Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
81 -
82 -
83 -
84 -
85 -
86 -
87 -
88 -
89 -
90 -
91 -
92 -
93 -
94 -
95 -
96 -
97 -
98 -
99 -
100 -
101 -
102 -
103 -
104 -
105 -
106 -
107 -
108 -
109 -
110 -
111 -
112 -
113 -
114 -
115 -
116 -
117 -
118 -
119 -
120 -
121 -
122 -
123 -
124 -
125 -
126 -
127 -
128 -
ты по ватиканской моде - точнее, завивка начинала входить в
моду, когда де Сойя последний раз был на Пасеме, три года назад по
объективному времени (а по субъективному всего два месяца).
- Отец Вандрисс, вы слышите меня?
Молодой священник молча кивнул. Насколько было известно де Сойе,
сразу после воскрешения язык какое-то время не слушается.
- Что ж, - проговорил капеллан, - я, пожалуй, займусь вторым. - Он
нахмурил брови и поглядел на де Сойю так, словно капитан был виноват в
неудачном исходе процедуры. - Непорядок, святой отец. Пройдет несколько
недель, если не месяцев, прежде чем отец Гавронски станет самим собой.
Ему предстоят тяжкие муки. - Де Сойя промолчал. - Не хотите на него
взглянуть? Тело... гм... лишь отдаленно напоминает человеческое.
Внутренние органы видны отчетливо и...
- Займитесь делом, отец, - перебил де Сойя. - Вы свободны.
Сапиега как будто хотел что-то сказать, но тут прозвучал звуковой
сигнал, извещавший об изменении силы тяжести. Отец Вандрисс, который как
раз пытался сесть, рухнул обратно на каталку. Сапиега медленно двинулся
к выходу. После нулевой гравитации даже сила тяжести в один "g" казалась
непереносимой.
- Отец Вандрисс, - тихо повторил де Сойя, - вы меня слышите?
Молодой священник снова кивнул. Судя по выражению глаз, его терзала
адская боль. Кожа Вандрисса поблескивала, словно ее минуту назад
пересадили - или он только что родился. Неестественно розовая, будто
обожженная, а крестоформ - лиловый, в два раза крупнее обычного...
- Вы знаете, где находитесь? - прошептал капитан. "И кто вы такой?"
- мысленно добавил он. Человек, которого воскресили, мог пребывать в
полуобморочном состоянии от нескольких часов до нескольких дней. Де Сойя
знал, что курьеры проходят спецподготовку, однако не представлял, как
можно подготовить к смерти и воскрешению. Помнится, инструктор в
семинарии выразил эту мысль без обиняков: "Даже если мозг забывает,
клетки помнят, как умирали и как были мертвыми".
- Я помню. - Голос отца Вандрисса напоминал зубовный скрежет. - Вы
капитан де Сойя?
- Совершенно верно. Капитан отец де Сойя.
Вандрисс попробовал приподняться на локте, но у него не вышло.
- Ближе, - прошептал он, не в силах оторвать голову от подушки.
Де Сойя наклонился над каталкой. От Вандрисса пахло формальдегидом.
Лишь немногие среди служителей Церкви были посвящены в таинства
воскрешения; де Сойя к таковым не относился. Он мог совершить крещение,
причастить, соборовать (должность капитана космического корабля
последнюю возможность предоставляла гораздо чаще, нежели две первые),
однако ни разу не присутствовал при воскрешении, а потому не имел ни
малейшего понятия, каким образом из расплющенных чудовищной гравитацией
костей, бесформенной груды плоти и мозговой жидкости вновь возникло
человеческое тело. Наверно, все дело в крестоформе, этом божественном
чуде...
Вандрисс зашептал ему на ухо:
- Должны... поговорить... - Слова давались курьеру с громадным
трудом.
- Через пятнадцать минут начнется совещание, на которое прибудут
капитаны двух других кораблей. Вас перенесут на кресло и...
- Не надо. - Вандрисс покачал головой. - Послание... только для
вас.
- Хорошо. - Выражение лица де Сойи осталось прежним. - Вы не хотите
подождать, пока...
Вандрисс снова качнул головой. Кожа у него на лице топорщилась,
словно из-под нее выпирали мускулы.
- Сейчас... - Де Сойя молча ждал продолжения. - Вы должны... взять
звездолет-"архангел"... Компьютер знает, куда лететь...
Значит, и мне придется умереть, подумал де Сойя. Господи, ну почему
меня не миновала чаша сия? ["И, отойдя немного, пал на лице Свое,
молился и говорил: Отче Мой! если возможно, да минует меня чаша сия..."
Евангелие от Матфея, 26:39.]
- Что мне сказать остальным? - спросил он.
- Ничего. Передайте командование кораблем... старшему офицеру... а
"Волхвами" будет командовать капитан Буле... У нее другие задачи...
- Могу я узнать, какие именно? - Де Сойя с громадным трудом
сохранял спокойствие. Всего лишь тридцать секунд назад весь смысл его
жизни заключался в том, чтобы одержать победу и сохранить в целости
"Бальтазар" и весь отряд, а теперь...
- Нет, - прошептал Вандрисс. - Эти приказы... вас не касаются. -
Священник был бледен и явно изнемогал от напряжения. Де Сойя вдруг
осознал, что находит удовольствие в мучениях ближнего, и вознес про себя
молитву о прощении.
- Итак, - произнес он, - я должен покинуть свой корабль. Могу я
взять личные вещи? - Он имел в виду фарфоровую статуэтку, которую
незадолго до своей смерти на Возрождении-Вектор ему подарила сестра.
Хрупкая вещица, которую при ускорениях помещали в стазис, сопровождала
капитана на протяжении всех лет, какие он провел в космосе.
- Нет. Отправляйтесь немедленно.
- От чьего лица вы мне приказываете? - справился де Сойя.
- От лица Его Святейшества Папы Римского Юлия Четырнадцатого. -
Лицо курьера исказила гримаса боли. - Приказ имеет приоритет "омега",
который перекрывает все распоряжения Ордена и Генерального Штаба.
Понимаете, капитан де Сойя?..
- Понимаю. - Де Сойя почтительно наклонил голову.
Названия у звездолета класса "архангел" не было. Факельщики никогда
не казались де Сойе прекрасными - похожи на бутылочные тыквы, мостик и
боевая палуба кажутся крохотными рядом с огромным двигателем Хоукинга и
сферой ускорителя, однако по сравнению с авизо они выглядели верхом
совершенства. Тот представлял собой нагромождение асимметричных сфер и
додекаэдров, между которыми вились бесчисленные кабели, тянувшиеся от
двигателя Хоукинга; подо всем этим была погребена крохотная пассажирская
каюта.
Капитан вкратце объяснил Хирну, Буле и Стоун, что его срочно
вызывают по делам, и передал командование над "Бальтазаром" и отрядом
бывшим подчиненным, которые никак не могли прийти в себя от изумления, а
затем переправился на одноместном боте на авизо. Он запрещал себе
оглядываться, но перед тем как бот пришвартовался к "архангелу", все же
не выдержал и бросил прощальный взгляд на "Бальтазар", из-за корпуса
которого, будто из-за горизонта некоей чудесной планеты, вставало
солнце.
На мостике авизо обнаружились панель управления и тактический
процессор. Размерами мостик напоминал каюту де Сойи на "Бальтазаре",
разве что на факельщике отсутствовали все эти кабели, приборы и два
амортизационных кресла. По соседству с мостиком располагалась каютка,
служившая одновременно штурманской и платяным шкафом.
Де Сойе сразу бросилось в глаза, что амортизационные кресла резко
отличаются от обычных. Стальные, начисто лишенные обивки конструкции в
форме человеческого тела больше напоминали столы в прозекторской, нежели
кресла. По ребру кресел бежала кромка - для того, чтобы жидкость не
сливалась на пол; во время ускорения силовое поле наверняка
поддерживается только у кресел, дабы то, что в начале полета составляло
тело человека, не разлетелось по каюте в краткий период невесомости. Де
Сойя заметил раструбы, по которым, очевидно, подавалась вода или
специальный раствор - чем там моют стальные кресла?
- Ускорение через две минуты, - произнес металлический голос. -
Пристегнитесь.
Ни тебе "здравствуйте", подумалось де Сойе, ни даже "пожалуйста".
- Корабль? - позвал он. Разумеется, на корабле Ордена не могло быть
настоящего ИскИна - как не могло их быть на всей подвластной Ордену
территории, - однако де Сойе вдруг показалось, что Ватикан сделал
исключение для авизо.
- До начального ускорения одна минута тридцать секунд, - сообщил
металлический голос. Де Сойя понял, что расспрашивать бортовой компьютер
бесполезно, и поторопился занять одно из кресел и пристегнуться ремнями
- широкими, толстыми. Интересно, зачем они здесь? Для красоты? Неужели
мало силового поля?
- Тридцать секунд. Примите к сведению, что переход в состояние
С-плюс смертелен для человека.
- Спасибо, - поблагодарил Федерико де Сойя. Сердце бешено
колотилось, этот стук громом отдавался в ушах. На панели управления
замигали огоньки. Поскольку возможности пилотировать корабль у него не
было, де Сойя не обратил на них внимания.
- Пятнадцать секунд. Предлагаю помолиться.
- Пошел в задницу! - Де Сойя молился с той самой секунды, когда
покинул отца Вандрисса. Сейчас он добавил к своим мольбам еще одну -
попросил простить за сквернословие.
- Пять секунд. Конец связи. Благослови вас Бог, воскресните во имя
Христово.
- Аминь, - произнес де Сойя и закрыл глаза. В тот же миг заработал
двигатель.
8
Вечер в Эндимионе наступил рано. Я наблюдал за тем, как сгущаются
над городом осенние сумерки, из окна той комнаты, где пришел в себя
днем. В комнате, в которую меня привел А.Беттик, поджидал элегантный, но
без вычурности вечерний наряд - хлопчатобумажные коричневые брюки,
зауженные к икрам, льняная белая рубашка с чем-то вроде кружевных
манжет, черный кожаный жилет, черные носки, черные ботинки из мягкой
кожи и золотой браслет. Андроид также показал мне ванную, которая
располагалась этажом ниже, и сообщил, что я могу надеть висевший на
двери купальный халат. Я поблагодарил А.Беттика, принял ванну, высушил
волосы, надел все, что лежало на кровати, за исключением браслета, и
стал ждать. Солнечный свет постепенно приобрел золотистый оттенок, с
холмов к университету поползли тени. Когда же свет поблек и над горами
на востоке показалось созвездие Лебедя, А.Беттик вернулся за мной.
- Пора? - спросил я.
- Не совсем. Вы упомянули, что хотели бы со мной поговорить.
- Ах да! - Я указал на кровать, единственный предмет мебели в
комнате. - Присаживайся.
Голубокожий андроид не сдвинулся с места.
- Если не возражаете, сэр, я предпочитаю стоять.
Сложив на груди руки, я оперся спиной о подоконник. Прохладный
вечерний воздух был напоен запахом челмы.
- Обойдемся без "сэров". Вполне сойдет просто Рауль. - Я помедлил.
- Если, конечно, тебя не запрограммировали обращаться к... э... - я чуть
было не сказал "людям", однако мне не хотелось, чтобы А.Бетгик подумал,
будто он в моих глазах - не человек, - ...к окружающим таким образом.
А.Бетгик усмехнулся:
- Нет, сэр. Если честно, меня вообще не программировали - по
крайней мере в том смысле, в каком программируют машины. За исключением
синтетических мышц и верхнего слоя кожи, которые увеличивают, к примеру,
мою силу и сопротивляемость радиации, во мне нет искусственных частей.
Однако андроид должен быть вежливым. Посему, если вам так угодно, я буду
вас называть "месье Эндимион".
Я пожал плечами:
- Как хочешь. Извини, но в андроидах я не разбираюсь, поэтому и
попадаю впросак.
- Не стоит извиняться, месье Эндимион, - с улыбкой отозвался
А.Бетгик. - Лишь немногие из живущих ныне людей видели воочию
представителей моей расы.
Вот как? "Моей расы". Интересно.
- Расскажи мне поподробнее про свою расу. Кажется, законы Гегемонии
запрещали изготавливать андроидов?
- Да. - Я заметил, что А.Беттик стоит в позе "вольно". Может, он
когда-то служил в армии? - Подобный запрет существовал на Старой Земле и
на многих мирах Гегемонии еще до Хиджры, однако Альтинг принял решение,
по которому разрешалось изготавливать андроидов для использования на
Окраине. А Гиперион в те дни относился как раз к планетам Окраины.
- И относится к ним по сей день, - буркнул я.
- Так точно, сэр.
- Когда тебя изготовили? На каких мирах ты побывал? Чем занимался?
- Спохватившись, я прибавил: - Надеюсь, ты понимаешь мое любопытство?
- Конечно, месье Эндимион, - ответил андроид с акцентом, который я
не смог определить. То был инопланетный, неизмеримо древний акцент. - По
гиперионскому календарю меня изготовили в 26-м году новой эры.
- То бишь в двадцать шестом веке. Шестьсот девяносто четыре года
назад. - А.Беттик молча кивнул. - Выходит, ты родился... появился на
свет уже после гибели Старой Земли, - проговорил я, обращаясь скорее к
себе, чем к нему.
- Да, сэр.
- И Гиперион был твоим первым... местом работы?
- Нет, сэр. Первые пятьдесят лет своей жизни я провел на Асквите,
при дворе его королевского величества Артура Восьмого, сюзерена
Виндзорского двора в изгнании, а также при дворе его кузена Руперта,
князя Монако в изгнании. Когда король Артур скончался, я по завещанию
перешел к сыну монарха, королю Уильяму Двадцать Третьему.
- А, Печальный Король Билли.
- Да, сэр.
- Ты попал на Гиперион вместе с королем Билли, когда тот бежал от
Горация Гленнон-Хайта?
- Да. Вообще- то нас, андроидов, отправили на Гиперион за тридцать
с лишним лет до прибытия короля Билли и прочих колонистов. Сразу после
того, как генерал Гленнон-Хайт одержал победу в битве при Фомальгауте.
Его королевское величество решил тогда на всякий случай подыскать новую
планету для своих подданных.
- И в те дни ты повстречался с месье Силеном, правильно? - Я указал
на потолок и представил себе старого поэта в паутине трубок системы
жизнеобеспечения.
- Нет, - возразил андроид. - В ту пору, когда в Граде Поэтов кипела
жизнь, мы не были знакомы. Я имел удовольствие познакомиться с месье
Силеном позже, во время паломничества в Долину Гробниц Времени, которое
состоялось через два с половиной столетия после смерти его королевского
величества.
- И больше не покидал Гиперион, так? Получается, ты провел здесь
пятьсот лет, даже больше.
- Да, месье Эндимион.
- Ты бессмертен? - Я знал, что задаю нескромный вопрос, однако мне
очень хотелось услышать ответ. А.Беттик вновь усмехнулся:
- Вовсе нет, сэр. Если со мной произойдет несчастный случай, я могу
умереть, как всякий человек. Однако при изготовлении в мои клетки
заложили возможность непрерывной поульсенизации, поэтому я практически
не старею и не болею.
- Это из-за поульсенизации у всех андроидов голубая кожа?
- Нет, сэр. Голубая кожа у нас потому, что такой кожи нет ни у кого
из людей, а разработчики считали своим долгом подчеркнуть разницу между
андроидами и людьми.
- Значит, человеком ты себя не считаешь?
- Нет, сэр. Я считаю себя андроидом.
Я улыбнулся, подивившись собственной наивности.
- Ты по-прежнему служишь людям. Но ведь законы Гегемонии запрещали
использовать андроидов в качестве рабов. - А.Беттик молча ждал
продолжения. - Ты не хочешь обрести свободу? Не хочешь стать
самостоятельной личностью?
А.Беттик подошел к кровати. Я решил, что андроид собирается сесть,
однако он всего-навсего аккуратно сложил рубашку и брюки, в которых я
днем гулял по городу.
- Месье Эндимион, позвольте заметить, что я вот уже несколько
столетий ощущаю себя самостоятельной личностью. И потом, законы
Гегемонии погибли вместе с Гегемонией.
- Однако ты продолжаешь служить месье Силену. И остальные тоже.
- Совершенно верно. Но я делаю это потому, что считаю нужным. Меня
сконструировали в помощь человеку. Я выполняю свои обязанности и делаю
это с удовольствием.
- То есть ты остался здесь по своей воле, - подытожил я.
А.Беттик утвердительно кивнул и улыбнулся.
- Да, сэр. Другое дело, что свобода воли применительно ко всем нам,
андроидам и людям, - понятие растяжимое.
Вздохнув, я оттолкнулся от подоконника. За окном было темно.
Очевидно, вскоре поэт пригласит меня за стол.
- И будешь служить месье Силену, пока он не умрет, так?
- Нет, сэр, - ответил А.Беттик. - Если, конечно, мое мнение кого-то
заинтересует.
- Неужели? - Я вопросительно приподнял бровь. - А что бы ты
предпочел, если бы тебе предложили выбирать?
- Если вы согласитесь выполнить поручение месье Силена, -
проговорил андроид, - я бы предпочел отправиться с вами.
Очутившись наверху, я обнаружил, что больничная палата превратилась
в столовую. Пенолитовая "летающая кровать" исчезла вместе с медицинскими
приборами и прочим оборудованием, потолок сделался прозрачным. Как и
пристало бывшему пастуху, я легко отыскал на небе созвездия Лебедя и
Сестер-Близнецов. У каждого из витражных окон стояли высокие треноги со
светильниками, пламя которых одновременно освещало и обогревало комнату.
Посреди помещения располагался длинный обеденный стол с двумя
затейливыми канделябрами; свечи отражались в хрустале, фарфоре и
столовом серебре. На противоположных концах стола размещались два
кресла, в одном из них сидел Мартин Силен.
Старого поэта было не узнать. Казалось, за то время, что мы не
виделись, он сбросил несколько столетий. Вместо мумии с восковой кожей и
запавшими глазами я увидел обычного старика - разве что, судя по
выражению глаз, страшно голодного. Подойдя поближе, я заметил под столом
переплетение трубок, но в остальном иллюзия того, что передо мной
оживший мертвец, была полной.
Заметив мое изумление. Силен хмыкнул.
- Днем ты застал меня в самый неподходящий момент, Рауль Эндимион,
- прохрипел он. Изменился даже голос: чтобы расслышать поэта, уже не
требовалось напрягать слух. - Я никак не приду в себя после заморозки.
Он указал на кресло напротив.
- После криогенной фуги? - уточнил я, расстилая на коленях
салфетку. Последний раз я сидел за столь роскошным столом в тот день,
когда демобилизовался и отправился прямиком в лучший ресторан портового
города Гран-Чако на полуострове Южный Коготь, где заказал самые дорогие
кушанья и просадил все свои деньги (но оно того стоило).
- Естественно. - Я смутился, поняв, что свалял дурака. - Иначе
прожил бы я, по-твоему, столько лет? - Силен снова хмыкнул. - Да,
возраст уже не тот. Пока очухаешься...
Я набрал полную грудь воздуха и произнес:
- Пожалуйста, сэр, не обижайтесь, но сколько вам лет?
Пропустив мой вопрос мимо ушей, Силен сделал знак андроиду - не
А.Беттику, - который стоял у двери. В следующий миг другие андроиды
начали вносить кушанья. Мне налили воды. А.Беттик приблизился к Мартину
Силену с бутылкой вина в руках, дождался утвердительного кивка, проделал
освященный веками ритуал - подал старику пробку и малую толику вина на
дне бокала. Силен посмаковал вино, проглотил и фыркнул. Приняв это за
одобрение, А.Беттик наполнил наши бокалы.
Подали закуску - запеченный в углях шашлычок из цыплят и нежные
ломтики сырой говядины под соусом. Силен, кроме того, пододвинул к себе
стоявший на его конце стола паштет из печени с листьями мандрагоры. Я
поднял с тарелки украшенную резьбой крышку, попробовал цыплячье крылышко
и нашел его восхитительным.
Несмотря на весьма почтенный возраст, лет восемьсот, а может, и все
девятьсот, Мартин Силен, едва ли не самый старый на свете человек,
отличался завидным аппетитом. Когда он набросился на говядину, я
заметил, как сверкнули ослепительно-белые зубы; интересно, они
искусственные или палеореконструированы? Вероятно, второе.
Внезапно я осознал, что жутко голоден. Аппетит разыгрался то ли
после несостоявшейся казни, то ли после прогулки по городу и
проникновения в башню с кораблем. Несколько минут в комнате царила
тишина, которую нарушали только шаги андроидов, потрескивание свечей да
звон ножей и вилок; время от времени тихонько завы