обнаружилась узкая щель -  вход в пещеру. Четыре
воина взяли на  изготовку копья и  вместе с  Кучиатом и  хранителем огня
Чичтику осторожно пробрались внутрь. Остальные замерли в ожидании.
     Мгновение спустя из пещеры показалась голова Кучиата.  Вождь махнул
рукой с  топором,  приглашая спускаться.  Мне вдруг почудилось,  будто я
различаю на  его лице,  под забралом из  зубов,  довольную усмешку.  Да,
топор оказался хорошим подарком.
     Мы провели ночь в логове призрака.  Я помог Чиаку забаррикадировать
вход  снегом  и   льдом  на   глубину  около  метра.   Чичтику  принялся
растапливать лед,  чтобы  в  пещере  можно  было  дышать.  Двадцать  три
представителя  Неделимого  Народа  и   три   Неразлучных  Путника  спали
прижавшись друг к  другу,  сняв только маски.  А  снаружи свирепствовала
буря,  мчавшая  над  поверхностью  облака  льдинок  почти  со  скоростью
звука...
     Последняя ночь в компании чичатуков запомнилась мне еще и тем,  что
стены  ледяной пещеры  были  выложены человеческими костями и  черепами,
расположенными,  не  побоюсь  этих  слов,  с  претензией на  изящество и
художественный вкус.

     На всем протяжении пути мы так и не встретили ни единого призрака -
ни детеныша,  ни взрослого. Целый день катили на скейтах, а незадолго до
заката скинули хорошо послужившие лыжи и вошли в туннель,  который вел к
порталу.  Спустившись достаточно глубоко,  стянули  маски  и  балахоны и
неохотно вернули их  чичатукам.  Не знаю,  как другим,  а  мне казалось,
будто мы расстаемся с  вещами,  благодаря которым стали на время членами
племени.
     Кучиат что-то сказал. Я не понял, однако Энея перевела.
     - Нам  повезло...  Мол,  еще  не  бывало такого,  чтобы призраки не
нападали  на  людей  на  поверхности...   Он  говорит,   что  за  удачей
обязательно приходит беда.
     - Скажи ему, я надеюсь, что он ошибается, - ответил я.
     Увидев реку,  над которой клубился пар,  мы  испытали что-то  вроде
шока.  Несмотря на усталость, все взялись за работу. В рукавицах собрать
плот было не так-то просто, но с помощью чичатуков мы управились за пару
часов.   Вскоре  наш  кораблик,   жалкое  подобие  себя  прежнего,   уже
покачивался на воде,  лишенный мачты, палатки и очага. Но кормовое весло
было на месте,  а шесты,  хоть и выглядели менее надежными,  чем раньше,
особых опасений не вызывали.
     Расставание получилось более тягостным,  чем я ожидал.  Мы обнялись
по меньшей мере дважды.  На ресницах Энеи виднелись сосульки,  да и  мне
пришлось несколько раз сглатывать комок в горле.
     Наконец мы оттолкнулись от берега - было очень странно чувствовать,
что двигаешься,  стоя на месте (настолько крепко отложился в памяти ритм
дневного перехода).  Ледяная стена приближалась.  Мы  пригнулись,  когда
плот нырнул под козырек, и внезапно очутились... неизвестно где.

     В  лицо  ударили  лучи  встающего  из-за  горизонта  солнца.   Река
разлилась и  текла  неспешно и  величаво.  Скалистые берега  поднимались
террасами и плавно переходили в пустыню,  которую оживляли только редкие
желтые  кустики  да  видневшиеся вдалеке  холмы.  Огромное  алое  солнце
поднималось все выше,  заливая пустыню ослепительным сиянием.  Разница в
температуре с  ледяной  пещерой  составляла  около  пятидесяти градусов.
Жмурясь  от  света,  мы  скинули шкуры  и  сложили их  на  корме  плота.
Обледенелые бревна быстро оттаяли и заблестели на солнце.
     Даже не сверившись с путеводителем и не спросив комлог,  мы решили,
что очутились на Кум-Рияде.  На эту мысль нас навела скалистая пустыня -
колонны  красного  песчаника на  фоне  розового неба,  красные  каменные
глыбы, изящные красные арки, по сравнению с которыми отдаляющийся портал
казался  сущим   карликом.   Река   какое-то   время  текла  под   этими
естественными мостами,  затем  свернула в  широкую долину,  где  задувал
обжигающий ветер, пригибавший к земле кустарник и гнавший облака красной
пыли, что оседала на шкурах призраков, забивалась в рот и лезла в глаза.
К полудню местность стала более живой -  окультуренной,  что ли. От реки
под прямым углом отходили ирригационные каналы,  вдоль которых стройными
рядами  тянулись низкорослые желтые  пальмы  и  пурпурные хвощи.  Вскоре
показались первые здания, потом мы проплыли мимо деревни. Людей, однако,
видно не было.
     - Как на Хевроне, - прошептала Энея.
     - С чего ты взяла?  -  отозвался я.  -  Может, они сидят по домам и
занимаются своими делами?
     Но  время  шло  (как  утверждал путеводитель,  сутки  на  Кум-Рияде
длились двадцать два  часа),  каналов становилось все больше,  местность
делалась все живописнее, деревни попадались все чаще, а люди по-прежнему
не  показывались.  Домашних  животных тоже  видно  не  было.  Мы  дважды
приставали к  берегу -  чтобы  набрать воды  из  артезианского колодца и
чтобы выяснить, откуда доносится глухой стук. Как оказалось, это стучала
на ветру болтавшаяся на одной петле дверь.
     Внезапно Энея согнулась,  вскрикнула и схватилась за живот.  Я упал
на  колено и  повел  вдоль  пустынной улицы дулом пистолета,  андроид же
подбежал к девочке.
     Никто вроде бы по нам не стрелял.  Во всяком случае,  сколько я  ни
всматривался в окна, но так и не уловил ни единого движения.
     - Все в порядке, - выдохнула Энея. - Просто вдруг стало больно...
     Чувствуя себя  полным идиотом из-за  того,  что  обнажил оружие,  я
подошел к девочке, сунул пистолет в кобуру и взял Энею за руку.
     - Что случилось, детка?
     - Не знаю,  -  выдавила она сквозь рыдания.  - Что-то ужасное... Но
что,  не знаю...  -  Мы повели ее к плоту. - Пожалуйста, давайте уплывем
отсюда... - Несмотря на испепеляющую жару, зубы девочки выбивали дробь.
     А.Беттик установил палатку,  которая теперь заняла едва ли  не весь
изрядно укоротившийся плот.  Мы расстелили в тени шкуры и уложили на них
Энею, потом дали ей напиться из бурдюка.
     - Это связано с деревней? - спросил я. - Она как-то...
     - Нет,  -  перебила Энея. Было видно, как девочка отчаянно пытается
совладать со своими чувствами.  -  Тут тоже произошло что-то ужасное, но
там... позади...
     - Позади?  -  Я оглянулся.  Ничего -  отдаляющаяся деревня,  желтые
пальмы, долина, широкое русло реки...
     - На ледяном мире? - мягко уточнил А.Беттик.
     - Да,  - проговорила Энея и вновь согнулась пополам. - Ой, мамочка!
Как больно!
     Я  положил  ладонь  ей  на  лоб.  Кожа  девочки была  неестественно
горячей. Мы достали из вещмешка медпакет, и я включил режим диагностики.
Выяснилось, что у Энеи лихорадка, приступи боли силой 6,3 дола, мышечные
судороги  и  нарушения мозговой  деятельности.  Прибор  посоветовал дать
пациенту воды с ибупрофеном и обратиться к врачу.
     - Город, - сказал андроид, когда плот миновал излучину реки.
     Я   выглянул  из  палатки.   Вдалеке,   километрах  в   пятнадцати,
возвышались красные башни, купола и минареты.
     - Не  отходи от  нее.  -  Я  навалился на  шест.  Нынешний плот был
гораздо легче себя прежнего,  а  потому,  подгоняемый вдобавок течением,
двигался намного быстрее.

     Мы  с  А.Беттиком  изучили  покоробившийся от  воды  путеводитель и
выяснили,   что   перед   нами   Мешхед,   столица  южного   континента,
местоположение  Великой  Мечети,  чьи  минареты  становились  видны  все
явственнее.   Пошли  пригороды,  промышленные  районы,  наконец  начался
собственно город.  Энея задремала. Температура у девочки подскочила выше
прежнего;  на медпакете мерцали алые огоньки, что означало настоятельную
рекомендацию обратиться к врачу.
     Но  где его было взять?  Мешхед,  как и  Новый Иерусалим,  оказался
совершенно безлюдным. Чудеса, да и только.
     - Помнится,  я  слышал,  что Бродяги оккупировали Кум-Рияд в  то же
время, что и Угольный Мешок, - сказал я. А.Беттик утвердительно кивнул и
прибавил,  что они с Мартином Силеном как-то перехватили радиограмму,  в
которой подтверждались эти сведения.
     Мы причалили к невысокому пирсу.  Я вынес девочку на берег,  в тень
городских зданий.  Происходящее и впрямь сильно напоминало Хеврон,  лишь
мы  с  Энеей поменялись местами -  заболела она.  Я  мысленно поклялся в
дальнейшем по возможности избегать пустынных миров.
     Улицы Мешхеда выглядели менее опрятными, чем в Новом Иерусалиме: их
загромождали брошенные машины и  кучи мусора.  Многие окна и  двери были
выбиты или распахнуты настежь, из-за чего внутрь намело песка. Повсюду -
на тротуарах,  на мостовых и на медленно, но верно погибающих лужайках и
газонах -  валялись какие-то коврики. Я остановился у одного из них: мне
вдруг пришло в голову,  что он может оказаться ковром-самолетом.  Но мои
надежды  не  оправдались.  Обыкновенные коврики,  разве  что  занимавшие
одинаковое положение...
     - Коврики для  молитвы,  -  заметил А.Беттик,  когда  мы  двинулись
дальше.  Даже  высотные жилые здания были ниже минаретов,  возвышавшихся
над парком,  где росли тропические деревья.  -  Почти все местные жители
были мусульманами.  Они не желали иметь ничего общего с  Орденом,  их не
привлекло даже фактическое бессмертие.  Словом, отвергли Протекторат, не
захотев ничего слушать.
     Я  свернул за угол и  огляделся по сторонам,  высматривая больницу.
Горячий лоб  Энеи  обжигал мне  щеку.  Дыхание девочки было прерывистым.
Казалось, она ровным счетом ничего не весит.
     - По-моему, это место описано в "Песнях".
     Андроид кивнул:
     - Совершенно верно.  Месье  Силен утверждал,  что  полковник Кассад
около трехсот лет  назад одержал здесь победу над  так  называемым Новым
Пророком.
     - Когда пала Сеть,  к власти снова пришли шииты?  -  Мы свернули на
другую  улицу.  Признаюсь,  я  высматривал не  столько привычный красный
крест, сколько красный полумесяц.
     - Да.  Орден отчаянно этому противился на том основании,  что шииты
будто  бы  поддержали Бродяг,  когда  флот  Ордена  покинул этот  сектор
галактики.
     - Похоже,  прием был не слишком теплым.  Во всяком случае,  с точки
зрения Бродяг.  Очень похоже на  Хеврон...  Как по-твоему,  куда они все
подевались? Может, Бродяги взяли в заложники все население планеты и...
     - Смотрите!  -  перебил А.Беттик.  -  Кадуцей! [В римской мифологии
геральдический  жезл,  обвитый двумя змеями,  атрибут бога  Меркурия.  В
греческой мифологии ему соответствовал керикейон Гермеса и Ириды.]
     И правда,  на окне одного из домов был изображен неизмеримо древний
символ  -  крылатый жезл,  вокруг которого переплелись телами две  змеи.
Само  здание  ничуть  не  напоминало больницу -  скорее уж  какую-нибудь
контору.  А.Беттик приблизился к  висевшей на окне электронной табличке,
по которой бежали арабские слова. Табличка глухо забормотала.
     - Ты читаешь по-арабски? - удивился я.
     - Да,  -  ответил андроид.  - А также понимаю, что нам говорят. Это
язык фарси. На десятом этаже находится частная клиника. Мне кажется, там
должно найтись необходимое оборудование - быть может, даже автохирург.
     Я  направился было к  лестнице,  но  андроид нажал на кнопку лифта.
Послышалось гудение, и к нам спустилась стеклянная кабина.
     - Странно,  -  пробормотал я.  -  Почему до  сих пор не отключилось
питание?
     Мы поднялись на десятый этаж. Энея проснулась и тихонько застонала.
Выложенный плиткой коридор вывел нас на открытую террасу,  где шелестели
на  ветру желтые и  зеленые пальмы;  с  террасы мы попали в  просторную,
светлую   комнату   с   несколькими   автохирургами  и   диагностическим
оборудованием.  Выбрав кровать у  окна,  мы  раздели девочку до  белья и
положили  ее  на  чистую  простыню,  подключили диагностер автохирурга и
стали ждать. На панели управления монитора имелась клавиша выбора языка:
арабскому и фарси мы предпочли сетевой английский.
     Автохирург  определил  переутомление,   обезвоживание  организма  и
необычную  мозговую  деятельность,   которая,   по  его  мнению,   могла
возникнуть  вследствие  сильного  удара  по  голове.   Мы  с  А.Беттиком
переглянулись. Энею никто по голове не бил.
     Получив разрешение на  лечение первых двух заболеваний,  автохирург
взялся за  дело.  На  руках  и  ногах  Энеи  защелкнулись пряжки ремней,
псевдопальцы машины  начали  нащупывать вену,  манипулятор ввел  девочке
успокоительное и солевой раствор. Мы отошли подальше.
     Через  несколько минут  Энея  спокойно уснула.  Диагностер произнес
что-то  на  арабском.  А.Беттик перевел прежде,  чем  я  успел подойти к
монитору.
     - Пациент должен как следует выспаться. К утру ему станет лучше.
     Я  поправил ремень висевшей у  меня  на  плече плазменной винтовки,
бросил взгляд на  вещмешки,  которые мы  швырнули в  кресла для  гостей,
подошел к окну и сказал:
     - Пойду поброжу по  окрестностям,  пока не стемнело.  Удостоверюсь,
что мы и впрямь одни.
     Андроид,  сложив руки на  груди,  поглядел на огромное алое солнце,
коснувшееся крыши здания напротив.
     - Думаю, мы действительно одни. Просто здесь ушло больше времени...
     - На что?
     - На  то,  чтобы похитить людей.  На Хевроне мы не заметили никаких
следов паники или борьбы. А тут у людей было время выскочить из машин. И
потом,  эти коврики...  - Я только теперь заметил сетку морщин в уголках
глаз и губ андроида.
     - Что "коврики"?
     - Люди  знали,  что  с  ними что-то  произойдет,  а  потому провели
последние минуты в молитве.
     Я прислонил винтовку к креслу и расстегнул кобуру.
     - Все равно пойду посмотрю.  А ты последи за ней, ладно? - Я достал
из вещмешка два комма,  один кинул андроиду, а второй прикрепил к своему
воротнику. - Если что, вызывай меня на стандартной частоте.
     Рука А.Беттика легла на лоб девочки.
     - Не  беспокойтесь,   месье  Эндимион.  Я  буду  здесь,  когда  она
проснется.

     Странно, что я столь отчетливо помню прогулку по пустынному городу.
Электронная табличка сообщила, что температура сегодня сорок градусов по
Цельсию -  сто четыре по Фаренгейту; однако ветерок из пустыни мгновенно
высушивал пот, а розово-алый закат замечательно успокаивал расшалившиеся
нервы. Возможно, этот вечер отложился в памяти потому, что в последующие
дни все резко и бесповоротно изменилось...
     Мешхед  представлял собой  странное сочетание современного города и
базара из "Тысячи и одной ночи",  великолепного сборника сказок, которые
бабушка пересказывала мне  под  звездным небом  Гипериона.  Чувствовался
некий намек на романтику.  На углу,  к примеру, стояли электронная доска
объявлений и  банкомат,  а  стоило свернуть за угол -  и  невесть откуда
возникали  пестрые  прилавки,  на  которых  гнили  фрукты.  Я  попытался
вообразить, какая здесь царила суматоха - ржали и топали копытами лошади
(или верблюды, или другие не менее легендарные животные), покупатели, не
жалея  глоток,  торговались с  продавцами,  мимо  скользили закутанные в
чадры  женщины,   а  вдоль  рядов  катили  машины,  отчаянно  сигналя  и
выплевывая  омерзительный  диоксид  углерода  -   или  кетоны,  или  еще
какую-нибудь  дрянь,  которую выбрасывали в  атмосферу древние двигатели
внутреннего сгорания...
     Из  грез меня вырвал напевный мужской голос.  Он  произносил слова,
отдававшиеся эхом от  каменных стен.  Судя по всему,  голос доносился из
парка в  паре кварталов слева.  Я  бросился в  том направлении,  на бегу
вытаскивая из кобуры пистолет.
     - Слышишь? - крикнул я в микрофон.
     - Слышу,  -  ответил А.Беттик.  - Дверь на террасу открыта, поэтому
слышно превосходно.
     - Похоже на арабский. Можешь перевести? - Преодолев последние метры
и  лишь слегка запыхавшись,  я вылетел на лужайку,  за которой начинался
парк.  Передо мной возвышалась грандиозная мечеть.  Еще  несколько минут
назад над крышами виднелся краешек заходящего солнца,  но пока я  бежал,
светило успело скрыться. Лишь розовели в небе перистые облачка.
     - Да,  -  отозвался андроид.  -  Это муэдзин созывает правоверных к
молитве.
     Я  поднес  к  глазам  бинокль  и  принялся изучать минареты.  Голос
исходил из  громкоговорителей,  установленных на  балконе каждой  башни.
Никакого движения заметно не было.  Муэдзин вдруг замолчал, и воцарилась
тишина, которую нарушал только птичий щебет.
     - Скорее всего запись, - заметил А.Беттик.
     - Пойду  проверю.  -  Я  спрятал бинокль в  чехол  и  направился по
выщербленным каменным плитам к входу в мечеть. Миновал несколько лужаек,
пересек  двор  и  остановился  перед  распахнутой  дверью.   Пол  мечети
загромождали  сотни  ковриков.   Я  увидел  стройные  колонны,   которые
поддерживали изящные  арочные пролеты;  у  дальней стены  одна  из  арок
нависала над  полукруглой нишей.  Справа  от  ниши  виднелась лестница с
каменными  перилами,  украшенными  затейливой  резьбой,  и  платформа  с
навесом. Не входя в здание, я описал А.Беттику то, что увидел.
     - Ниша называется михраб,  - сообщил андроид. - Она предназначается
для имама,  главы мусульманской общины. А возвышение справа - минбар, то
есть кафедра проповедника. Вы никого не заметили?
     - Нет. - Коврики и ступени лестницы покрывал слой пыли.
     - Значит,  мы  действительно слышали запись.  Меня  подмывало войти
внутрь,  однако  нежелание осквернить чужую  святыню  оказалось сильнее.
Впервые  я  испытал  схожее  чувство  еще  в  детстве,   когда  попал  в
католический собор на Клюве;  а  когда повзрослел и пошел служить в силы
самообороны,  один  мой  приятель все  порывался отвести меня в  один из
последних  дзенгностических  храмов  на  Гиперионе...   Уже  ребенком  я
понимал,  что в подобных местах всегда буду посторонним: своей веры нет,
а вера окружающих кажется странной... В общем, входить я не стал.
     По  дороге обратно,  в  одном из  наиболее живописных кварталов,  я
наткнулся на  обсаженный пальмами  бульвар.  На  ручных  тележках лежали
предназначавшиеся для продажи продукты и игрушки.  Я остановился у лотка
с  жареными орехами и принюхался.  Судя по запаху,  орехи испортились от
силы несколько дней тому назад.
     Бульвар вывел меня к  реке.  Я свернул налево,  чтобы по набережной
выйти к  той улице,  на  которой находилась клиника.  Время от времени я
связывался с А.Беттиком. Энея по-прежнему спала.
     На   город  опускалась  ночь.   Появились  первые  звезды,   смутно
различимые сквозь нависшую над Мешхедом пыль.  В центре города светилось
очень мало  окон -  по  всей видимости,  катастрофа произошла средь бела
дня,  - однако вдоль набережной горели старинные газовые фонари. Если бы
не  фонарь поблизости от причала,  у  которого мы оставили плот,  я  бы,
возможно,  ничего не заметил.  А так -  в свете фонаря я за добрую сотню
метров до причала разглядел, что на плоту кто-то стоит.
     Этот  кто-то  стоял  неподвижно.   Очень  высокий,   в  серебристом
костюме...  Свет фонаря отражался от  незваного гостя,  будто на том был
хромированный скафандр.
     Я  шепотом сообщил А.Беттику,  что  на  плоту  кто-то  есть,  велел
присматривать за девочкой,  а  сам достал из кобуры пистолет и  поднес к
глазам бинокль.  В  ту  же секунду серебристая фигура повернулась в  мою
сторону.

        49

     Капитан отец де Сойя пришел в  себя в  привычной теплой тьме внутри
реаниматора.  Переждав неизбежный приступ  слабости и  обуздав на  время
сумятицу в мыслях, он выбрался наружу и поплыл к пульту управления.
     Все как и  должно быть:  "Рафаил" на геостационарной орбите Седьмой
Дракона,  что  подтверждает и  ослепительно сверкающий за  иллюминатором
ледяной  эллипс,   торможение  почти  прекратилось,   трое  спутников  в
реаниматорах   вот-вот   очнутся,    бортовой   компьютер   поддерживает
над-лежа1цую температуру,  невесомость сохранится до того момента,  пока
все члены экипажа не наберутся сил... Капитан отдал первый в новой жизни
приказ  -  распорядился сварить  всем  кофе.  Как  обычно,  сразу  после
воскрешения де  Сойя подумал о  своей кофейной чашке,  которую оставил в
нише рядом с на