в ничтожество..."

                                                    [Дж. Китс "Эндимион"
                                     Песнь первая (пер. Б. Пастернака).]

     Я   выпрямился  и   кивнул,   будто   старик   произнес   что-   то
вразумительное. Было ясно, что он сошел с ума.
     Словно угадав мои мысли, Силен хихикнул:
     - Те,  кто недооценивает могущество поэзии, частенько называли меня
сумасшедшим.  Не  торопись,  Рауль Эндимион.  Мы  встретимся с  тобой за
обедом,  я  расскажу все до конца,  и  тогда ты примешь решение.  А пока
отдыхай. Умирать тяжело, да и воскресать не легче.
     Он  наклонил голову,  послышалось нечто  вроде сухого кашля -  поэт
смеялся.

     Андроид проводил меня обратно.  По  дороге,  поглядывая в  окна,  я
заметил много  интересного -  дворы,  какие-то  сооружения,  еще  одного
андроида, тоже мужского пола.
     Отворив дверь,  мой провожатый сделал шаг в сторону.  Я понял,  что
запирать меня не собираются; значит, я не пленник.
     - Вам приготовили вечерний костюм,  -  сообщил андроид. - Вы можете
сколько угодно гулять по территории университета, но должен предупредить
вас, месье Эндимион, тут неподалеку лес и горы, в которых водятся хищные
животные.
     Я усмехнулся.  Ничего,  если решу сбежать,  хищные животные меня не
остановят. Впрочем, пока я удирать не собирался.
     Андроид повернулся,  чтобы уйти.  И в этот миг я совершил поступок,
который, как выяснилось впоследствии, перевернул мою жизнь.
     - Подожди.  -  Я протянул руку. - Нас, кажется, не представили друг
другу. Рауль Эндимион.
     Какое-  то  время андроид молча глядел на  мою  руку -  наверно,  я
нарушил здешние правила.  В конце концов столетия тому назад, когда люди
только  начинали осваивать космос,  андроидов считали существами второго
сорта.  Однако мой  новый знакомый быстро стряхнул с  себя  оцепенение и
ответил на рукопожатие.
     - Меня зовут А.Беттик. Очень рад познакомиться.
     А.Беттик... Имя наводило на воспоминания, но вот на какие именно?
     - Я бы хотел поговорить с тобой. Узнать поподробнее о тебе, об этом
месте и о поэте.
     Мне почудилось,  что в голубых глазах андроида промелькнуло веселое
удивление.
     - С  удовольствием.  Буду  счастлив ответить на  ваши вопросы,  но,
боюсь, не сейчас, поскольку в настоящий момент у меня много дел.
     - Хорошо. Буду ждать.
     А.Беттик кивнул и двинулся вниз по лестнице.
     Я  переступил порог комнаты.  Если  не  считать того,  что  постель
убрали,  а  на покрывало положили элегантный вечерний костюм,  в комнате
ничего не изменилось.  Я  подошел к окну,  из которого открывался вид на
руины университета.  Высокие вечноголубые кусты качали на ветру ветвями,
с  плотинника,  что  рос неподалеку от  башни,  облетали лиловые листья,
падавшие с  высоты двадцати метров на  каменные плиты двора.  Воздух был
напоен  ароматом корицы,  который  испускала желтая  челма.  Я  вырос  в
нескольких сотнях километров к северо-востоку отсюда, на болотах Аквилы,
между горами и местностью под названием Клюв, однако прохлада и свежесть
горного воздуха были для меня внове.  Даже небо здесь было голубее,  чем
над болотами и пустошами.  Я вдохнул полной грудью и усмехнулся - что бы
ни ждало впереди, все-таки чертовски хорошо быть живым!
     Чтобы скоротать время,  я  решил осмотреть университет и город,  от
которого получил свою фамилию.  Мартин Силен,  конечно, выжил из ума, но
разговор за обедом предстоял любопытный.
     Лишь когда я поставил ногу на последнюю ступеньку лестницы, до меня
наконец дошло.
     А.Беттик!  Это же имя из "Песней"!  Так звали андроида, который вел
баржу "Бенарес" с  паломниками из  города Ките  на  Экве  вверх по  реке
Хулай,  мимо  шлюзов Карлы,  Духоборских Вырубок,  речного порта Наяда -
вплоть до самого Эджа.  Дальше паломники отправились самостоятельно,  им
надо  было пересечь Травяное море.  Мне  вспомнилось,  как  в  детстве я
гадал,  почему изо  всех андроидов только А.Беттика называют по  имени и
что с ним стало после того,  как паломники оставили его в Эдже.  Да,  за
два десятилетия многое подзабылось...
     Качая головой,  пытаясь на  ходу сообразить,  кто из  нас с  поэтом
действительно  безумен,   я   вышел   наружу  и   отправился  обозревать
окрестности.

        5

     В  тот самый миг,  когда я  прощался с А.Беттиком,  в шести тысячах
световых лет от Гипериона,  в звездной системе,  у которой имелись номер
по каталогу и галактические координаты,  но отсутствовало название,  три
боевых факельщика флотилии "Волхвы" под  командой капитана отца Федерико
де  Сойи  уничтожали орбитальный лес.  Корабли-деревья Бродяг  не  могли
противостоять боевым  звездолетам Ордена,  поэтому для  описания схватки
точнее всего подошло бы слово "бойня".
     Пожалуй,  стоит кое-что объяснить. Я вовсе не предполагаю, я твердо
знаю,  что все события происходили именно так,  а не иначе. И даже когда
речь заходит о том, чего я не мог видеть собственными глазами, - скажем,
что делали капитан отец де Сойя и  прочие вражеские "шишки",  о  чем они
думали,  что чувствовали,  -  в моем рассказе нет ни капли вымысла. Чуть
позже я расскажу, каким образом обо всем этом узнал, а пока поверьте мне
на слово.
     Три факельщика вышли из состояния С-плюс и резко сбросили скорость;
они  тормозили с  ускорением более чем  в  шестьсот "g".  На  протяжении
столетий  про  тех,  кому  доводилось  испытывать  подобные  перегрузки,
говорили "угодил  в  малиновый джем":  в  самом  деле,  если  при  такой
перегрузке силовые поля откажут хотя бы на секунду,  тела членов экипажа
просто-напросто размажет по  переборкам и  корабль словно  превратится в
тарелку с малиновым джемом.
     Силовые поля выдержали. На расстоянии одной астрономической единицы
капитан  де  Сойя  приказал  компьютеру выдать  изображение орбитального
леса.  Все,  кто находился в  боевой рубке,  на мгновение забыв о  своих
делах,  прильнули к мониторам. Несколько тысяч кораблей-деревьев, каждый
в  полкилометра длиной,  будто  исполняли затейливый танец  в  плоскости
эклиптики -  танцоры,  удерживаемые вместе силами притяжения, постепенно
менялись местами, листья были постоянно обращены к солнцу, звезде класса
С,  ветви  беспрерывно перемещались,  выбирая  наилучшее  положение  для
листвы,  а корни жадно поглощали влагу и питательные вещества,  которыми
их  снабжали фермы-кометы,  сновавшие среди  деревьев подобно гигантским
грязно-серым снежным комкам.  На ветвях и в пространстве между деревьями
виднелись Бродяги-мутанты - гуманоиды с серебристой кожей и стрекозиными
крыльями толщиной в  микрон и  размахом в сотни метров.  Крылья отражали
солнечный свет,  мерцая  на  фоне  зеленого  орбитального леса  веселыми
рождественскими огоньками.
     - Залп! - скомандовал капитан отец де Сойя.
     С расстояния в две трети астрономической единицы факельщики открыли
огонь из дальнобойных орудий. Все три звездолета, сравнительно небольшие
корабли  с  двигателями  Хоукинга,  несли  гиперкинетическое вооружение:
плазменные торпеды,  способные перемещаться в гиперпространстве, ракеты,
проникавшие сквозь вражеские щиты,  как пушечное ядро - сквозь картон, и
тому подобное.  А  несколько минут спустя корабли смогли пустить в  дело
лазерные пушки:  во  все  стороны  устремились тысячи  лучей,  отчетливо
видимых на экранах,  благо пространство вокруг леса заполняли коллоидные
частицы (так виден солнечный луч на пыльном чердаке).
     Лес загорелся.  Кора,  стволы и  кроны вспыхивали из-за  мгновенной
декомпрессии,  их рассекали лазерные копья, поражали плазменные торпеды,
кислород вырывался в  космос,  распространяя пожар.  С  ветвей осыпались
горящие листья,  пламя слепило глаза на  фоне  космической тьмы.  Фермы-
кометы,  попадая в  огонь,  тут же  испарялись,  ударные волны взрывов и
бесчисленные осколки раздирали лес на части.  Бродяги-мутанты -  "ангелы
Люцифера",  как именовал их Орден на протяжении столетий,  -  напоминали
мотыльков,  слишком  близко  подлетевших  к  огню.  Некоторых  разносило
буквально  в  клочья,   другие,   попав  под  луч,  мгновенно  развивали
гиперкинетическую скорость,  ломавшую крылья и разрушавшую тела. Третьи,
отчаянно размахивая крыльями, пытались спастись.
     Но все попытки оказались тщетными.
     Схватка длилась менее пяти минут.  Покончив с Бродягами, факельщики
двинулись сквозь обломки,  которые еще  недавно были  орбитальным лесом.
Уцелевшие в стычке корабли-деревья вспыхивали, угодив под выхлопы дюз. В
плоскости эклиптики, где пять минут назад находился лес - зеленые листья
ловили  солнечный свет,  корни  впитывали влагу,  ангелы-Бродяги  парили
среди  ветвей  подобно  гигантским стрекозам,  -  дымились искореженные,
изуродованные конструкции.
     - Кто-нибудь   выжил?   -   справился   невысокий,   круглолицый  и
смуглокожий,  тридцати с небольшим лет от роду капитан де Сойя. Он стоял
у  центрального монитора боевой рубки,  заложив руки за спину и  касаясь
магнитов на полу только мысками башмаков. Несмотря на то, что факельщики
по-   прежнему  тормозили  при  тридцати  "g",  в  рубке  поддерживалась
постоянная сила  тяжести  в  одну  пятнадцатую стандартной.  Во  взгляде
капитана читалось беспокойство (кстати,  друзья  не  раз  замечали,  что
взгляд  де  Сойи  выражает сострадание гораздо чаще,  нежели жестокость,
которой все вправе ожидать от бравого воина).
     - Нет, - отозвалась командор мать Стоун, старший помощник капитана.
Она отключила тактический режим и повернулась к своему монитору.
     Де  Сойя  знал,  что  никто  из  десятка  присутствовавших в  рубке
офицеров  не  испытывает  радости  от  победы.   Да,  им  было  поручено
уничтожить орбитальный лес  Бродяг  -  эти  безобидные на  вид  корабли-
деревья  служили для  заправки и  ремонта боевых  Роев,  -  однако  лишь
немногие   слуги   Ордена   находили  удовольствие  в   разрушении  ради
разрушения.  В  конце  концов  офицеры  считали  себя  рыцарями  Церкви,
защитниками  существующего  миропорядка,   а   не  карателями,   которые
уничтожают повсюду красоту,  пускай даже это  красота,  созданная руками
вероотступников.
     - Задайте компьютеру стандартный режим поиска,  - произнес де Сойя.
- Остальным отбой.
     Под  остальными он  имел в  виду как  тех  членов экипажа,  которые
присутствовали  на  мостике,  так  и  тех,  кто  по  боевому  расписанию
находился  в  других  отсеках.   Всего  команда  факельщика,  как  и  на
большинстве современных звездолетов, насчитывала около двадцати человек.
     - Сэр,  -  неожиданно  проговорила командор  Стоун,  -  мы  засекли
возмущения поля  Хоукинга.  Координаты два-двадцать девять,  сорок  три,
один-ноль-пять. Расстояние до расчетной точки выхода из состояния С-плюс
700,5  тысячи километров.  Вероятность того,  что  это  один корабль,  -
девяносто шесть процентов. Скорость определению не поддается.
     - Боевая тревога!  -  воскликнул де  Сойя и,  сам того не  заметив,
криво  усмехнулся.   Должно  быть,   Бродяги  спешат  на  подмогу  своим
сородичам.  Или  же  тут  был  сторожевой корабль,  который отступил при
появлении факельщиков,  а  теперь  выпустил свои  торпеды  откуда-нибудь
из-за  облака  Оорта.  Или  это  авангард Роя.  Тогда  звездолеты Ордена
обречены.  Ну  и  ладно,  даже заведомо проигранный бой  лучше таких вот
актов вандализма.
     - Неизвестный    звездолет    передает    позывные,    -    сообщил
офицер-связист, сидевший в закутке над головой де Сойи.
     - Очень хорошо, - откликнулся капитан. Он окинул взглядом мониторы,
проверил  контакты  и  переключился на  тактический режим,  задействовав
несколько виртуальных оптических каналов.  Стены  рубки растаяли,  и  де
Сойя очутился в  космосе,  словно превратившись в великана ростом в пять
тысяч километров.  Звездолеты казались ему  крохотными пятнышками света,
дым,  поднимавшийся над орбитальным лесом,  доходил едва до пояса; и вот
над плоскостью эклиптики,  на расстоянии вытянутой руки -  семисот тысяч
километров  -  возник  неизвестный  корабль.  Вокруг  звездолетов Ордена
появились алые  сферы  наружных  защитных  полей.  Мерцали  разноцветные
каналы  прямой связи,  переливчато сверкали выводившиеся на  тактический
дисплей  параметры.  В  этом  режиме  де  Сойя  мог,  щелкнув  пальцами,
запустить плазменную торпеду или открыть огонь из лазерной пушки.
     - Позывные   идентифицированы,    -   произнес   связист.   -   Это
звездолет-авизо класса "архангел".
     Де  Сойя  нахмурился.   Что  произошло,  если  командование  решило
воспользоваться самым быстрым из кораблей Ордена, главным тайным оружием
Церкви?  В тактическом режиме был виден опознавательный код звездолета и
выхлоп,  растянувшийся на десятки километров.  На силовые экраны энергия
практически  не  расходовалась,  хотя  ускорение  значительно  превышало
уровень "малинового джема".
     - На автопилоте?  -  спросил капитан.  Ему отчаянно хотелось, чтобы
оказалось именно  так.  Звездолеты класса  "архангел" способны  пересечь
галактику за несколько дней -  в  реальном времени!  -  на что у обычных
кораблей уходят недели бортового и годы реального времени,  однако никто
из людей не в состоянии выдержать такой скорости.
     В  тактическом пространстве появилась  командор  Стоун.  Ее  черный
мундир сливался с  космическим мраком,  и  казалось,  что лицо командора
парит над плоскостью эклиптики.
     - Никак нет,  сэр,  -  ответила она. В тактическом режиме ее слышал
только де Сойя. - Два члена экипажа находятся в фуге.
     - Господи  Боже!  -  прошептал де  Сойя.  Это  восклицание выражало
изумление и мольбу.  Даже рассчитанные на высокое ускорение саркофаги не
могут защитить людей, погибших во время перехода в состояние С-плюс: оба
курьера  наверняка  превратились  не  в  малиновый  джем,   а  в  тонкую
протеиновую пленку  на  дне  саркофагов.  -  Подготовить аппаратуру  для
воскрешения.
     Командор  Стоун  прикоснулась  к   контакту  у   себя  за   ухом  и
нахмурилась.
     - Сэр,  в  опознавательном коде  звездолета  содержится  сообщение.
Относительно   воскрешения   курьеров.    Срочность   "альфа",   уровень
подтверждения - "омега".
     Де Сойя молча уставился на своего старшего помощника, чьи ноги, как
и его собственные,  тонули в дыму от горящего орбитального леса. Срочное
воскрешение противоречило доктринам Церкви и уставу Ордена,  кроме того,
оно   подвергало  опасности  жизнь  воскрешаемого  -   при   стандартной
трехдневной процедуре шансы  неполного восстановления были  нулевыми,  а
при трехчасовой возрастали до пятидесяти процентов.  Что касается уровня
подтверждения  "омега",   это  означало,  что  распоряжение  отдано  Его
Святейшеством Папой Римским.
     Судя  по  выражению лица  командора Стоун,  она  догадывалась,  что
звездолет прибыл из Ватикана.  Кто-то либо там, либо в генеральном штабе
решил,  что обстоятельства требуют отправки единственного на сегодняшний
день  звездолета класса "архангел" с  двумя старшими офицерами на  борту
(младших на такой корабль ни за что бы не пустили).
     В  ответ на  вопросительный взгляд командора де Сойя лишь приподнял
бровь, а затем произнес на тактической частоте:
     - Что  ж,   командор...  Прикажите  кораблям  уравнять  скорости  и
подготовьте десантную  группу.  Я  хочу,  чтобы  переправку саркофагов и
воскрешение закончили  к  шести  тридцати.  Передайте  мои  поздравления
капитану Хирну с  "Мельхиора" и капитану Буле с "Гаспара".  К семи ноль-
ноль я жду их на "Бальтазаре".  [Звездолеты де Сойи носят имена волхвов,
пришедших  поклониться  младенцу  Христу.  Традиция  приписывает волхвам
множество имен , однако наиболее известные среди них - Бальтазар, Каспар
(а не Гаспар, как у Симмонса) и Мельхиор.]
     Капитан выключил тактический режим  и  вновь  оказался на  мостике.
Командор Стоун и прочие офицеры не сводили с него взглядов.
     - Поторопитесь,  -  бросил он, оттолкнулся от пола, подлетел к люку
своей каюты и протиснулся внутрь.  -  Разбудите меня,  когда все будет в
порядке.
     Прежде чем кто- либо успел ответить, люк захлопнулся.

        6

     Я  бродил  по  улицам  Эндимиона и  пытался собраться с  мыслями по
поводу своей жизни и смерти.  Должен признаться, что воспринимал все это
- суд,  казнь,  невероятную встречу с легендарным поэтом былого - далеко
не так спокойно, как может показаться. Откровенно говоря, я был потрясен
до  глубины  души.  Меня  собирались  убить!  Мне  хотелось  обвинить  в
случившемся Орден,  однако он  если и  управлял судьями,  то исподтишка,
из-за  кулис.   На  Гиперионе  имелся  Совет  самоуправления,   которому
официально подчинялись все суды планеты,  в  том числе и Порт-Романтика.
Наказание,  подобное тому,  какое определили Раулю Эндимиону,  было не в
обычае Ордена,  тем  более на  мирах,  где Церковь правила через местную
теократию; нет, оно представляло собой остаток прошлого, пережиток эпохи
колонизации.  Процесс  с  заведомо известным исходом и  неизбежная казнь
свидетельствовали прежде  всего  о  страхе  гиперионских государственный
мужей:  они боялись отпугнуть богатых туристов с  иных миров,  а  потому
воспользовались случаем и  превратили меня в  козла отпущения.  На  моем
месте  вполне  мог  оказаться кто-то  другой,  поэтому близко  к  сердцу
случившееся принимать не стоило.
     Однако иначе не получалось.  Я остановился у подножия башни, ощущая
кожей  тепло,  исходящее от  нагретых солнцем плит,  и  медленно вытянул
перед  собой руки.  Они  дрожали.  Сколько всего произошло за  последнее
время, и как быстро! Напускное спокойствие на суде и перед казнью далось
мне чудовищным напряжением сил...
     Я  покачал головой и  неторопливо двинулся дальше.  Город  Эндимион
построили на холме,  а университет располагался на самой вершине, откуда
открывался чудесный вид.  Внизу,  в долине,  золотился челмовый лес.  На
лазурном небе не было и намека на инверсионные следы. Я знал, что Ордену
наплевать на Эндимион, что церковников интересует только плато Пиньон, к
северо-востоку  отсюда:  плато  охраняют войска,  а  роботы  отлавливают
уникальных симбиотов-крестоформов.  А  здесь  не  осталось  ни  малейших
признаков цивилизации и потому дышалось на удивление легко.
     Побродив минут десять по развалинам,  я  пришел к выводу,  что жить
можно только в  той самой башне,  где я  очнулся,  и в прилегающих к ней
постройках.  Все  прочее  было  разрушено  -  в  стенах  аудиторий зияли
громадные дыры, оборудование растащили сотни лет назад, игровые площадки
заросли травой,  купол обсерватории рухнул.  Что касается самого города,
он  выглядел  еще  хуже.  Целые  кварталы уступили натиску  плотинника и
кудзу.
     Наверно,   в   былые  дни   университет  славился  своей  красотой:
неоготические  корпуса  были  сложены  из  песчаника,  который  добывали
неподалеку отсюда,  у  подножия плато Пиньон.  Три  года назад,  когда я
трудился под началом знаменитого планировщика Эврола Юма и  выполнял всю
тяжелую работу  по  переделке поместий первопоселенцев на  фешенебельном
побережье Клюва,  в моде были "причуды" -  искусственные руины у водоема
или  на  вершине холма.  Посему какое-то  время  спустя я  стал  крупным
специалистом по нагромождению друг на друга каменных глыб (в большинстве
своем превосходивших древностью гиперионскую колонию), однако ни одна из
фантазий Юма не годилась и  в подметки руинам университета.  Я бродил по
развалинам, восхищаясь архитектурой, и размышлял о своей семье.
     Подобно многим другим местным семействам -  а наш род вел начало от
поселенцев  с  первого  "ковчега",  прибывшего на  Гиперион  без  малого
семьсот лет  назад  (на  родной планете мои  предки считались гражданами
третьего сорта,  таковыми они остались и  здесь -  после членов Ордена и
колонистов эпохи Хиджры), - мы взяли в качестве фамилии название города.
На протяжении веков предки Рауля Эндимиона жили среди этих гор и  доли