Техно-Центра   распространяется   повсюду,   она
проходит сквозь время и пространство.  -  Энея нахмурилась.  -  Нет,  не
так...  Пространство и время вплетены в нее...  Связующая Бездна -  выше
пространства и времени.
     Я  огляделся.  Лампа освещала маленькую комнату,  но  за ее стенами
царил непроглядный мрак и завывал ветер.
     - Значит, Центр может и до нас добраться?
     Энея покачала головой.  Мы это уже обсуждали.  Тогда я не понял,  в
чем дело. Не понимал я этого и сейчас.
     - Эти кибриды связаны с ИскИнами, которые на самом деле не являются
частью Техно-Центра.  Мистер Райт...  Мой отец... второй кибрид Китса...
они с Техно-Центром не связаны.
     Я окончательно перестал что-либо понимать.
     - В "Песнях" сказано, что кибриды Китса - и твой отец в том числе -
созданы Уммоном, Иск-Ином Техно-Центра. Уммон рассказал твоему отцу, что
кибриды - результат их экспериментов.
     Энея встала и подошла к выходу. Брезент трепетал под напором ветра,
но держался, не пропуская песок. Да, она выстроила надежный дом.
     - "Песни" написал дядя  Мартин.  Он  хотел честно изложить истину и
сделал все, что мог. Но были там моменты, которых он не понимал.
     - Я  тоже.  -  Я подошел к Энее,  обнял ее за плечи и почувствовал,
насколько она повзрослела за эти четыре года. - С днем рождения, детка!
     Она оглянулась и положила голову мне на грудь.
     - Спасибо, Рауль.
     Да,  сильно она изменилась с тех пор, как мы увиделись впервые - ей
тогда только-только исполнилось двенадцать. Я мог бы сказать, что за эти
годы  она  выросла и  обрела  женское естество,  но,  хоть  бедра  ее  и
округлились,  а  грудь  отчетливо  проступала  под  старым  свитером,  я
по-прежнему не воспринимал ее как женщину.  Да,  она уже не ребенок,  но
еще не  женщина.  Она...  Энея.  Блестящие темные глаза были все те же -
умные,  вопросительные, немного печальные от некоего тайного знания, - и
ощущение физического прикосновения,  возникающее,  когда она обращала на
вас свой пристальный,  понимающий взгляд,  было таким же сильным,  как и
всегда. Русые волосы за эти годы чуть потемнели, она их остригла прошлой
весной,  теперь они были короче,  чем у  меня десять лет назад,  когда я
служил в  гиперионских силах самообороны.  Я  положил руку ей на голову,
взлохматил короткие-короткие волосы  и  отыскал взглядом такие  знакомые
светлые пряди, выгоревшие под безжалостным солнцем Аризоны.
     Пока мы стояли и  слушали,  как бьется о брезент песок,  а А.Беттик
молчаливой тенью сидел позади нас,  Энея взяла мою руку в свои.  Сегодня
ей  исполнилось шестнадцать,  и  она  уже  не  девочка,  скорее  молодая
женщина,  но  ее  руки  все  равно казались крошечными в  моей  огромной
ладони.
     - Рауль?..
     Я молча смотрел на нее и ждал.
     - Сделаешь для меня кое-что? - Она сказала это нежно, очень нежно.
     - Да. - Я не колебался ни секунды.
     Она сжала мою руку и посмотрела мне в глаза. Нет, точнее, заглянула
мне в душу.
     - Сделаешь для меня кое-что завтра?
     - Да.
     Она все так же пристально смотрела на меня и все так же сжимала мою
руку.
     - Ты сделаешь для меня что угодно?
     На этот раз я ответил не сразу.  Я знал,  что влекут за собой такие
клятвы,  пусть даже  это  странное,  удивительное дитя  ни  разу еще  не
просило меня что-нибудь для нее сделать - не просила, чтобы я отправился
с  ней  в  эту  безумную одиссею.  Я  обещал это старому поэту,  Мартину
Силену,  еще до того,  как познакомился с Энеей.  Я знал, что есть веши,
которые я  не смог бы -  ни в  здравом уме,  ни в  помутнении рассудка -
заставить себя сделать. Но чего я не мог бы сделать никогда - это хоть в
чем-либо отказать Энее.
     - Да, - сказал я. - Я сделаю все, о чем ты попросишь.
     В это мгновение я понял,  что умер, - и воскрес. Энея больше ничего
не сказала, только кивнула, сжала в последний раз мою ладонь и вернулась
к свету, к торту, к ожидавшему нас другу-андроиду. Прошло несколько дней
- и я узнал, о чем она просила и как трудно остаться верным клятве.
     Я прервусь ненадолго.  Я понимаю,  что вы ничего обо мне не знаете,
если вы не читали первую часть моего повествования, а первая часть моего
повествования существует только  в  памяти скрайбера,  ведь  я  пишу  на
микровеленовых страницах,  которые каждый день  очищаю заново.  На  этих
уничтоженных страницах я  рассказал всю правду.  Или по  крайней мере ту
правду,  которую я  знаю.  Или по крайней мере старался говорить правду.
Большей частью.
     Итак,  микровеленовые страницы очищены,  скрайбер - здесь, рядом со
мной,  и  значит,  первую часть не читал никто.  Тот факт,  что она была
написана в  "кошачьем ящике"  Шредингера на  орбите  Армагаста ("кошачий
ящик" - маленькая сверхнепроницаемая энергетическая оболочка, эллипсоид,
удерживающий атмосферу,  в нем есть система рециркуляции воздуха и воды,
синтезатор пищи,  койка,  стол,  скрайбер и капсула с цианидом,  которая
разобьется,  когда будет зарегистрирован определенный случайный изотоп),
практически гарантирует, что вы не читали первых страниц.
     Но я не уверен.
     Странные вещи  происходили тогда.  Странные вещи  происходят с  тех
пор.  Я  не  берусь судить о  том,  читал  ли  кто-нибудь (и  прочтет ли
кто-нибудь) те - или эти - страницы.
     Так или иначе, но лучше я еще раз представлюсь. Я - Рауль Эндимион.
Моя  фамилия  происходит  от  "заброшенного" университетского города  на
забытой  Богом  планете  Гиперион.  Я  специально взял  в  кавычки слово
"заброшенный",   потому  что  именно  в  этом  всеми  забытом  городе  я
познакомился со  старым  поэтом  -  Мартином  Силеном,  древним  автором
запрещенной  эпической  поэмы,   "Песней",   -  и  там-то  начались  мои
приключения.  Слово "приключения" я употребил с долей иронии и еще в том
смысле,  что сама наша жизнь -  уже приключение.  И  хотя мое странствие
началось как настоящее приключение -  с попытки (причем успешной) спасти
двенадцатилетнюю Энею  от  всей  мощи  Священной Империи и  доставить ее
живой и невредимой на далекую Старую Землю,  -  оно растянулось на целую
жизнь, и в этой жизни была любовь, была утрата и было чудо.
     Как бы то ни было,  в  то время,  о  котором я  рассказываю,  в  ту
неделю,  когда  умер  Папа,  когда  умер  Старый Архитектор,  когда Энея
невесело отметила в  изгнании свое шестнадцатилетие,  мне  было тридцать
два года,  я был все так же высок,  все так же крепок,  все так же любил
охотиться,  иногда -  подраться и еще -  смотреть, как командуют другие,
был все так же неопытен,  и только балансировал на краю пропасти, но еще
не влюбился навеки в  девочку,  которую оберегал как младшую сестренку и
которая -  как мне показалось в тот вечер - стала уже взрослой женщиной,
не сестрой - но другом.
     А еще я должен сказать,  что все,  что я здесь описываю - события в
Священной Империи,  убийство Поля  Дюре,  извлечение из  камня Радаманты
Немез,  мысли  отца  Федерико де  Сойи,  -  не  литературная версия,  не
экстраполяция и не вымысел,  нет,  это совсем не то,  что было в романах
древних авторов, современников Мартина Силена. Я это [знаю]. Знаю, о чем
думал отец де Сойя, знаю, как выглядел в тот день советник Альбедо. Знаю
не потому,  что я  всеведущ,  но лишь благодаря событиям и  откровениям,
которые подарили мне доступ к всеведению.
     Вы все поймете позже. По крайней мере я надеюсь, что поймете.
     Простите мне это очередное неуклюжее выступление. Человек, личность
которого была воспроизведена в кибриде,  отце Энеи,  -  поэт Джон Ките -
писал  в  прощальном письме  к  своим  друзьям:  "Я  всегда откланивался
неуклюже".   Вот  так  и  я  -  не  важно,  прощальный  это  поклон  или
приветственный, как сейчас.
     Итак,  я  возвращаюсь  к  своим  воспоминаниям  и  прошу  вас  быть
снисходительными,  если  они  покажутся  вам  несколько сбивчивыми и  не
совсем понятными.

     Три  дня  и  три ночи после шестнадцатого дня рождения Энеи завывал
ветер  и  клубился песок.  И  все  это  время девочка отсутствовала.  За
минувшие четыре года я привык к ее "отлучкам" -  так она их называла - и
уже не изводил себя так,  как в первое ее исчезновение.  Но в этот раз я
беспокоился  сильнее  обычного:  из-за  смерти  Старого  Архитектора все
двадцать семь учеников и  шестьдесят с  лишним человек обслуги в  лагере
среди пустыни -  Старый Архитектор называл его Талиесин-Уэст - пребывали
в тревоге и в смятении.  К тому же всех нервировала песчаная буря -  она
всегда всех нервирует.  Люди семейные и обслуга жили неподалеку, в одном
из  тех  каменных строений,  которые мистер Райт  велел  своим  ученикам
возвести  к  югу  от  главного здания.  Лагерь  очень  напоминал форт  -
наружные стены,  внутренние дворы и  крытые переходы (во  время песчаной
бури по ним очень здорово было перебегать из дома в дом),  -  но каждый,
пусть  даже  самый  удачный день,  прожитый без  солнца  или  без  Энеи,
приносил мне все больше тревоги и беспокойства.
     И каждый день по нескольку раз я приходил к ее хижине: она отстояла
дальше всех от основного комплекса, почти в четверти мили к северу, если
идти в сторону гор.  И каждый раз,  приходя,  я не заставал ее.  Дверной
полог не был привязан,  а на столе лежала записка, в которой она просила
меня не беспокоиться, сообщала, что это - просто очередная ее экспедиция
и  что воды она взяла достаточно.  Я все равно беспокоился,  но с каждым
посещением все больше и больше восхищался ее домом.
     Четыре  года  назад,  когда  мы  с  ней  прибыли  сюда  на  катере,
украденном  с  боевого  корабля  Ордена,   оба  разбитые,  обессиленные,
обожженные (я  уже не  говорю об  искалеченном андроиде в  автохирурге),
Старый Архитектор и  его  ученики приняли нас  очень  тепло и  сердечно.
Мистера Райта даже не удивило (а если и удивило -  он сумел это скрыть),
что  двенадцатилетний ребенок  переходил  через  порталы  с  планеты  на
планету ради того, чтобы найти его и попроситься к нему в учение. Помню,
как в  первый же  день Старый Архитектор спросил Энею,  что она знает об
архитектуре.  "Ничего,  - тихо ответила она, - кроме того, что вы тот, у
кого я должна учиться".
     Очевидно,  ответ оказался правильным. Мистер Райт рассказал ей, что
всем своим ученикам, прибывшим на Землю еще до Энеи - как выяснилось, их
было двадцать шесть,  - он давал задание спроектировать и построить себе
в пустыне жилище.  Старый Архитектор предложил ей строительные материалы
- брезент,  камень,  цемент,  немного драгоценной древесины, - но что из
этого сотворить, Энея должна придумать сама.
     Прежде чем Энея взялась за  работу (мне-то  было проще -  я  просто
разбил палатку рядом с лагерем), мы осмотрели постройки других учеников.
Выяснилось,  что почти все они спроектированы по типу шатров -  довольно
прочные,  иногда с  претензией на  стиль,  -  но  вряд ли  могут служить
защитой  от  песка,  дождя  и  сильного  ветра.  Мы  не  увидели  ничего
запоминающегося.
     Одиннадцать дней трудилась Энея над своим жилищем.  Я  помогал ей -
таскал тяжести,  копал ямы (А.Беттик в то время лежал в автохирурге), но
проект девочка полностью разработала сама,  да  и  большую часть  работы
проделала тоже сама. И в результате получился замечательный дом.
     Сначала Энея  выкопала глубокую яму  -  она  хотела,  чтобы большая
часть жилища располагалась ниже уровня земли.  Затем из гладких каменных
плит выложила пол.  Тщательно подогнав камни,  чтобы не осталось никаких
щелей,  она застелила пол яркими ковриками и попонами,  к