ишь в
камеру, все увидят, как ты похож на свинью.
     - Можно поклясться, что это муж с женой бранятся, - усмехнулся Джулиан.
-  Финли,  надо  вести  людей,  пока они не  стали задумываться,  что  здесь
случилось. Если возникнет паника, наступление пропало.
     - Понял,  -  ответил Финли.  Он встал на  груду  щебня, чтобы  его  все
видели. - Джек Рэндом убит! Его  убила Империя! Так сойдет  ли ей с  рук его
смерть или  мы будем биться,  как того хотел бы он, если бы остался жив? Так
за мной, к победе или смерти!
     Вот так просто, но это помогло.  Повстанцы завопили проклятия Империи и
ударили вперед,  горя  жаждой  мести. Финли  вел наступление,  Евангелина  и
Джулиан прикрывали его с боков. Он  не  сомневался,  что повстанцы пойдут за
ним  во  имя  Рэндома.  Мертвый вождь вдохновлял  их даже больше, чем живой.
Защитники  пытались держаться, пока думали, что  смерть Рэндома деморализует
мятежников, но новая и еще более решительная атака - этого они уже выдержать
не  могли.   Смятые  численностью   и   напором  противника,  они  дрогнули,
повернулись и побежали; многие демонстративно бросали оружие, показывая, что
больше не воюют, и в несколько минут битва была окончена. Войска разбегались
во  все  стороны, удирая с  места  бойни,  а  повстанцы  рубили тех, кто был
недостаточно быстр.
     Финли  рвался  вперед   к  массивным  стальным  дверям,   которые  были
единственным входом  в бункер командного центра. Встроенные в  стены бункера
дезинтеграторы открыли  огонь, но Джулиан отводил лучи эсперной  силой, пока
снайперы повстанцев не уничтожили дезинтеграторные пушки.
     Тогда  все  скопились  у  дверей,  и  Евангелина  ввела  входные  коды,
сообщенные  ей  руководителями  Подполья.  Ничего не  произошло.  Евангелина
попробовала  снова,  аккуратно  вводя  каждую  цифру,  но  дверь  оставалась
закрытой. Финли слышал, как волнуется толпа у него за спиной.
     - Всегда  так,  - ворчливо  бросил  он. -  Все приходится делать самим.
Джулиан, открой эту дверь.
     -   Я  пытаюсь,   -   ответил  Джулиан.  Он  сосредоточился,  игнорируя
возникающую  в  висках привычную  боль,  и ударил в дверь  психокинетическим
молотом, сорвавшим дверь  с петель  и вбившим  ее внутрь бункера.  Повстанцы
разразились ликующим воплем и рванулись вслед за Финли в открывшийся  проем.
Но Финли  почти сразу  же  резко остановился. Евангелина и  Джулиан  чуть не
влетели ему в спину.  Перед ними с обнаженным мечом у входа в коридор стояла
одинокая фигура в тунике без надписи  и в  стальном шлеме с маской.  Фигура,
знакомая  каждому, кто хоть  когда-нибудь смотрел бои на Аренах. Это был сам
непобедимый чемпион, Железный Гладиатор.
     - Нет, - сказал Финли. - Только не ты...
     - Именно  я, - прозвучал спокойный голос из-под шлема. - Я  всегда  был
верен  Железному  Престолу. А это значит, что дальше  вы  не  пройдете. Один
человек в нужном месте, если он умеет  драться,  может  остановить армию.  А
Железный Гладиатор никогда не терпел поражений.
     - Не делай этого, - попросил Финли. - Я не хочу с тобой драться.
     -  Они не пройдут, - заявил Железный Гладиатор. -  Без исключений. Даже
для тебя, Финли.
     - Черта с два, - произнес  Джулиан, шагнув вперед с почти неузнаваемым,
искаженным от  гнева лицом. - Я долго ждал этого, гад! Ты  убил моего брата,
Аурика Ская!
     - Я убил  много  людей, - сказал голос из-за  бесстрастной  маски. -  Я
давно не помню их имен.
     - Зато  я помню,  -  сказал  Джулиан Скай и  ударил  всей  силой своего
разума.  Неудержимая сила ударила  Железного  Гладиатора  невидимым молотом,
сбив  с ног.  Он  завис  в  воздухе, беспомощно  колотя ногами,  из  каждого
сочленения его доспехов  брызнула кровь, и  тело внутри  них было раздавлено
холодной и мстительной силой. Он  не вскрикнул, но  судороги прекратились, и
Джулиан  бросил  его.  Тело  упало  на  пол  и  застыло  неподвижно;  вокруг
растеклась  лужа крови.  Джулиан  склонился  над ним, тяжело дыша, из  одной
ноздри у него текла густая струя крови. Он плюнул на бесстрастную маску.
     - Это тебе за Аурика!
     Джулиан  рванулся  в  командный  центр,  и  повстанцы хлынули  за  ним,
прославляя того, кто победил непобедимого Железного Гладиатора. Тоби и Флинн
бежали  за ними.  Никто  не заметил, как Евангелина и Финли склонились возле
поверженного. Финли  подождал,  пока последние из повстанцев  не  скрылись в
коридоре,  и снял с умирающего шлем, открыв лицо Георга Мак-Кракена, первого
Железного Гладиатора. Человека, который научил  Финли всему, что тот умел, и
позволил ему  заменить  себя на  Арене. Георг попытался  улыбнуться Финли  и
Евангелине, но зубы его плавали в его собственной крови.
     - Теперь мы никогда не узнаем... мог ли ты победить меня, Финли. Мне не
следовало ожидать честной борьбы от эспера.
     - Я убил его брата, - сказал Финли. - Прости меня, Георг. Я не хотел...
Зачем ты вернулся на Арену? Я думал, ты ушел на покой.
     - Кто-то должен был быть Железным Гладиатором, когда ты  оставил Арену,
и  не  было никого, кто мог бы занять твое  место. - Георг проглотил сгусток
крови, и его голос стал чуть яснее. - И я хотел убедиться, что еще гожусь на
это. Снова быть лучшим. Я отлично выступал, пока не началась эта бессмыслица
и  императрица лично позвала меня и поставила защищать командный центр. - Он
закашлялся, и кровь плеснула у него изо рта  на подбородок. - Черт, Финли, я
серьезно ранен. Этот эсперский гад меня в буквальном смысле слова скрутил. -
Он снова попытался  улыбнуться,  и из углов рта потекла кровь. - Значит,  ты
стал мятежником,  Финли. Я удивился,  когда услышал. Никогда не разбирался в
политике. Это  не  для меня.  Меня  вполне  устраивала  Империя.  Но не могу
сказать, будто мне жаль, что  все кончилось. Вряд ли есть место, где были бы
рады такому, как я. Лучше уйти с достоинством.
     Он замолчал,  будто обдумывая, что еще сказать. Финли ждал и лишь через
минуту понял, что  Георг Мак-Кракен мертв. Он  закрыл Георгу глаза  и встал.
Евангелина, стоя рядом с ним, положила  ему руку на плечо. Он не заметил. Он
все еще смотрел на мертвого.
     -  Джулиан  не должен знать, - сказал он наконец.  -  Пусть думает, что
убил убийцу своего брата. Так будет проще.
     - Пока  - да, - возразила Евангелина. - Но  что  будет, если он  узнает
правду? Что убийца его брата - ты, а он убил невиновного?
     - Нет  в мире невиновных, - ответил  Финли. -  И что для таких, как мы,
еще одна тайна?
     Он  направился в глубь командного центра, ориентируясь на звуки битвы и
вопли умирающих, не оглядываясь посмотреть, идет ли за ним Евангелина.

     По всей  планете Голгофа, в  деревнях, городах  и космопортах мятежники
неостановимо  шли вперед,  тесня  Имперские Силы  на  всех  фронтах.  Боевые
машины,  козырная карта  Империи,  стояли  мертвыми  пустыми  металлическими
коробками без  аппаратуры,  которая  могла ими управлять.  Имперские  войска
смотрели в лицо поражению и реагировали единственным известным им  способом.
Они открыли огонь из самого мощного оружия,  которое у них было,  и стреляли
во все,  что движется. Лучи косили мирное население вместе  с мятежниками, и
улицы захлебывались в крови. Войска захватывали  в  заложники толпы женщин и
детей,  использовали  их  как живой  щит и угрожали расстреливать десятками,
если мятежники не  отступят. Они  взрывали дома,  больницы и электростанции,
чтобы не дать мятежникам их захватить. Для защиты городов они уничтожали эти
города вместе с  населением. Такая жестокость и бойня ожидались и  даже были
теоретически  допустимы, но  на практике  они поразили повстанцев до глубины
души,  даже  после  того,  что  они  видели  на Виримонде.  По  всей планете
наступление мятежников  замедлялось и останавливалось, встретившись  со злом
такого  масштаба, против которого  их  простая тактика  была  бессильна.  За
победу повстанцы  готовы  были отдать свои жизни, но не могли заставить себя
принять  на себя  ответственность  за  истребление  мирного  населения.  Они
колебались в растерянности, и снова все зависло в неустойчивом равновесии.
     И  тогда снова по всей  планете  проявила  себя Матер Мунди. Мать Всего
Сущего, сверхэспер, вошла одновременно в умы всех эсперов, сотен и тысяч их,
и они преобразовались в существо нового порядка. Связанные в единый огромный
разум, они  действовали  как единое  целое, и  пси-бури  прокатились по всей
Голгофе,  сметая Имперские Войска  и не трогая повстанцев и мирных  жителей.
Полтейгестеры и пирокинетики уничтожали  здания  и  убежища  Имперских  Сил,
поджигали казармы и  разносили по камешку баррикады неостановимыми аватарами
разрушения.  Наведенные эсперами  кошмары проносились хаосом по  беспомощным
умам, и сотни  солдат вырывали  себе  глаза,  чтобы не  видеть того, что  им
показывали.  Они расстреливали своих товарищей  и  направляли  оружие против
себя самих.
     Эта огромная  волна начисто смела все сопротивление силам повстанцев. И
посмотрела Матер Мунди на дело рук своих, и увидела она,  что  это хорошо, и
ушла из тысяч эсперских разумов. Силы повстанцев убрали разгром, который она
после себя  оставила,  и взяли  власть в  городах  и  селах, жители  которых
приветствовали в них своих спасителей. Война на поверхности закончилась.
     Но Матер Мунди еще не закончила работу. Проявившись через старого друга
-  Безумную   Дженни,  -   Матер  Мунди  нашла   еще  две  полезные  души  и
телепортировала всех трех  туда, где они могли  принести более всего пользы.
Они исчезли без звука, только хлопнул воздух, заполняя место, где они только
что были, и в общем хаосе их исчезновения  не заметил никто. Удовлетворенная
тем, что сделала все  что нужно, Матер Мунди замкнулась в себе  до той поры,
пока она не понадобится снова.

     При дворе  Лайонстон  Ад  укоренился и расцвел темным ядовитым  цветом.
Пламя было  повсюду, и  золотые с  алым  его  языки были порой  единственной
иллюминацией в спускавшейся тьме. В воздухе было не продохнуть от вони серы,
пролитой крови  и  вареного  человеческого  мяса.  Пойманные  повстанцы были
насажены  на  колья  или  брошены в путаницу металлических колючек,  которые
медленно  рвали их на  куски. Трупы мертвых советников  болтались на  цепях.
Вороны рвали им лица, выклевывали глаза и бранились визгливыми человеческими
голосами.  Опасно стало подвести императрицу в любой мелочи. Кроваво-красные
ангелы  с  пылающими  крылами  стояли  рядами  перед  Железным  Престолом  с
мономолекулярными  мечами в руках. Нечестное  оружие, но Лайонстон была  уже
выше таких тонкостей.
     Капитан  Сайленс,  инвестигатор Фрост  и  офицер  безопасности  Стелмах
осторожно пробирались между  багрово горящими туманами  Ада, уходя от клубов
дыма  желтой серы, которые вырывались из пылающих угольных ям. Они держались
поближе друг к другу, стараясь не слишком глядеть по сторонам  и направляясь
к  подсвеченному трону Лайонстон  как можно более прямым путем.  То и дело у
них  под сапогами хрустели  мелкие косточки. Вроде бы от  птиц или зверей. А
может быть, от  маленьких детей. На  некоторых  еще держались клочки  кожи и
мяса. Иногда им  вслед  кричали  люди,  висящие  на  цепях  или распятые  на
деревьях из ножей, умоляя о помощи, смерти или хотя  бы глотке воды. Сайленс
и  Фрост смотрели прямо перед собой и не  отвечали.  Они знали,  что  ничего
сделать не могут.  И ничего им  сделать не  позволено. Стелмах  тихо плакал,
глотая слезы.
     Их  вызвали  на  Голгофу и  в  Императорский Дворец по  личному приказу
императрицы  и по  аварийным  кодам,  которые  использовались лишь в случае,
когда опасность грозила самому Престолу. И они явились, невзирая на битву  и
мятеж,  не обращая внимания  на  крики  осажденных  имперских  сил,  гонимые
срочностью вызова. Они еще не знали, что война на поверхности  проиграна, но
это бы  их  не удивило. Они  видели прямую  трансляцию  с Виримонда, и  даже
инвестигатора она потрясла.  Сайленс тогда  сказал,  что такие приказы могла
отдать  только сумасшедшая, и ни Фрост, ни  Стелмах ему не возразили. Они по
дороге  на  Голгофу говорили  о Восстании,  но  их  собственная  верность не
ставилась  под  вопрос,  несмотря  на  все,  что  произошло.  Они  присягали
Железному  Престолу и своей императрице, а  человек не должен предавать свою
честь  только потому, что обстоятельства сложились неудачно.  Иногда,  когда
обстоятельства складываются неудачно, только и остается, что честь.
     И  они  шли сквозь Ад,  сквозь  жар и ядовитый туман,  сквозь страдания
проклятых  душ. На это раз их  не сопровождала стража. Сайленс  подумал,  не
знак ли это  доверия,  или просто у Лайонстон не хватает  охранников. Но это
было неважно. Они были здесь, возвращенные из  немилости,  и честь команды и
корабля  была   восстановлена.   Сайленс  надеялся   было  использовать  это
обстоятельство, чтобы  осторожно  урезонить  Лайонстон,  но, увидев нынешнее
воплощение  двора,  был  не  уверен,  что  это  вообще  возможно.  Двор  был
продолжением сознания императрицы, и оба они превратились в Ад.
     Наконец  они подошли  к  Железному  Престолу.  Струи  пламени,  странно
беззвучного,  били высоко вверх,  как огненные  фонтаны, отбрасывая багровые
сатанинские  тени  на Лайонстон и ее Трон. Девы  сгрудились в кучу у ее ног,
настороженно  ворча,  сжимая кулаки  со  стальными когтями,  глядя на  вновь
пришедших голодным взглядом искусственных глаз. Пылающие ангелы стояли молча
с мечами  наготове. Лайонстон полагалось  иметь уверенный и надежный вид, но
это у нее не получалось. Она сидела,  наклонившись вперед,  на краю сиденья,
угрюмо глядя на плавающие  перед ней  в  воздухе экраны, изучая донесения по
каналам, еще находящимся  под контролем Империи, беспомощно  глядя, как  эта
Империя  разваливается. Сайленс, Фрост и Стелмах  остановились  у  Железного
Престола, низко поклонились, и она лишь махнула им в ответ рукой.  Когда  же
она наконец решила  повернуться и посмотреть на них,  глаза ее  вылезали  их
орбит,  а улыбка  странно  застыла,  будто она  вообще  забыла,  как  это  -
улыбаться.
     -   Итак,  вы  здесь.  Мой   капитан,  мой  инвестигатор,   мой  офицер
безопасности. Присягавшие мне на жизнь и на смерть. Предатели!
     - Нет,  Ваше  Величество,  - быстро ответил Сайленс. - Мы  верны вам  и
всегда были верны.
     -  Тогда почему  вы  держите от меня секреты? Как  вы  посмели пытаться
скрыть от меня,  во что вы  превратились?  Почему не  сказали  мне  о  мощи,
которую обрели в Мире Вольфлингов?
     Сайленс  и Фрост переглянулись и  посмотрели на Стелмаха, а тот покачал
головой.  Он не  сказал. Сайленс снова перевел взгляд на Лайонстон  и  сумел
сохранить спокойный и ровный голос:
     -  Мы очень  долго не понимали,  что  с  нами  происходит.  Похоже, что
времени, пусть и очень  недолгого, которое мы провели  в Безумном Лабиринте,
хватило на  то, чтобы изменить нас до такой степени, что мы еще полностью не
поняли,  до какой. Мы служили  Вашему  Величеству верой и  правдой,  пытаясь
взять под контроль наши новые... способности.
     -  А  ты, офицер безопасности?  -  спросила  Лайонстон. -  Я дала  тебе
конкретный приказ следить за этими двумя и докладывать все, что увидишь!
     - Я старался выполнять свой долг  наилучшим образом, как я его понимал,
- отвечал Стелмах. Лицо  у  него смертельно побледнело и  руки тряслись,  но
взгляд его  был тверд  и голос  не дрожал.  - Это было  не  простое  дело. В
ситуации были... неоднозначные моменты.
     -  Слова! - воскликнула  Лайонстон, откидываясь  на троне. Ее  холодные
глаза сверлили всех троих по очереди. - Ничего, кроме пустых слов. Сейчас не
время  для  таких  уверток,  и  я  их не приму.  Варвары  колотятся в ворота
Империи. Мне нужно оружие, чтобы сдержать их у  ворот, пока я обдумываю, как
исправить положение. И этим оружием будете вы. Расскажите мне  о вашей силе.
Расскажите все - или умрете у моих ног.
     Всего на миг у Сайленса мелькнула мысль бросить ей вызов. На самом деле
у нее  уже не было над ними реальной власти. Все ее вооруженные охранники не
могли бы заставить его или Фрост сделать самого простейшего фокуса против их
желания. Но  миг  прошел,  и  Сайленс  знал, что  он пройдет.  Она была  его
императрицей. Он  и  Фрост держали свою  силу  втайне из простейшего  страха
окончить свои дни в качестве  лабораторных крыс. Может быть, даже подлежащих
вивисекции. Но время этой слабости прошло. Сайленс  мог понять, когда судьба
стучится  к  нему  в  дверь. И  он  рассказал  императрице  настолько  ясно,
насколько мог, о странных силах, способностях и наитиях, которые он  и Фрост
проявляли после пребывания на затерянной планете Хэйден, известной также как
Мир Вольфлингов.
     Это  заняло  довольно  много  времени,  потому  что Лайонстон постоянно
перебивала, требуя от  него подробностей и объяснений, которые  он не всегда
мог найти. Пока  он говорил, еще несколько фигур появились при дворе, грудью
прокладывая себе путь в серном тумане.  Первым был  Валентин Вольф,  денди в
черном и  с длинным белым лицом. Он остановился на  почтительном расстоянии,
вполне довольный тем, что  может смотреть  и слушать, пока Сайленс  говорит.
Алый рот его  был растянут в обычной его  улыбке, и густо  подведенные глаза
лихорадочно горели от действия десятка наркотиков, гуляющих у него по жилам.
Валентин не  привык проигрывать, и последние неудачи его ошеломили.  В ответ
он решил усилить собственные клубящиеся  мысли действием стимуляторов, чтобы
заставить свой  ум  найти  решение  всех  проблем.  В результате  получилась
химическая патовая  ситуация, когда мысли сталкивались, отменяя одна другую.
И вот он явился ко двору  - не только  ради  личной безопасности, но потому,
что именно  здесь  принимались все  настоящие решения Империи.  Валентин был
уверен: что бы тут ни случилось, он сможет обернуть это к своей  выгоде. Так
бывало всегда.
     Он  было  надеялся,  что  сможет напомнить  Подполью  о  своих  прошлых
заслугах, но довольно быстро узнал, что его голова обещана Финли Кэмпбеллу в
награду за оказанные  Кэмпбеллом услуги. Никому нельзя верить. Но все же это
не было полным поражением. Финли может еще погибнуть в ходе Восстания - если
ему слегка помочь,  а  потом Валентин снова  сможет выторговать себе милость
Подполья.  Или,  если все повернется по-другому  и Лайонстон  каким-то чудом
одержит  победу  или,  что  чуть  более  вероятно,  заключит  с  повстанцами
компромисс, ей будет нужен  человек, чтобы говорить с Подпольем от ее имени.
Кто-то с хорошими связями. И кто может  быть лучше, чем имеющий колоссальный
опыт Валентин Вольф?
     Он  тихо смеялся, чувствуя себя в Аду, как  дома, и терпеливо  стоял  у
подножия  Железного Престола, подмигивая рычащим девам. Тело его дергалось и
кипело энергией, мысли бежали во все стороны со скоростью мили в секунду. Он
стоял тихо и молчал. Пусть говорят другие,  он будет слушать. Он найдет путь
к собственной пользе. Всегда находил. И пусть тогда его враги остерегутся.
     Вторая  появившаяся  фигура  -  это был,  конечно,  великий лорд  Драм,
консорт и Душегуб. Только сейчас он был довольно сильно  потрепан. Одежда на
нем  была  разорвана и обожжена, и кровью заляпана, причем не  только чужой.
Ход схватки с мятежниками, одерживавшими победу за победой,  загнал его  под
землю. Когда  остановились  боевые машины  и  проявилась  Матер  Мунди, Драм
понял, что дело его безнадежно. Он бросил своих людей, переоделся и вернулся
ко двору  инкогнито. И ощущал скорее  гнев, чем вину. Лайонстон требовала от
него такого, что мог бы сделать только настоящий Драм с его опытом. А он был
просто наспех созданным клоном,  пытающимся учиться  на  ходу и оставаться в
живых, когда  вокруг  него гибли  люди. Не его вина,  что  он не  знает, как
драться  против  подавляющего превосходства противника,  и  нового оружия, и
эсперов с  силой богов.  Даже настоящий Драм никогда  не  выходил на битву с