отятся. В том  числе  некоторые из тех, которых я считаю на своей
стороне. Пока я дерусь и спасаюсь бегством и у меня нет  времени думать, все
в  порядке,  но сейчас... Каждый мой поступок  имеет  вес, каждое мое  слово
имеет  последствия  не  только  для  меня,  но  и  для всего  этого  чертова
Восстания. Из меня сделали героя и лидера и ждут, что я буду безгрешной.
     Так мало этого! Что-то случилось со мной  на планете Вольфлингов, Джон.
Что-то... изменило  меня.  Я  уже нечто большее, чем  раньше, и я все  время
боюсь. Мне кажется, что я -  уже не я. У меня дурные сны, и я не знаю, помню
я прошлое или  предвижу будущее.  Теперь  я способна  делать  такое, чего не
могла раньше. Странные и ужасные вещи.  И  помогает мне только Кровь. Она...
дает  мне  устойчивость,  успокаивает...  Помогает  верить,  что  я все  еще
человек.
     Она  поставила кружку, протянула  руку, и стеклянный  пузырек с  Кровью
вспрыгнул со  стола  в  ее ожидающую  ладонь.  Сильвер  посмотрел  на  нее с
удивлением.
     - Не знал, что ты эспер, Хэйзел.
     - Я не эспер. Я что-то другое. Нечто... большее.  Она  отвинтила крышку
пузырька  и  осторожно понюхала  черную  жидкость.  Ее ноздри  раздулись  от
знакомого  запаха - густого  запаха  дыма, бьющего в голову. Хэйзел  глубоко
вдохнула,  впитывая его легкими,  и  по жилам ее проскочили искры. Осторожно
наклонив фиал, она уронила каплю Крови себе на язык. Быстро сглотнула, чтобы
как можно  меньше  чувствовать  непередаваемо  горький  вкус, потом  закрыла
склянку и  поставила ее обратно на  стол -  чтобы не  подвергаться  соблазну
выпить еще каплю. Она откинулась на спинку кресла и застонала, когда внутри,
пробегая  огнем  по  жилам,  разлилось  знакомое  тепло,  возвращая  силу  и
уверенность. Груз  забот, обязанности и сомнения,  терзавшие ее,  отошли,  и
впервые  за последние дни расслабились мышцы лица.  Она медленно улыбнулась.
Ей было хорошо. Ни с чем не сравнимое чувство - ни о чем не заботиться.
     Сильвер смотрел на нее из своего  кресла, ничего  не предпринимая, пока
не  убедился, что  Хэйзел уже  глубоко под кайфом. Он собирался составить ей
компанию, но,  вспомнив о  том, какова была Хэйзел в худших своих  приступах
наркомании,   передумал.   Он  не   был  наркоманом  и  был   способен  себя
контролировать. И он остался трезвым, потому что был  уверен, что  он  нужен
Хэйзел,  чтобы за ней  присмотреть.  В  тот самый момент,  когда  он об этом
подумал, ее  полузакрытые в дреме глаза внезапно распахнулись и она вскочила
на  ноги, дико  озираясь  вокруг.  Сильвер  тоже  быстро оказался на  ногах,
поставив  свою кружку на стол,  чтобы  схватить Хэйзел за руки  выше локтей.
Она, казалось, этого не заметила, а  руки у нее были  тверды,  как  стальные
прутья. Сильвер  внимательно за ней  наблюдал.  С потребителями Крови  нужна
осторожность, если ты сам не принял. Со своей  новой силой  они могут  убить
обычного  человека в мгновение  ока,  и им  будет  наплевать, пока Кровь  не
выветрится. Хэйзел  оглядывалась,  неистово  вращая  головой,  и с  внезапно
осунувшегося лица глядели огромные тревожные глаза.
     -  Хэйзел! -  позвал Сильвер,  тщательно стараясь говорить спокойным  и
ровным голосом. - Что случилось? Что не так?
     -  Действие. Оно другое, - заплетающимся языком проговорила Хэйзел. - Я
другая.  Мне  не надо  было  принимать  кровь  здесь.  Когда столько эсперов
вокруг. Они... задевают  меня. Я не могу различить, что  у  меня в голове, а
что снаружи. Эта Кровь... она пробуждает во мне  что-то. Такое, о чем я даже
не знала, что оно во  мне есть. Я вижу, Джон, я  многое вижу. От меня больше
ничто не скрыто.
     Она уставилась  на  стену  перед  собой, и стена исчезла.  В тот же миг
Сильвер  понял: он  видит то  же, что и  она.  Ее  сознание связалось  с его
разумом, чтобы показать, что происходит в соседней комнате. Молодой взломщик
по имени Кот высыпал на стол ярко сияющие драгоценности из кожаного мешочка,
а скупщица краденого, женщина по имени Сайдер,  смеялась и хлопала в ладоши.
Хэйзел  повернула  голову,  и  стена вернулась на место.  Она  посмотрела на
противоположную  стену, и  та  исчезла,  представив  взору игроков  в карты,
переходящих от игры к спорам и взаимным обвинениям.
     Сильвер  попробовал ее встряхнуть, но не смог сдвинуть  и на  дюйм. Она
внезапно  обратила свой взгляд на  него, и в  это  мгновение он почувствовал
себя  совершенно  прозрачным, будто она видит  его насквозь;  все хорошее  и
плохое, и  все между  ними было  увидено в мгновение  ока. Казалось,  Хэйзел
стала больше Сильвера и громоздится над ним, как некое  древнее божество без
крупинки милосердия или сочувствия. Он отступил, отдернув  ладони от ее рук,
будто  обжегшись.  Взгляд  Хэйзел  обратился  внутрь,  и  вокруг  нее  стали
возникать  и пропадать образы. Видения  приходили и уходили в секунду, в них
мелькали места и лица, из которых Сильвер некоторые узнал.
     Старый  человек  в мундире  привратника, измученный, сломанный  жизнью,
сгорбившись, сидел на койке.
     - Они сломали меня. Поищите себе другого спасителя и вождя.
     Затем он  исчез, и  его место  занял  Оуэн, истекающий кровью из дюжины
ран, воздевающий меч, чтобы отразить невидимого врага.
     -  Когда  увидишь  просвет,  беги, Хэйзел.  Я  их задержу.  Толпа теней
ринулась вперед со  всех сторон,  и он исчез  под  ними,  все еще размахивая
мечом. Все погасло, и возникла ухмыляющаяся Руби Джорни.
     - Я  встряла в это  дело  только ради добычи. Сильвер попробовал  опять
протянуть руку  к Хэйзел, но  не смог до  нее дотронуться.  Ее  воспоминания
имели силу реальности.
     Руби  сменила  высокая, одетая в меха хищная  фигура, и  Сильвера будто
молнией стукнуло - это же легендарный Вольфлинг!  Огромная фигура посмотрела
прямо на Сильвера и сказала:
     - Печальная и горькая это честь - быть последним из своего рода.
     Вольфлинга сменил хэйден с  сияющими  золотыми глазами.  За ним  высоко
громоздились  обширные соты  из  золота  и серебра, покрытые толстой  коркой
льда.  Давно утраченная  Гробница  хэйденов. Измененный по имени  Тобиас Мун
глянул на Сильвера и произнес своим скрипучим, нечеловеческим голосом:
     - Все, чего мы всегда хотели, -  это  свобода. И тогда  лед растаял,  в
воздухе появились странные цвета и  исчезли, и  вышли  из  Гробницы хэйдены,
великие, славные и совершенные до невероятия. А потом опять был только Оуэн,
печально глядящий Хэйзел в глаза:
     -  Нельзя бороться со злом, став на сторону зла.  Хэйзел повернулась, и
Оуэн растаял, когда  она посмотрела на Сильвера.  Их  глаза  встретились,  и
появились  новые  видения.  Сильвер,  заключающий  сделки  с  мошенниками  и
подонками общества,  чтобы  сохранять порядок на улицах  Мистпорта. Сильвер,
платящий костоломам вроде Маркуса Раина, чтобы они не мешали работе его сети
распространителей Крови.  Сильвер, глядящий  в другую сторону, пока его люди
выживают или  устраняют  конкурентов методами погрубее. Видения  исчезли,  и
Хэйзел смотрела на Сильвера новыми, холодными глазами.
     - Всего  несколько капель, время от времени,  для себя и  особо близких
друзей?  Фигня. Ты держишь свою сеть распространителей наркотика,  опутавшую
весь город.  Сколько народу ты  посадил на плазму, Джон? Сколько окоченевших
трупов наркоманов  лежит  в  опустевших комнатах,  потому что они  не смогли
осилить твоих цен?
     -  Не знаю, - ответил Сильвер. - Пытаюсь об этом не думать. Я только...
кручусь  кое-как,  как  и  каждый  в  Мистпорте. Сразу  после эсперной  чумы
началась  сумасшедшая  инфляция.  Деньги не стоят и  половины своей  прежней
цены.
     Все, что я накопил, сгорело. Если  не я, то кто-нибудь другой, и ты это
знаешь. Я никогда не хотел никому причинять вред, но...
     - Да, - перебила Хэйзел.  - Но. Всегда это "но", правда? Сильвер шагнул
вперед,  протянув ей  руку.  Она схватила ее, и он  сморщился  от ее грубой,
неумолимой силы. Она холодно ему улыбнулась:
     - Спектакль не  окончен, Джон. Ты видел прошлое и  настоящее.  А сейчас
будет будущее, готовы мы к нему или нет.
     Ее рука сжалась сильнее, и Сильвер вскрикнул, когда комната, окружавшая
их,  растворилась и вместо нее  возник хаос. Люди с криками бежали по улицам
Мистпорта. Горели дома.  Небо было забито идущими на  штурмовку грависанями.
Сквозь поднимающиеся облака  черного дыма били лучи  дезинтеграторов. Смерть
была повсюду.  Боевые  машины проламывались через городские стены.  Вниз  по
Осенней реке,  мутной от крови и забитой трупами, плыли горящие баржи. И над
всем  этим  стоял  крик  -  нескончаемый крик,  в  котором  не  было  ничего
человеческого.  Хэйзел  отпустила руку Сильвера, и реальность  обрушилась на
них  вместе с  вернувшейся на место комнатой. Сильвер отступил на шаг, дрожа
всем телом,  весь еще  погруженный в мерзкую вонь пролитой крови  и горящего
мяса,  еще слыша ужасный бесконечный крик. Хэйзел стояла и смотрела на него,
холодная и неумолимая, как всякий оракул.
     - Это будущее, Джон. Твое и мое. И ты помогал ему прийти. Что-то Плохое
надвигается на  Мистпорт.  Что-то Очень Плохое. И скоро оно  будет здесь.  И
вдруг она неожиданно опять стала обычной Хэйзел. Покров силы и величия исчез
мгновенно, и она опять опустилась в свое кресло у огня -  маленькая, усталая
и  очень, очень уязвимая. Сильвер  медленно двинулся  вперед  и  сел  в свое
кресло лицом к ней. Его подмывало с криком броситься вон из комнаты, но что-
то  его не пускало.  Он  был  напуган до смерти, увидев,  чем стала она, его
старый  друг,  но  не мог дать ей это заметить. Он был нужен ей, он,  старый
друг и товарищ, и хотя в жизни  он много  сделал  такого,  чего  даже он сам
стыдился, но, черт побери, Джон  Сильвер не бросит  друга  в беде. Они долго
сидели  в  молчании.   Единственным   звуком   в  комнате   было   спокойное
потрескивание  охваченных  огнем  поленьев. Казалось,  что  в  комнате очень
холодно.
     - Что с  тобой стряслось, Хэйзел? -  спросил наконец Сильвер. - Никогда
раньше у тебя таких сил не было.
     Хэйзел устало улыбнулась.
     - А с тобой что стряслось,  Джон? Что стряслось с теми людьми, которыми
мы когда-то были?
     - Когда мы были молодыми, все было проще,  - заметил Сильвер,  глядя  в
огонь, потому что так было проще, чем смотреть на нее. - Ты была наемником,
     я пиратом, и оба  мы верили,  что  предназначены для большего. Мы стали
артистичнейшей группой мошенников. Помнишь, как мы три года вели эту аферу -
Ангела Ночи?  Хотя моим  любимым  всегда  было  последнее  надувательство  с
потерянной  Звездной Заставой.  Я получал  огромное  удовольствие, составляя
карты.  Такие  убедительные -  просто произведение искусства. Эту  аферу  мы
могли бы гонять до сих пор, кабы не невезение.
     - И жадность, - заметила Хэйзел.
     -- Это тоже.
     - Тогда все было проще. Мы - против них, и  мы забирали деньги только у
тех,  кто  был  в  состоянии  их  потерять.  Простые,  невинные  дни.  Но мы
изменились, ушли  от  этого. Мы не те, кем были. Поменялись  наши  друзья  и
компаньоны, и общего у нас осталось только воспоминания и Кровь. И ни то, ни
другое  уже не утешает  меня, как раньше.  Можем  ли  мы сейчас верить  друг
другу, Джон?
     - Должны, - ответил Джон. - Больше никто нам не поверит.
     - Оуэн поверит, - возразила Хэйзел. Сильвер заставил себя посмотреть на
нее.
     - Ты его лучше  знаешь. Что он  на самом деле собой  представляет, этот
Дезсталкер?
     -  Он  хороший человек,  хотя и  не  осознает  этого. Герой. Настоящий.
Отважный, преданный. И слишком честный, черт подери, чтобы  ему  самому было
от этого  хорошо. Он закончит тем, что полностью возглавит это Восстание. Не
потому, что он этого хочет, а потому, что он  лучше всех подходит  для  этой
работы.  Он  отличный  парень,  но слишком много есть  такого,  чего  ему не
понять. Про  такие вещи, как давление,  и ответственность, и незащищенность,
которые людей послабее, вроде нас с тобой, толкают к Крови, или выпивке, или
случайным связям. Ему в  жизни никогда  не  был нужен костыль  для опоры. Он
просто видит,  что правильно, а что  нет, и  делает то, что  правильно,  все
время ноя и никого этим не обманывая. Хороший человек в плохие времена.
     - Ты любишь его? - спросил Сильвер.
     - Этого я не говорила.
     Сильвер понимал, как нужно поступить. Он приблизил свое лицо к ее лицу.
А потом он ее поцеловал. И оба понимали, что это - прощание. И именно в этот
момент в комнату вошел Оуэн Дезсталкер и увидел их. Он остановился  прямо на
пороге,  ничего  не  говоря,  а Хэйзел и  Сильвер отпрянули друг  от друга и
вскочили  на ноги.  Долгое  время  никто ничего  не говорил. Хэйзел  глубоко
дышала, но не  покраснела. Сильвер видел, как  рука Оуэна упала на  рукоятку
меча на боку,  видел  холод  в его глазах,  и  понимал,  что очень близок  к
смерти. Не потому, что Оуэн ревновал, а потому, что эта  еще одна скрытая от
него  тайна,  еще  одно  предательство  могли  оказаться  последней  каплей,
переполнившей  чашу.  А  потом  глаза Оуэна натолкнулись  на  фиал с Кровью,
стоявший на  столе,  и все  изменилось.  Он знал,  что  это такое и  что это
значит, и гнев его стал уступать место страшной усталости.
     - Значит,  вот в чем дело, - сказал он без  выражения. - Неудивительно,
что наша ментальная связь сдохла - при этой гадости у тебя в голове. И давно
ты ее принимаешь, Хэйзел?
     - Достаточно.
     - Где ты ее достала?
     - В  городе  хэйденов. Мун  был очень  предупредителен. - В тоне Хэйзел
звучал то ли вызов, то ли просьба о понимании, то ли и то, и другое.  -  Мне
это нужно, Оуэн.
     - Почему ты не сказала мне раньше?
     - Потому что я знала, как ты среагируешь! Ты не понимаешь, какой на мне
груз!
     - Мы были вместе  с самого начала. Через что это ты такое прошла, через
что не прошел бы я? Черт побери, Хэйзел, я же завязан на то, как ты здесь, в
Мистпорте,  сделаешь  свою  часть работы! Не могу  же я один сделать  все! И
работа у нас тут важная!
     - Да  знаю  я! - Хэйзел свирепо глядела на него, сжимая кулаки. - Ты на
меня завязан. Подполье на меня завязано, все это проклятое Восстание на меня
завязано! Кому-нибудь  приходило  на  ум,  что я  могу  устать  нести  такую
тяжесть? Не можем мы  все  быть суперменами, как ты,  Оуэн. Не можем  мы все
быть героями. У  тебя в  жизни не было ни минуты нерешительности, правда? Ты
всегда знал, как должно поступить и  что должно сказать. Но  мы не можем все
быть идеальными!
     - Я не идеален, - ответил Оуэн. - Просто делаю свою работу. И от тебя я
ждал не большего.
     - Ты меня не слушаешь, - сказала Хэйзел. - Ты никогда меня не слушаешь.
     - Почему ты никогда не говорила мне про себя и Сильвера?
     - Потому что это не твое дело!
     - Ты никогда не рассказывала мне о нем. Ты никогда не  рассказывала мне
о Крови. О чем еще ты мне  не говорила? Мне казалось, я могу  тебе доверять,
Хэйзел. Я думал, что могу доверять хотя бы тебе.
     - Видишь? Ты опять это делаешь! Пытаешься переложить всю тяжесть на мои
плечи, а сам остаться жертвой  обстоятельств!  Черт  с ним со всем, и черт с
тобой, Оуэн Дезсталкер, я больше  не собираюсь тащить эту тяжесть. Я  устала
от груза твоих нужд и ожиданий! И я устала от тебя...
     - Ну да, - проговорил Оуэн. - Зато у тебя есть он и яд, которым он тебя
поит.  Все  что  угодно,  только  бы  не  вырасти  и  не  стать  взрослым  и
ответственным  человеком.  Не  поддерживать  тех,  кто  от тебя  зависит. Не
заботиться  о людях, которые  заботятся о  тебе. Он  тебе  нужен? Получи его
целиком. А я пойду подышу свежим воздухом.
     И  он повернулся и вышел вон, хлопнув за собой дверью, потому что в нем
клокотала такая  ярость,  что  иначе он бы  ее  ударил, а они оба знали, что
этого она никогда не сможет ни забыть, ни простить. И еще потому, что он так
хотел убить Джона Сильвера,  что  ощущал это желание физически, как  вкус во
рту.  Он думал, что он и Хэйзел, что когда-нибудь, может быть... Но он много
чего думал, и никогда ничего не получалось так, как он хотел. Столько он уже
потерял того, что было ему дорого. И не следует удивляться, что единственную
женщину, которую он любил, у него тоже отнимут.
     Ему не надо  было  возвращаться  в Мистпорт.  Здесь все всегда выходило
неправильно. И не то, чтобы  он возлагал надежды  на Хэйзел.  Она всегда шла
своим путем и дальше всегда будет,  и он это  знал. Но думал  что она  решит
идти  вместе с ним, хотя бы временно.  Она могла бы обратиться к нему с тем,
что ее беспокоило. Могла бы рассказать ему о Крови. Он постарался бы понять,
помочь, потому что он знал, что  такое груз  ответственности. Всю свою жизнь
он провел в попытках жить достойно имени Дезсталкера.
     Тяжелыми  шагами он спустился по  лестнице и протолкался сквозь плотную
толпу в таверне. Кое-кто, казалось, хотел было  возмутиться,  но, увидев его
лицо, решил  воздержаться. Эти  люди умели распознавать расхаживающую смерть
по  внешнему  виду. Толкнув дверь, Оуэн шагнул на  улицу,  и холодный воздух
ударил в лицо, отрезвляя,  как пощечина. Дверь  захлопнулась, отрезая его от
шума  таверны, и он прислонился к ней спиной, преодолевая свою ярость, снова
беря ее под контроль. Всего  мгновение ему понадобилось, чтобы заметить вещь
для  Мистпорта, мягко говоря, необычную:  улица  была  совершенно пуста.  Из
темнеющих окон выглядывали  лица, словно  ждали чего-то. Оуэн оттолкнулся от
двери,  его  руки  легли  на  рукоятки  меча  и  дезинтегратора. Здесь  была
опасность, близкая и готовая к атаке. Он учуял бы ее раньше, если  бы не был
так поглощен собой.  Внезапно на противоположной стороне улицы появились три
человека; их  взгляды  были устремлены  на него. Или они были телепортерами,
или, что вероятнее, скрывали свое присутствие телепатическим  щитом.  На вид
они   не  представляли  собой  ничего   особенного  -   среднего  роста,   с
обыкновенными  лицами, одетые  в обычные в Мистпорте густые меха.  Но в  них
таилась сила. Оуэн чувствовал ее, хотя и не осознавая в точности ее природу.
Человек,  стоявший  в середине, выступил  вперед. На бледном лице выделялись
черные глаза.
     - Ты  приобрел  врагов,  Дезсталкер.  Твоей  смерти требуют влиятельные
лица.
     - Отлично, черт подери, - сказал Оуэн. -  Господи, как  я  перепугался.
Так  что вы  трое собираетесь делать? Напасть на меня? Знаете, я сейчас не в
настроении, так  почему бы вам  не начать драпать прямо сейчас?  А я вам дам
пять минут форы.
     Человек в середине только усмехнулся и покачал головой.
     - Время умирать, Дезсталкер.
     Внезапно земля под ногами Оуэна качнулась,  и он потерял равновесие. Он
схватился за меч, а улица перед  ним раскололась, и  в ней открылась яма, от
которой  во  все  стороны  побежали неровные  трещины.  Из  расщелин брызнул
кровавый свет,  а воздух вдруг наполнился  запахом серы и зловонием  горящей
плоти. Из дыры,  откуда-то  из  далекой глубины, послышались  крики  ужасной
агонии  неисчислимой людской массы.  Земля снова содрогнулась,  и, пока Оуэн
пытался  сохранить равновесие,  его  бросило  вперед,  к огромной  трещине и
всему,  что в ней было.  Он почувствовал исходящий  из расщелины невероятный
жар, пот  выступил на его лице.  Меха на нем  почернели  и задымились, голая
кожа лица и рук покраснела и начала болеть, когда его качнуло еще ближе к
     отверстию  в улице. Он старался  удержаться  на краю пропасти, а вокруг
кипел багровый  воздух.  Вопли и серная вонь  стали почти непереносимыми. Из
трещины  взлетели обрывки  стальных  цепей с металлическими шипами,  которые
продрали его одежду и глубоко впились в плоть.  Оуэн вскрикнул, когда цепи с
лязгом натянулись  и  стали медленно  и безжалостно тащить его в  трещину  и
ниже, в Ад, где ему и было место.
     Но  даже на самом краю вечных мук  Оуэн все  еще не сдавался. Он напряг
все  силы,  и  цепи  лопнули;  оборванные  концы  их  скрылись в  расщелине.
Подним