.  Эту войну  выиграет Подполье,  и  Подполье  будет  решать,  чем
заменить  Империю.  Мы  столетиями  готовили  этот  день.  Эсперы  и  клоны,
преданные и верные. Мы не дадим оттереть себя в сторону в час нашего триумфа
каким-то новичкам, пусть они даже будут легендарными героями.
     - Потом будем спорить  о признании заслуг, - решительно  оборвал Рэндом
начинающуюся  длинную  тираду.  -  Сначала надо выиграть эту войну.  Давайте
двигаться, люди. Пора работать.
     - Верно, - отозвалась Хэйзел. Оуэн оглянулся с улыбкой:
     - До свидания в Аду, ребята.

     В огромном тронном зале  Императорского Дворца  устроенный Лайонстон Ад
становился все страшнее и  страшнее.  Обстановка  менялась  каждую  секунду,
отражая все мрачнеющее настроение  императрицы.  Свет стал  более  алым, чем
багровым, поглощая все остальные цвета, и вонь серы стала почти невыносимой.
Но она не заглушала  другие  запахи: мочи,  кала  и крови -  запахи  страха.
Медленно парили в вышине  тени с крыльями нетопырей - слишком высоко,  чтобы
можно  было  их  разглядеть;  угольки,  выхаркнутые   Адской  Бездной.  Девы
императрицы сгрудились у подножия  Железного Престола,  еще более похожие на
демонов. И весь  двор был уставлен бесконечными рядами посаженных  на  колья
мужчин  и женщин. Их было так много,  что Драм решил, что это голограммы, но
спрашивать не стал. Потому что не хотел знать. А крики их звучали достаточно
натурально.  Драм стоял  там,  где  ему было  сказано  -  рядом  с  Железным
Престолом, и старался не привлекать к себе внимания.
     Лайонстон не  могла  усидеть на  месте  и  расхаживала туда-сюда  перед
троном,  выкрикивая  приказы людям, которые появлялись на  парящих в воздухе
экранах.  Пока  что  она еще собой  владела,  но ярость  ее  росла  с каждым
сообщением  об  успехе  повстанцев   или  провале   Империи.  Лайонстон  уже
воспринимала это  не  как политическую  борьбу  за  власть в  Империи, а как
выпады  лично против  себя. Все ополчились  против нее,  никому  нельзя было
верить. Каждый провал Имперских Сил был предательством. Она отдавала приказы
непрерывно, иногда противореча самой  себе.  Но Драм  и  не думал  ей на это
указывать.  Легендарное  самообладание Лайонстон распадалось  на  части  под
бесконечными ударами с несчетных сторон.
     Валентина Вольфа пригласили прибыть  ко двору, И он стоял  возле трона,
отравляя воздух самим своим присутствием, и вид у него был  довольный, как у
Петрушки  на ярмарке.  Длинные  тщательно намасленные кудри спадали  ему  на
плечи в хорошо продуманном беспорядке. С  бледного лица лихорадочным блеском
светили густо  подведенные  глаза, и  ярко-алая  улыбка  казалась  шире, чем
обычно. Он спокойно обрывал ножки у какой-то визжащей  у него в руках черной
твари -  Драм надеялся, что это насекомое. Валентин  Вольф спустился в  Ад и
был там более чем на своем месте.
     Драм стоял  лицом  к нему  не потому,  что  так  хотел, а  потому,  что
Лайонстон не давала ему разрешения передвинуться. Он  по-прежнему командовал
Имперским  Флотом -  когда  Лайонстон ему это разрешала.  Драм делал все что
мог,  но  недостаток опыта ограничивал его  возможности.  В  основном  он не
успевал  за  событиями. Флот  был рассеян  по всей  Империи, и изолированные
корабли были слишком заняты стычками с хэйденами и  бунтами  среди  команды,
чтобы обращать внимание на своего командующего. Даже когда он мог предложить
что-нибудь стоящее.
     Лайонстон  вдруг перестала ходить  туда-сюда и резко повернулась  к ним
двоим.
     - Вы! Надо было давно казнить вас обоих! Это все ваша вина! У меня было
все  под контролем,  пока вы не взбесились там, на Виримонде! Вам нужно было
лишь  усмирить заштатную захолустную  планету, и  даже  этого вы  не  смогли
сделать!  Нет, вы  были  слишком  заняты!  Вы  догоняли и  убивали  все, что
шевелится! Идиоты!  Даже на  механизированной планете  сколько-то  людей для
работы нужно!  Что за смысл быть императрицей,  если  нет крестьян, которыми
можно править?
     На Виримонде и Драм, и Валентин следовали вполне конкретным инструкциям
императрицы, но ни один из них не был  настолько  глуп, чтобы сейчас об этом
напоминать.  Лайонстон  полыхнула  на  них  взглядом,   и  девы  ее  зловеще
зашевелились, улавливая  ее настроение. Драм чувствовал, как  у него на  лбу
выступает испарина. Ему очень хотелось повернуться и бежать, но не успел  бы
он сделать и десяти шагов, как девы его вернули бы. Да и некуда было бежать.
После  Виримонда у него друзей не было. Но он  не жалел об этих  их минутах.
Никогда он  не ощущал такой полноты жизни,  как  тогда. Нет,  к добру  или к
худу, судьба его была связана с Лайонстон  - женщиной, которая вызвала его к
жизни из клеток его погибшего оригинала.
     - Я собираюсь направить вас защищать меня, потому что вы - это все, что
у меня осталось, - заявила императрица,  кое-как  овладев собой. - Валентин,
ты  возьмешь на  себя управление  всеми боевыми машинами, которые сейчас  на
Голгофе.  Их  немного,  но  сделай  с  ними,  что  сможешь.  Почти  все  мои
симпатичные средства  разрушения  застряли  на  Виримонде,  а  пока их  сюда
доставишь, борьба уже закончится - так или иначе. Так что  не теряй ни одной
из  тех, что здесь есть.  Драм, ты  выйдешь на поверхность и поведешь войска
лично. За Первым Мечом они пойдут. Управление Флотом я передаю Беккету. Черт
его  побери, он был прав. У него есть опыт.  Мне остается только  надеяться,
что этот тип не предаст.
     - Я делал все, что мог,  - осторожно заметил Драм. -  Но я  уверен, что
Беккету можно доверять и он тоже сделает все, что может.
     - Отлично, -  прокомментировал Валентин - вежливо, но твердо,  и притом
так, чтобы ничего не  сказать. - Если мы все это переживем, вас ждет хорошая
карьера придворного.
     -  Мне  не  хотелось бы  оставлять  вас  без  защиты,  -  сказал  Драм,
демонстративно игнорируя Валентина.
     - В моей приемной ждут инвестигатор Разор и лорд Саммерайл, -  ответила
императрица. - И на подходе еще... другие. А теперь прочь с моих глаз оба. И
не подведите меня.
     -  Я бы не осмелился, -  пробормотал про  себя  Драм. Они  с Валентином
низко  поклонились и отбыли. По  дороге они разминулись с Разором и Малюткой
Смертью, но старательно отвели глаза. В своем теперешнем состоянии Лайонстон
могла бы  в обмене взглядами  увидеть предательство.  Драм и Вольф  вышли из
огромных двойных дверей тронного  зала  и прочь  из Ада, идя так быстро, как
только считали допустимым.
     Инвестигатор  Разор и  лорд  Кит  Саммерайл  подошли  к ступеням  трона
несколько   медленнее,  остановились  на  безопасном  расстоянии  от  дев  и
почтительно поклонились императрице. Когда они подняли головы, то с тревогой
увидели, что Лайонстон улыбается.  Не зря  говорили, что императрица опаснее
всего, когда  у нее на  губах улыбка. У  нее чувство юмора было... не такое,
как у других. Довольно своеобразное.  Разор и Саммерайл  стояли  неподвижно,
тщательно  сохраняя на  лице  бесстрастность,  а  руки  держали подальше  от
оружия, которое им было велено носить в ее присутствии.
     - Ну-ну, - небрежно сказала Лайонстон. - Двое моих любимых убийц. Очень
мило. Разор, мне бы  надо на тебя сердиться. Я велела тебе завоевать Мист во
имя мое, и ты провалился. Но это не было твоей виной.  Многие подвели меня в
этом задании,  но ты  остался мне верен. А ты, Малютка Смерть, мой улыбчивый
убийца? Ты принес  мне голову молодого Дезсталкера -  единственно, что вышло
хорошего  из  всего  этого  провала.  Ты  мне всегда  приносил самые  лучшие
подарки. Где-то он у меня тут, на шесте.
     Хорошо, что вы оба снова со мной.  Хорошо иметь рядом людей, на которых
можно  положиться.  Ваша задача  проста  - защищать меня от любой опасности.
Шансов, что сюда проникнут мятежники, ничтожно мало, особенно с тех пор, как
я велела  установить  новые  эсп-глушители, но, кажется,  я  теперь  не могу
рассчитывать, что все мои люди будут исполнять свой долг. Между моим Дворцом
и  поверхностью много уровней защиты,  не  все  они зависят от человека, и я
сама  не беспомощна, но... все-таки  лучше,  когда вы  двое меня  охраняете.
Имеете  что-нибудь  сказать?  Учтите,   ваши  замечания  должны  быть  очень
конструктивны и по делу  -  если  вас устраивает теперешнее крепление  ваших
голов.
     - Служить Вашему Величеству - всегда большая честь, - поклонился Разор.
- Я крайне горд оказанным мне доверием. Но я чувствую своим  долгом сказать,
что,  когда вас защищает мой меч,  я  не вижу  необходимости  в  присутствии
Саммерайла. Я - профессиональный боец с огромным опытом. Этот же юный лорд в
лучшем случае - талантливый любитель.
     - Любитель-энтузиаст  с исключительным  списком побед  за  спиной - это
куда лучшая  защита,  чем усталый старый  человек,  уже однажды уходивший  в
отставку,  -   ответил   Кит,  не  повышая  голоса.  -  Отошлите  прочь  эту
окаменелость, Ваше  Величество. Он вам  не нужен, раз есть я.  И я  не  хочу
отвлекаться на то, чтобы защищать его жизнь вместе с вашей, Ваше Величество.
     - Мне не надо, чтобы вы любили друг друга, -  сказала Лайонстон. - Лишь
бы вы делали свою работу. И не подходите слишком близко к девам - я их давно
не кормила. - Она  ласково  улыбнулась своим защитникам. - Не  беспокойтесь,
двое  моих  самых верных подданных.  Когда  эта  ерунда  закончится  и будет
восстановлен  порядок, я  вам  обещаю  столько  убийств, сколько  вы сможете
выполнить. Казни  будут  идти день и  ночь,  и кровь будет ходить  по улицам
волнами.
     Она  отвернулась, игнорируя их низкий  поклон, и  переключила экраны на
главные  каналы  новостей.  Повстанцы  глушили  каналы  связи  Армии  и  сил
безопасности, едва те успевали их открывать, но каналов новостей не трогали.
Они хотели, чтобы люди  видели, что происходит. На всех  экранах шли выпуски
новостей со всей  Голгофы, но  в основном - из  Бесконечного Парада, где шла
решающая битва.  Возбужденные голоса заполнили зал -  громкие, перекрывающие
друг друга,  звучащие на  грани истерики. Вести о ходе Восстания поступали с
сотен разных планет,  и редакции новостей лезли вон из  кожи, стараясь  дать
все. Лайонстон  переходила от  экрана  к экрану,  пытаясь охватить ситуацию.
Докладам своей службы безопасности она более не доверяла.
     Экраны  заполнили  сцены  кровопролития и  уличных  боев  среди горящих
зданий,   то   и  дело   прерываемые  сообщениями   репортеров   и   голосом
комментаторов.  Их  лица  так  и  мелькали  на  экране,  они  частили  почти
неразборчивой  скороговоркой.   Такого  еще  никогда  не  бывало,   и  когда
происходило столько  событий  сразу и  почти все шло в прямом эфире, цензура
была  почти  или  даже совсем  невозможна. Ошалев  от  возможности  говорить
правду, редакторы отбросили к  чертям осторожность и пускали в  эфир все, не
задумываясь, что дают и откуда это  передается. Комментаторы впервые в жизни
говорили то, что думали,  и  не  могли  надышаться  своей  свободой.  Как  и
аудитория, если судить по цифрам смотрящих зрителей.
     Казалось, что все, кто не вышел на улицу драться за революцию, прилип к
экранам. На  наших  глазах творится  история,  не уставали повторять  каналы
новостей, и впервые они не преувеличивали. Лайонстон увидела знакомое лицо и
остановилась перед экраном. С  него смотрело покрытое потом лицо Тоби Шрека.
За  его  спиной  в  пылающем  хаосе  сновали  люди  с  оружием  в  руках. Из
взорванного дома  на  заднем плане  валил густой черный  дым. Пробежал взвод
охранников в разорванных и  окровавленных мундирах. Лицо  Тоби было измазано
копотью,  одежда  в  полном  беспорядке.  Чтобы перекрыть  творящийся вокруг
бедлам, ему приходилось кричать, надсаживаясь.
     -  Тоби   Шрек  для  "Имперских  Новостей"  ведет  репортаж  из  центра
Бесконечного   Парада.   Силы   восставших    овладевают    всем    городом,
деморализованные и несущие большие потери правительственные войска отступают
в панике.  Бойня  неимоверная.  Трупы  валяются  штабелями. Раненые с  обеих
сторон  умирают на  улицах, поскольку в забитых  госпиталях больше нет мест.
Гражданские и нонкомбатанты  пытаются спастись бегством, но убежища не найти
нигде. Имперские войска и подтянутые к месту сражения боевые  машины считают
противником  всех, кто  к  ним  не принадлежит.  Силы  безопасности  сгоняют
гражданское население на  площади и предают казни  на страх тем, кто посмеет
поддерживать Восстание. Если это и имеет эффект,  то прямо противоположный -
в повстанцах  видят освободителей.  Недавно  императрица  выпустила на улицы
огромное количество  Гренделианских Стражей. По разорванным в  мелкие клочья
телам  очень трудно  подсчитать  убитых. В  конце  концов  гренделиане  были
побеждены  героическими эсперами Подполья.  Безумная акция,  предпринятая от
имени императрицы,  указывает  на  растущее отчаяние  в  ее лагере  и полное
безразличие к жизни своих подданных.
     - Жирный  предатель!  -  Лайонстон отрубила сигнал,  глаза  ее лезли из
орбит от злости. - Он за это головой поплатится! Как он посмел!
     Она перебегала  от  экрана к  экрану,  глядя на них  пылающим взглядом,
будто  могла заставить их сообщить хорошие новости. Но всюду  было одно и то
же. Сражающиеся на безымянных улицах люди на фоне огня и дыма. Крики, вопли,
неразборчивые приказы.  Сверкание  секир и  мечей,  плещущая в воздух кровь.
Гудение  силовых щитов и рев дезинтеграторов. Мелькание куч  щебня,  которые
были когда-то домами, дети с расширенными глазами, плавающие в своей и чужой
крови. Вопящие  женщины  над неподвижными  разорванными  телами.  Искаженные
фигуры, висящие на фонарях, - где в мундирах, где в штатском.
     Следя за интригой кровавых событий, репортеры и  комментаторы  оставили
попытки  освещать  действия  объективно  и  беспристрастно.  Они  постепенно
заводились и хрипли, все чаще с шумом глотая воду из стакана. Стали доходить
вести о  первых  победах мятежников.  Сначала  города, потом  колонии, потом
целые планеты выходили  из-под власти Империи, от границ к центру. Некоторые
каналы,   до  сих  пор  сохранявшие  лояльность  императрице,   предпочитали
отключаться,  чем  сообщать  такие  новости, другие  попадали  под  контроль
победоносных  повстанцев.  Эти  экраны  отключала сама  императрица,  но все
труднее было найти канал, на котором можно было услышать то, что ей хочется.
Наконец она  отключила их все и по  имплантированному  коммуникатору вызвала
генерала Шу Беккета. На плавающем перед ней экране появилось  лицо генерала.
У него был усталый вид, верхние пуговицы мундира расстегнуты.
     - Чего тебе, Лайонстон? Я занят.
     -  Как  смеешь  ты  так  говорить  с  нами,  Беккет?  С  тобой  говорит
императрица!  У   нас   есть  для  тебя  приказы,   подлежащие  немедленному
выполнению. Определи  все планеты, где мятежники взяли верх, и сожги их одну
за другой. Мы не даем тебе полномочий принимать капитуляцию. Мы хотим, чтобы
на этих планетах не осталось ничего живого.
     Беккет бесстрастно глядел на нее с экрана.
     - А те миллиарды невинных, которые погибнут?
     - В расход. Им следовало тверже стоять против мятежников.  Повтори наше
приказание, генерал.
     -  К сожалению, я лишен возможности  это сделать,  Ваше Величество, как
мне  это  ни больно. То, что осталось от Флота, испытывает непрерывные атаки
хэйденов. Многие мои корабли выведены из строя или взяты на абордаж. Те, что
остались, рассеяны так широко, что собрать  их не  удастся.  У нас нигде нет
такого  сосредоточения кораблей,  чтобы сжечь  хоть одну  планету. Мы сейчас
сражаемся всеми наличными силами только чтобы уцелеть, императрица.  По моей
оценке, более  сорока  процентов  Флота  Вашего  Величества  уничтожено  или
захвачено противником.
     Лайонстон совершенно вышла из себя и заорала оскорбления и ругательства
в  неподвижное  лицо  Беккета  на  экране.  Она  угрожала  ему  всем   -  от
разжалования  до  ареста  и  расстрела на  месте,  если он  не  выполнит  ее
приказаний, и опять он не ответил. Кое-как овладев собой, Лайонстон,  тяжело
дыша, смотрела на  экран и сжимала пальцы  в кулаки. Беккет  терпеливо ждал,
пока она переведет дыхание, а она фиксировала его бешеным взглядом.
     - Хорошо.  Снова нас  предает человек, которому мы  вынуждены доверять.
Новый приказ, генерал. Все крейсеры должны немедленно направиться на  защиту
Голгофы.  Без исключений и оправданий. Мы  требуем, чтобы вокруг планеты был
создан кордон кораблей.  Никто  не  должен  через  него  пройти.  Что бы  ни
случилось, Голгофа не должна пасть. Тебе ясно, генерал?
     Беккет тяжело вздохнул:
     - Лайонстон, это безнадежно. Мы слишком далеко.  Даже если мы бросим на
произвол судьбы людей, которых защищаем от хэйденов, пока мы пробьемся через
их корабли, на Голгофе все будет  кончено. Все, что я могу тебе предложить -
это мои наилучшие пожелания и надежду, что лично ты в безопасности. И больше
я для тебя ничего сделать не могу. Прощай, Лайонстон.
     -  Предатель! -  завопила  императрица  в  погасший  экран. Она  тяжело
дышала, глаза ее вылезли из  орбит, будто смотрели на что-то, видимое только
ей.  Потом она  стала  перебегать  от  экрана  к  экрану,  вызывая  напрямую
капитанов  своего Флота. Многие не ответили по той  или иной  причине, а те,
кто ответили,  ничем  не  могли  ей  помочь. У них были свои  проблемы. Свою
гордость и радость, корабли  класса "Е", она оставила напоследок, но  из них
ответил только один. "Неколебимый".
     Мостик  был охвачен пламенем. Выли тревожные сирены и предупредительные
сигналы, перекрывая все остальные звуки. Члены экипажа сгорбились в креслах,
работая на оставшихся станциях с сосредоточенностью отчаяния. В хаосе звуков
еле слышны  были  команды и  доклады, но  вопли слышались вполне  отчетливо.
Мостик  был усеян  трупами, кое-где  обугленные тела до  сих  пор сидели  за
взорвавшимися пультами.  Дым поступал  быстрее, чем вентиляторы успевали его
вытягивать. Стонали и кричали раненые, но ни у кого не было для них времени.
Лайонстон  заорала, чтобы кто-нибудь ей доложил, и наконец  какой-то младший
офицер  остановился перед экраном. Один  его рукав почернел  и скукожился от
только  что сбитого пламени, половина волос на  голове  обгорела. И половина
лица была багрово-красной от ожога. Он принял что-то вроде стойки "смирно" и
отдал экрану честь. Глаза  его вылезали  из орбит, как у зверя, глядящего на
лесной пожар. Лайонстон уставилась на него свирепым взглядом:
     - Кто вы такой? Где капитан? Что творится на "Неколебимом"?
     -  Докладывает навигационный офицер Роберт  Кэмпбелл,  Ваше Величество!
Капитан погиб.  Нас атакуют три  корабля  хэйденов. Мы  имеем преимущество в
скорости, но  у них превосходство вооружения и щитов. Наши  щиты отказывают.
Мы нанесли серьезное повреждение  одному  из  кораблей хэйденов, но при этом
истощили свои  резервы почти  до нуля.  Уровень  энергии  на корабле  быстро
падает.  Но мы не  сдаемся,  Ваше  Величество. Мы будем биться,  пока они не
разнесут наш корабль на части. Хотя бы время мы для вас выиграем.
     Мощный взрыв потряс мостик - у корабля пробило корпус.  В расширяющуюся
дыру с  визгом  рванулся воздух и дым. Те, кто не  был пристегнут к креслам,
вцепились в  пульты,  чтобы  их не  вынесло  в  дыру. Свет мигнул  и  погас,
сменившись  тускло-красным  аварийным  освещением.  Теперь  был слышен  звук
только  одной сирены, как вопль  одинокой  потерянной души  в  вечной  тьме.
Роберт Кэмпбелл вцепился в край экрана и пытался что-то крикнуть, но воздуха
в легких ему не хватило. Он подтянулся куда-то от  экрана, пытаясь добраться
до  аварийного  выхода.  Вокруг  него  один  за  другим  взрывались  пульты,
отбрасывая  мертвых операторов назад или разрывая на части. Экран погас, и в
зале снова стало тихо. Лайонстон долго смотрела на пустой экран.
     - Храбрый  мальчик, - сказала она наконец. - Может быть, надо было  его
поставить капитаном. А "