- немногим
более,  чем неудачная попытка вторгнуться в гиперпространство.  Он знал,
что  перемещение звездолета при  помощи  двигателя  Хоукинга  похоже  на
попытку заставить океанский лайнер скользить по волнам, взрывая бомбы за
его кормой.  Способ действенный, но ужасно неэкономный. Центр присваивал
себе  честь  создания миллионов разных  порталов по  всей  протяженности
Сети,  хотя знал,  что  их  не  миллионы.  Есть только один Портал.  Все
порталы -  единственный вход в планково пространство,  управляемый через
пространство-время таким образом,  чтобы создавать иллюзию бесчисленного
множества дверей.  Но  Центр  вовсе  не  стремился раскрыть человечеству
правду, он и по сей день держит все в тайне.
     А еще Центр знал, что топологию Связующей Бездны можно модулировать
для  мгновенной  передачи  информации  -   по  мультилиниям,  -  но  это
варварский,  разрушительный способ  использования пространства Планка  -
все равно что передавать сообщения с одного конца материка на другой при
помощи искусственных землетрясений.  Однако Центр предложил человечеству
услуги мультилинии,  даже не потрудившись растолковать,  что к  чему,  -
Центру  это  было  на  руку.   У   него  были  свои  виды  на  континуум
гиперпространства.
     Итак,  что же выяснил Центр во время своих первых экспериментов?  А
то,  что  Связующая Бездна -  идеальная среда обитания для  ИскИнов.  Их
инфосфере больше не  требуются электромагнитные средства связи или  даже
модулированные потоки нейтрино.  Им  больше не  нужны люди  или  роботы,
отправляющиеся к звездам, чтобы расширить физическую протяженность Сети.
Ведь поместив важнейшие элементы Центра в  Связующую Бездну,  ИскИны тем
самым  обрели  безопасное убежище  от  своих  органических соперников...
убежище, пребывающее одновременно везде и нигде.
     Именно во время этой миграции из человеческой инфосферы в мегасферу
Связующей  Бездны  Техно-Центр  открыл,   что  планково  пространство  -
вселенная отнюдь не необитаемая.  За его метамерными холмами и долинами,
в  складках квантового пространства таилось...  нечто иное.  Некто иной.
Там были разумные существа.  Техно-Центр попытался прощупать этих Иных и
отшатнулся в  ужасе перед их мощью.  Это и  были львы,  медведи и тигры,
упомянутые  Уммоном  -   персонализацией  Центра,   якобы  породившей  и
уничтожившей моего отца.
     Отступление Центра  было  столь  поспешным,  его  рекогносцировка в
планковом пространстве столь неполной,  что он даже не успел сообразить,
в  каком месте реального пространства-времени живут эти львы,  медведи и
тигры... да и существуют ли они вообще в реальном времени. Центр даже не
смог  разобрать,   развились  ли  Иные  из  органической  материи,   как
человечество,  или из  искусственной жизни,  как ИскИны.  Но мимолетного
взгляда оказалось достаточно, чтобы понять: Иные манипулируют временем и
пространством  с   такой  же   непринужденностью,   как   люди   некогда
манипулировали железом и  сталью.  Такое могущество было свыше понимания
Техно-Центра, а потому Центр просто впал в панику и отступил.
     Все  это произошло как раз в  тот момент,  когда Центр предпринимал
шаги  по  уничтожению Старой Земли.  Поэма дяди Мартина повествует,  как
Центр подстроил Большую Ошибку восьмого года,  как Киевская группа якобы
случайно забросила черную  дыру  в  нутро  Старой Земли,  но  его  поэма
умалчивает -  потому что он и сам этого не знал -  о панике Центра из-за
открытия львов,  медведей и  тигров и  о том,  как торопился Техно-Центр
остановить задуманное уничтожение Старой  Земли.  Выковырять черную дыру
из  ядра разваливающейся планеты не  так-то просто,  но Центр разработал
план и срочно начал приводить его в исполнение.
     А затем наша родная планета исчезла...  не была уничтожена, как это
казалось людям,  не  была спасена,  как  надеялся Техно-Центр...  просто
исчезла.  Центр понимал, что Землю утащил не кто иной, как львы, медведи
и  тигры,  но вот как...  и куда...  и зачем...  он даже не догадывался.
Техно-Центр рассчитал количество энергии,  необходимое для нуль-портации
целой  планеты,  и  снова у  него  затряслись все  псевдоподжилки.  Если
подобным существам понадобится энергия, они способны взорвать ядро целой
галактики с  такой же  легкостью,  как  люди зажигают костер в  холодную
ночь.   От   страха   индивидуумы  Центра  наложили  полные  псевдоштаны
псевдодерьма.
     Тут мне следует вернуться чуточку назад,  чтобы разъяснить,  с чего
это  Центру  вздумалось  ликвидировать Землю,  а  впоследствии  пытаться
спасти ее. Причину следует искать еще в 80-байтных программных существах
Тома  Рея.  Как  я  уже  объясняла,  жизнь и  разум,  сформировавшиеся в
инфосфере,   не   знали   иной   формы   эволюции,   кроме  паразитизма,
сверхпаразитизма и сверх-сверх-сверх-сверхпаразитизма. Но Центр сознавал
недостатки абсолютного паразитизма и  понимал,  что  единственный способ
перерасти  положение и  психологию паразита  -  развиваться в  ответ  на
воздействие физической Вселенной, то есть обладать не только абстрактной
персонализацией  Центра,   но   и   физическими   телами.   Центр   имел
множественные сенсорные входы  и  мог  создавать нервные  сети,  но  для
непаразитической эволюции  требовалась  постоянная  и  скоординированная
система нервных цепей обратной связи, то есть глаз, ушей, носов, языков,
конечностей, пальцев... тел.
     Для этого Центр создал кибридов -  тела, выращенные из человеческой
ДНК,  но подключенные к своим персонализациям через мультилинии;  однако
управлять кибридами было трудно, а среди людей они оказывались чужаками.
Кибридам всегда было  не  по  себе  на  планетах,  населенных миллионами
органически эволюционировавших людей. Так что Центр включил в свои планы
уничтожение Старой Земли и сокращение на девяносто процентов численности
человечества.
     После  гибели Старой Земли Техно-Центр намеревался ввести уцелевшие
элементы человечества в свою вселенную, населенную кибридами - используя
их  в  качестве ходячих запасников ДНК  и  рабов,  как  мы  использовали
андроидов,  -  но открытие львов, медведей и тигров и паническое бегство
из планкова пространства все существенно осложнило. Пока опасные Иные не
будут изучены и ликвидированы, Центр вынужден по-прежнему паразитировать
на человечестве.  Вот для чего он изобрел нуль-порталы Великой Сети. Для
человека  путешествие  через  портал  было  мгновенным.  Но  в  пределах
вневременной топологии  гиперпространства субъективное время  пребывания
можно  растягивать беспредельно,  по  прихоти Центра.  В  это  время  он
вторгался в  миллионы человеческих мозгов,  используя человеческий разум
миллиарды раз на  дню для создания чудовищной нервной сети.  Всякий раз,
когда человек переступал порог портала,  Центр будто вскрывал ему череп,
устранял  серое  вещество,   выкладывал  мозг  на  лабораторный  стол  и
подключал  его   к   миллионам  других   мозгов,   образуя  колоссальный
органический компьютер с  параллельными процессорами.  А  люди,  миновав
пространство Планка за  мгновение субъективного времени,  не замечали ни
малейших неудобств.
     Уммон сказал моему отцу,  кибриду Джона Китса, что Центр делится на
три  враждующих  лагеря  -   Богостроителей,  одержимых  идеей  создания
собственного  бога,   Высшего   Разума;   Ренегатов,   ради   достижения
собственных  целей  стремящихся истребить  человечество;  и  Ортодоксов,
желающих  поддерживать  в  отношениях  с  человечеством статус-кво.  Это
объяснение - сплошная ложь.
     В  Техно-Центре не было и  не может быть трех враждующих лагерей...
Враждующих лагерей  -  миллиарды.  Центр  -  образчик полнейшего разгула
анархии,  доведенной сверхпаразитизмом до  высшего накала.  В  борьбе за
власть элементы Центра образуют союзы, длящиеся века - или микросекунды.
Грязные союзы  миллиардов паразитических индивидуумов,  создающиеся ради
предсказания событий или управления ими.  Союзы возникают и распадаются,
как  волны  чудовищного прибоя.  Видите  ли,  ИскИны Центра отказываются
умирать,   пока  их   не   вынудят  -   организованная  Мейной  Гладстон
бомбардировка порталов  привела  не  только  к  Падению  Порталов,  были
истреблены миллиарды якобы бессмертных ИскИнов Центра,  - но индивидуумы
отказываются уступать путь другим без борьбы.  И  в  то  же  самое время
псевдожизнь Центра не  может эволюционировать без смерти.  Но  смерть во
вселенной Центра - отдельный вопрос.
     Программа-Потрошитель, созданная Томом Реем более тысячи лет назад,
по-прежнему существует в  субстанции Центра.  В  результате мутаций  она
обрела миллионы разновидностей. Уммон ни разу не упоминал о Потрошителях
как   о   фракции  Техно-Центра,   но   они   являют  собой  куда  более
многочисленную  группировку,   нежели  Богостроители.  Потрошители-то  и
создали физическую конструкцию,  известную под именем Шрайк,  и  первыми
управляли ею.
     Любопытно  отметить,  что  при  Потрошителях элементы  Техно-Центра
могут выжить,  лишь  занимаясь некрофильским паразитизмом.  Именно таким
образом исходные 22-байтные виды сумели развиться и выжить в виртуальной
эволюционной машине Тома Рея -  за  счет похищения воспроизводящих кодов
других  байтных  тварей,  "выпотрошенных"  в  процессе  воспроизводства.
Паразиты Центра не  только ведут  псевдополовую псевдожизнь,  они  ведут
псевдополовую псевдожизнь с  трупами!  Вот как выживают сегодня миллионы
мутантных личностей Центра - за счет некрофильского сверхпаразитизма.
     Чего  же  Центр хочет от  человечества сейчас?  Почему он  возродил
Церковь и  позволил появиться на  свет Священной Империи?  Как  работают
крестоформы и  чем  они  служат Центру?  Как на  самом деле работают так
называемые "архангелы" и как они влияют на Связующую Бездну? И как Центр
может противостоять угрозе, исходящей от львов, тигров и медведей?
     Но об этом - в следующий раз.

        x x x

     На следующий день после прибытия Ордена я  работаю на самых высоких
террасах.
     В  первые дни на Тянь-Шане мне казалось,  что Рахиль,  Тео,  Джигме
Норбу,  Джордж Цзаронг и вообще все сомневаются,  что от меня будет толк
на стройке Цыань-кун-Су.  Признаюсь,  я  и сам в этом сомневался,  видя,
какое  мастерство  демонстрируют  местные  работники.   Но,   освоив  за
несколько дней  технику  скального восхождения,  спуска  по  канаткам  и
ледовым трассам,  я  сам  вызвался попробовать свои силы в  строительном
ремесле, и мне дали шанс осрамиться. А я не осрамился.
     Энея  знала  о  моему  ученичестве у  Эврола Юма  -  на  Клюве  мне
приходилось работать и  по  камню  и  дереву,  когда по  прихоти хозяина
возводились  какие-нибудь  затейливые  сооружения,  мостики,  беседки  и
башенки.  Эта  работа сослужила мне добрую службу:  уже через две недели
меня повысили и в прямом, и в переносном смысле - из подсобного рабочего
я перешел в элитную бригаду высотников и камнетесов, работающих на самых
верхних террасах.  По  проекту Энеи  самые высокие здания поднимаются до
свода  колоссального  скального  козырька,  а  разнообразные переходы  и
парапеты прямо врезаны в  камень.  Их-то  мы и  строили:  стоя на шаткой
террасе над  пропастью,  мы  обтесывали камень и  на  самом краю  бездны
выкладывали кирпичи дорожки.  За  три месяца работы на отвесных скалах и
скользких бамбуковых террасах  я  стал  стройнее  и  крепче,  быстрее  и
осторожнее...
     Лхомо Дондруб,  опытный летун и  скалолаз,  вызвался без  страховки
вскарабкаться на край козырька,  чтобы смонтировать крепеж для последних
метров террасы,  и  мы  уже  целый час наблюдаем,  как Лхомо словно муха
ползет по  нависающей скале,  как  вздуваются могучие мышцы  под  тонкой
тканью его одежд.  Он  постоянно соприкасается с  гладким камнем в  трех
точках,  а  свободной  рукой  или  ногой  нашаривает  малейшую  зацепку,
высматривает трещину или скол, чтобы вбить крюк для нашего крепления. От
этого зрелища захватывает дух, но наблюдать за ним большая честь. Словно
ты  вернулся в  машине  времени,  чтобы  посмотреть,  как  Пикассо пишет
картину,  как Джордж Ву читает стихи или Мейна Гладстон произносит речь.
Десяток раз я был уверен, что Лхомо вот-вот сорвется со скалы и проведет
в  свободном падении  долгие  минуты,  прежде  чем  скроется в  ядовитых
облаках,  -  но  всякий раз он чудом сохранял равновесие,  находил новую
зацепку или в  последний момент отыскивал трещинку,  в которую вклинивал
ладонь или хотя бы палец.
     И вот -  закрепленные веревки раскачиваются в воздухе, концы тросов
надежно привязаны,  и  Лхомо  соскальзывает к  заранее намеченной точке,
траверсирует на пять метров в  сторону,  сует ноги в  стремена и летит к
платформе на конце длинной веревки,  как легендарный супергерой. Лобсанг
Самтен протягивает ему запотевшую кружку рисового пива.  Кенширо и  Вики
хлопают  его  по  спине.  Чжаньчжи Кенчжунь,  наш  виртуозный плотник  с
напомаженными усами,  затягивает разухабистую хвалебную песнь.  Я  трясу
головой и ухмыляюсь,  как идиот.  День восхитителен: сияет голубой купол
небес,  Священная гора  Севера  Хэн-Шань  искрится  снежными шапками  на
горизонте,  веет  ласковый ветерок.  Энея  говорила,  что  сезон  дождей
наступит через несколько дней  -  нескончаемый дождь,  а  порой и  снег,
скользкие скалы, - но в такой замечательный день в это трудно поверить.
     Кто-то касается моего локтя. Оглянувшись, я вижу Энею. Она все утро
была далеко от террасы,  то и дело взбираясь на скалы, чтобы присмотреть
за работами над галереями и парапетами.
     Я все еще ухмыляюсь, переволновавшись за Лхомо.
     - Тросы можно крепить,  - говорю я. - Еще три-четыре денька славной
погоды,  и  деревянные галереи будут  закончены.  Потом  твоя  последняя
терраса,  вон там,  - я указываю на самый край козырька, - и вуаля! Твой
проект воплощен, детка! Осталась только покраска и полировка!
     Энея кивает, но мысли ее явно блуждают где-то далеко.
     - Рауль, можно тебя на минутку?
     Вслед за ней я спускаюсь по веревочным лестницам на скальную полку.
При нашем приближении из расщелины вспархивает стайка зеленых пичуг.
     Отсюда видно,  что Храм-Парящий-в-Воздухе -  настоящее произведение
искусства.  Окрашенное в карминный цвет дерево даже не блестит, а сияет.
Лестницы,  перила и карнизы украшены изысканным орнаментом.  Седзи пагод
распахнуты,  молитвенные флажки и простыни развеваются на ветру. Кумирни
Храма расположены на восьми ярусах,  каждая олицетворяет одну ступень из
намеченного Буддой Восьмеричного Пути Добродетели; кумирни ориентированы
по  трем  лучам,  соответствующим трем этапам Пути:  Мудрость,  Мораль и
Созерцание. На восходящих лестницах и площадках оси Мудрости расположены
медитационные кумирни "правильной веры" и "правильного решения".
     На  луче  Морали  находятся "правильное слово",  "правильное дело",
"правильная жизнь"  и  "правильное стремление".  Добраться до  последних
медитационных  кумирен  можно   лишь   после   долгого,   изнурительного
восхождения по веревочным лестницам,  потому что -  как растолковали мне
Энея и  Кэмпо Нга-Вань Таши -  Будда подразумевал,  что его путь требует
твердой, неуклонной решимости.
     Самые  высокие медитационные кумирни посвящены постижению последних
двух   ступеней  Восьмеричного  Пути  -   "правильного  воспоминания"  и
"правильного самоуглубления".  Я  сразу  же  обратил  внимание,  что  из
последней пагоды вид открывается только на каменный лик скалы.
     А еще я обратил внимание,  что в Храме нет ни одной статуи Будды. В
детстве я  как-то  раз наткнулся на  упоминание о  буддизме в  старинной
книге из  библиотеки Края Пустошей и  спросил о  нем у  бабушки.  Из той
малости,  что она рассказала в ответ на мой вопрос, мне запомнилось, что
буддисты поклоняются изображениям Будды. И я спросил Энею, где же они?
     Она  объяснила,  что  на  Старой  Земле  буддисты  делились на  две
категории  -   хинаяна,   старое   философское  течение,   уничижительно
прозванное  "малой   колесницей",   в   противопоставление  куда   более
популярному  течению,   нарекшему  себя  "махаяна",   то  есть  "большая
колесница".  В учении хинаяны некогда было восемнадцать школ,  и все они
считали  Будду  учителем и  выступали за  постижение его  учения,  а  не
поклонение его личности,  но ко времени Большой Ошибки уцелела лишь одна
из школ,  тхеравада, да и то лишь в дальних уголках Шри-Ланки и Таиланда
- политических провинций Старой Земли,  истерзанных болезнями и голодом.
Все остальные буддистские учения,  подхваченные Хиджрой,  принадлежали к
категории махаяны, сосредоточенной на почитании статуй Будды, медитациях
во  спасение,   шафранных  халатах  и  прочих  побрякушках,   о  которых
рассказывала мне бабушка.
     Но,  объяснила Энея,  на Тянь-Шане,  подвергшемся наиболее сильному
влиянию буддизма из  всех  планет  Задворков старой  Гегемонии,  буддизм
снова устремился к  рационализму,  постижению,  изучению и  тщательному,
непредвзятому анализу учения Будды.  Потому-то  в  Цыань-кун-Су  нет  ни
одной статуи Будды.
     Мы  останавливаемся у  края  скальной полки.  Птицы  кружат  где-то
внизу, дожидаясь, когда мы уйдем.
     - Так в чем же дело, детка?
     - Прием  в  Зимнем  дворце  в  Потале  состоится завтра вечером,  -
говорит  Энея.  Она  раскраснелась  от  работы,  лицо  чумазое,  на  лбу
царапина.  -  Чарльз  Чи-кьяп  Кэмпо  собирает  официальную делегацию из
десяти человек.  Естественно,  в  нее входит Кэмпо Нга-Вань Таши,  как и
распорядитель работ Дзипон Шакабпа,  двоюродный брат  далай-ламы  Гьяло,
его  брат Лобсанг,  Лхомо Дондруб -  потому что далай-лама слышал о  его
доблестях и  хочет с  ним познакомиться,  -  Тромо Трочи из Дхому в роли
торгового агента и  один из мастеров в качестве представителя рабочих...
либо Джордж, либо Джигме...
     - Не представляю их друг без друга, - говорю я.
     - Я тоже. Но, по-моему, отправится Джордж, он лучше умеет говорить.
Наверно, Джигме пойдет с нами и будет ждать его у дворцовых ворот.
     - Итого восемь, - подытоживаю я.
     Энея берет меня за руку.  Ее ладони огрубели от работы, но для меня
нет рук нежнее во всей Вселенной.
     - Я  девятая.  Там  будет  громадная толпа -  делегации от  каждого
города и поселка со всего полушария. Есть шанс, что нас к представителям
Церкви и на двадцать метров не подпустят.
     - Или представят им первыми,  -  возражаю я.  -  Закон Мэрфи и  все
такое...
     - Ага.  -  На губах Энеи играет озорная улыбка - точь-в-точь так же
она  улыбалась десять лет  назад,  затевая какую-нибудь шалость,  иногда
далеко не безобидную. Я затаиваю дыхание. - Хочешь быть моим кавалером?
     Я не колеблюсь ни секунды.
     - Больше всего на свете!

        18

     В ночь перед приемом у далай-ламы я,  несмотря на усталость, не мог
уснуть. А.Беттик был в отлучке - задержался в Йо-куне вместе с Джорджем,
Джигме и тридцатью тюками стройматериалов,  которым следовало бы прибыть
вчера,  если б  не забастовка носильщиков.  Утром А.Беттик должен нанять
новых носильщиков и преодолеть последние километры пути до Храма.
     Поняв,  что все равно не усну, я скатал свой футон, натянул плотные
брюки,  вылинявшую рубашку,  ботинки и  легкую  термокуртку.  Выходя  из
спальной пагоды,  я  заметил озаренные теплым светом непрозрачные окна и
седзи  пагоды Энеи.  Опять  она  засиделась допоздна.  Осторожно ступая,
чтобы не  потревожить ее раскачиванием террасы,  я  спустился на главный
ярус Храма-Парящего-в-Воздухе.
     Меня всегда изумляло,  как  пусто здесь ночью.  Почти все строители
жили в клетушках,  прилепившихся на склонах горы вокруг Йо-куня, и я уже
знал,  что  в  самом храмовом комплексе ночевать остаются лишь несколько
человек Джордж и  Джигме обычно спали в  хижине мастеров,  но в  ту ночь
остались в  Йо-куне с А.Беттиком.  Настоятель Кэмпо Нга-Вань Таши иногда
оставался ночевать с  монахами,  но сегодня вернулся в  свои официальный
дом в