оникнет за катером через портал.
     Без плота было как-то непривычно,  оставалось утешаться тем, что от
него все равно не  было бы толку.  Река превратилась в  крохотный ручеек
глубиной  не  более  десяти  сантиметров  и  около  трех-четырех  метров
шириной;  с обеих сторон его стискивали высокие лесистые берега. Деревья
казались  смутно  знакомыми;   преобладали  лиственные  породы,   чем-то
напоминавшие челму или плотинник, только с развесистыми, как у полудуба,
кронами.  Широкие ярко-желтые  листья  чередовались с  огненно-красными;
казалось, берега реки устилает роскошный ковер.
     Небо было голубее,  чем  на  большинстве тех миров,  на  которых мы
побывали,  но с  гиперионским все же в сравнение не шло.  Солнце светило
ярко,  но  не припекало.  Лучи светила,  проникая сквозь лобовое стекло,
падали нам на колени.
     - Интересно,  каково снаружи?  - проговорил я. Комлог - или корабль
(кто его разберет) -  решил,  по-видимому,  что я обращаюсь к нему, и на
экране центрального монитора высветилось:

        Атмосфера: N2 - 0,77
                   O2 - 0,21
                   Ar - 0,009
                   CO2 - 0,0003
                   H2O - переменная (-0,01)
        Давление у поверхности: 0,986 бар
        Плотность: 5518 кг/м3
        Магнитное поле: 0,318 Гаусс
        Масса: 5,976 на 10 в 24-й степени кг
        Скорость убегания: 11,2 км/с
        Ускорение: 9,8 м/с2
        Угол наклона магнитной оси: 11,5'
        Дипольный момент: 7,9 на 10 в 25 степени Гаусс/см3

     - Очень странно, - заявил комлог. - Совпадение невозможно...
     - Что ты имеешь в виду? - Спрашивая, я уже знал ответ.
     - Данные  практически совпадают с  теми  характеристиками,  которые
относятся к Старой Земле.  Еще не случалось такого, чтобы параметры двух
планет...
     - Стоп!  -  перебила  Энея,  тыкая  пальцем  в  лобовое  стекло.  -
Пожалуйста, приземлись.
     Если бы  мы садились на ручном управлении,  я  бы поломал множество
деревьев, но комлог взял управление на себя и посадил катер на скалистой
площадке метрах в  двадцати от  ручья,  да  так,  что не задел ни единой
ветки.
     Пока я пялился на видневшуюся за деревьями плоскую крышу дома, Энея
успела открыть люк.
     Девочка  спрыгнула  наземь.   Я  проверил  монитор  автохирурга,  с
удовольствием отметил, что некоторые огоньки стали зелеными, и сказал:
     - Наблюдай за А.Беттиком.  И  учти -  может случиться так,  что нам
понадобится срочно взлетать.
     - Учту, месье Эндимион, - пообещал комлог.

     По  берегу ручья мы  подошли к  дому.  Описать его будет не  так-то
просто, но я попробую.
     Он стоял рядом с  водопадом:  вода срывалась с обрыва высотой около
трех метров и  летела в естественную заводь,  где плавала желтая листва.
Время  от  времени течение подхватывало пригоршню листьев и  увлекало за
собой.  Сразу  бросались в  глаза прямоугольные террасы,  нависавшие над
заводью и  водопадом,  как бы опровергая закон всемирного тяготения.  По
всей видимости, дом выстроили из камня, стекла, бетона и стали. Слева от
террас возвышалась каменная стена  с  тремя окнами,  расположенными друг
над  другом.  Затейливые металлические рамы  были  окрашены в  оранжевый
цвет.
     - Свободнонесущая конструкция, - заметила Энея.
     - Что?
     - Так  в  архитектуре  называются  подобные  террасы,  -  объяснила
девочка.  -  Они как бы повторяют известняковые пласты, залегавшие здесь
миллионы лет назад.
     Я  остановился и  пристально поглядел на Энею.  Катера за деревьями
видно не было.
     - Это твой дом. Тот, о котором ты грезила еще до рождения.
     - Да.  -  Губы девочки дрогнули.  - Я даже знаю, как он называется.
"Водопад".  [Этот дом действительно существует.  Он сооружен в 1937 году
поблизости  от  Питтсбурга (штат  Пенсильвания) по  проекту  знаменитого
Фрэнка Ллойда Райта (1869-1959).]
     Я  кивнул и принюхался.  Пахло прелой листвой,  землей,  водой -  и
чем-то еще.  Совсем не так, как на Гиперионе, но почему-то казалось, что
я вернулся домой.
     - Старая Земля, - прошептал я. - Неужели это возможно.
     - Просто Земля, - поправила Энея и взяла меня за руку. - Пойдем.
     Мы  пересекли ручей  по  невысокому мостику,  прошли  по  усыпанной
гравием  дорожке,  миновали террасы  и  поднялись на  крыльцо.  Когда  я
переступил порог, мне почудилось, будто мы очутились в пещере.
     В просторной гостиной мы остановились и окликнули хозяев,  но никто
не  отозвался.  Энея  шагала словно в  трансе,  водила рукой по  камню и
дереву,   восхищенно   восклицала,   когда   натыкалась  на   что-нибудь
любопытное.
     Большую часть каменного пола устилал ковер.  В нише виднелись полки
с  книгами:  названий  я  издалека не  разобрал,  а  подходить ближе  не
хотелось.  Вдоль стен тянулись металлические карнизы -  должно быть, они
служили  украшением.   У   дальней  стены   возвышался  громадный  очаг,
занимавший пространство от пола до потолка.
     В очаге,  несмотря на солнечный день,  потрескивали дрова.  Я снова
окликнул хозяев, и снова мне ответила тишина.
     - Нас  ждали.   -  Это  была  шутка,  но  в  ней,  судя  по  всему,
присутствовала доля истины.  А  я  был  вооружен всего-навсего карманным
лазером.
     - Да,  -  подтвердила Энея.  Она приблизилась к очагу, положила обе
ладони на  металлическую сферу,  что помещалась в  нише слева от  очага.
Диаметр сферы  составлял около  полутора метров;  она  была  выкрашена в
красный цвет и с расстояния казалась ржавой.  -  Котел,  в котором греют
вино. Так сказал архитектор... Его использовали только один раз, а потом
принесли с кухни сюда. Краска может быть ядовитой.
     - Говоришь,  архитектор?  Тот, которого ты ищешь? У которого хочешь
учиться?
     - Он самый.
     - Я думал,  он гений. Но с какой стати гению отливать такой котел и
покрывать его вдобавок ядовитой краской?
     Энея улыбнулась. Нет, ухмыльнулась.
     - Рауль,  и на гениев порой находит. Хочешь доказательств - вспомни
наше путешествие. Пошли дальше.
     С  террас  открывался замечательный вид:  ты  словно  выглядывал из
уютной пещеры в поражающий буйством красок мир. Мы вернулись в гостиную,
поднялись  по  складной  лесенке,  крепившейся шарнирами к  потолку,  на
второй этаж и очутились на площадке над еще одной заводью, которую ручей
образовывал выше водопада.
     - Бассейн, - обрадованно воскликнула Энея.
     - Для чего он служит?
     - Так,  -  девочка пожала плечами.  -  Но мой архитектор считал - я
цитирую, - что "бассейн необходим со всех точек зрения".
     Я  тронул  девочку  за  плечо.  Она  обернулась,  улыбнулась  -  не
отстранение,  как  можно было  бы  предположить.  Нет,  улыбка буквально
осветила ее лицо.
     - Где мы, Энея?
     - Водопад. Медвежья Тропа. Западная Пенсильвания.
     - Это государство?
     - Провинция.  То  есть  штат.  Территория бывших Соединенных Штатов
Америки. Северная Америка, планета Земля.
     - Земля,  -  повторил я, оглядываясь по сторонам. - Но где хозяева?
Где твой архитектор?
     Девочка покачала головой.
     - Не знаю. Думаю, скоро объявится.
     - И  сколько мы тут пробудем,  детка?  -  Мне бы хотелось запастись
оружием и  провиантом.  Пожалуй,  этим я и займусь,  пока А.Бетгик будет
поправляться.
     - Несколько лет.  Шесть-семь,  не  больше.  По крайней мере так мне
кажется.
     - Лет? - Я замер у верхнего пролета лесенки. - Ты сказала "лет"?
     - Рауль, мне надо набраться опыта. Я должна учиться.
     - Чему? Ремеслу архитектора?
     - Не только.
     - Ладно, ты будешь учиться. А я?
     - Я знаю,  тебе кажется,  что с тобой поступили несправедливо.  - Я
пристально поглядел на девочку:  она и не думала насмехаться.  - Если не
ошибаюсь,   для  тебя  найдется  подходящее  занятие.  -  Я  молча  ждал
продолжения.  -  Землю надо изучить.  Мои родители бывали здесь...  Мама
считала, что львы, медведи и тигры - ну, те силы, которые похитили Землю
из-под носа у Техно-Центра, - что они проводят тут эксперименты...
     - Какие еще эксперименты?
     - С гениальностью. Или, точнее, с человечностью.
     - Что-то я не понимаю. Энея повела рукой.
     - Этот дом построен в 1937 году.
     - От Рождества Христова?
     - Да.  Разрушили его в  двадцать первом веке,  во  время восстания,
если не раньше.  Те,  кто переправил Землю на новое место,  восстановили
дом  точно так  же,  как  восстановили для моего отца Рим девятнадцатого
столетия.
     - Рим?  -  переспросил я,  чувствуя себя полным идиотом оттого, что
приходится уточнять едва  ли  не  каждое слово девочки.  Знаете,  бывают
такие деньки.
     - Тот Рим,  в  котором провел свои последние дни Джон Ките.  Но это
другая история.
     - Ага. Я помню ее из "Песней" твоего дядюшки Мартина. Признаться, я
ничего в ней не понял.
     Энея махнула рукой.
     - Я тоже не понимаю,  Рауль.  Но те,  кто перенес Землю,  не только
восстанавливают  древние  города  и   здания,   они   воскрешают  людей.
Создают... динамику.
     - Таким-то образом? - с сомнением в голосе справился я.
     - Дело в том, что... Мой отец был кибридом, помнишь? Тело человека,
а личность - матрица ИскИна.
     - Но ты же не кибрид.
     Энея покачала головой. Мы двинулись дальше. Под нами шумел водопад.
     - Пока я буду учиться, тебе предстоит кое-что сделать.
     - Например?
     - Изучить Землю,  выяснить,  что замышляют...  существа, которые ее
похитили, и привести наш корабль.
     - Наш корабль?  -  В  конце концов,  мысленно прикрикнул я на себя,
хватить строить идиота. - То есть мне придется воспользоваться нуль-Т?
     - Да.
     - И привести сюда корабль Консула?
     Девочка вновь покачала головой.
     - На  это уйдет несколько столетий.  Нет,  мы встретимся с  тобой в
другом месте, на каком-нибудь из миров Сети.
     Я потер небритую щеку.
     - Что-нибудь еще? Давай выкладывай, что ты для меня припасла, какую
маленькую одиссею?
     - Еще нужно слетать на Окраину и повидать Бродяг. Но это мы сделаем
вместе.
     - Хорошо. Надеюсь, больше ничего? Знаешь ли, я уже не так молод...
     Я  попытался обратить все в  шутку,  но Энея оставалась убийственно
серьезной. Она взяла меня за руку.
     - Нет, Рауль, это только начало.
     Запищал сигнал вызова.
     - Что стряслось? - Естественно, первая моя мысль была об А.Беттике.
     - Мне сообщили координаты, - озадаченно произнес комлог.
     - Как насчет видео?
     - Только координаты и крейсерская высота.
     - Куда летим?
     - Координаты  соответствуют  точке  в  трех  тысячах  километров  к
юго-западу отсюда.
     Я посмотрел на Энею.
     - Что сие означает?
     - Точно я не знаю,  -  ответила девочка,  -  но кое-какие догадки у
меня есть. Пускай это будет сюрпризом.
     Держа друг друга за руки,  мы вышли из дома и по залитому солнечным
светом ковру палой листвы направились к катеру.

        59

     Я уже говорил:  зря вы это читаете. Теперь я понимаю, что следовало
выразиться иначе: зря я это пишу.
     На  протяжении  бесчисленных  дней  и   ночей  я  заполнял  гладкие
веленевые страницы воспоминаниями об Энее,  Энее-девочке, и ни словом не
обмолвился о той, кого вы знаете как мессию и кому, быть может, ошибочно
поклоняетесь.  Но я писал не для вас -  и,  как выяснилось, не для себя.
Своими воспоминаниями я  оживил Энею-ребенка потому,  что  хотел,  чтобы
ожила  Энея-женщина -  ожила  вопреки логике,  вопреки истории,  вопреки
безнадежности и отчаянию.
     Каждое утро,  когда автоматически вспыхивают лампы,  я просыпаюсь в
кошачьем  ящике  Шредингера,   три  на  шесть  метров,  и  с  изумлением
обнаруживаю,  что еще жив,  что так и  не почувствовал ночью миндального
привкуса.
     Каждое утро я сражаюсь со страхом и отчаянием,  пишу воспоминания и
аккуратно складываю в стопку веленевые странички.  К сожалению,  здешняя
система переработки далека от совершенства: больше дюжины страниц за раз
она  не  выдает.  Вот  и  получается,  что  мне  приходится запихивать в
рециркулятор  первые  страницы  рукописи.   Они  выходят  чистенькими  и
свежими,   садись  и  пиши.  Змея,  которая  гложет  собственный  хвост.
Настоящее безумие. Либо - истинная сущность здравомыслия.
     Вполне возможно, процессор в текстовой палете запоминает все, что я
пишу.  Он запомнит и то, что мне еще предстоит написать - если, конечно,
судьба будет благосклонна. Но, честно говоря, чихал я на процессоры и на
судьбу. Меня интересует лишь та дюжина страниц - невинно чистых поутру и
заляпанных чернилами, заполненных мелким, бисерным почерком к вечеру.
     На этих страницах каждый день оживает Энея.
     Прошлой ночью,  когда огни  в  камере погасли и  от  вселенной меня
отделяла разве  что  статико-динамическая капсула  застывшей энергии,  в
которой хватало места  и  флакону с  цианидом,  и  таймеру,  и  счетчику
радиации,  -  так вот,  прошлой ночью я услышал, как Энея окликает Рауля
Эндимиона по  имени.  Я  сел.  Царил непроглядный мрак,  но я  настолько
разволновался, что позабыл включить свет; я был уверен, что сплю, но тут
ее пальцы коснулись моей щеки. Это были ее пальцы, уж мне ли не знать. Я
целовал их,  еще когда Энея была ребенком.  Поцеловал и  в  ту ночь,  на
прощание.
     Ее пальцы коснулись моей щеки.  Пахнуло знакомым ароматом.  К  моим
губам прильнули милые губы.
     - Рауль,  хороший мой,  мы уходим отсюда,  -  прошептала она.  - Не
сейчас.  Когда ты закончишь свою историю. Как только все вспомнишь и все
поймешь.
     Я потянулся к ней,  но она словно отступила. Когда зажглись огни, в
камере никого не оказалось.
     Я  расхаживал по  своему эллипсоиду,  пока огни не вспыхнули вновь,
уже утром.  В  те  бесконечные месяцы я  боялся вовсе не  смерти -  Энея
научила меня относиться к  ней как к неизбежности,  -  я боялся безумия.
Почему? Потому что безумие лишило бы меня воспоминаний об Энее.
     Внезапно мне бросилось в глаза,  что текстовая палета включена.  На
миг я застыл как вкопанный.  Перо высовывалось из-под крышки... Когда мы
путешествовали по вселенной с Энеей, я заметил у нее привычку засовывать
перо меж страниц дневника,  который она вела.  У меня задрожали руки.  Я
рециркулировал то, что написал вчера, и включил принтер.
     Из  устройства выползла одна-единственная страница.  Я  сразу узнал
почерк Энеи.
     Это  был  своего  рода  поворотный  пункт.   Либо  я  действительно
обезумел, либо спасен и воскрес для новой жизни.
     Читайте и  судите сами.  Скажу лишь,  что прочел ее  с  надеждой на
спасение.  Не на духовное, а на физическое - на телесное воссоединение с
той, кого помню и люблю больше всех на свете.
     Иначе, на мой взгляд, читать и не стоило.

        60

     Рауль,  можешь считать, что это постскриптум к твоим воспоминаниям,
которые я прочла сегодня ночью.  Господи,  сколько минуло лет... Помнишь
последние три часа,  которые мы провели вместе на катере - ты, мой милый
Рауль,   наш  добрый  А.Беттик  и  я?   Катер  летел  по  направлению  к
Талиесин-Уэст,  где  меня  ожидали  долгие  годы  ученичества.  Мне  так
хотелось все  тебе  рассказать -  поведать о  снах,  в  которых мы  были
любовниками и  поэты слагали песни о  нашей любви;  о  видениях грядущих
опасностей,  о встречах с новыми друзьями и о тягостных прощаниях, о еще
не испытанной скорби и еще не свершившемся торжестве.
     Но я промолчала.
     Помнишь?  Мы  дремали,  сидя в  креслах.  До чего же странная штука
жизнь...   Последние   часы   наедине,   завершение  одного   из   самых
запоминающихся промежутков нашей близости,  конец моего детства,  начало
иных отношений -  а  мы  дремали.  И  ладно бы в  одном кресле,  а  то в
разных... Жизнь чертовски жестока. Бесценные воспоминания теряются среди
повседневных мелочей.
     Но мы устали. Нам было даже не до разговоров.
     Когда катер пошел на снижение над пустыней,  я вырвала страничку из
своего бедного дневника,  уцелевшего в  воде и  в огне,  и написала тебе
записку.  Ты спал,  опустив голову на подлокотник кресла,  по подбородку
текла струйка слюны.  У тебя не было ни бровей,  ни ресниц,  на макушке,
там,  где  волос  коснулось  пламя,  виднелась проплешина.  Выглядел  ты
забавно -  этакий  клоун,  которого сморил сон.  (Помнишь,  мы  с  тобой
говорили о  клоунах,  когда летели к Бродягам?  Ты видел клоунов в цирке
Порт-Романтика, а я наблюдала за ними в Джектауне на ежегодной ярмарке в
канун праздника Первопоселенцев.)
     Ожоги.  Пятна мази на щеках и  на висках,  под глазами и на верхней
губе  -  ни  дать ни  взять клоунский грим.  Белое на  красном.  Ты  был
прекрасен,  Рауль.  Я  полюбила тебя.  Пойми,  я любила тебя в прошлом и
будущем и за пределами пространства-времени.
     Ну вот,  я  написала записку,  сунула ее в  карман твоей наполовину
истлевшей  рубашки  и   тихонько  поцеловала  тебя   в   губы,   отыскав
необожженный уголок.  Ты пошевелился, но не проснулся. На следующий день
ты не сказал мне ни слова насчет записки,  вообще о ней не упоминал, и я
долго гадала,  нашел ты ее или нет - может, она выпала из кармана или ты
выкинул ее заодно с рубашкой в Талиесине...
     Строки принадлежали моему отцу. Он написал их столетия назад. Потом
умер, воскрес, если можно так выразиться, кибридом и умер снова, уже как
человек.  Умер -  и продолжал жить: его личность скиталась по метасфере.
Вместе  с   Консулом  покинул  Гиперион,   проникнув  в   ДНК  бортового
компьютера.  Что бы там ни плел в  своих "Песнях" дядюшка Мартин,  о чем
отец говорил,  прощаясь с  моей матерью,  известно только им  двоим.  Но
когда мама проснулась на следующее утро,  она обнаружила эти строки -  и
сохранила  распечатку  до  конца  жизни.  Я  знаю...  Когда  мы  жили  в
Джектауне,  я  прокрадывалась в ее комнату и читала выцветшие строчки на
пожелтевшем веленевом листе.  Каждую неделю,  начиная с того дня,  когда
мне исполнилось два года.
     Милый Рауль,  эти  строки я  подарила тебе с  прощальным поцелуем в
последний день нашего первого путешествия.  Эти  строки я  оставила тебе
сегодня с  поцелуем надежды.  Эти строки я потребую у тебя при следующей
встрече,  когда ты закончишь свои воспоминания и  начнется наша дорога в
вечность.

        Прекрасное пленяет навсегда.
        К нему не остываешь. Никогда
        Не впасть ему в ничтожество. Все снова
        Нас будет влечь к испытанному крову
        С готовым ложем и здоровым сном.

              [Дж. Китс. "Эндимион". Песнь первая (пер. Б. Пастернака).]

     А сейчас, Рауль Эндимион, я говорю тебе "прощай" до той поры, когда
мы  снова  встретимся  на  страницах  твоих  воспоминаний,   в  яростном
экстазе...

        Дитя в безвестье канувших времен,
        Молчунья, на которой старины
        Красноречивый след запечатлен!
        О чем по кругу ты ведешь рассказ?
        То смертных силуэты иль богов?
        Темпейский дол или Аркадский луг?
        Откуда этот яростный экстаз?
        Что за погоня, девственный испуг,
        Флейт и тимпанов отдаленный зов?

                    [Дж. Китс. "Ода греческой вазе" (пер. Г. Кружкова).]

     А пока,  любовь моя,  желаю тебе испытанного крова, готового ложа и
здорового сна.


        THE END


------------------------------------------------------------------------
     Дэн СИММОНС - Эндимион.
     Перевод с английского К.М. Королев, 1996
     Dan SIMMONS - Endymion, 1996
     Симмонс Д. Эндимион: Роман / Пер. К.М. Королева. -  М.:  ООО "Фирма
"Издательство АСТ", 1998. - 688 с. ISBN 5-237-00257-9
     OCR+spellchck (считка): Alef
     Email, URL: alef@df.ru, http://www.df.ru/~alef/ebook
------------------------------------------------------------------------


        Дэн Симмонс. Восход Эндимиона

--------------------
     Dan Simmons - The Rise of Endimion, 1997
     Перевод ООО "Фирма "Издательство АСТ", 1998
     OCR+spellcheck (считка): Alef alef@df.ru, http://www.df.ru/~alef/ebook/ ‹ http://www.df.