его
подчиненные изъяснялись столь расплывчато.
     - Мы  не  разобрались,  сэр,  -  ответила офицер разведки,  женщина
молодая,   несмышленая.  -  Мы  воспользовались  телеобъективами,  чтобы
осмотреть район, прилегающий к анклаву. Но вы только взгляните на это...
     Уолмак  повернулся  к   голографической  нише,   не  забывая,   что
изображение параллельно передается по лучу адмиралу.
     Он увидел восточную часть Зимнего дворца, Поталы, снятую с высоты в
несколько сотен  метров.  Полотно моста  Ки-Чу  исчезло.  На  ступенях и
террасах между  дворцом и  мостом,  на  узких  карнизах между  дворцом и
монастырем  Дрепань  были  раскиданы  десятки,   сотни  окровавленных  и
расчлененных тел.
     - Господи помилуй!  - выдохнул капитан Уолмак, осенив себя крестным
знамением.
     - Нам  удалось идентифицировать среди останков голову регента Токра
Ретиня, - произнес спокойный голос офицера разведки.
     - Голову?!  -  переспросил Уолмак,  понимая,  что  эта  бесполезная
ремарка  отправится к  адмиралу вместе  с  остальной информацией.  Через
четыре  минуты  адмирал Лемприер узнает,  что  Уолмак  отпустил дурацкую
реплику. Начхать. - Есть там еще кто-нибудь из знати?
     - Никак нет,  сэр.  Но  сейчас они  работают в  эфире на  различных
радиочастотах.
     Уолмак поднял брови.  До  сей  поры  Зимний дворец хранил полнейшее
радиомолчание.
     - И что же они передают?
     - Это  по-древнекитайски  и   по-тибетски,   сэр,   -   проговорила
разведчица,  но  тут же  поспешно добавила:  -  Они в  панике,  капитан.
Далай-лама исчез.  А  вместе с  ним -  глава сил безопасности.  Командир
дворцовой  стражи  генерал  Сурхан  Сюон   Чжэмпо  погиб,   сэр...   они
подтвердили, что там найдено его обезглавленное тело.
     Уолмак бросил взгляд на часы. Луч уже на полпути к флагману.
     - Кто это сделал? Шрайк?
     - Не  могу знать,  сэр.  Как  я  сказала,  объективы и  камеры были
повсюду. Мы просмотрим диски.
     - Выполняйте,   -  бросил  Уолмак,  не  в  силах  больше  ждать,  и
переключился  на   лейтенанта-морпеха.   -   Отправляйтесь  во   дворец,
лейтенант.  Выясните, что там, черт побери, творится. Я высылаю еще пять
катеров,  боевые транспорты и орнитоптер огневой поддержки.  Ищите любые
следы  архиепископа  Брека,  отца  Фаррелла  и  отца  Леблана.  А  также
почетного караула и пилота, разумеется.
     - Есть, сэр!
     Индикатор направленного луча  засветился зеленым.  Адмирал получает
последнюю передачу. Слишком поздно. Нет времени дожидаться его приказов.
Уолмак отправил сообщения на  два ближайших факельщика,  дислоцированных
за орбитой дальней луны.  Он объявил боевую тревогу и  приказал выйти на
орбиту  рядом  с  "Джебраилом".  Может  понадобиться огневая  поддержка.
Уолмаку уже доводилось видеть следы Шрайка, и при мысли, что этот монстр
может появиться на его корабле, капитан похолодел. Он связался по лучу с
капитаном факельщика Его Святейшества "Святой Бонавентура".
     - Кэрол,  -  сказал он,  глядя на  изменившуюся в  лице Сэмюэлс,  -
выйди, пожалуйста, в тактическое пространство.
     Щелкнув тумблером,  Уолмак оказался в космосе над сияющими облаками
Тянь-Шаня. Внезапно из звездной тьмы рядом с ним вынырнула Сэмюэлс.
     - Кэрол,  -  проговорил Уолмак,  - там что-то затевается. По-моему,
Шрайк  опять  сорвался  с  цепи.   Если  ты  вдруг  потеряешь  сигнал  с
"Джебраила" или мы начнем вопить какой-то вздор...
     - Я вышлю морскую пехоту.
     - Ни в коем случае. Сожги "Джебраил". Тотчас же.
     Изображение Сэмюэлс вдруг мигнуло,  а вместе с ним замигал повисший
в пространстве индикатор, сообщавший о приходе депеши с флагмана. Уолмак
вышел из тактического пространства.
     На экране появилось худое лицо адмирала.  Послание было лаконичным:
"Разгоняю  "Рагуил"  для   внутрисистемного  скачка  на   субкритическом
ускорении к Тянь-Шаню".
     Уолмак открыл рот,  чтобы запротестовать, но вовремя сообразил, что
его  протест дойдет  до  командира через  три  минуты  после  скачка,  и
прикусил язык.  Внутрисистемный скачок тошнотворно опасен -  вероятность
необратимой катастрофы не  меньше одного к  четырем,  -  но вполне можно
понять адмирала,  который желает быть в  центре событий,  где информация
будет   приходить  непосредственно  к   нему,   а   приказы  исполняться
незамедлительно.
     "Господи Иисусе,  -  подумал Уолмак, - Великий Инквизитор изувечен,
архиепископ пропал,  все  пропали,  замшелый дворец далай-ламы  похож на
разворошенный муравейник.  Черт бы  побрал этого Шрайка!  Где же папский
курьер  с  приказом?!  Где  обещанный  звездолет Центра?!  Дела  -  хуже
некуда".
     - Капитан! - подал голос медик из лазарета катера.
     - Докладывайте.
     - Кардинал Мустафа в сознании,  сэр...  конечно, он все еще слеп...
ужасно страдает, но...
     - Давайте его, - отрубил Уолмак.
     Голографическую нишу  заполнила  ужасная  личина.  Боковым  зрением
капитан Уолмак увидел, как отшатнулись офицеры на мостике. Лицо Великого
Инквизитора было залито кровью. Рот разинут в крике, зубы словно покрыты
ярко-алой эмалью, из зияющих пустых глазниц текут кровавые слезы.
     Лишь  через  несколько  секунд  до  капитана  Уолмака  дошло,   что
невнятный  вопль   кардинала  состоит  из   одного-единственного  слова,
повторяющегося снова и снова:
     - Немез! Немез! Немез!

     Конструкции  под  названием  Немез,  Скилла  и  Бриарей  продолжали
продвижение на восток.
     Все  трое  находились в  боевом  режиме,  не  обращая  внимания  на
чудовищные затраты энергии.  Энергия приходит откуда-то извне.  Откуда -
не их забота. Приближается час, ради которого они сотворены.
     Мимоходом  устроив   бойню   у   Западных  врат,   все   трое   под
предводительством Немез  поднялись  в  башню  и  пересекли  пропасть  по
колоссальным металлическим тросам подвесного моста. Они пронеслись через
Дрепаньский базар,  мимо  застывших на  месте людей,  как  три  метеора,
окруженные янтарно рдеющим,  уплотнившимся воздухом. На Пхари-Базаре при
виде  многотысячной  толпы  торгующихся,   приценивающихся,   смеющихся,
спорящих  и   толкущихся  человеческих  статуй  на  тонких  губах  Немез
промелькнула улыбка.  Она могла бы обезглавить все это стадо,  а  они бы
даже и не узнали. Но сначала - задание.
     Возле  узловой террасы канатки все  трое  вышли из  боевого режима,
иначе трение на тросах стало бы серьезной проблемой.
     [Скилла,  северный Вышний  Путь,]  -  скомандовала Немез  на  общей
частоте. - [Бриарей, средний мост. Я беру канатку.]
     Кивнув,  ее клоны расплылись и исчезли.  Канатчик бросился к Немез,
возмущенный попыткой пролезть без  очереди перед  десятками дожидающихся
переправы пассажиров - был самый час пик.
     Подхватив  канатчика,  Радаманта Немез  швырнула  его  в  пропасть.
Десяток  человек  с  гневными  воплями  ринулись к  ней,  чтобы  учинить
расправу, но Немез уже соскочила с террасы, ухватившись за трос.
     Переведя в  боевой режим только ладони,  она заскользила по тросу к
хребту   Куньлунь.   Разъяренные  преследователи  бросились  в   погоню,
пристегиваясь к тросу один за другим -  десяток,  два,  три... Канатчика
любили  многие,  Немез  проскочила  чудовищную пропасть  между  Пхари  и
Куньлунем вдвое  быстрее  обычного.  Неудачно  притормозив на  последнем
отрезке,  она  врезалась в  скалу,  в  самый  последний момент перейдя в
боевой режим.  Выбравшись из выбитого в  скале углубления,  осыпающегося
каменной крошкой, Немез вернулась к тросу.
     Под   визг   тормозов  салазки  первых   преследователей  одолевали
последние метры троса.  А  дальше,  до  самого горизонта,  словно черные
бусинки на тоненькой леске -  десятки других.  Криво усмехнувшись, Немез
перевела в боевой режим обе руки, дотянулась до троса и оборвала его.
     К  ее  удивлению,   вопль  ужаса  издали  лишь  очень  немногие  из
обреченных на смерть,  летевших в бездну вместе с хлещущим, извивающимся
тросом.
     Добежав  до  закрепленных веревок,  Немез  на  руках  вскарабкалась
наверх и оборвала все веревки.  На гребне южнее ледовой трассы дорогу ей
преградили пятеро с оружием из куньлуньской милиции Сиванму.  Переведя в
боевой режим левую руку, Немез смахнула в пропасть всех пятерых.
     Повернувшись   к   югу,   Немез   отрегулировала  свое   тепло-   и
дальновидение и,  устремила телескопический взгляд на  длинный подвесной
бонсай-бамбуковый мост Вышнего Пути,  связывающий отроги хребтов Пхари и
Куньлунь. Прямо у нее на глазах мост обрушился в бездну.
     [Раз, и готово,] - передал Бриарей.
     [Сколько было на мосту, когда он упал?] - справилась Немез.
     [Много.] - Бриарей дал отбой.
     [С северным мостом покончено,] -  доложила через секунду Скилла.  -
[По дороге уничтожаю Вышний Путь.]
     [Хорошо,] - передала Немез. - [Увидимся в Йо-куне.]
     Минуя город Йо-кунь,  все  трое  вышли из  боевого режима.  Моросил
дождик,  тучи как вязкий летний туман. Темные, мокрые волосы Немез липли
ко  лбу.  Она заметила,  что Скилла и  Бриарей выглядят не лучше.  Толпа
расступалась перед ними. На карнизе, ведущем к Храму-Парящему-в-Воздухе,
не было ни души.
     Перед самой лестницей,  на подходах к короткому подвесному мостику,
Немез снова возглавила группу.
     Этот  мостик Энея отремонтировала первым.  Летом простенький настил
между  доломитовыми шпилями на  тысячу метров возвышался над  верхушками
облаков, но клубящиеся муссонные тучи поднялись из бездны, сырым туманом
окутав мостик со всех сторон.
     А   на   скальном  козырьке  по   ту  сторону  моста  стоял  некто,
неразличимый сквозь туман.  Немез переключилась на инфракрасное зрение и
усмехнулась: высокая фигура не излучала ни калории тепла. На миг включив
свой лобный радар, она внимательно изучила изображение: рост три метра,.
шипастые  пальцы,  две  пары  громадных рук,  корпус  идеально  отражает
радиоволны,  острые клинки на груди и на лбу, никаких признаков дыхания,
плечи и лоб окутаны моноволоконными нитями.
     [Отлично,] - передала Немез.
     [Отлично,] - согласились Скилла и Бриарей.
     Фигура по  ту  сторону мокрого мостика не  ответила ни  словом,  ни
жестом.

        x x x

     В  запасе  оставалось  всего  несколько  метров.  Стоило  выйти  из
струйного течения,  как  мы  начали терять высоту.  Над облачным океаном
было всего несколько восходящих потоков,  зато нисходящих - множество, и
если  первую  половину пути  мы  одолели с  головокружительной быстротой
минут за  пять,  то всю вторую медленно снижались,  поминутно обмирая от
страха - надежда на то, что мы доберемся с хорошим запасом по высоте, то
и  дело сменялась несокрушимой уверенностью,  что мы  нырнем в  облака и
даже  не  заметим  приближения смерти,  воскурившейся навстречу  языками
ядовитых испарений.
     Мы  действительно нырнули в  облака,  но то были самые обыкновенные
кучевые облака,  родные облака -  водяные пары, пригодные для дыхания Мы
старались держаться как можно ближе друг к другу -  синее крыло,  желтое
крыло,  зеленое  крыло,  -  металл  и  ткань  наших  дельтапланов  почти
соприкасались,   страшнее   потеряться  и   умереть   по-одиночке,   чем
столкнуться и упасть всем вместе.
     У  нас  с  Энеей  были  ларинги,  но  во  время затяжного спуска мы
переговорили лишь  один  раз.  Туман сгустился,  я  едва различая желтые
проблески ее крыла, а в голове кружилось: "У нее был ребенок... она была
замужем... она любила другого!" И вдруг в наушниках раздался ее голос:
     - Рауль!
     - Да, детка?
     - Я люблю тебя, Рауль.
     Мгновение я  медлил,  но  шквал эмоций смыл  обиду и  наполнил душу
безмерной любовью.
     - Я люблю тебя, Энея.
     Мы все дальше уходили в  сумрачные глубины туч.  В  какой-то момент
мне  почудился на  губах  кисловатый привкус  ветра...  неужто  верхушки
фосгеновых облаков?
     - Детка!
     - Да, Рауль, - прошелестел в наушниках ее голос.
     Мы  оба  сняли  осмотические маски.  Да,  они  защитили бы  нас  от
фосгена, но мы не знали, сможет ли дышать в ядовитой атмосфере А.Беттик.
Если сможет,  мы с  Энеей по молчаливому уговору загерметизируем маски и
будем  надеяться,  что  доберемся до  первых отрогов,  а  потом  вынесем
андроида на воздух...  если сумеем.  Мы оба понимали,  что все это очень
зыбко и  шатко -  когда я спускался на планету,  радар показал,  что под
слоем  фосгеновых облаков большинство гор  и  хребтов отвесно обрывается
вниз,  значит,  минут через пять  полета в  ядовитых парах мы  неминуемо
рухнем в море,  -  но лучше уж призрачная надежда,  чем тупая покорность
судьбе.
     Мы сняли маски, чтобы дышать свежим воздухом, пока можно.
     - Детка, - проговорил я, - если тебе известно, что это сработает...
если ты видела свою как бы это сказать...
     - Свою смерть? - подсказала Энея. Сам бы я не сумел это выговорить.
- Это лишь варианты будущего,  Рауль.  Хотя наиболее высокую вероятность
имеет не  эта.  Не тревожься,  я  бы не попросила вас следовать за мной,
если б считала,  что это...  что это -  смерть. - Сквозь напряжение в ее
голосе угадывались нотки веселья.
     - Знаю,  -  отозвался я,  радуясь,  что А.Беттик нас не слышит. - Я
как-то  не  подумал.  -  На  самом-то  деле она  могла знать,  что мы  с
А.Беттиком доберемся живыми,  а она нет. Ладно. Пока моя судьба сплетена
с ее судьбой,  я готов принять все.  -  Я просто гадал,  почему мы опять
удираем, детка. У меня эти бегства уже поперек горла стоят.
     - И  у  меня.  Поверь мне,  Рауль,  мы  не просто удираем...  Тьфу,
дерьмо!
     Достойное восклицание в  устах мессии.  Секунду спустя я  понял его
причину.  Перед нами,  в каких-то двадцати метрах, возник крутой склон -
громадные валуны, каменные осыпи, отвесные скалы.
     Андроид первым пошел на посадку.  Он в  последний момент потянул за
рукоятку,  выдернул ноги из  стремян и,  воспользовавшись дельтапланом в
качестве парашюта,  спланировал на скалу и быстро отстегнулся.  Лхомо не
раз  повторял,  что  очень  важно  побыстрее освободиться от  крыльев на
продуваемых ветром  посадочных  площадках,  не  то  дельтаплан  запросто
утащит тебя  в  пропасть.  А  тут  мы  балансировали на  краю пропасти в
буквальном смысле слова.
     Потом приземлилась Энея,  за ней -  я. Моя посадка получилась самой
неуклюжей - я подскочил чересчур высоко, чуть ли не отвесно рухнул вниз,
подвернул ногу на камнях и  упал на колени,  а дельтаплан,  врезавшись в
валун, встал на дыбы и непременно утащил бы меня в пропасть, но А.Беттик
ухватился за левую распорку, Энея вцепилась в сломанный правый лонжерон,
и  вдвоем  им  удалось  удержать  рвущееся  из  рук  полотнище,  пока  я
выпутывался из подвески и отползал подальше, волоча за собой рюкзак.
     Энея  опустилась на  холодные,  осклизлые  камни,  стащила  с  меня
ботинок и осмотрела лодыжку.
     - Вроде  бы  растяжение не  очень  сильное.  Немного распухнет,  но
ходить сможешь.
     - Хорошо,  -  тупо отозвался я,  радуясь теплу ее ладоней, и тут же
подскочил как  ужаленный,  когда она  обрызгала воспаленную кожу  чем-то
холодным из аптечки.
     Вдвоем  они  помогли  мне  подняться  на  ноги.   Мы  собрали  свое
снаряжение и  зашагали по  скользкому склону туда,  где облака светились
поярче.

     Мы долго шли по священным склонам Тай-Шаня и наконец вышли к яркому
свету  солнца  и  голубым  небесам.   Я  стащил  маску  и  капюшон,   но
гермокомбинезон  Энея  посоветовала  пока  оставить.  Я  только  накинул
куртку,  чтобы не  чувствовать себя совсем голым,  и  заметил,  что  моя
спутница поступила точно так же. А.Беттик все время растирал предплечья:
от стратосферного холода его кожа промерзла чуть ли не добела.
     - Как ты себя чувствуешь? - спросил я.
     - Отлично, месье Эндимион. Хотя еще минут пять на такой высоте...
     Я  бросил взгляд на  облака,  заслонившие от  нас то место,  где мы
сложили и оставили поврежденные дельтапланы.
     - Пожалуй, выбираться отсюда мы будем не на дельтапланах.
     - Верно, - кивнула Энея. - Погляди.
     Осыпи и  валуны остались позади,  и  мы  вышли к  альпийским лугам,
окруженным  высокими  скалами;   густой  ковер  суккулентов  тут  и  там
пересекали овцекозьи тропы и мощеные дорожки, журчали ледниковые ручьи -
их  легко  можно  было  перейти  по  аккуратно уложенным плоским камням.
Издали  пастухи  невозмутимо  наблюдали,  как  мы  карабкаемся вверх  по
склону.  Тропа петляла между ледниками,  и когда мы свернули за перегиб,
взору   вдруг   открылась  грандиозная  панорама:   белокаменные  храмы,
возведенные на  скальных террасах,  сияющие на  фоне голубоватых снежных
полей,  полого уходящих в  вышину.  Но Энея указывала не на храмы,  а на
большой белый  камень,  установленный рядом с  тропой.  На  его  гладкой
поверхности было высечено стихотворение:

        Великая горная цепь -
        К острию острие!
        От Ци и до Лу
        Зеленеет Таи-Шань на просторе.
        Как будто природа
        Собрала искусство свое,
        Чтоб север и юг
        Разделить здесь на сумрак и зори.
        Родившись на склонах,
        Плывут облака без труда,
        Завидую птицам
        И в трепете дивном немею.
        Но я на вершину взойду
        И увижу тогда,
        Как горы другие
        Малы по сравнению с нею.

                                                    Ду Фу, династия Тан,
                                                     Китай, Старая Земля
                                                    Перевод А. Гитовича.

     Вот так мы вошли в Тайань, Град Мира. К склонам прилепились десятки
храмов,  сотни  домов,  лавок,  постоялых  дворов,  несметное количество
часовен,  на  оживленных улицах -  тысячи лотков под яркими парусиновыми
навесами.  Сказать,  что тамошние жители прекрасны -  значит не  сказать
ничего:  все  как один черноволосые,  с  ясными глазами,  ослепительными
зубами,  чистой кожей,  осанка -  гордая, походка - упругая. Простые, но
элегантные одежды -  шелковые, ситцевые. Множество монахов в оранжевых и
красных  рясах.  Взгляды у  всех  спокойные и  доброжелательные.  Многие
радостно приветствовали Энею,  касаясь ее ладони или рукава,  - ее здесь
знали. Ну да, ведь она уже бывала на Великой Вершине.
     По пути Энея указала на громадную плиту из белого камня, возлежащую
на  склоне над  Градом Мира.  Она объяснила,  что высеченные на  гладкой
поверхности  громадные  китайские  иероглифы  запечатлели "Бриллиантовую
сутру" как постоянное напоминание о первооснове всего сущего, отраженной
в  чистой синеве небес.  Показала Энея  и  Небесные Врата  -  гигантскую
каменную  арку  под  красной  четырехскатной  крышей.  От  Врат  вели  к
Нефритовому Пику двадцать семь тысяч ступеней.
     Невероятно,  но  нас здесь ждали.  В  большом дацане сидели ровными
рядами,  скрестив ноги,  более тысячи монахов. Лама встретил Энею низким
поклоном,  она помогла старику подняться.  И  обняла его.  А потом нас с
А.Беттиком усадили на  небольшом возвышении сбоку,  и  Энея обратилась к
собравшимся.
     - Прошлой весной я сказала,  что вернусь. И сказала, когда вернусь.
- Она говорила тихо,  но  ее слова отчетливо и  ясно звучали в  огромном
мраморном зале.  - Сердце мое радуется новой встрече с вами. Я знаю, что
те  из вас,  кто принял тогда причастие,  уже познали истину и  постигли
язык мертвых,  язык живых и  -  еще не  все,  очень немногие -  услышали
музыку сфер.  И скоро,  очень скоро,  я обещаю,  вы поймете, как сделать
первый шаг.
     День  сегодняшний  принес  нам  много  печали,   но  будущее  сулит
перемены.  Добрые перемены. Для меня великая честь, что вы позволили мне
стать для вас Той-Кто-Учит.  Для меня великая честь исследовать вместе с
вами невероятную,  непостижимую Вселенную.  - Она замолчала и посмотрела
на  нас с  А.Беттиком.  -  Это мои спутники...  мой друг А.Беттик и  мой
возлюбленный,  Рауль Эндимион.  Они  разделили со  мной все тяготы моего
долгого-долгого  ст