я частью Тетиса?
     - Этого  я  не  знаю,  месье  Эндимион.  Но  чувствую своим  долгом
упомянуть,   что,   покоясь  на  речном  дне,   я  наблюдал  посредством
дистанционных зондов  множество  интересных биологических видов.  Помимо
мантообразных существ,  встреченных ниже по  течению вами с  мадемуазель
Энеей и А.Беттиком, тут наблюдается свыше трехсот видов летающих существ
и не менее двух видов гуманоидов.
     - Два вида гуманоидов? А, ты имеешь в виду людей.
     - Никак нет.  Гуманоидов,  - повторил Корабль. - Это определенно не
выходцы  со  Старой  Земли.  Представители  одной  разновидности  весьма
миниатюрны -  чуть  более  метра ростом,  -  с  двусторонне симметричным
скелетом, с ярко выраженной красноватой окраской кожи.
     Мне тут же припомнился монолит из красного камня,  к  которому мы с
Энеей  летали  на  утраченном  ныне  ковре-самолете  во  время  краткого
пребывания здесь. И крохотные ступени, вырубленные в гладком камне.
     - Весьма любопытно,  Корабль.  - Я тряхнул головой, чтобы прояснить
сознание.  - Однако давай наметим пункт назначения. - Кривизна горизонта
уже бросалась в  глаза,  а  мерцание звезд сменилось ровным,  немигающим
светом.  Корабль поднимался все выше.  Мы миновали луну,  смахивавшую на
картофелину,   и  вышли  за  пределы  ее  орбиты.   Безымянная,  планета
обратилась в  озаренный  солнцем,  ослепительный облачный  шар.  -  Тебе
известна планета, называемая Тянь-Шань, или Небесные горы?
     - Тянь-Шань?  Да.  Если память меня не подводит,  я не бывал там ни
разу,  однако располагаю ее координатами.  Небольшая планета на Окраине,
заселенная  беженцами  Третьей  Китайской  гражданской войны  под  конец
Хиджры.
     - Ты сможешь туда попасть?
     - Не  предвижу  никаких  трудностей.  Для  двигателя  Хоукинга  это
простой  прыжок.   Хотя  я   рекомендовал  бы   вам   во   время  прыжка
воспользоваться криогенной фугой.
     - Предпочитаю бодрствовать.  Корабль.  - Я снова тряхнул головой. -
По крайней мере после того, как автохирург подлечит мою ногу.
     - Я бы не рекомендовал, месье Эндимион.
     - Почему это?  - нахмурился я. - До сих пор мы с Энеей бодрствовали
во время прыжков.
     - Да,  но  тогда  речь  шла  об  относительно коротких  перелетах в
пределах  Великой  Сети,  -  возразил Корабль,  -  ныне  называемой вами
пространством   Ордена.    Это   путешествие   будет   несколько   более
продолжительным.
     - Насколько?  - По моей обнаженной коже вдруг побежали мурашки. Наш
самый   длинный  прыжок,   к   Возрождению-Вектор,   занял  десять  дней
корабельного времени и  пять  месяцев объективного для  поджидавшего нас
Имперского Флота. - Насколько более продолжительным?
     - Три  стандартных  месяца,  восемнадцать  дней  и  шесть  часов  с
минутами.
     - Не так уж и  скверно,  -  заметил я.  В последний раз я виделся с
Энеей вскоре после ее шестнадцатого дня рождения.  Теперь наша разница в
возрасте сократится месяца на три.  Быть может, она уже успеет отрастить
волосы.  -  Прыжок к  Возрождению-Вектор занял куда  больше объективного
времени.
     - Речь идет не об объективном времени, а о бортовом.
     На  этот  раз  меня  охватил настоящий озноб,  язык словно сделался
толстым и неповоротливым.
     - Три месяца корабельного... а сколько объективного?
     - Для того,  кто ждет на  Тянь-Шане?  -  уточнил Корабль,  начавший
разгон для перехода.  Планета джунглей уже превратилась в  сверкающую за
кормой искорку.  -  Пять лет,  два месяца и один день. Как вам известно,
реальное время  является нелинейной функцией продолжительности состояния
С-плюс, включая в себя такие факторы, как...
     - О Господи! - промычал я в гробнице автохирурга, прижав запястье к
взмокшему лбу. - Проклятие!
     - Вам  больно,   месье  Эндимион?   Согласно  долорометру,   вы  не
испытываете боли,  однако ваш  пульс  стал  нерегулярным.  Мы  могли  бы
увеличить дозу обезболивающего...
     - Нет!  -  огрызнулся я.  -  Нет,  все в порядке.  Просто я... пять
лет... Проклятие!
     Знала ли об этом Энея? Знала ли она, что наша разлука растянется на
годы?  Может,  мне следовало провести корабль через портал, находившийся
ниже  по  течению?  Нет,  Энея  велела  отыскать  корабль  и  лететь  на
Тянь-Шань.  В прошлый раз портал перебросил нас на Безбрежное Море.  Кто
знает, куда бы он зашвырнул меня на сей раз.
     - Пять лет,  -  пробормотал я.  - Проклятие! Ей будет... проклятие,
Корабль...  ей будет двадцать один год. Взрослая женщина. Я пропускаю...
я не увижу... она не вспомнит...
     - Вы  уверены,  что  не  испытываете  боли,  месье  Эндимион?  Ваши
жизненные показатели утратили стабильность.
     - Не обращай внимания, Корабль.
     - Следует ли  мне  заняться подготовкой автохирурга для  криогенной
фуги?
     - Слишком рано, Корабль. Пусть он погрузит меня в сон на ночь, пока
будет лечить ногу  и  лихорадку.  Я  хочу поспать хотя бы  часов десять.
Сколько у нас времени до точки перехода?
     - Всего семнадцать часов.  Она находится в  пределах этой планетной
системы.
     - Хорошо.  Разбуди  меня  через  десять  часов.  Приготовь  плотный
завтрак.  Такой же,  как  я  заказывал,  когда мы  в  тот  раз справляли
воскресенья.
     - Очень хорошо. Что-нибудь еще?
     - Да...  У  тебя  есть  какие-нибудь  записи...  Энеи...  во  время
прошлого путешествия?
     - У   меня  скопилось  несколько  часов  подобных  записей,   месье
Эндимион. Как вы плавали в невесомой водяной сфере на балконе. Дискуссия
о религии и рассудке. Уроки аэробатики в центральном колодце, когда...
     - Добро, - перебил я, - заряжай их. Просмотрю за завтраком.
     - Я настрою автохирурга на трехмесячный криогенный сон после вашего
завтрашнего семичасового антракта.
     - Валяй, - вздохнул я.
     - Месье Эндимион,  хирург желает сейчас же приступить к регенерации
поврежденных нервов и впрыскиванию антибиотиков. Хотите ли вы уснуть?
     - Да.
     - Со снами или без? Медикаменты позволяют оба варианта.
     - Никаких снов,  -  ответил я.  -  По крайней мере пока.  Сны будем
смотреть потом.
     - Хорошо, месье Эндимион. Спокойной ночи.



         * ЧАСТЬ ВТОРАЯ *



        15


     Я  услышал о  прибытии имперских кораблей,  когда мы  с  А.Беттиком
стояли на широком карнизе Пхари-Базара.
     - Надо сообщить Энее,  -  сказал я.  Массивные многоярусные помосты
раскачивались и скрипели под тяжестью бесчисленных толп.  Здесь выбирали
товар,  торговались,  спорили, сплетничали, смеялись и о прибытии Ордена
слышали очень немногие.  А когда услышат - поймут считанные единицы. Сам
я  узнал об этом от буддийского монаха Чим Дина,  он только что вернулся
из Поталы.
     - Пять кораблей,  несколько десятков христиан,  -  сообщил монах. -
Примерно половина -  воины в красном и черном.  Остальные -  миссионеры,
все в  черном.  Они сняли старый дацан секты красношапочников у Ран-Цзо,
Выдрового озера,  рядом с  Фаллосом Шивы,  и  освятили его  под  часовню
своего Бога.  Далай-лама воспретил им  пользоваться летающими машинами и
покидать пределы Срединного Царства,  но  в  самом Срединном Царстве они
могут перемещаться свободно.
     - Надо сообщить Энее,  -  повторил я и склонился к А.Беттику, чтобы
расслышать ответ среди гомона толпы.
     - Надо сообщить всем,  кто есть в Йо-куне.  -  Андроид повернулся к
Джорджу и  Джигме,  попросил их  без  нас завершить закупки,  взвалил на
спину тяжеленный рюкзак, подтянул альпинистское снаряжение и кивнул.
     Подхватив свой рюкзак,  я  первым пошел к  лестницам -  с  этажа на
этаж, вниз, к канатке.
     - Вышний Путь быстрее Пешего, а?
     Синекожий человек молча кивнул. Признаться, я предложил Вышний Путь
не без колебаний:  не так-то просто придется А.Беттику с  одной рукой на
канатках  и  ледовых  трассах.  Вернувшись к  друзьям,  я  с  удивлением
обнаружил,  что  андроид не  обзавелся железным крюком -  его левая рука
чуть выше запястья оканчивалась культей, но вскоре я сам смог убедиться,
как ловко андроид пользуется кожаной петлей и разнообразными ремешками.
     - Да,  месье Эндимион, - снова кивнул он, - Вышний Путь несравненно
быстрее.  Согласен.  Если только вы  не  желаете отправить с  сообщением
летуна.
     Я  недоуменно оглянулся.  Он что,  шутит?  Летуны -  племя безумных
отшельников,  они  бросаются  на  дельтапланах  с  вершин,  подлавливают
вздымающиеся от  склонов гор  потоки,  пересекают пропасти,  где  нет ни
канатов,  ни  мостов,  наблюдают за  птицами и  ищут теплые потоки,  как
спасение.   А   спасение  и   вправду  зависит  от  восходящих  потоков.
Переменится внезапно  предательский ветер,  потеряется высота,  случится
что-нибудь с дельтапланом -  и все,  посадочную площадку тут не найти, и
любая  ошибка -  смерть.  Вот  почему летуны живут особняком,  исповедуя
некий тайный культ,  и  запрашивают целое состояние за доставку посланий
далай-ламы,  за  полеты  с  молитвенными  флагами  во  время  буддийских
празднеств,  за передачу депеши какого-нибудь купца, стремящегося побить
конкурентов... Я покачал головой:
     - Вряд ли разумно доверять такие новости летуну.
     - Да,  месье Эндимион, - согласился А.Беттик, - но дельтаплан можно
купить  у  гильдии летунов на  базаре.  Можно  купить  два  и  вернуться
кратчайшим  путем.   Они  чрезвычайно  недешевы,  но  мы  можем  продать
нескольких овцекоз.
     До сих пор не могу понять, когда он шутит, а когда говорит всерьез.
При  воспоминании  о   недавнем  полете  на   подобии  дельтаплана  меня
передернуло.
     - А ты здесь когда-нибудь на дельтаплане летал?
     - Нет, месье Эндимион.
     - А на других планетах летал?
     - Нет, месье Эндимион.
     - И какие у нас шансы?
     - Один к десяти.
     - А на канатке и трассе под вечер?
     - Примерно девять к десяти, если до темноты выйдем на трассу.
     - Значит, канатка и трасса, - решил я.

     Выстояв  небольшую очередь,  мы  выходим  на  стартовую площадку  -
нависшую над  пропастью бамбуковую террасу метрах в  двадцати под нижним
ярусом базара. Под нами на многие тысячи метров пустота, бескрайнее море
облаков,  накатывающее белопенным прибоем на отвесные шпили гор.  А  под
облаками - ядовитые газы и бурные кислотные моря.
     Канатчик  приглашает нас  вперед,  и  мы  с  А.Беттиком ступаем  на
террасу.  Через пропасть тянутся тросы, десятка два, не меньше, - черная
паутина,  теряющаяся в туманной дали.  Ближайший перевалочный пункт -  в
полутора километрах к  северу,  на  крохотном скальном клыке,  сейчас он
отчетливо прорисовывается на фоне белого великолепия Чомо-Лори,  снежной
королевы. Но нам надо на восток, через зияющую между хребтами широченную
брешь, и до нашего перевалочного пункта более двадцати километров; трос,
уходящий в  том направлении,  словно растворяется в воздухе,  сливаясь с
дальним  хребтом,  озаренным сиянием  вечерней  зари.  А  конечный пункт
нашего путешествия -  еще в  тридцати пяти километрах к  северо-востоку.
Пешком,  вдоль гребня Пхари,  по бесчисленным мостикам и карнизам,  идти
часов шесть.  По канатке и по трассе - вдвое быстрее, но до вечера всего
ничего,  а  в  сумерки трасса  особенно опасна.  Я  смотрю на  заходящее
солнце, и меня охватывает сомнение.
     - Готовы?  -  спрашивает канатчик,  смуглый коротышка в  засаленном
лоскутном халате, жующий корень базилика.
     - Готовы, - отвечаем мы с А.Беттиком.
     - Держите дистанцию! - И канатчик пропускает меня вперед.
     Я  выпутываю лямки  полной  обвязки,  не  глядя  протягиваю руки  к
"кладовке" -  навеске  всякого снаряжения,  нащупываю роликовые салазки,
пристегиваюсь карабином к  кольцу  лямок,  пропускаю узел  через  другой
карабин,  нахожу  свой  лучший  карабин-стремя,  смыкаю боковины салазок
вокруг троса, пропускаю страховку через первые два карабина, привязав ее
к поводку,  и наконец пристегиваю его к кольцу на груди, пониже лямок, -
я  управился  меньше  чем  за  минуту  и  повис  на  стременах  салазок,
раскачиваясь вверх-вниз,  проверяя  надежность конструкции.  Вроде  пока
держится.
     Канатчик  придирчиво  осматривает карабины  и  узлы.  Он  прогоняет
салазки по  тросу  на  метр  вперед-назад,  проверяя,  не  износились ли
миниатюрные подшипники,  потом  всей  тяжестью виснет  на  мне  и  резко
отпускает, чтобы убедиться, что кольца и лямки не подведут. Ему нет дела
до  моей  жизни,  но,  если  салазки  застрянут на  двадцатикилометровом
мономолекулярном тросе,  расхлебывать  это  придется  именно  канатчику,
болтаясь на лямках над бездной.
     - Вперед, - говорит он, хлопая меня по плечу.
     Я прыгаю в пустоту.  Стропы натягиваются,  трос провисает,  салазки
тихонько гудят -  я  скольжу все быстрее и быстрее,  потихоньку отпуская
тормоза.   Не  проходит  и  десяти  секунд,  как  я  мчусь  по  тросу  с
головокружительной быстротой.  Подняв ноги,  я усаживаюсь в обвязке:  за
последние три  месяца эта  поза стала для  меня совершенно естественной.
Хребет  Куньлунь -  цель  нашего путешествия -  ослепительно сверкает на
фоне закатной тени,  которая неумолимо надвигается на  разверзшуюся подо
мной пропасть и наползает на хребет Пхари.
     Зазвенел трос,  едва заметно изменилось натяжение -  следом за мной
пустился в  путь А.Беттик.  Оглянувшись,  я  вижу,  как он  удаляется от
стартовой площадки,  образцово-показательно вытянув ноги  и  покачиваясь
вверх-вниз на эластичных лямках.  Андроид машет мне рукой,  и  я  машу в
ответ,  поворачиваясь на своей подвеске,  чтобы осмотреть трос, с тонким
пением проносящийся мимо меня.  Порой на трос опускаются птицы, порой на
нем вдруг вырастает сосулька или выбивается волокно. Редко - очень редко
- можно напороться на  пустые салазки.  Что здесь произошло:  несчастный
случай?  Или  пассажир по  одному ему  известным причинам сам  перерезал
подвеску? Кто знает? И совсем уж редко бывает, что какой-нибудь психопат
прилаживает на  тросе  удавку или  пружинный самострел.  За  такие дела,
конечно,  казнят,  бросая в  пропасть с  самой высокой террасы,  но  это
слабое утешение.
     Впрочем,   сейчас  все  спокойно,   и  я  скольжу  над  бездной  по
сверхлегкому тросу. Лишь негромкий гул салазок да посвист ветра нарушают
безмолвие.  Солнце еще не  село,  но  на  высоте восьми километров царит
холод.  Дышать здесь нетрудно. С первого же дня на Тянь-Шане я неустанно
благодарю богов, сотворивших эту планету, за то, что даже при гравитации
0,954  g  кислорода здесь  более чем  достаточно.  Я  смотрю на  облака,
проплывающие в  нескольких километрах подо мной,  и  невольно вздрагиваю
при мысли о том,  какое чудовищное давление там, внизу, представляю себе
бурлящий океан,  терзаемый неистовыми фосгеновыми и  углекислыми бурями.
Суши  на  Тянь-Шане нет  -  лишь бесчисленные горные хребты,  на  тысячи
метров  возносящиеся над  густым  месивом  океана  навстречу кислороду и
по-гиперионски яркому солнечному свету.
     Я  вспоминаю другую планету:  я  был  там  всего  несколько месяцев
назад.  Вспоминаю свой первый день в корабле Консула. Мы разгонялись для
перехода в С-плюс.  Автохирург лечил мою сломанную ногу, а я между делом
спросил:
     - Любопытно, как я прошел через портал? Последнее, что я помню, это
громадный...
     В  ответ Корабль прокрутил голограмму,  снятую плавучей камерой.  В
тот  день шел дождь,  и  все казалось расплывчатым.  Мерцала зеленоватым
сиянием арка  портала,  раскачивались макушки деревьев.  И  вдруг сквозь
арку просунулось щупальце - длинное, длиннее самого Корабля. Оно сжимало
что-то  наподобие игрушечного каяка,  завернутого в  лохмотья параплана.
Щупальце сделало единственный взмах -  замедленный и  грациозный;  каяк,
несущий  распростертого в  кокпите человечка,  спланировал (а  вернее  -
спорхнул) метров на сто и исчез за раскачивающимися верхушками деревьев.
     - Почему  ты  не  подобрал меня  сразу?  -  спросил я,  не  скрывая
раздражения.  -  Зачем было ждать всю  ночь,  оставив меня болтаться под
дождем? Я ведь запросто мог сдохнуть!
     - Я  не располагал инструкциями на предмет того,  чтобы забрать вас
сразу  по  возвращении,  -  надменно ответствовал Корабль с  интонациями
полоумного ученого.  -  Возможно, вы занимались каким-либо важным делом,
не терпящим вмешательства.  Если бы вы не дали о  себе знать в ближайшие
двое  суток,   я  бы  отправил  зонд  для  выяснения,   все  ли  с  вами
благополучно.
     На  что  я  весьма откровенно высказал все,  что  думаю о  подобной
логике.
     - Странное  определение,   -   заметил  Корабль.   -   Хотя  в  мою
субструктуру действительно встроены  некоторые  органические элементы  и
децентрализованные    вычислительные    ДНК-компоненты,    биологическим
организмом в  строгом смысле слова я  не  являюсь.  У  меня  отсутствует
пищеварительный тракт  и  нет  никакой нужды в  испражнении,  не  считая
отвода  отработанных газов.  Следовательно,  задний проход у  меня  тоже
отсутствует как в прямом, так и в переносном смысле. Следовательно, вряд
ли меня можно квалифицировать как...
     - Заткнись! - не выдержал я.

     Через  четверть часа,  на  подступах к  циклопической стене  хребта
Куньлунь,  я  начинаю осторожно тормозить.  Последние сотни  метров наши
тени несутся снизу вверх по отвесной оранжевой скале, словно в китайском
театре -  две  схематичные фигурки,  размахивающие конечностями:  это мы
манипулируем тормозами и разворачиваемся,  чтобы приземлиться на ноги. И
вот уже передо мной приемная терраса -  шестиметровый каменный блок,  за
ним  -  стена,  обитая  побуревшим от  непогоды  войлоком из  овцекозьей
шерсти. Гудение тормозов нарастает до громкого воя.
     Плавно погасив скорость,  я  почти без рывка останавливаюсь в  трех
метрах от  стены,  встаю  на  ноги  и  отстегиваю салазки и  страховку с
проворством,   достигаемым  упражнениями.  Мгновение  -  и  позади  меня
приземляется А.Беттик. Даже с одной рукой тормозит он куда грациознее.
     С минуту мы просто стоим,  глядя,  как балансирует на кромке хребта
Пхари оранжевый шар солнца.  Косые лучи озаряют возносящийся из угольной
тьмы ледяной пик. Покончив с подгонкой снаряжения, я говорю:
     - Когда доберемся до Срединного Царства, будет уже ночь.
     А.Беттик кивает:
     - Я  предпочел бы  пройти трассу до  темноты,  месье Эндимион,  но,
по-моему, подобная перспектива нам вряд ли светит.
     При одной только мысли о  спуске по трассе в  темноте в паху у меня
все сжимается. Любопытно, имеется ли аналогичная физиологическая реакция
у андроидов мужеского пола?
     - Пора! - И я рысцой припускаю вдоль карниза.
     На  канатке мы  потеряли несколько сотен  метров высоты,  теперь их
надо отыгрывать.  Довольно скоро карниз сходит на нет - в Небесных горах
пологих поверхностей мало,  -  и под нашими подошвами дробным перестуком
отзывается нависший над пропастью бонса и  бамбуковый настил.  Перил тут
нет.  Ветер крепчает,  и я,  не останавливаясь, застегиваю термокуртку и
войлочный халат. Тяжелый рюкзак подскакивает в такт бегу.
     От приемной террасы до линии жумара чуть меньше километра на север.
Дорога  пуста.  По  ту  сторону подернутого тучами  ущелья мерцают вдоль
Пешего Пути огоньки факелов.  В  это время суток по  ту  сторону Великой
Бездны яблоку упасть негде - столько людей идут на север. Иные наверняка
направляются к Храму-Паряшему-в-Воздухе послушать Энею.  Я должен успеть
раньше их.
     Линия  жумара  -  четыре веревки,  закрепленные на  семисотметровой
отвесной  скале;   красные  -  для  восхождения,  синие  -  для  спуска.
Опускается закатный сумрак, окрепший ветер дышит морозом.
     - Бок о бок? - спрашиваю я, указывая на среднюю пару веревок.
     А.Беттик молча кивает.  С  тех пор,  как я впервые увидел его почти
десять лет  назад на  Гиперионе,  голубое лицо нисколько не  изменилось.
Впрочем, чего ж я еще ждал, чтобы андроид старел, что ли?
     Сняв  со  своих  "кладовок" силовые  жумары,  мы  навешиваем их  на
соседние