инания о  полете в  атмосфере
юпитерианского мира и  о проглотившем меня чудовище -  не более чем сон,
что  я  попал  сюда  -   куда  сюда?   -  через  портал  после  бегствам
Витус-Грей-Балиана Б.  Да,  бегство было, переход был, а все остальное -
кошмарный сон.  А  как же тогда быть с ошметками паруса?  И воспоминания
очень уж живые и  подробные.  К тому же логика подсказывала,  что в моем
путешествии с самого начала не было никакой логики.
     Ветер  сотряс дерево.  Каяк  соскользнул по  стволу.  Боль  в  ноге
пронзила все тело.
     Я прикинул,  что,  пожалуй,  хватит предаваться размышлениям,  пора
приниматься за дело. В любой момент каяк может рухнуть, а то еще и ветки
обломятся,  и  я  полечу вниз вместе с обломками фибропласта,  обрывками
нейлоновых шкотов  и  дырявого паруса -  вниз,  во  мрак,  со  сломанной
ногой...  Молнии вспыхивали теперь менее  регулярно,  и  мрак  почти  не
рассеивался.  Я  не видел под собой ничего,  кроме переплетения ветвей и
толстых серо-зеленых,  закрученных спиралью стволов. Что это за деревья?
Я таких не помню.
     Где я? Энея... Куда ты меня отправила на сей раз?..
     Я  постарался не думать об этом.  Это была почти молитва,  а  я  не
собирался приобретать дурную привычку и  чуть  что  молиться девушке,  с
которой вместе странствовал по  галактике,  которую защищал,  с  которой
завтракал и ужинал и четыре года подряд спорил. Знаешь, детка, вообще-то
могла бы ты подбирать для меня более приветливые планеты.  Конечно, если
бы у тебя был выбор.
     Громыхнул  гром,  но  вспышки  на  сей  раз  не  последовало.  Каяк
дернулся,  его  нос  неожиданно задрался вверх.  Я  пошарил за  спиной в
поисках толстой ветви,  которую успел заметить раньше. Пальцы наткнулись
на  острые как бритва стебли,  на  мокрые листья,  наконец ухватились за
ветку.  Я подтянулся, стараясь высвободить из кокпита сломанную ногу, но
это удалось только наполовину.  От боли к горлу подкатила тошнота, перед
глазами заплясали черные точки;  впрочем,  кругом стояла такая тьма, что
можно было и ошибиться.  Я перегнулся через борт каяка,  а когда тошнота
прошла, попытался вновь найти себе надежную опору.
     И как меня, черт возьми, угораздило сюда залезть?
     Какая разница? Главное сейчас - выбраться из обломков фибропласта и
дырявого савана.
     Нужно достать нож и попросту прорубить выход.
     Ножа не было.  Как не было и  пояса.  Карманы куртки отсутствовали.
Сама куртка и рубашка превратились в лохмотья.  Пропал игольник, который
я  хранил  как  талисман на  случай  нападения "камбалы"...  Мне  смутно
вспомнилось,  что оружие с рюкзаком унес тот же самый торнадо, который в
клочья изорвал парус. Одежда, лазерный фонарик, провизия - все пропало.
     Вспыхнула молния.  Гром стал менее оглушительным. Неожиданно что-то
сверкнуло у меня на запястье.
     Комлог! Эта проклятая штуковина должна работать!
     Но  что толку от  комлога?  Не знаю;  все равно лучше,  чем ничего;
Поднеся ко рту левую руку, я крикнул:
     - Корабль! Включить комлог! Корабль! Эй!
     Никакого ответа.  Помнится,  когда на  воздушном мире разбушевалась
гроза,   комлог  заискрился  точно   рождественская  елка   сигнальными,
аварийными огоньками.  К  своему удивлению,  я ощутил нечто вроде горечи
утраты. Комлог вел себя как полный идиот, в лучших случаях - как упрямый
и  глупый ребенок,  но ведь сколько времени он был со мной.  Я  привык к
нему. И он помогал мне вести катер, который доставил нас от "Водопада" к
Талиесину. И...
     Я  стряхнул ностальгию и  заворочался в  своем гнездышке.  В  конце
концов мне  удалось ухватиться за  нейлоновый шкот.  Это  должно помочь.
Ребра паруса наверняка крепко застряли в  ветвях,  мой  вес они выдержат
без  труда...  Я  стукнул левой ногой по  фибропластовому корпусу лодки,
норовя сбросить ее вниз.
     Боль снова погрузила меня в  беспамятство...  Я вспомнил о почечном
камне,  о  том,  сколько  неприятностей он  мне  доставил...  Боль  была
похожей,  только накатывала волнами через неравные интервалы...  Придя в
себя,  я  обнаружил,  что уже не  лежу на ветвях,  а  вишу,  цепляясь за
нейлоновый шнур. Несколько минут спустя налетел очередной порыв ветра, и
каяк  рухнул  в  темноту.  В  гнездышке остались  лишь  немногочисленные
обломки.
     Что теперь?
     Наверно, следует подождать рассвета.
     А если на этой планете не бывает рассвета?
     Тогда подождать, пока утихнет боль.
     С какой стати она должна утихнуть?  Кость сломана и почти наверняка
вонзилась в  мышцу.  Вдобавок у  меня  лихорадка.  Одному Богу известно,
сколько времени я  провел  под  дождем  без  сознания.  В  порезы  могли
проникнуть самые невероятные микробы. Наверно, начинается гангрена. Этот
гнилостный запах - возможно, он исходит от меня.
     Кажется, так быстро гангрена не начинается?
     Успокоить меня было некому.
     Я  попытался левой рукой ухватиться за  дерево,  а  правой принялся
осторожно  ощупывать  бедро,  но  при  первом  же  прикосновении  громко
застонал и чуть было не потерял сознание. Да, если я снова вырублюсь, то
рискую  свалиться  вслед  за  лодкой.  Я  пошевелил левой  ногой:  та  в
нескольких  местах  онемела,  но  в  остальном  с  ней  вроде  все  было
нормально. Ладно; подумаешь, какой-то перелом...
     Какой-то перелом,  Рауль?  На тропической планете,  где гроза может
продолжаться бесконечно?  У  тебя нет медпакета,  костер ты  развести не
можешь,  инструментов и оружия не осталось,  зато появилась лихорадка...
Замечательно, правда? А ты говоришь - какой-то перелом.
     Заткнись, ублюдок.
     Я  принялся размышлять под аккомпанемент дождя.  Можно провисеть на
дереве остаток ночи - которая закончится то ли через десять минут, то ли
через тридцать часов... Или попробовать спуститься.
     А если внизу меня поджидают хищники? Великолепная мысль.
     Заткнись,  велел я себе. Зато внизу можно будет поискать укрытие от
дождя, поудобнее расположить сломанную ногу, сделать шину...
     - Ладно,  -  сказал я  вслух  и  принялся шарить вокруг,  отыскивая
лиану, по которой мог бы спуститься.

     По-моему,  на спуск у меня ушло часа два-три. А может, вдвое больше
или  вдвое меньше.  Молнии уже не  вспыхивали,  находить в  непроглядной
тьме,  за что ухватиться,  было чрезвычайно сложно, однако над джунглями
появилась полоса призрачного красноватого света, которая слегка рассеяла
мрак и позволила мне худо-бедно ориентироваться.
     Это  что,   рассвет?  Вряд  ли.  Слишком  тусклый.  Скорее  отблеск
пожара...
     По моим прикидкам,  я  спускался с  высоты метров в  двадцать пять.
Ветви  оставались такими же  толстыми до  самой земли,  а  вот  листья с
острыми как  лезвия  кромками попадались реже.  Правда,  насчет земли  я
выразился неудачно.  Передохнув в развилке двух ветвей,  придя в себя от
боли и  прогнав головокружение,  я продолжил спуск -  и ощутил под собой
воду.  Нога отдернулась сама собой. В красноватом свете я разглядел, что
вода повсюду,  бурлит вокруг серо-зеленых стволов - черная, маслянистая,
похожая на нефть.
     - Блин!  -  сказал я.  Пожалуй,  на сегодня с меня хватит.  Видимо,
придется строить плот.  На  этой  планете,  по  идее,  должно  быть  два
портала,  соответственно выше и  ниже по течению.  До второго мне просто
необходимо добраться. Что ж, плот я уже строил...
     Да,  когда был цел и невредим, сыт, когда у тебя были инструменты -
топор и лазер. А теперь ты даже не можешь стоять на ногах...
     Пожалуйста, заткнись. Ну пожалуйста!
     Я  закрыл глаза и  попытался заснуть.  От лихорадки меня то и  дело
бросало  в  дрожь.  Стараясь  отвлечься,  я  принялся  прикидывать,  что
расскажу Энее, когда мы увидимся вновь.
     Ты же не веришь, что вы еще увидитесь? Разве не так?
     - Заткнись,  поганец!  -  рявкнул я на себя.  Мой голос затерялся в
шуме дождя и плеске воды в полуметре подо мной. Пожалуй, надо взобраться
повыше, если я не хочу утонуть. Ведь вода за ночь может подняться. Какая
ирония!  Затратить столько с  ил на спуск для того,  чтобы в итоге вновь
подниматься.  Лучше влезть на три-четыре метра.  Кто ее знает, насколько
она  тут поднимается.  Но  сначала нужно перевести дыхание и  подождать,
пока утихнет боль. Пара минут, не больше...

     Я  проснулся от дневного света и обнаружил,  что лежу распростертый
на  провисающих ветвях в  каких-то  сантиметрах от поверхности бурлящего
потока,   который  лавировал  между  стволами  деревьев.   Вокруг  стоял
полумрак,  как в  сумерках.  Похоже,  я  проспал целый день и сейчас уже
вечер.  По-прежнему шел дождь,  но не тропический ливень, а так, морось.
Хотя с лихорадкой определить было трудно,  мне казалось,  что тут тепло,
зато влажность явно на пределе.
     У меня болело все.  Было крайне сложно разобрать, где заканчивается
тупая боль в  сломанной ноге и  начинается боль в  голове,  в  спине и в
животе. Короче, ощущение такое, будто под черепом перекатывается сгусток
ртути,  реагируя на каждый поворот головы. Головокружение сопровождалось
приступами  тошноты.  Крепче  ухватившись  за  ветки,  я  задумался  над
прелестями дальних путешествий.
     В следующий раз, детка, пускай по твоим поручениям бегает А.Беттик.
     Свет,  как ни  странно,  не  угасал,  но  и  ярче не становился.  Я
переменил позу и принялся изучать воду: она была серой, кое-где пенилась
и  несла обрывки пальмовых листьев и  сухие ветви.  Я поднял голову,  но
нигде  не  заметил  ни  каяка,  ни  паруса.  Любой  обломок фибропласта,
свалившийся ночью с дерева, наверняка давным-давно унесло течением.
     Это походило на  наводнение,  на  весенний паводок на  пустошах над
гиперионским заливом Тоскахай. Там паводки случались раз в году, весной,
а  здесь,  в  этом тропическом лесу,  вода с тем же успехом могла стоять
вечно. Где здесь? Да какая разница!
     Я вновь посмотрел на воду.  Она напоминала цветом скисшее молоко, а
глубина потока могла быть  какой угодно -  от  нескольких сантиметров до
многих метров. По стволам деревьев судить трудно. Течение быстрое, но не
настолько,  чтобы унести меня,  если я  ухвачусь как  следует за  нижние
ветви.  Если мне повезет,  если в здешних лужах не водятся хищники вроде
гиперионских  водяных  клещей  и  прочая  гадость,  я  могу  куда-нибудь
добрести...
     Чтобы добрести,  нужны две ноги,  Рауль. А тебе придется прыгать на
одной.
     Ладно,  прыгать так прыгать. Я ухватился обеими руками за ветку над
головой и  осторожно спустил в воду левую ногу;  правая лежала на другой
ветке. Снова накатила боль, но я не отступал и опускал ногу все ниже - в
сером  потоке  скрылась  ступня,   затем  лодыжка,   колено...   Я  чуть
передвинулся...  Сломанная нога соскользнула с  ветки,  и  я  не сдержал
стона. Мышцы рук напряглись, удерживая тело.
     Глубина потока  оказалась около  полутора метров.  Вода  плескалась
вокруг талии,  брызгала мне в грудь.  Она была теплой и как будто слегка
утихомирила боль в правой ноге.
     А  сколько  в  ней  замечательных  микробов,  мой  мальчик!  Причем
некоторые наверняка завезены еще первыми "ковчегами" и  наверняка успели
мутировать. Ты придешься им по вкусу, Рауль.
     - Заткнись, - тупо сказал я, обращаясь к своему внутреннему голосу,
и огляделся. Голова болела, левый глаз заплыл, на веках запеклась корка,
но все же кое-что я им видел.
     Со всех сторон торчали из воды серо-зеленые стволы, которым не было
ни  конца  ни  края,  с  темно-зеленых,  почти черных ветвей свешивались
широкие листья.  Слева, впрочем, виднелось нечто вроде просвета. И почва
под ногами, когда я направился туда, показалась мне чуть более твердой.
     Я шел, подтягиваясь на руках, затем переставляя левую ногу и волоча
правую,  порой пригибался,  чтобы пройти под низко нависающими листьями,
порой огибал препятствие -  как тореадор в замедленной съемке, пропуская
мимо себя плывущие по  воде обломки.  Чтобы добраться до просвета,  ушло
несколько часов. Но все равно иного занятия у меня не было.

     Затопленные джунгли вывели к реке.  Я ухватился за последнюю ветку,
чувствуя,  как течение пытается подхватить меня и унести, и уставился на
бесконечное пространство серой  воды.  Противоположного берега видно  не
было -  но не потому, что вода простиралась настолько далеко. Просто над
поверхностью реки -  а  что это река,  а не озеро и не море,  можно было
догадаться по водоворотам,  двигавшимся справа налево,  - клубился то ли
туман, то ли завеса облаков, видимость составляла около сотни метров; не
больше.  Серая вода,  серо-зеленые влажные стволы, темно-серые облака...
Свет как будто стал тусклее. Приближалась ночь.
     Я  совершенно выбился  из  сил.  Лихорадка нарастала.  Несмотря  на
тропическую жару,  мои зубы противно стучали, а руки дрожали, и я ничего
не мог с  этим поделать.  Где-то по дороге я нечаянно наступил на правую
ногу, и боль была такой, что захотелось завопить во все горло. Признаюсь
честно,  я и завопил.  А потом,  сперва тихо, затем все громче, принялся
распевать  боевые  марши  гиперионских сил  самообороны,  после  которых
перешел к  скабрезным лимерикам,  коих наслушался в бытность матросом на
Кэнсе;  закончилось же все обыкновенными нечленораздельными воплями, ибо
нога болела просто зверски.
     Как там насчет того, чтобы построить плот?
     Я  уже  привык к  этому назойливому внутреннему голосу.  Мы  с  ним
заключили перемирие,  когда я понял, что он вовсе не подбивает меня лечь
и умереть, а всего лишь критикует мои старания остаться в живых.
     Смотри, Рауль, чем тебе не плот?
     Река  влекла поваленное дерево,  огромный ствол,  то  почти целиком
уходивший под воду,  то  выныривавший вновь.  Вода доходила мне до плеч,
хотя я стоял метрах в десяти от центрального течения.
     - Ну да,  -  согласился я  вслух.  Мои пальцы скользнули по гладкой
ветке, за которую я держался. Я подтянулся поближе к ней.. В ноге что-то
хрустнуло, перед глазами замелькали черные точки. - Ну да, - повторил Я.
Интересно,  какова вероятность того,  что я  не грохнусь в обморок,  что
просто выживу и  что ночь не наступит до того,  как я смогу поймать один
из стволов?  О том,  чтобы плыть, не могло быть и речи. От правой ноги -
никакого  толку,  а  остальные  конечности мелко  дрожали.  Сил  во  мне
осталось ровно столько,  чтобы худо-бедно держаться за ветку. - Ну да, -
сказал я в третий раз. - Вот дерьмо!
     - Прошу прощения, месье Эндимион. Вы обращаетесь ко мне?
     От неожиданности я  чуть было не выпустил ветку.  Потом,  продолжая
держаться правой рукой,  поднес левую к  глазам и  уставился на  комлог.
Металлический браслет на моем запястье тускло светился.
     - Разрази меня гром! Я думал, ты сломался.
     - Инструмент поврежден,  сэр.  Его память стерлась.  Нейронные цепи
мертвы. Вокальный аппарат функционирует в аварийном режиме.
     Я нахмурился:
     - Погоди,  что-то  я  не  понимаю.  Если твоя память уничтожена,  а
нейронные цепи...
     Река  плеснула  на  меня,  как  бы  побуждая  отпустить  ветку.  На
мгновение я замолчал.
     - Корабль? - позвал я наконец.
     - Да, месье Эндимион.
     - Так ты здесь?
     - Разумеется, месье Эндимион. Ведь вы с мадемуазель Энеей приказали
мне оставаться тут. С радостью сообщаю, что ремонт завершен и...
     - Покажись,  -  распорядился я. Уже почти стемнело. Со стороны реки
ко мне тянулись языки тумана.
     Из воды, метрах в двадцати от меня, показался корпус звездолета. Он
перегородил течение точно  запруда,  этакий черный левиафан,  неизвестно
как очутившийся в  реке.  С  корпуса капало,  на носу и на стабилизаторе
мерцали ходовые огни, едва различимые в тумане.
     Я засмеялся. Или заплакал. Или просто застонал.
     - Вы подплывете ко мне, сэр? Или мне подойти к вам?
     Мои пальцы соскальзывали.
     - Двигай сюда, - проговорил я и ухватился за ветку обеими руками.

     В крохотной каюте, где обычно спала Энея, стоял автохирург. Это был
древний прибор - не менее древний, чем сам звездолет, - но он работал, у
него имелся запас медикаментов;  вдобавок,  если верить Кораблю,  с  ним
когда-то повозились Бродяги. В общем, он действовал.
     Я  лежал  под  ультрафиолетовыми лучами,  пока  хирург ощупывал мое
тело,  смазывал синяки,  зашивал глубокие порезы, вводил болеутоляющее и
ставил диагноз.
     - У  вас  сложный перелом,  месье Эндимион,  -  сообщил Корабль.  -
Хотите  взглянуть  на  рентгеновские  снимки  и  данные  ультразвукового
анализа?
     - Нет, спасибо, - отказался я. - Что будем делать?
     - Лечение уже  началось,  -  отозвался Корабль.  -  Сломанная кость
зафиксирована.  Пока вы будете спать, начнутся ультразвуковые процедуры.
Автохирург  рекомендует  по  меньшей  мере  десять  часов  сна.   У  вас
повреждена мышечная ткань и нервные клетки.
     - Спать так спать, - пробормотал я.
     - Наибольшее беспокойство у хирурга вызывает ваша лихорадка,  месье
Эндимион.
     - Она связана с переломом, так?
     - Нет,  -  возразил Корабль.  -  Судя по всему, вы где-то подцепили
почечную инфекцию. Если ее не излечить, она убьет вас раньше, чем начнут
проявляться побочные эффекты перелома.
     - Весело, - буркнул я.
     - Не понял, сэр.
     - Не обращай внимания. Говоришь, ремонт завершен?
     - Целиком и  полностью,  месье Эндимион.  Могу  даже  сказать,  что
функционирую лучше,  чем до аварии.  Понимаете, из-за нехватки некоторых
материалов я  опасался,  что  мне  придется синтезировать необходимое из
речных отложений,  но  вскоре выяснил,  что  могу просто рециркулировать
системы,  ставшие  ненужными  вследствие модификации,  и  таким  образом
повысить вероятность успешного ремонта на тридцать два процента...
     - Ладно,  ладно,  -  перебил  я.  Отсутствие  боли  было  настолько
непривычным,  что у  меня даже слегка закружилась голова.  -  И  сколько
времени у тебя ушло на починку?
     - Пять стандартных месяцев,  сэр,  -  ответил Корабль.  -  Восемь с
половиной местных.  У этой планеты странный лунный цикл, поскольку здесь
две луны,  представляющие собой,  по моему мнению,  захваченные планетой
астероиды, так что...
     - Пять месяцев, - повторил я. - А остальные три с половиной года ты
просто ждал?
     - Да,  сэр.  Именно такие инструкции мне были оставлены. Надеюсь, с
А.Беттиком и мадемуазель Энеей все в порядке?
     - Я тоже на это надеюсь. Но мы скоро узнаем. Ты готов к старту?
     - Все системы исправны, месье Эндимион. Ожидаю ваших распоряжений.
     - Считай,   что   ты   их   получил.   Поехали.   Корабль   включил
голографический экран,  на  котором было видно,  как  он  поднимается из
воды.  Снаружи было темно,  но на экране просматривались бурлящая река и
арка  портала в  нескольких сотнях  метров  выше  по  течению.  Я  и  не
разглядел ее в тумане. Мы поднялись над рекой, взмыли над облаками...
     - Воды в реке с прошлого раза прибавилось, - сказал я.
     - Да,  - ответил Корабль. На экране появилась кромка планеты, из-за
которой вставало солнце.  -  Каждый орбитальный цикл,  который равняется
приблизительно  одиннадцати   стандартным  месяцам,   здесь   начинается
паводок, длящийся около трех стандартных месяцев.
     - Теперь ты знаешь,  что это за планета?  -  спросил я.  - Когда мы
расстались, ты сомневался.
     - Я  уверен,  что эта планета не  относится к  числу тех двух тысяч
восьмисот шестидесяти семи,  которые упомянуты в Общем Каталоге,  сэр, -
отозвался  Корабль.  -  Астрономические наблюдения показывают,  что  она
находится вне  пределов Священной Империи,  равно как  и  вне территорий
бывшей Великой Сети и Окраины.
     - Вне Великой Сети и вне Окраины, - повторил я. - Где же тогда?
     - Приблизительно в  двухстах восьмидесяти световых годах от системы
на Окраине, известной как NNОС-4645 Дельта, - ответил Корабль.
     Болеутоляющее навевало дремоту. Отгоняя сон, я спросил:
     - Значит, новый мир? За Окраиной? Откуда же на нем взялись порталы?
Здешняя река являетс