кулак и ткнул им в налитые кровью глаза.
Разомкнулись и  сомкнулись громадные челюсти,  и  правую руку  Гиеса как
отрезало ниже запястья.
     Гиес бросился на призрака,  пытаясь совместить экраны, чтобы самому
пустить в ход зубы. Две громадные лапы стиснули его, пальцы-лезвия вновь
проникли  сквозь  экран  и  погрузились  в  плоть.  Хромированный  череп
стремительно приблизился,  шип пронзил правый глаз Гиеса и правую лобную
долю.
     Гиес закричал -  не от боли, хотя впервые за свою короткую жизнь он
ощутил нечто вроде боли,  -  но от безудержной ярости. Его зубы щелкнули
как  стальные капканы,  когда  он  потянулся к  горлу  существа,  но  то
спокойно удерживало его на расстоянии вытянутой руки.
     Затем чудовище выдрало из  груди Гиеса оба сердца и  швырнуло их  в
воду.  Наносекунду спустя,  одним движением перекусив Гиесу хребет,  оно
отделило голову киборга от тела. Гиес попытался включить телеметрический
контроль,  глядя  на  происходящее уцелевшим,  залитым кровью  глазом  и
одновременно вызывая клонов,  но передатчик в  черепе был уже сломан,  а
приемник в селезенке вырван с мясом.
     Мир  завертелся перед глазами -  сначала корона солнца,  выходящего
из-за  второй луны,  затем ракеты,  затем разноцветная поверхность реки,
затем снова небо -  и  тьма.  Теряя сознание,  Гиес догадался,  что  его
голову  бросили  в  реку.  Последним  образом,  запечатлевшимся  на  его
сетчатке перед тем,  как  голова погрузилась в  воду,  было  безголовое,
судорожно подергивающееся тело,  прижатое  к  панцирю  неведомого врага,
обвисшее на  многочисленных шипах.  Со  вспышкой Шрайк  переместился,  а
голова Гиеса ударилась о воду и погрузилась в темные волны.

        x x x

     Радаманта Немез появилась пять  минут спустя.  Она  переключилась и
увидела,  что  речной берег пуст,  если не  считать безголового трупа ее
клона. Ветроцикл с семейством в красных балахонах исчез. На реке не было
ни одной лодки. Солнце потихоньку выплывало из-за второй луны.
     - Гиес здесь,  -  сообщила она Бриарею и  Скилле,  которые вместе с
солдатами находились в городе.  Солдаты нашли и освободили от наручников
спящего охранника.  Никто из  допрошенных местных не признался,  чей это
дом.  Скилла  предложила полковнику Винаре не  тратить больше времени на
пустые расспросы.
     Отключив силовой экран,  Немез  ощутила некий  дискомфорт.  Все  ее
ребра -  из кости и пермастали - были повреждены либо погнуты. Некоторые
внутренние органы превратились в  кашу.  Левая рука  не  слушалась.  Она
пробыла без сознания около двадцати стандартных минут.  Без сознания! За
все  четыре года,  проведенных в  камне на  Роще Богов,  она ни  разу не
теряла сознания.  И все повреждения получены через непроницаемый силовой
экран!
     Какая разница? Покинув этот забытый Техно-Центром мир, она позволит
телу  заняться самовосстановлением.  Немез опустилась на  колени рядом с
телом  клона.  Тот  был  распорот,  обезглавлен,  чуть  ли  не  вывернут
наизнанку. И все еще подергивался.
     Немез вздрогнула -  не  из сочувствия к  Гиесу,  не из отвращения к
поврежденному  телу  киборга;   сказать  откровенно,   она   восхищалась
профессионализмом Шрайка,  - но от раздражения. Как она могла пропустить
эту схватку!  Атака в  туннеле была слишком быстрой и  неожиданной -  ее
застали в момент переключения, что до сих пор считалось невозможным.
     [Я найду его,]  -  передала она и  переключилась.  Воздух загустел,
сделался  похожим  на  патоку.   Немез  спустилась  к  воде,  преодолела
сопротивление водной  поверхности и  пошла  бродить по  дну,  вызывая на
общей частоте и проверяя дно радаром.
     Она нашла голову Гиеса в  километре ниже по течению,  которое здесь
было  довольно  сильным.  Пресноводные ракообразные уже  объели  губы  и
оставшийся глаз и  подбирались к глазницам.  Немез смахнула их и вынесла
голову на берег канала.
     Передатчик Гиеса  был  расплющен,  вокодер исчез.  Немез  протянула
микроволокно и установила прямую связь с блоком памяти.  С левой стороны
череп  Гиеса  был  проломлен,  из  дыры  вытекали  мозговая  жидкость  и
ДНК-гель.
     Она ни  о  чем не  спрашивала.  Просто переключилась и  перегрузила
память  в  себя,   одновременно  передавая  ее  содержимое  двум  другим
киборгам.
     [Шрайк,] - сказала Скилла.
     [А то,] - бросил Бриарей.
     [Тихо,] -  приказала Немез.  - [Разберитесь со своими придурками. Я
приберусь здесь и буду ждать вас в катере.]
     Дырявая  голова  Гиеса  пыталась  что-то  сказать,  отчаянно шевеля
остатками языка. Немез поднесла ее к уху.
     - Пжста. "Пожалуйста". - Пмги. "Помоги". - М-м... "Мне"
     Немез  опустила голову  и  посмотрела на  тело  на  берегу.  Многих
органов не хватало.  В  речном иле колыхались сотни метров микроволокна,
некоторые обрывки уже плыли по течению.  Внутренние органы и  нейроблоки
были расколоты.  На осколках костей заиграли лучи солнца -  Двойная Тьма
подходила к  концу.  Пожалуй,  тут не поможет ни хирург катера,  ни даже
звездолета. А у самого Гиеса исцеление займет не один месяц.
     Немез  отложила голову  в  сторону,  завернула тело  киборга в  его
собственное микроволокно.  Убедившись,  что вокруг пусто, она зашвырнула
труп далеко в  реку.  Она успела заметить во время прогулки по дну,  что
река кишит безжалостными хищниками. Пускай - кое-что им явно придется не
по вкусу.
     Она  вновь  подняла  голову  Гиеса.   Язык  по-прежнему  шевелился.
Ухватившись пальцами за пустые глазницы,  Немез размахнулась и отправила
голову вслед за телом. Та скрылась под водой почти беззвучно.
     Немез приблизилась к  арке портала,  отыскала защиту,  проникла под
нее и подключилась.
     [Не понимаю,] - сказал Бриарей. - [Он открылся в никуда.]
     [Вовсе нет,] -  возразила Немез,  перепроверив данные.  - [Никуда в
старой  Сети.  Никуда  в  смысле  -  туда,  где  Техно-Центр  не  ставил
порталов.]
     [Это невозможно,] -  вмешалась Скилла.  -  [Не существует порталов,
кроме тех, которые ставил Техно-Центр.]
     Немез вздохнула. Ее клоны были полными идиотами.
     [Заткнитесь и  возвращайтесь на катер.  Придется докладывать лично.
Советник Альбедо наверняка пожелает сам подключиться к памяти Гиеса.]
     Немез   переключилась  и   устремилась  к   катеру  сквозь  густой,
мутно-желтый воздух.

        12

     Я  вовсе не  забыл о  красной,  "панической" кнопке.  Проблема была
очень проста - когда впадаешь в настоящую панику, тут уж не до кнопок.
     Каяк падал в воздушную бездну,  далеко внизу, в тысячах метров подо
мной,   виднелись  багрово-черные   тучи,   а   над   головой   нависали
мелочно-белые облака. Я выронил весло и тупо наблюдал за его полетом. Мы
с   каяком   падали   быстрее,   чем   весло,   по   причине   различных
аэродинамических свойств и  скорости (в тот момент я  был не в состоянии
рассчитать все  параметры).  Огромные овальные капли  из  реки,  которые
перенеслись вместе со мной,  тоже падали,  то разделяясь,  то сливаясь в
сферы  и  эллипсоиды,  как  в  невесомости,  и  ветер  уносил их  прочь.
Игольник,  позаимствованный у охранника в спальне Дем Лоа, застрял между
моим бедром и "фартуком" кокпита. Мои руки раскинуты, словно я вообразил
себя птицей, готовой взлететь. Пальцы в ужасе стиснуты в кулаки. Челюсти
сжаты до скрежета зубовного.
     Падение продолжалось.
     Высоко позади виднелась арка  портала,  впрочем,  слово "арка" было
неуместно - в воздухе плавала металлическая конструкция, то ли кольцо...
то ли тор...  толи ржавый пончик.  На мгновение в  этом кольце мелькнуло
небо Витус-Грей-Балиана Б  и  тут  же  исчезло,  остались только облака.
Металлическое кольцо было  единственной материальной вещью  в  воздушном
океане,  но я  уже опустился на добрую тысячу метров ниже.  Голова пошла
кругом.  Внезапно мне показалось,  что я птица. Я увидел, как подлетаю к
порталу, как усаживаюсь на кромку арки и жду...
     Жду чего?
     Я еще крепче ухватился за борта каяка,  который летел носом вниз, к
лиловой бездне в километрах и километрах подо мной.
     Именно тогда я и вспомнил о "панической" кнопке. "Не трогай ее, что
бы  ни  случилось,  -  сказала Энея,  когда мы  спускали каяк на  воду в
Ганнибале.  -  Не трогай ее до тех пор,  пока у  тебя не останется иного
выхода".
     Каяк  опять  развернулся по  горизонтальной оси,  и  меня  чуть  не
выбросило.  Задница уже не касалась подушечки на дне кокпита.  Я  как бы
плавал внутри,  а  сам каяк мчался вниз в окружении этакого созвездия из
капель воды.  Я  решил,  что другого выхода у меня и впрямь не остается,
сорвал пластиковую крышку и надавил пальцем на красную кнопку.
     На корпусе лодки перед кокпитом и позади него раскрылись панели.  Я
пригнулся,  когда  надо  мной  начал разворачиваться аккуратно сложенный
материал.  Каяк сначала выровнялся,  а  потом резко затормозил -  я чуть
было из него не вывалился -  и бешено закачался. Из бесформенной массы у
меня над головой потихоньку складывалось нечто -  более сложное,  нежели
обыкновенный парашют.  Даже  несмотря  на  нарастающую панику,  я  узнал
материал:   мы   с   А.Беттиком   покупали  его   на   индейском  рынке.
Пьезоэлектрическая ткань со  встроенными солнечными батареями была почти
прозрачной  и   очень  легкой,   но  крепкой  и   запоминала  до  дюжины
конфигураций;  мы  тогда думали купить еще и  заменить холст на  главной
студии - тот уже давно пришел в негодность, - но мистер Райт не захотел.
Заявил,  что  предпочитает  приглушенный  свет.  Десяток  метров  нового
материала А.Беттик отнес к  себе  в  мастерскую,  а  я  о  нем  попросту
забыл...
     И вспомнил только теперь.
     Падение прекратилось. Каяк висел под громадным треугольным парусом,
который поддерживали десять нейлоновых шкотов, крепившихся к корпусу. Мы
продолжали спускаться,  но теперь это уже был именно спуск,  а  никак не
падение.  Я посмотрел наверх -  ткань была прозрачной, - но арки портала
не  разглядел,  ее заволокло облаками.  Ветер и  воздушные течения несли
меня прочь.
     Наверно,  мне следовало быть признательным моим друзьям,  девочке и
андроиду,  которые  предусмотрели подобную возможность и  снарядили каяк
соответствующим образом, но первое, о чем я подумал, было - "Разрази вас
гром!".  Это  было  уже  слишком.  Очутиться  в  воздушном  пространстве
неведомого мира,  не видеть земли...  Если Энея знала, что меня забросит
сюда, почему она не...
     Не  видеть  земли?  Я  перегнулся  через  борт  и  посмотрел  вниз.
Возможно,   предполагалось,   что   я   аккуратно  спланирую  на   некую
поверхность...
     Нет.  Подо  мной  -  лишь  многокилометровая толща воздуха,  ничего
больше;  на  дне ее  громоздятся лиловые тучи,  яростно сверкают молнии.
Должно быть,  давление там просто чудовищное. Кстати сказать, если это и
вправду юпитерианский мир -  сам Юпитер,  Вихрь или какой-нибудь еще,  -
откуда здесь взяться кислороду в  количестве,  достаточном для  дыхания?
Насколько  мне  известно,  все  газовые  гиганты,  обнаруженные  людьми,
состоят из враждебных человеку газов - метана, аммиака, гелия, фосфина и
прочей гадости.  Никогда не  слышал о  газовых гигантах с  пригодной для
дыхания смесью кислорода и  азота.  И  тем не менее я дышал.  Воздух был
более разреженным,  чем на других мирах, где я побывал, и слегка отдавал
аммиаком,  но для дыхания вполне годился. Значит, это не газовый гигант.
Куда меня, черт подери, занесло?
     Я поднял руку и произнес, обращаясь к браслету на запястье:
     - Где я, черт возьми?
     После  паузы  -  я  еще  успел  подумать,  что  эта  штуковина таки
сломалась на  Витус-Грей-Балиане Б,  -  комлог отозвался нравоучительным
тоном:
     - Неизвестно, месье Эндимион. У меня недостаточно данных.
     - Выкладывай, что у тебя есть.
     Тут  же  на  меня  обрушились сведения о  температуре по  Кельвину,
атмосферном давлении  в  мини-барах,  средней  плотности  в  граммах  на
кубический сантиметр, предположительной скорости убегания в километрах в
секунду и  расчетном магнитном поле в гауссах,  после чего пошел длинный
перечень атмосферных газов и рассуждения о соотношении элементов.
     - Скорость убегания -  пятьдесят четыре целых две десятых километра
в секунду, - повторил я. - Вполне подходит для газового гиганта.
     - Совершенно верно,  - откликнулся комлог. - На юпитерианских мирах
скорость  убегания  составляет  пятьдесят  девять  целых  пять   десятых
километра в секунду.
     - Но  атмосфера здесь  совершенно иная,  -  продолжал я  размышлять
вслух.  Слоисто-кучевые  облака  стремительно увеличивались в  размерах,
словно на  голографическом экране.  Их  толщина составляла около  десяти
километров,  нижний край терялся в  лиловых тучах,  где сверкали молнии.
Солнечный свет казался золотистым и приглушенным, почти вечерним.
     - В  моей памяти нет сведений о  планетах с подобной атмосферой,  -
сообщил комлог.  -  Оксид углерода, этан, ацетилен и прочие углеводороды
не  совпадают  с   параметрами  шкалы  Сольмева,   это  можно  объяснить
кинетической молекулярной энергией  и  солнечной радиацией,  разрушающей
метан;  а  присутствие  оксида  углерода  представляет  собой  результат
испарения метана  и  водяных паров  в  нижних слоях,  когда  температура
превышает тысячу  двести градусов по  Кельвину,  но  уровень кислорода и
азота...
     - Что? - поторопил я.
     - Указывает на наличие жизни, - закончил комлог.
     Я  обернулся,  внимательно осмотрел небо с облаками,  будто ожидая,
что из-за них вот-вот появятся местные жители.
     - Жизнь на поверхности? - уточнил я.
     - Вряд  ли,  -  ответил  комлог.  -  Если  этот  мир  соответствует
стандартам,  давление на  так  называемой поверхности должно  составлять
чуть  менее семидесяти миллионов атмосфер в  единицах Старой Земли,  при
температуре около двадцати пяти тысяч градусов по Кельвину.
     - Как высоко мы находимся?
     - Трудно сказать.  Но,  учитывая,  что на данный момент атмосферное
давление составляет 0,76 от стандарта Старой Земли,  можно предположить,
что мы находимся над тропосферой, в нижних слоях стратосферы.
     - Разве тогда не должно быть холоднее? Это же почти вакуум.
     - Не  на  газовом  гиганте,  -  снисходительно  ответил  комлог.  -
Оранжерейный эффект  создает  термический  слой,  нагревая  нижние  слои
стратосферы до  почти приемлемой по человеческим меркам температуры.  На
расстоянии в несколько тысяч метров температура может то повышаться,  то
существенно понижаться.
     - Несколько тысяч метров,  -  повторил я.  -  Сколько до  вакуума и
сколько под нами?
     - Неизвестно. Можно экстраполировать, что отношение экваториального
радиуса  планеты  к  верхним  слоям  атмосферы составляет приблизительно
семьдесят  тысяч  километров,   а   толщина  слоя  кислорода,   азота  и
углекислого газа -  от трех до восьми тысяч километров относительно двух
третей расстояния до гипотетического центра планеты.
     - От трех до восьми тысяч километров,  -  тупо повторил я. - Где-то
пятьдесят тысяч километров над поверхностью...
     - Приблизительно,  -  уточнил комлог.  -  Следует отметить, что при
подобном     давлении     на     поверхности    молекулярный    кислород
металлизируется...
     - Ага,  -  перебил я.  - Пока хватит. - У меня было такое ощущение,
что меня вот-вот вытошнит.
     - Должен  указать  на  аномалию.  Цветовая окраска  слоисто-кучевых
облаков  указывает на  наличие  моносульфида аммиака или  полисульфидов,
хотя на  уровне апотропосферы должны существовать лишь аммиачные облака,
тогда  как  водяные облака  должны  формироваться при  давлении не  выше
десяти атмосфер, поскольку...
     - Хватит, - сказал я.
     - Я   указываю  на   это  потому,   что  здесь  имеется  любопытный
атмосферный парадокс...
     - Заткнись, - не выдержал я.

     Когда солнце зашло,  стало холодно.  Этот  закат я  буду помнить до
самой смерти.
     Высоко-высоко  надо   мной   куски   голубого  неба   потемнели  до
гиперионской сочной ляпис-лазури,  а потом стали темно-багровыми.  Когда
небо вверху и  бездна внизу потемнели,  облака вокруг сделались ярче.  Я
говорю "облака",  но  этим  словом не  передашь всего того  великолепия,
которое я видел. Я вырос среди бродячих пастухов и торговцев на пустошах
между Великим Южным морем и плато Пиньон,  потому могу судить, ибо знаю,
о чем говорю.
     Высоко надо мной перистые кучевые и  ломаные слоисто-кучевые облака
ухватили закатные лучи  и  окрасились в  различные оттенки розового -  с
лиловой каймой и  золотистым фоном.  Я словно очутился в храме с высоким
розовым сводом,  опирающимся на  тысячи  колонн -  скоплений облаков,  -
основания которых терялись в бездне,  в сотнях тысяч километров внизу. И
каждая  такая   колонна  светилась  изнутри,   отражая  солнечные  лучи,
пробивавшиеся из  разрывов  на  западе.  Эти  лучи  словно  воспламеняли
облака, будто они были из какого-то горючего материала.
     "Моносульфид или полисульфиды", - сообщил комлог. Какая разница? Из
чего бы  эти облака ни состояли,  закат и  вправду воспламенил их своими
багряными  лучами.   Алые  полосы,  кроваво-красные  облачные  подвески,
розовые  скопления на  фоне  золотистого свода,  словно  мышцы  и  нервы
человеческого тела,  и белые верхние слои -  настолько белые,  что можно
ослепнуть,  глядя  на  них;  казалось,  это  струятся вокруг бледных лиц
золотистые пряди волос.  Свет стал настолько ярким, что у меня на глазах
выступили слезы,  а потом сделался еще ярче, если такое вообще возможно.
Между облачными колоннами пролегли сверкающие лучи божественного сияния,
освещая одни  и  погружая в  тень  другие,  проходя сквозь облака льда и
пелену  дождя,  рассыпая сотни  обыкновенных радуг  и  тысячи  двойных и
тройных.  От  лиловой бездны поднялись тени,  заслоняя собой  клубящиеся
колонны.  Правда,  поначалу они принесли не сумерки и  не тьму,  а  лишь
легкое   затенение  -   ослепительно  золотой   цвет   стал   бронзовым,
ослепительно  белый  -   кремовым,   затем  приобрел  оттенок  сепии,  а
кроваво-алый  сделался цвета запекшейся крови или  ржавчины,  после чего
стал цветом осеннего заката. Корпус каяка больше не мерцал, парус уже не
ловил свет.  Тени  медленно поднимались все  выше  -  им  потребовалось,
наверно,  не меньше получаса (впрочем,  я был слишком поглощен зрелищем,
чтобы сверяться с комлогом), чтобы достичь неба; когда они легли на свод
облачного храма, почудилось, будто в храме притушили огни.
     В общем, чертовски потрясающий закат.
     Я помню,  что моргнул.  Игра света и тени в сочетании с клубящимися
облачными массами привела меня  в  легкое  замешательство.  Подступившая
темнота обещала отдых  глазам.  Но  тут  засверкали молнии  и  вспыхнуло
северное сияние.
     На Гиперионе северного сияния не было и в помине - а если и было, я
никогда его не видел. Но на Старой Земле мне довелось наблюдать его - на
полуострове,  где когда-то  находилась Скандинавская республика (я тогда
как  раз облетал на  катере планету).  Помнится,  тогда у  меня по  коже
побежали мурашки,  а огни сверкали и плясали на северном горизонте точно
прозрачное платье призрачной танцовщицы.
     В северном сиянии этого мира не было и намека на изящество. Полосы,
столбы света,  столь же прямые и  четкие,  как клавиши рояля,  появились
высоко в  небе в  том направлении,  которое я определил для себя как юг.
Подо   мной   замерцали  завесы   зеленого,   золотистого,   красного  и
кобальтового.  Они вытягивались в  длину и ширину,  сливались с другими,
разрывались и тут же склеивались вновь.  За несколько минут разноцветные
полосы заполнили все небо -  вертикальные,  горизонтальные, наклонные...
Вновь  возникли  облачные башни,  отражавшие тысячи  разноцветных огней.
Казалось,  я  слышу  шипение  частиц,  гонимых  чудовищной  силой  вдоль
магнитных линий.
     Я и впрямь что-то слышал -  шелест, треск, грохот, то раздельно, то
дли