ка состояла из хитроумной сети труб и сливов,
ведущих в трещины,  которые уходили глубоко в скальный массив; не забыли
здесь  и  про  умывальники,  вырубленные в  каменных плитах.  Были  даже
душевые, где воду для мытья нагревало солнце.
     Сполоснув руки и лицо, я вернулся на залитую лунным светом террасу,
слегка  протрезвевший от  холодного  ветра.  Стоя  рядом  А.Беттиком,  я
устремил взгляд на  переливающуюся огнями пагоду:  толпа  распределилась
концентрическими кольцами,  а  в  центре стояла моя  маленькая спутница.
Смех умолк, суеты - как не бывало. Один за другим монахи, архаты-святые,
монтажники,  плотники,  каменщики,  настоятели, градоначальники и маляры
вполголоса задавали вопросы  молодой  женщине,  и  каждому она  находила
ответ.
     Казалось,   я   видел   подобную  картину   совсем   недавно.   Мне
потребовалось не  более минуты,  чтобы припомнить:  до  цели путешествия
сорок  астрономических  единиц,   мы  тормозим,   и  Корабль  показывает
топографическую схему звездной системы:  солнце спектрального класса С с
одиннадцатью  планетами,   двумя   поясами  астероидов  и   бесчисленным
множеством комет. Здесь, в пагоде, солнцем определенно стала Энея, а все
мужчины и  женщины обращаются вокруг нее так же неуклонно,  как планеты,
астероиды и кометы на схеме корабля.
     Опершись  на  бамбуковый шест,  я  взглянул  при  лунном  свете  на
А.Беттика.
     - Ей  надо  проявлять  осторожность,   -   негромко  проговорил  я,
тщательно произнося каждое слово, - а то ее начнут почитать, как богиню.
     А.Беттик едва заметно кивнул:
     - Они  вовсе  не  думают,  что  мадемуазель Энея  -  богиня,  месье
Эндимион.
     - Это хорошо. - Я обнял андроида за плечи. - Это хорошо.
     - Однако, - добавил он, - многие из них, вопреки всем ее стараниям,
убеждены, что она - Бог.

        17

     Энея  оставляет  дискуссионную  группу,   выходит  к   нам,   и  мы
рассказываем о прибытии Ордена.
     - Чим Дин говорит,  что далай-лама позволил им поселиться в  старом
монастыре на Выдровом озере, - сообщаю я. - Под сенью Шивлиня.
     Энея улыбается и молчит.
     - Им запрещено пользоваться летательными аппаратами, - продолжаю я,
- но они вольны ходить повсюду. Повсюду.
     Энея кивает.
     Мне хочется схватить ее за плечи и хорошенько встряхнуть.
     - И  очень  скоро  они  услышат о  тебе!  -  выкрикиваю я,  потеряв
терпение. - Миссионеры будут тут через неделю, если не завтра, и повсюду
станут совать свой нос -  вынюхивать,  выслеживать и передавать сведения
начальнику,  и  нам еще здорово повезет если это будут миссионеры,  а не
солдаты!
     Помолчав еще немного, Энея говорит:
     - Нам  повезло,  что  это не  комиссия "За мир и  справедливость во
Вселенной".
     - А это еще что?
     - Сейчас  не  время  объяснять,  Рауль,  -  качает она  головой.  -
Наверное,  у них тут еще какое-нибудь дело,  кроме...  кроме искоренения
нонконформизма.
     Еще в  первые дни моего пребывания здесь Энея рассказала мне о том,
что происходит в Священной Империи:  на Марсе мятеж палестинцов привел к
эвакуации властей  и  ядерной  бомбардировке с  орбиты;  на  территориях
Кольца Ламберта и Безбрежном Море вспыхнули восстания вольных торговцев,
не   прекращается  война   на   Иксионе   и   десятках  других   планет.
Возрождение-Вектор,  где разместились огромные флотские базы (а  при них
бесчисленные  бары  и  бордели),   гудит,  как  растревоженный  улей.  А
поскольку теперь  основу  Имперского Флота  составляют звездолеты класса
"архангел", новости обычно запаздывают всего на пару дней.
     Пожалуй,  самым интригующим был слух, что один из этих "архангелов"
взбунтовался,  бежал на Окраину и теперь устраивает набеги.  Он нападает
на конвои Гильдии, причем стремится лишь вывести из строя транспорты без
особого ущерба для экипажей, и громит оперативно-тактические группировки
Имперского Флота,  занятые подготовкой очередного похода на Бродяг по ту
сторону Великой Стены. В последние недели пребывания Энеи и А.Беттика на
Возрождении-Вектор  стали  поговаривать,  что  тамошним  флотским  базам
грозит опасность.  Еще  были слухи,  что в  системе Пасема теперь держат
громадную флотилию для  обороны Ватикана.  Словом,  даже  если  слухи  о
"Рафаиле"  сильно  преувеличены,  ясно  одно:  его  блиц-атаки  растянут
крестовый поход против Бродяг на годы. Впрочем, сейчас все это не важно.
Сейчас я  дожидаюсь отклика Энеи  на  весть о  прибытии Ордена.  "И  что
дальше? - гадаю я. - Удирать на следующую планету?" Но вместо того чтобы
обсудить подробности побега, Энея спокойно говорит:
     - Далай-лама   устроит   официальный  прием   в   честь   имперских
сановников.
     - И что?
     - Надо позаботиться, чтобы нам прислали приглашение.
     Вряд ли я на самом деле разинул рот, но ощущение было именно такое.
     - Я позабочусь.  - Энея касается моего плеча. - Поговорю с Чарльзом
Чи-кьяп  Кэмпо и  Кэмпо Нга-Вань Таши,  чтобы нас  непременно включили в
список приглашенных.
     Тут  я  окончательно теряю дар  речи,  а  она возвращается к  своим
ученикам.   В   мягком  свете   фонарей  их   глаза   лучатся  покоем  и
безмятежностью.

     Я  начитываю эти слова на  микровелен и  вспоминаю,  как писал их в
свои последние дни в ящике Шредингера на Орбите Армагаста,  вспоминаю, в
какой  спешке диктовал,  почти не  сомневаясь:  по  всем  законам теории
вероятностей мне осталось недолго,  а  потом сработает детектор и лопнет
ампула с цианидом. Почему я тогда вел повествование в настоящем времени?
Да, теперь вспомнил.
     Когда меня приговорили к  смерти в  ящике Шредингера (точнее,  не в
ящике,  а  в  капсуле),  мне позволили взять с  собой кое-что из  личных
вещей:  одежду и  комлог размером с ладонь,  который я унес с корабля на
Тянь-Шане.  Коммуникатор вывели из  строя.  Не знаю зачем,  все равно он
ничего бы  не смог передать сквозь силовое поле,  если бы даже было кому
чего передавать,  но бортжурнал - после тщательного его изучения, в ходе
дознания - не тронули. На Тянь-Шане я начал делать ежедневные записи.
     Именно эти записи я  и вывел в ящике Шредингера на экран скрайбера,
чтобы  просмотреть их  перед  тем,  как  писать самые  личные главы,  и,
наверное, как раз поспешность этих записей, угадывающееся в них ощущение
неминуемой  катастрофы  заставили  меня  прибегнуть  к  повествованию  в
настоящем времени.  Все,  связанное с  Энеей,  свежо в  моей памяти,  но
некоторые воспоминания,  стоящие за  этими  наспех  сделанными записями,
настолько ярки, что сердце щемит от боли утраты.
     Записывая, я переживаю все заново.
     Фонограммы нескольких из ее вечерних дискуссий я записал на комлог.
В последние дни я частенько прокручиваю их,  чтобы только вновь услышать
ее голос.

     - Расскажи нам о Техно-Центре,  -  попросил один буддийский монах в
тот вечер, когда прибыли имперские корабли. - Пожалуйста, расскажи нам о
Центре.
     Энея медлит всего мгновение, чуть склонив голову к плечу.
     - Давным-давно...  -  начинает она. Она всегда начинает так длинные
объяснения.  -  Давным-давно,  больше тысячи стандартных лет  назад,  до
Хиджры... до Большой Ошибки... единственные разумные существа, известные
людям, были сами люди. Тогда мы считали, что если человечество и создаст
когда-нибудь иной разум,  то он станет плодом огромных усилий...  в виде
громадного множества кремниевых элементов,  старинных усилителей, реле и
полупроводниковых  приборов,  называвшихся  транзисторами,  микросхем  и
процессоров...  то  есть  возникнет  в  машине,  состоящей из  множества
микросхем.  Иными словами,  мы пытались содрать,  простите за выражение,
принцип работы и устройство человеческого мозга.
     Конечно  же,   ИскИны  возникли  совсем  не   так.   Они   как   бы
самозародились, пока мы, люди, на минутку отвлеклись.
     Теперь представьте себе  Старую Землю до  начала колонизации других
миров.  Двигатель Хоукинга еще не изобретен.  О  постоянном межпланетном
сообщении еще  нет  и  речи.  Все мироздание заключено в  одной красивой
упаковке, и эта упаковка - наша дивная голубая планета, Старая Земля.
     Но  к  концу двадцатого столетия эта  крохотная планетка уже  имела
зародыш  инфосферы.  Планетарные средства  телекоммуникаций развились  в
хаотичную   систему   архаичных   кремниевых   компьютеров  -   никакого
упорядочивания,   никакой  иерархии,   только   единый  протокол  обмена
информацией.  Вот тогда-то  и  возник разум-муравейник с  распределенной
памятью.
     Предки нынешних ИскИнов возникли в  результате бессистемных попыток
смоделировать искусственную жизнь,  а вовсе не как продукт разработок по
созданию искусственного интеллекта.  В  сороковых годах  двадцатого века
прадедушка Техно-Центра,  математик Джон фон Нейман, доказал возможность
искусственного  самовоспроизведения.   Как   только   появились   первые
портативные кремниевые компьютеры,  с  которыми смогли  играть отдельные
индивидуумы, любознательные дилетанты начали упражняться в синтетической
биологии.   Конечно,   они   были   ограничены  пропускной  способностью
центральных процессоров этих машин. Псевдожизнь - самовоспроизводящаяся,
накапливающая    информацию,     взаимодействующая,     питающаяся     и
эволюционирующая -  возникла в  шестидесятых годах того же  столетия.  К
концу  века  эта   жизнь  покинула  стоячие  болота  отдельных  машин  и
обосновалась  в   формирующейся  всепланетной  инфосфере  -   тогда  она
называлась "сеть Интернет".
     Первые ИскИны,  зародившиеся в  информационном море,  были тупы как
пробки.   Хотя  правильнее  было  бы   сказать,   тупы  -   как   первые
микроорганизмы,    зародившиеся   в   океане.    Некоторые   из   первых
псевдоорганизмов,   плававших  в  теплой  субстанции  инфосферы  -  тоже
продолжавшей  эволюционировать,   -   были   80-байтными  образованиями,
введенными   в   блок   ОЗУ   виртуального  компьютера   -   компьютера,
симулированного компьютером.  Одним из первых выпустил подобных тварей в
информационный океан человек,  которого звали Том Рей, и он вовсе не был
специалистом  по  искусственному интеллекту,  компьютерным программистом
или  киберманом,  которых  тогда  называли хакерами;  он  был  биологом,
собирателем насекомых,  ботаником,  орнитологом и  провел не  один год в
джунглях,  коллекционируя муравьев  для  ученого,  которого  звали  Э.О.
Вильсон.  Наблюдая за  муравьями.  Том  Рей  заинтересовался эволюцией и
решил  выяснить:  нельзя ли,  вместо того  чтобы имитировать эволюцию на
одном  из  первых  компьютеров,   попробовать  запустить  там  настоящую
эволюцию.  Он переговорил с  несколькими киберманами,  но их эта идея не
прельстила. Тогда он сам научился программировать. Киберманы утверждали,
что   эволюционирующие  и   мутирующие   кодовые   последовательности  в
компьютерах попадаются  то  и  дело  -  их  называли  тогда  сбойными  и
свихнувшимися программами.  Киберманы говорили, что если его программные
коды и  разовьются во  что-нибудь,  то все равно будут неработоспособны,
нежизнеспособны,  как  большинство мутантов,  и  только  нарушат  работу
компьютерного   матобеспечения.    И    Том   Рей   создал   для   своих
программно-кодовых   существ  виртуальный  компьютер  -   симулированный
компьютер внутри  настоящего.  А  затем  он  создал настоящее 80-байтное
программно-кодовое   существо,   способное  к   самовоспроизводству,   с
ограниченным   сроком    жизни,    которое   эволюционировало   в    его
компьютере-внутри-компьютера.
     80-байтники  копировали  себя,  порождая  новых  80-байтников.  Эти
80-байтные одноклеточные прото-ИскИны  заполонили виртуальную вселенную.
Они  расплодились,  как амебы в  теплом озерке райского сада первобытной
Земли.  Но  Том  Рей  наделил каждого 80-байтника меткой времени,  иначе
говоря, присвоил возраст и запрограммировал истребителя, которого назвал
Потрошителем. Блуждая в этой виртуальной вселенной, Потрошитель устранял
старых 80-байтных тварей и нежизнеспособных мутантов.
     А   эволюция,   как  водится,   пыталась  перехитрить  Потрошителя.
79-байтный   мутант   оказался  настолько  жизнеспособным,   что   скоро
расплодился,   превзойдя  численностью  80-байтников.   Псевдоорганизмы,
предки наших ИскИнов Центра,  только-только зародились,  но  уже  начали
оптимизировать свой  геном.  Вскоре возникли 45-байтные существа,  почти
полностью вытеснившие предшествующие виды искусственных микроорганизмов.
Их  творцу,  Тому Рею,  это  показалось странным.  Код 45-байт-ников был
чересчур лаконичен для размножения.  Более того,  когда восьмидесяток не
стало,  сорокапятки вымерли тоже.  Тогда Рей  произвел вскрытие одной из
сорокапяток.
     Оказалось,   что  45-байтники  были  паразитами.  Они  заимствовали
необходимые для самовоспроизведения коды у  восьмидесяток.  Одновременно
выяснилось,  что семьдесятдевятки обладают иммунитетом против 45-байтных
паразитов.  Но как только восьмидесятки и сорокапятки дружно устремились
по нисходящей эволюционной спирали в небытие,  возник новый мутант.  Эти
мутанты,  51-байтные  паразиты,  уже  были  в  состоянии  жить  за  счет
семьдесятдевяток. Так и пошло.
     Я  рассказываю это  все  потому,  что  весьма важно понять:  уже  с
момента своего появления созданные человеком искусственная жизнь и разум
были паразитами.  И не просто паразитами - сверхпаразитами. Каждая новая
мутация вела к появлению мутантов, способных жить за счет предшествующих
поколений  паразитов.   За  несколько  миллионов  поколений  -  то  есть
вычислительных циклов центрального процессора -  эта искусственная жизнь
стала сверх-сверх-сверхпаразитической.  Не прошло и нескольких месяцев с
момента  создания  псевдожизни,   как   Том   Рей  обнаружил  22-байтные
организмы,  процветающие в его виртуальной среде, - организмы, настолько
алгоритмически   рациональные,    что,    когда    Рей    бросил   клич,
профессиональные   программисты   не   смогли   создать   ничего   более
компактного,  чем  31-байтная  версия.  Просуществовав  всего  несколько
месяцев, псевдожизнь достигла такой продуктивности, что ее творцы уже не
могли с ней тягаться!
     Итак,  к  началу двадцать первого века на Старой Земле существовала
искусственная  биосфера  -  и  в  быстро  развивающейся инфосфере,  и  в
макросфере  человеческой  жизни.  Хотя  уже  изобретены  ДНК-процессоры,
пузырьковая  память,   параллельные  процессоры  на   стоячих  волнах  и
гиперсети,    конструкторы   по-прежнему   создают   весьма   хитроумные
приспособления  на   кремниевой  основе.   И   создают  их  миллиардами.
Микропроцессорами снабжали все  -  от  стульев до  консервных банок,  от
автомобилей  до   протезов.   Машины   становились  все   миниатюрнее  и
миниатюрнее, пока в любом помещении число их не достигло десятков тысяч.
Рабочее кресло  секретарши узнавало хозяйку,  как  только она  садилась,
извлекало файл, записанный в примитивном кремниевом компьютере, вступало
в  контакте другим микропроцессором,  встроенным в  кофеварку,  чтобы та
разогрела  кофе,   активировало  телекоммуникационную  сеть,   чтобы  та
занималась звонками,  факсами и электронной почтой,  взаимодействовало с
главным   кабинетным   компьютером,    чтобы    установить   оптимальную
температуру,  и  так далее.  В  магазинах консервы,  стоящие на  полках,
своими микропроцессорами отмечали собственную цену  и  изменения в  ней,
заказывали  новые  поставки,   когда  их  запас  убывал,  регистрировали
привычки покупателей и обменивались информацией с магазином и остальными
товарами.  Эта  сеть  информационного обмена стала  не  менее  сложной и
активной,  чем  бурлящая пена  органического месива  первобытных океанов
Старой Земли.
     Всего  через  сорок  лет   после  появления  на   свет   80-байтной
протоклетки  Тома  Рея  люди  как  ни  в  чем  не  бывало  беседовали  с
бесчисленными  искусственными существами,  наводнившими  их  автомобили,
комнаты, лифты... даже их тела - в виде медицинских датчиков и протезов,
давших толчок развитию настоящей нанотехнологии.
     Именно в  этот  период Техно-Центр  начал автономное существование.
Человечество понимало  -  как  оказалось,  вполне  резонно,  -  что  для
продуктивной деятельности искусственной жизни нужна автономность.  Жизнь
искусственная должна эволюционировать и видоизменяться точно так же, как
органическая.  И она эволюционировала. Точь-в-точь как покрывшая планету
биосфера,  псевдожизнь покрыла мир живой инфосферой. Центр развивался не
только в виде абстрактного существа в потоках данных сетей инфосферы, но
и  через взаимодействие миллиардов крохотных,  автономных,  приводимых в
действие  микропроцессорами микромашин,  выполнявших  свои  повседневные
задачи в человеческом макромире.
     Вскоре  человечество  и  миллиардоликая  эволюционирующая  личность
Центра  зажили в  симбиозе,  как  американские акации и  муравьи-ацтеки,
которые защищают, лелеют и разводят акации, единственный источник своего
пропитания.  Это  явление  известно  под  названием коэволюции,  и  люди
постигли ее  концепцию воистину на клеточном уровне,  поскольку изрядная
часть органической жизни на Старой Земле возникла и  оптимизировалась во
взаимном соэволюционном танце.  Но где люди видели лишь удобный симбиоз,
первые ИскИны увидели -  сумели увидеть -  только новые  возможности для
паразитирования.
     Компьютер может быть  отключен,  программа может быть прервана,  но
разум-муравейник прото-Центра уже перебрался в разрастающуюся инфосферу,
и отключить его могла только всепланетная катастрофа.
     Со  временем Центр такую катастрофу устроил -  я  говорю о  Большой
Ошибке восьмого года,  но  только после того  как  расширил среду своего
обитания и выбрался за пределы планетарной инфосферы.
     Первые  эксперименты  с   двигателем  Хоукинга,   сконструированным
наиболее развитыми элементами Центра, выявили наличие скрытой реальности
планкова пространства,  Связующей Бездны. ИскИны Техно-Центра тех дней -
волновые     структуры,     управляемые    генетическими    алгоритмами,
функционирующие параллельно,  -  завершили разработку первых  кораблей с
двигателями Хоукинга и начали конструировать сеть порталов.
     Люди  всегда  считали  двигатель  Хоукинга  средством,  позволяющим
пересечь  пространство-время  напрямую,   сделавшим  явью  их   мечты  о
гипердвигателе.   Порталы  они  восприняли  как  удобные  дыры  в  ткани
пространства-времени.  Это  представление  родилось  из  их  собственных
математических   моделей   и    было    подтверждено   самыми    мощными
вычислительными ИскИнами Центра. И все это - сплошная ложь.
     Планково пространство,  или гиперпространство, или Связующая Бездна
- многомерный континуум с собственной реальностью и - как скоро убедился
Центр  -  собственной топографией.  Двигатель  Хоукинга  по  сути  своей
двигателем  никогда  не   был  и   не   будет;   это  устройство  входа,
соприкасающееся с  топографией  планкова  пространства лишь  на  краткое
время,    необходимое    для    изменения    координат    четырехмерного
пространства-времени.  Порталы  же  позволяют  на  самом  деле  войти  в
континуум Связующей Бездны.
     Людям   реальность   казалась   очевидной   -    входишь   в   дыру
пространства-времени здесь,  тотчас же выходишь через другой портал там.
У  дяди Мартина дом состоял из десятков комнат на десятках разных миров,
соединенных  порталами.   Порталы   породили  Великую   Сеть,   творение
Гегемонии.   Еще  одно  изобретение,  мультилинии,  позволяло  мгновенно
осуществлять связь  через  межзвездные  расстояния.  То  есть  были  все
предпосылки для возникновения галактической цивилизации.
     Но Центр совершенствовал двигатель Хоукинга,  порталы и мультилинии
отнюдь не ради удобства человечества. Более того, имея дело со Связующей
Бездной, Центр никогда ничего не совершенствовал.
     Техно-Центр с самого начала знал, что двигатель Хоукинга