покачал головой:
     - Нет.
     - Вот-вот!  - проворчал старик. - Наконец-то извилины зашевелились!
Господи Иисусе, Боже мой, мальчик, мне уже стало казаться, что ты в этом
Шредингеровом  мусорнике  окончательно  поглупел,   если   такое  вообще
возможно.
     Я  молча ждал.  Может,  если подождать достаточно долго,  он просто
тихо умрет?
     - Так  о   чем  я   просил  перед  твоим  уходом,   вундеркинд?   -
поинтересовался старик тоном разъяренного учителя.
     Я попытался вспомнить,  что он еще требовал, кроме того, чтобы мы с
Энеей уничтожили железную тиранию Священной Империи. Шрайк? Нет, он не о
том сейчас говорит.  Коснувшись Связующей Бездны,  я  быстро отыскал там
его слова,  сказанные мне на прощание. Я тогда уже готовился вылететь на
ковре-самолете, чтобы спасти Энею.
     "Давай отправляйся,  -  сказал мне  старый поэт.  -  Энее сердечный
привет.  Скажи  ей,  что  дядюшка Мартин хочет побывать перед смертью на
Старой  Земле.  И  что  старому пердуну не  терпится услышать,  как  она
"субстанций, форм и звуков явит суть". Вот оно, самое главное".
     - Ох, - выдохнул я. - Как мне жаль, что тут нет Энеи.
     - Мне тоже,  мой мальчик, - прошелестел старик собственным голосом.
- Мне тоже.  И не приноси сюда эту жестянку с пеплом. Я вовсе не то имел
в  виду,  когда говорил,  что  перед смертью хочу еще разок повидаться с
племянницей.
     Я только кивнул: под горло подкатил ком, в груди мучительно заныло.
     - Ну а  остальное?  -  настойчиво повторил поэт.  -  Ты собираешься
выполнить  мое  последнее  требование или  будешь  стоять  тут,  ковыряя
пальцем в своей тупой заднице, и дожидаться, пока я помру?
     - Последнее требование? - переспросил я. Да, мой "IQ" в присутствии
Мартина Силена явно понизился пунктов на пятьдесят.
     Синтезатор горестно вздохнул.
     - Давай сюда стило,  мальчишка,  если хочешь,  чтобы я  написал это
тебе печатными буквами.  Я  хочу увидеть Старую Землю,  пока не  откинул
копыта. Хочу вернуться туда. Хочу домой.

     В  конце  концов было  решено,  что  поэта  извлекать из  башни  не
следует.  Медики-андроиды провели консилиум с  медиками Бродяг,  которым
наконец  позволили приземлиться,  те  провели  консилиум с  автохирургом
корабля Консула,  стоявшего прямо  за  башней,  тот  провел  консилиум с
медицинскими датчиками,  опутавшими поэта -  впрочем, он и так делал это
постоянно,  -  и вердикт остался прежним.  Если Силена перенести на борт
корабля Консула или  на  борт  звездолета-дерева или  вообще вытащить из
башни  и  перенести куда  бы  то  ни  было,  самые минимальные изменения
гравитации и давления скорее всего убьют старика.
     Поэтому мы  перенесли всю  башню,  прихватив заодно  изрядный кусок
Эндимиона.
     Кет  Ростин  и  Бродяги  проработали все  до  мелочей,  доставив  с
колоссального корабля полдюжины эргов.  Позднее я  прикинул,  что  в  то
чудное  гиперионское утро  в  воздух  подняли  примерно десять  гектаров
земли,  башню, корабль Консула, кубы Мебиуса с эргами, скиммер, кухонную
пристройку, прачечную, кусок древнего здания химфака, несколько каменных
домов,  ровно  половину моста  через  реку  Пиньон и  миллиона два  тонн
булыжников  и  песка.   Взлет  произошел  абсолютно  незаметно  -  эрги,
тамплиеры  и  Бродяги  настолько безупречно скомпенсировали все  силовые
поля,  что мы  даже ничего не почувствовали,  только вдруг вместо мягких
красок рассвета в  круглом отверстии башни возникло усеянное немигающими
звездами черное небо.  Звезды кружились над нами,  а  мы с  А.Беттиком и
отцом де Сойей не сводили с них глаз, и я крепко держал старика за руку.
     Эндимион,  самый древний город планеты,  город,  давший имя  нашему
роду,   беззвучно  скользил  сквозь   рассвет   в   объятия  прекрасного
десятикилометрового Древа,  ожидавшего нас на  высокой орбите.  "Sequoia
Sempervirens" принял нас и полетел к звездам.
     - Ваш ход, Рауль, - сказала Дорже Пхамо. - Месье Силен не перенесет
ни квантовый прыжок, ни фугу, ни задержку во времени.
     - Он  такой огромный,  этот  чертов корабль!  Здесь столько людей и
всяких механизмов... Вы поможете?
     - Конечно, - кивнула высокая седовласая женщина.
     - Разумеется, - подхватили далай-лама, Джордж и Джигме.
     - Поможем,  -  поддержала Рахиль. Она стояла рядом с Тео, и обе они
выглядели какими-то постаревшими.
     - Мы тоже попытаемся,  -  сказал отец де Сойя, обведя взглядом всех
остальных.
     И мы все -  Дорже Пхамо,  Рахиль,  Тео, далай-лама, Джордж, Джигме,
отец де Сойя,  капитан тамплиеров и  еще много-много людей -  взялись за
руки. Я замкнул круг. Мы закрыли глаза и стали слушать звезды.

     Когда мы выплыли из света, я ожидал, что увижу звездную реку Малого
Магелланова  Облака.   Я  ошибся.   Было  совершенно  очевидно,  что  мы
попрежнему  находимся  в  Млечном  Пути,  по-прежнему  в  [нашей]  ветви
Млечного Пути,  в считанных световых годах от Гипериона -  если доверять
очертаниям знакомых созвездий.  Мы  перенеслись [куда-то].  Но куда?  На
планете, которая мерцала сквозь листву, не было ни синих морей, ни белых
облаков -  ничего  похожего на  Старую  Землю,  только красная безводная
пустыня  от  горизонта  до  горизонта,  изрытая  оспинами  кратеров,  да
белоснежная ледяная шапка на полюсе.
     - Марс,  -  произнес А.Беттик.  -  Мы  -  в  системе Старой  Земли,
недалеко от звезды, именуемой Солнцем.
     И  все мы  услышали сквозь Бездну Федмана Кассада -  он был на этой
планете.  Мы  телепортировались  на  поверхность,  отыскали  полковника,
объяснили ему,  зачем пришли - впрочем, он не нуждался в объяснениях: он
уже  знал,  что  мы  идем,  -  и  взяли его  с  собой на  борт  "Sequoia
Sempervirens".  Мартин Силен  передал сообщение:  он  хотел поговорить с
давним  другом-паломником,  и  мы  с  солдатом  по  мостам  и  переходам
направились к башне.
     - Система Старой Земли охраняется согласно приказу Той-Кто-Учит,  -
доложил Кассад,  как только мы ступили на землю Гипериона.  - Уже десять
месяцев ни один корабль Имперского Флота не рискует к  нам приблизиться.
В системе нет никого,  даже нашим боевым кораблям не дозволено подходить
ближе чем на двадцать миллионов километров к Старой Земле.
     - К Старой Земле? - Я застыл как вкопанный. Кассад тоже остановился
и посмотрел на меня.
     - Вы  не  знали?  -  Солдат указал наверх,  прямо туда,  куда  эрги
направляли корабль, плавно разгоняя его на полной тяге.
     Я  увидел что-то вроде двойной звезды -  так выглядят все планеты с
единственным большим  спутником.  А  потом  разглядел бледную,  холодную
Луну. И теплое бело-голубое сияние жизни.
     Старая Земля.
     У входа в башню к нам присоединился А.Беттик.
     - Когда  же  это...  когда они...  как...  когда она  вернулась?  -
бессвязно говорил я,  глядя на Старую Землю. А планета все увеличивалась
прямо на глазах.
     - В  Момент  Сопричастности.  -  Кассад стряхнул с  черного мундира
красный песок: он готовился к встрече со старым поэтом.
     - Кто-нибудь  знает?  -  спросил я.  Бедный глупый Рауль  Эндимион.
Всегда узнает все последним.
     - Теперь - знают, - ответил полковник Федман Кассад.
     И мы втроем вошли к умирающему старику.
     Мартин  Силен   был   рад   увидеть  старого  друга  после  двухсот
восьмидесяти лет разлуки.
     - Значит,  через тысячу лет твоя черная душа убийцы породит, хе-хе,
Шрайка?  - проскрежетал старик через синтезатор. - Что ж, офигенное тебе
спасибочки, Кассад.
     Солдат хмуро поглядел на ухмыляющуюся мумию.
     - Почему ты не умер, Мартин? - спросил он наконец.
     - Да умер я, умер, - закашлялся Силен. - Я уж не дышу века и эпохи.
Просто ни  у  кого  не  хватает мозгов спихнуть меня в  яму  и  засыпать
землей.
     Синтезатор  даже  не   пробовал  перевести  последовавшее  за  этим
кряхтение и сипение.
     - Ты закончишь когда-нибудь свою никчемную поэму в прозе? - спросил
солдат  у  старика,  сотрясавшего своим  кашлем  всю  паутину  трубок  и
проводов.
     - Нет, - ответил я за него. - Он не может.
     - Да,  -  отчетливо произнес через  ларингофон Мартин  Силен.  -  Я
закончил ее. Я тупо смотрел на старика.
     - На самом-то деле, - хихикнул поэт, - это он ее закончил.
     Костлявая рука, обтянутая пергаментной кожей, с трудом поднялась, и
скрюченный палец ткнул в мою сторону.
     Полковник Кассад глянул на меня с подозрением. Я покачал головой.
     - Да проснись ты,  засранец!  - В голосе поэта прозвучало отеческое
участие. - Ну-ка поищи свой скрайбер!
     Спохватившись,  я резко обернулся к прикроватному столику. Скрайбер
исчез.
     - Все   напечатано.   Наштамповано  с   миллион   резервных  копий.
Отправлено в инфосферу прямо перед телепортацией, - просипел Силен.
     - Инфосферы нет,  -  тупо сказал я. Мартин Силен хохотал до слез, а
потом снова закашлялся.
     - Нет,  малыш,  ты не просто тупица,  -  перевел синтезатор.  -  Ты
безнадежен.   А  что  такое,   по-твоему,  Бездна?  Проклятая  инфосфера
проклятой вселенной,  мальчишка.  Я слушал ее веками,  еще до того,  как
девочка дала мне  причастие с  этими своими нанотехническими паразитами.
Вот  чем,  малыш,  занимаются все писатели,  все художники,  все творцы!
Слушают Бездну,  пытаясь услышать голоса мертвых. Почувствовать их боль.
И боль живых тоже.  Поиски музы -  не более чем путь,  каким художники и
святые вступают в  Связующую Бездну.  Энея это знала.  И  ты  это должен
знать.
     - Вы не имели права передавать мой рассказ!  -  возмутился я.  - Он
мой. Я его написал. Он не входит в ваши "Песни".
     Знай я,  по какому шлангу подается кислород,  непременно б наступил
на него и так бы и стоял!
     - Дерьмо собачье,  малыш, - столь же ласково сказал Мартин Силен. -
Зачем, по-твоему, я отправил тебя в этот одиннадцатилетний отпуск?
     - Как зачем? - удивился я. - Чтобы спасти Энею.
     Поэт чуть не захлебнулся кашлем. Видимо, его это рассмешило.
     - Да не нуждалась она в спасителях, Рауль. Вот черт, да насколько я
понимаю,  это она то и  дело вытаскивала из огня твою никчемную задницу.
Даже если на помощь приходил Шрайк,  он приходил только потому,  что она
его  самую  малость  приручила.  -  Бельма  мумии,  прикрытые окулярами,
обратились на полковника Кассада.  -  Тебя приручила,  я  хотел сказать,
тебя, машина-убийца.
     Я  попятился и  наткнулся на  биомонитор.  Над головой в  отверстии
башни  висела  большая,  круглая  Старая  Земля.  С  каждой  минутой она
становилась все  больше и  больше.  Голос  Мартина Силена вывел меня  из
задумчивости.
     - Но ты еще не закончил, малыш! "Песни" не дописаны.
     Я   уставился  на   него  через  разделявшие  нас  метры  холодного
пространства.
     - О чем ты, старик?
     - Ты должен доставить меня туда,  вниз, и там мы их допишем, Рауль.
Вместе.

     Телепортироваться на Старую Землю мы не могли - там не было никого,
кем бы я  смог воспользоваться в  качестве маяка,  -  а  потому решили с
помощью  эргов  приземлить весь  кусок  Эндимиона.  Подобное предприятие
могло бы  погубить старого поэта,  но старый поэт заорал,  чтобы мы Бога
ради  заткнулись  и  делали  свое  дело.   И  мы  заткнулись.   "Sequoia
Sempervirens" уже часа два кружила на низкой орбите около Старой Земли -
или  просто  "планеты Земля",  как  требовал называть ее  Мартин  Силен.
Согласно данным всех оптических приборов и  всех наших радаров,  люди на
планете  отсутствовали,   зато   во   множестве  водились  разнообразные
животные,  рыбы,  птицы.  В  атмосфере не было зафиксировано ни малейших
следов загрязнения.  Сначала я думал приземлиться в Талиесин-Уэсте,  но,
посмотрев на экраны,  обнаружил,  что все постройки исчезли.  Теперь там
была пустыня.  Тот Рим,  в который вернулся когда-то второй кибрид Джона
Китса,  тоже исчез.  Исчезли все  города,  все автострады -  все,  что я
считал экспериментальными реконструкциями львов,  медведей и тигров.  На
Земле  не  осталось  никаких  следов  человека.  Она  бурлила  жизнью  и
здоровьем, словно дожидаясь нашего возвращения.
     Я стоял у корабля Консула, в куске города-внутри-Древа, в окружении
старых друзей Энеи.  Я говорил о приземлении, интересовался, не хочет ли
кто  отправиться с  нами,  и  все  это  время  думал только о  маленьком
металлическом контейнере в сумке отца де Сойи.
     - Простите,  месье Эндимион,  -  вдруг сказал А.Беттик,  подходя ко
мне,  -  не хотелось бы вас прерывать.  - Казалось, голубое лицо старого
друга вот-вот покраснеет от смущения.  Так бывало всякий раз,  когда ему
приходилось высказывать кому-либо свои возражения. - Но мадемуазель Энея
оставила мне указания на случай,  если вы вернетесь на Старую Землю, что
вы, совершенно очевидно, и сделали.
     Все молча ждали.  Я вообще-то не слышал,  чтобы она давала указания
андроиду на "Иггдрасиле".  С другой стороны, к концу путешествия там был
страшный шум и полная неразбериха.
     А.Беттик откашлялся.
     - Мадемуазель Энея говорила, что во время приземления, если таковое
состоится,  корабль  должен  пилотировать Кет  Ростин,  кроме  него,  на
планету  должны  высадиться  еще  четверо.  Она  просила  меня  принести
извинения всем,  кто хотел бы  спуститься на Старую Землю немедленно.  А
особые   извинения  -   самым   дорогим  друзьям:   мадемуазель  Рахиль,
мадемуазель Тео.  Мадемуазель Энея  просила  заверить вас,  что  все  вы
будете желанными гостями на  Земле ровно через две недели,  в  последний
день  пребывания корабля-дерева  на  орбите.  Кроме  того,  она  просила
сказать,  что  через два  стандартных года...  то  есть через два земных
года,  конечно...  всякий,  кто будет в состоянии телепортироваться сюда
сам, сможет посетить Старую Землю.
     - Через два года? - переспросил я. - Это почему?
     - Мадемуазель Энея не объяснила,  месье Эндимион,  -  покачал лысой
головой А.Беттик. - Извините.
     - Ну и  кому же дозволено спуститься сейчас?  -  поинтересовался я.
Если моего имени в списке нет,  я все равно высажусь, пусть даже вопреки
ее  последнему желанию.  Пробью себе  дорогу силой.  Или  угоню  корабль
Консула.
     - Вам,  сэр. Она вполне однозначно упомянула вас, месье Эндимион. И
месье Силена, разумеется. Отца де Сойю. И... - Андроид смущенно замялся.
     - Продолжай! - бросил я более резко, чем хотел.
     - Меня, - договорил А.Беттик.
     - Тебя, - повторил я. И тут же все понял. Андроид проделал вместе с
нами долгий путь...  был с Энеей даже дольше,  чем я,  - из-за разницы в
объективном времени,  набежавшей во время моей одиночной одиссеи.  Более
того,  А.Беттик ради нее,  ради нас, рисковал жизнью, он потерял руку на
Роще Богов,  угодив в западню Немез.  Он учился у Энеи еще до того,  как
Рахиль и Тео -  не говоря уж обо мне -  стали ее учениками. Конечно, она
хотела,  чтобы ее друг А.Беттик был на Старой Земле, когда ее прах будет
развеян по ветру. Мне стало стыдно.
     - Извини, - сказал я. - Ну конечно, ты должен пойти с нами.
     А.Беттик едва заметно кивнул.
     - Еще две недели,  -  повернулся я к остальным нашим друзьям. На их
лицах  читалось разочарование.  -  Через две  недели мы  все  будем там,
внизу.  И  посмотрим,  какие  сюрпризы приготовили нам  львы,  медведи и
тигры.
     Попрощавшись с  нами,  тамплиеры,  Бродяги и люди покинули островок
Эндимиона,  чтобы помахать нам вслед с  лестниц и мостов корабля-дерева.
Рахиль уходила последней. Внезапно она обернулась и крепко обняла меня.
     - Чертовски  надеюсь,  что  ты  достоин  этого,  -  прошептала она.
Понятия не  имею,  о  чем  говорила эта  пылкая брюнетка.  Она  -  как и
большинство женщин - всегда была для меня загадкой.
     - Порядок, - сказал я, и мы все поднялись в башню к Мартину Силену.
     Я увидел Старую Землю...  Земля...  над головой.  А потом она вдруг
стала размытой и  совсем исчезла -  силовое поле  башни слилось с  полем
дерева,  сгустилось,  поля разъединились, и город поплыл в пространство,
подталкиваемый ходовыми  полями.  Тамплиеры  и  Бродяги  устроили  пульт
управления в лазарете,  и без того забитом реанимационной аппаратурой, и
там стало совсем тесно.  Мне почему-то пришло в голову,  что, когда эрги
попытаются приземлить целый городок с  башней,  звездолетом и  ведущим в
никуда обрубком моста на планету,  лишенную космопортов и  диспетчерской
службы,  я  узнаю о неминуемой катастрофе за секунду до гибели -  пойму,
глядя на бесстрастное лицо Кета Ростина, полуприкрытое капюшоном.
     Я  даже не почувствовал,  как мы вошли в атмосферу.  Только увидел,
что  изменился  цвет  неба  в  отверстии башни.  И  приземления тоже  не
почувствовал.  Мгновение мы стояли в полной тишине и ждали,  а потом Кет
Ростин оторвался от  дисплеев,  прошептал что-то  своим  любимым эргам и
повернулся к нам:
     - Приземлились.
     - Я забыл сказать вам,  где мы должны приземлиться,  - встрепенулся
я,  вспомнив пустыню,  которая когда-то  была  Талиесином.  Должно быть,
именно там Энея была счастливее всего.  Там мы должны развеять ее прах -
я знал,  что это ее прах,  но все равно не верил,  - развеять на знойном
ветру Аризоны.
     Кет Ростин оглянулся на Мартина Силена.
     - Я сказал ему,  где приземлиться,  -  прохрипел синтезатор голосом
старого поэта.  -  Где я  родился.  И  где намерен умереть.  А теперь не
будете ли вы все столь любезны перестать ковырять в носу и выкатить меня
отсюда, чтобы я мог взглянуть на небо?
     А.Беттик отключил почти  всю  аппаратуру жизнеобеспечения,  оставив
только самое необходимое,  и устроил поэта на силовой подвеске.  Пока мы
были  на  корабле-дереве,  андроиды,  Бродяги  и  тамплиеры построили от
вершины башни до самого края плиты длинную пологую аппарель. При посадке
она  нисколько не  пострадала.  Когда мы  проходили мимо эбеново-черного
звездолета, из динамика прозвучало:
     - До свидания, Мартин Силен. Знакомство с вами - большая честь.
     Древний старик поднял в приветствии костлявую руку:
     - До встречи в аду,  Корабль.  Покинув город, мы сошли с аппарели и
стояли,  глядя на луга и холмы,  мало чем отличавшиеся от Пустошей моего
детства.  Сила  тяжести и  давление были такими же,  как  и  четыре года
назад, только воздух здесь оказался куда более влажным, чем в пустыне.
     - Где мы? - спросил я, ни к кому не обращаясь. Кет Ростин остался в
башне. Ласковым весенним утром под небо Северного полушария вышли только
андроид, умирающий поэт, отец де Сойя и я.
     - Здесь было поместье моей матери,  -  прошептал синтезатор Мартина
Силена. - В сердце сердца Североамериканского заповедника.
     А.Беттик поднял глаза отдатчиков.
     - Полагаю,  данная местность в дни,  предшествующие Большой Ошибке,
называлась Иллинойсом,  -  проговорил он.  - Центр штата, видимо. Прерии
вернулись.  Вон  те  деревья -  вязы  и  каштаны,  если не  ошибаюсь,  -
окончательно исчезли к  двадцать первому веку.  Река за холмами течет на
юго-юго-восток и впадает в Миссисипи. Полагаю, вы... э-э... прошли часть
этой реки, месье Эндимион.
     - Да.  - Я вспомнил ненадежный маленький каяк, прощание в Ганнибале
и первый поцелуй Энеи.
     Мы  ждали.  Солнце поднималось все  выше.  Ветер шелестел в  траве.
Где-то за деревьями кричала птица. Я поглядел на Мартина Силена.
     - Мальчишка,  -  проворчал синтезатор,  -  если ты надеешься, что я
помру по сигналу,  только бы спасти тебя от солнечного удара, выкинь это
из своей дерьмовой башки.  Я вишу на волоске,  но это старый,  крепкий и
длинный волосок.
     Я с улыбкой притронулся к его костлявому плечу.
     - Мальчик? - шепнул поэт.
     - Да, сэр.
     - Много лет назад ты сказал мне, что твоя старая бабка - ты называл
ее  бабушкой  -  заставляла  тебя  заучивать  "Песни",  чтобы  от  зубов
отскакивали. Это правда?
     - Да, сэр.
     - Ты  можешь вспомнить строки,  которые я  написал об этом месте...
каким оно было в мои дни?
     - Могу попробовать.
     Я закрыл глаза.  Мне очень хотелось прикоснут