- и  улицы
превратились в  пандемониум. Орали и бежали куда-то люди, размахивая оружием
-  от лучеметов до мечей, передаваемых из поколения в  поколение в  ожидании
такого  дня,  как  наступил сегодня. Кто-то  произносил воодушевляющие речи,
кто-то выкрикивал роковые пророчества о поражении, и будущие воины и беглецы
отпихивали друг друга с дороги.  Возникали без  всякого  порядка  баррикады,
создавая  еще  большую  толчею.  Карманники  получили  возможность,  которая
выпадает раз в жизни. Это был  Мистпорт, и ни вторжение, ни внезапная смерть
не могла отвлечь людей от возможности быстро зашибить деньгу. Стил, наклонив
голову, по-бычьи прорывался сквозь толпу.
     Когда он добрался  до  "Терновника" в  самом сердце Квартала Воров, там
уже  было  битком, и свет горел  в каждом окне. Лучшей мишени нельзя было бы
создать даже  нарочно. Почти все члены  городского Совета уже собрались,  но
так увлеклись  криком и  спорами,  что  не  заметили  появления  Стила. "Как
всегда", -  подумал  Стил  и  протолкался  к  бару. Надо выпить  чего-нибудь
покрепче, и черт  с  ней, с язвой. Хозяйка таверны  Сайдер  стояла  рядом  с
унылым барменом, и  Стил заказал несколько  больших  порций  бренди в  одном
стакане,  потому что кто знает,  когда  еще теперь придется.  Сайдер  налила
бренди  в  большую серебряную  кружку,  только  самую малость  вздрогнув,  и
сказала, широко улыбаясь:
     -  Кабы я знала, что  Чрезвычайный  Совет так продвинет  мою  торговлю,
давно бы предложила вам собраться.
     -  Верна себе, Сайдер, -  бросил ей Стил. -  Тут весь город разнесут на
клочки и нас вместе с ним, а ты только о своем барыше тревожишься.
     Сайдер невинно взмахнула ресницами:
     - Девушкам надо самим о себе заботиться.
     - Брось, не строй глазки, - скривился Стил. - У тебя не получается.
     Сайдер пожала плечами:
     -  Кто  бы  ни  правил  Мистпортом,  а людям все  равно  нужна выпивка.
Солдатские денежки не хуже других.
     - Это если  они не  сожгут  твою дыру дотла  за то, что пустила  к себе
Чрезвычайный Совет. - Стил отхлебнул из кружки приличную порцию.
     - Черт  побери! Об этом  я не подумала. А какого  черта вы выбрали  мою
гостиницу?
     - Потому что она  в центре. Потому что никто не станет  искать Совет  в
таком  гадючнике.  И потому что ты  в  этом  городе всех  знаешь  - отличное
сочетание. Я  бы на твоем месте приказал подать  еще  пару бочек  наверх  из
погреба. Когда Совет заработает, люди тут будут носиться туда-сюда, будто им
уголь в штаны засунули, и все они наверняка захотят  промочить горло. И тебе
того же захотелось бы перед неминуемой опасностью и шансом внезапной смерти.
Дональд Ройал, как я понимаю, еще не появился?
     -  Пока нет.  Но он  старик,  и идти ему далеко. Даже если он пробьется
через этот бардак на улицах.
     -  Черт  побери,  он  единственный человек в Совете, на которого  можно
положиться, что он глупостей не  наделает. Спорить  могу:  уже нашлась кучка
дураков, которая предлагает переговоры насчет почетной капитуляции.
     - А ты  посмотри на жизнь с хорошей стороны, - предложила Сайдер. -  По
крайней мере нам не надо волноваться, что Мэри Горячка вырвалась на свободу.
- Нет, - холодно сказала инвестигатор Топаз. - Не надо.
     Резко повернувшись  на голос, они  оба увидели идущих к ним через толпу
Топаз  и Мэри, перед которыми люди расступались, не ожидая приглашения. Даже
угроза  вторжения  не  могла  их  ослепить  настолько, чтобы  они  забыли  о
вежливости и  самосохранении. Стил  выдал  им  свою  лучшую профессиональную
улыбку "все под контролем", но  она не произвела ни малейшего впечатления, и
он ее  погасил. Сайдер кинула  на Мэри злобный  взгляд, непроизвольно подняв
руку к тонкому шраму у себя на лице - память о последней встрече, когда Мэри
чуть не убила Сайдер  единственной смертельной  песней. Сайдер  была из тех,
кто не прощает  и не забывает. Стил  решил, что ему нужно  вступать, пока не
началось такое, что уже не остановишь. - Вы  очень вовремя,  инвестигатор. Я
назначаю вас командовать городской стражей прямо с  этого момента.  Вы лучше
кого-либо другого  знаете,  как воюет Империя  и как ей лучше противостоять.
Отдавайте все приказы, которые  сочтете  нужным, реквизируйте все, что будет
необходимо,  а спорить  будем  потом.  Чтобы  каждый  из  стражи, кто  может
шевелиться, был на  улице еще десять  минут  назад,  и  никаких  оправданий!
Отшлепайте парочку из них, если  будет нужно. Ваша  первая задача - очистить
улицы от всех лишних. При отключенных системах связи нам придется полагаться
на  гонцов,  и я не хочу, чтобы им  пришлось  пробиваться сквозь  охваченные
паникой  толпы.  Итак, освободите улицы.  Проломите  несколько  голов,  если
придется. Далее, найдите всех, у кого  есть  что-нибудь похожее на оружие, и
направьте на охрану внешних стен. Скажите, пусть держатся, сколько смогут, а
потом отходят, дерясь за каждую улицу. Надеюсь, тогда я придумаю, что им еще
делать.
     - А вы не  должны сначала согласовать это с  другими  членами Совета? -
спросила Мэри.
     -  С этой сворой? На митингах анархистов больше порядка.  Они поддержат
меня, когда малость успокоятся. А почему вы еще здесь?
     - Что-нибудь еще? - спросила Топаз, абсолютно  не  реагируя на  грозный
взгляд Стила.
     - Ну, если  вы можете совершить чудо, сейчас самое подходящее время,  -
добавил Стил. - И вот еще что, Топаз: что бы  ни  случилось, вы ни на минуту
не выпустите  из виду Мэри. Она  слишком  сильна, чтобы дать ей  действовать
одной, как оторвавшейся корабельной пушке.
     -  Понимаю, -  сказала Мэри. - Но  все,  чего  я хочу, директор,  - это
помочь.
     Стил поглядел на нее, прищурившись.
     - Половина моих эсперов едва может думать после того, как это имперское
устройство перекрыло их способности. Как это ты так хорошо держишься?
     -  Мой  разум  по-прежнему принадлежит  мне, директор. Я была и остаюсь
очень сильной сиреной. Депрограммирование Совета меня этого не лишило.
     - Не из-за отсутствия желания, - заметил Стил.  - Ладно, держись вместе
с Топаз, и если тебе придется использовать голос, убедись, что направила его
туда, куда надо. А теперь проваливайте обе. Мне надо защищать город.

     Всего через несколько часов после того как Легион был вынужден сбросить
маскировку, из пустынных небес над городом появились первые войска Империи -
на сотнях барж и грависаней. Они шли  волнами, все  более  мощными, паря над
внешними  стенами,  будто их  вообще не было. Взметнулись  несколько  молний
дезинтеграторов, но были без труда отражены сияющими силовыми щитами. Обычно
в центре штурмовых сил Империи шли тяжелые бронемашины, но холод, снег и лед
Миста слишком их замедляли,  и они были слишком велики для  маневра на узких
улицах Мистпорта, Поэтому подавление обороны города выпало на долю Имперских
ВВС. Они с воем вынырнули из темных  небес, как взбесившиеся нетопыри, тощие
и смертоносные, в землю втыкались молнии дезинтеграторов, и улицы освещались
ярко,  как  днем,  пламенем  взорванных силовыми  лучами  домов  и  пылающих
развалин. Люди  с  криками носились по улицам,  а  над ними безмятежно реяли
десантные баржи, неся смерть, разрушение и Закон Империи.
     Грависани гоняли людей по улицам,  влетая  и вылетая  в  узкости  между
домами,  преследуя и  наводя страх на своих жертв, пока им не надоедало  это
развлечение,  и   они  срезали  бегущих  вспышками  бластеров  и  лучеметов.
Воздушные силы напирали,  оставляя  за собой огонь и  выжженную  землю, пока
вдруг  с  улиц внезапно им навстречу не взлетели эсперы. Союз эсперов собрал
всех  своих самых сильных членов  и на мгновение оттолкнул блок Легиона. Они
знали,  что это ненадолго, но  сейчас  они боролись с Легионом  и удерживали
его, и сотня храбрецов смогла взлететь  на крыльях эсперной Силы и встретить
захватчиков  в  их  собственной  стихии. Эсперы метались  вокруг  медленного
имперского  судна  слишком  быстро,  чтобы  их  могли засечь. У кого-то были
лучеметы,  у кого-то - арбалеты, а у других - ничего, кроме обнаженной стали
и собственной неукротимой храбрости. Эсперы на улицах напрягли все свои силы
и технику и  истощили собственные батареи, но силовые щиты вокруг грависаней
и  барж треснули  и  исчезли.  Имперские  солдаты завопили  и  посыпались  с
кораблей, когда  быстро летящие эсперы стали собирать свою  дань, выщелкивая
лишившиеся  охраны цели,  но слишком велики  были  брошенные  в  бой военно-
воздушные  силы,  и компьютеры наведения на  них быстро взяли управление  на
себя, сбивая по одиночке летающих защитников, несмотря на всю  их скорость и
смелость.   Они  горящими  птицами  падали   с  неба,  и   атака  с  воздуха
продолжалась.  Но  другие  эсперы взлетали с  улиц,  заменяя упавших.  Когда
опасность нависла  над  городом,  над их образом  жизни и  люди оказались  в
буквальном  смысле  приперты  к  стене,  в  Мистпорте  оказалось  достаточно
храбрости и  чести там, где можно  было бы поклясться в отсутствии чего-либо
подобного,  и  горожане  пошли  на бой со спокойствием в  глазах  и  мрачной
решимостью. Они парили и набрасывались, используя знакомые восходящие потоки
и  укрытия,  чтобы  уйти  от  компьютеров наведения,  и  жалили врагов,  как
смертоносные шершни.
     Некоторые  сознательно  бросались  в  двигательные  отсеки гравибарж  -
самоубийственный прием, лишь изредка приносящий успех. Падающие с неба баржи
врезались  в хрупкие  дома  из камней и  бревен, сокрушая  их своим огромным
весом. Взрывами барж сметало целые улицы и  охватывало  пламенем кварталы. И
место  каждой упавшей  баржи занимали  несколько других,  и  они неотвратимо
приближались к городу, который пришли брать.
     Они  медленно двигались  к  центру  со  всех  сторон,  оставляя  полосы
разрушения и  смерти, квартал  за кварталом, улица  за улицей, придерживаясь
заранее  составленных  планов  и не  трогая остальную  часть города. Империя
пришла завоевать и править, а не уничтожать город.
     Пожары  горели  повсюду,  и  пламя  взлетало  высоко  в  небо.  С  улиц
доносились крики. На Мистпорт обрушился Ад,  и Тоби Шрек со своим оператором
Флинном  были в самой гуще его, ведя передачу в прямом эфире. Камера  Флинна
взлетала  и  ныряла над инфернальной картиной  горящих  улиц и  вспыхивающих
домов, снимая все под  непрерывный комментарий Тони. Так высоко над картиной
разрушений легко было оставаться отстраненным, но Тоби изо всех сил старался
постоянно напоминать своей аудитории, что там, внизу, горят и умирают живые,
настоящие  люди. Не  потому,  что его публике  было  до  них  дело,  но  это
захватывало внимание аудитории.
     Вдруг  баржу  качнуло кипятком восходящего потока,  и Тоби  вцепился  в
ограждение. Флинн был так занят съемкой, что забыл о необходимости держаться
и чуть не перевалился через ограждение, но Тоби успел схватить его и втащить
обратно. Оператор даже не  кивнул в благодарность. Он был далеко,  вместе со
своей ныряющей камерой, пикируя и взмывая над вздымающимися языками пламени,
как бесстрастный ангел, наблюдающий рождение Ада.
     - Хороший материал снимаешь? - крикнул Тоби ему в ухо.
     - Я  вижу только то,  что  вижу,  - ответил Флинн. - Военные кадры люди
видели  и прежде,  но никогда так ясно и  так близко.  Я могу взять  крупным
планом отдельные  дома, отдельных людей,  а могу дать  панораму всего  этого
проклятого города. Это красиво, Тоби. Багрянец и золото на черном фоне ночи.
Эти  горящие дома  и пламя...  в этом  есть величие превыше  сочувствия  или
жалости. Ему не нужны оправдания: оно просто существует. Город  умирает дюйм
за дюймом,  и я это снимаю от начала и до конца.  Цвета  прекрасны  - яркие,
примитивные, кричащие. А грохот взрывов  - как шаги великана по городу - шаг
за шагом, и земля дрожит под его поступью. Это... это кипит в крови.
     - Дым понюхай, - посоветовал Тоби. - Запах горящего мяса среди дерева и
грязи. Крики послушай. Не увлекайся, Флинн. Это не вторжение, это бойня.
     Его речь оборвал  летящий  эспер,  с воем возникнув из темноты.  Он был
вооружен автоматическим арбалетом, сляпанным на скорую руку  из  запрещенной
техники,  и  смертоносные стрелы тут же утыкали стоящих  у ограждения людей,
которые  тщетно пытались поймать его на мушку. Те падали с отчаянным криком,
хватаясь за пронзившие их древки. Тоби  схватил Флинна и  бросился с ним  на
палубу плашмя. Ближайшая  дезинтеграторная пушка поворачивалась к очередному
дому, и  вдруг эспер  оказался парящим в воздухе перед ней и протянул  руку,
перекрывая  ствол.  Тоби  посмотрел вверх,  и  их  глаза встретились.  Эспер
ухмыльнулся дикой улыбкой, перепуганный до смерти и решившийся на все, и тут
взорвалась бомба у него в  руке, разнося пушку  на куски.  Эспера  отбросило
назад, из  плеча,  где только что была рука, хлынул фонтан крови. Он полетел
вниз, беззвучно смеясь. Тоби смотрел, как он падает, пока тело не скрылось в
дыму и пламени.
     Лейтенант  Ффолкс  подошел,  пошатываясь,  небрежно  переступая   через
раненых и умирающих. В руке у него был пистолет, а рукав был заляпан кровью.
По  всей  видимости,  чужой.  Он перегнулся через  ограждение,  посмотрел на
пылающий город и кивнул с полным удовлетворением.
     - Вы отсюда, с высоты, самого интересного не видели, -  небрежно бросил
он. - Но хороший репортаж, надеюсь, сделали?
     - Это да,  - ответил Тоби, осторожно поднимаясь на ноги. -  Иногда даже
слишком заинтересованный и личный. Ффолкс пристально на него посмотрел.
     - Пусть императрица и приказала это, Шрек, но все равно здесь я отвечаю
за все. Так что  следуйте инструкциям. Хоть что-нибудь вопреки им - и я вашу
лавочку прикрою.
     -  Понял,  -  согласился Тоби.  -  Ничего  противоречащего инструкциям.
Только кровь, смерть и разрушение.
     - Рад  это  слышать,  - сказал  Ффолкс. - Продолжайте. И  пошел портить
настроение  кому-нибудь  еще.  Тоби сделал ему в  спину  грубый жест,  потом
сообразил, что Флинн все еще лежит на палубе, и поднял его на ноги. Оператор
все еще был погружен в то, что показывала ему камера через
     имплантированную   связь.  Тоби  мог   подстроить  к   ней  собственное
устройство  связи, но не стал. Ему стоило большого труда переварить  хотя бы
то, что он и так видел.

     В своей  комнате  на  верхнем  этаже  "Терновника",  еще  не  тронутого
вторжением,  Оуэн  Дезсталкер  ползал  на  четвереньках  по полу,  трясясь и
вздрагивая.  Тяжелая  и  горячая голова тянула  вниз,  капли пота стекали  с
искаженного  гримасой   лица.   Все  мышцы   пронизывала  боль,   острая   и
пульсирующая, судорогой той же боли  сводило внутренности. У него был жар, и
мысли  медленно  ворочались  среди  рвущей  на части боли. Он  полз дюйм  за
дюймом, будто пытаясь  убежать  от пытки, искривившей  его  рот в беззвучном
крике.  Он не  кричал.  Не  мог себе позволить. Потому что он  - Дезсталкер.
Никто не должен видеть его таким.
     Он ударился  плечом о ножку  стола и рукой смахнул  это препятствие  со
своего пути. Снова попытался вызвать  рвоту, но  желудок был  уже пуст, и он
прополз через блевотину.
     Дрожь у него началась,  когда он шел вверх по узкой лестнице за  баром.
Сначала он решил, что это реакция на то, что он только что чуть не погиб или
напряжение от битвы  со столькими противниками сразу. В конце концов тяжелый
ведь был день.
     Но  становилось  хуже.  Голова   поплыла,   глаза  переставали  видеть.
Неудержимо затряслись  руки, ноги  все сильнее  подкашивались,  и наконец он
пошел, шатаясь, как  пьяный.  Как-то  он смог добраться до  верхнего  этажа,
упираясь плечом в стену, чтобы не упасть. Комната была далеко, но он  все же
успел дойти и даже закрыть за собой  дверь до того, как свалиться в приступе
выворачивающей рвоты.
     Голова его уперлась  в новое препятствие. Он едва ли это почувствовал и
не сразу понял, что дополз до стены и дальше двигаться некуда. Оуэн заставил
себя повернуться, рыча от невероятной  боли,  и прислонился спиной  к стене,
стараясь сесть более или менее прямо. Боль была сильнее всего, что он  знал,
как  будто  он   горел  заживо.  Комната  расплывалась,  по  щекам  катились
беспомощные слезы.
     -  О Господи, что это со  мной?  -  спросил он  вслух  и  сам поразился
слабости своего голоса.
     - Побочный  эффект постоянного  форсажа, - отозвался Озимандиус. - Я же
тебя предупреждал. Что бы ни сотворил с  тобой Безумный Лабиринт, ты все еще
человек.  Слишком часто и слишком  надолго ты форсировался, и  теперь за это
расплачиваешься. Свеча, горящая вдвое ярче, сгорает вдвое быстрее - помнишь?
Ты положился  на изменения,  которые сделал в тебе Лабиринт, но, кажется,  у
тебя до сих пор есть пределы. Пределы человека. Твое тело само себя сжигает,
и у тебя не осталось ничего, чем загасить огонь.
     - Не  может быть,  чтобы  я  ничего не  мог сделать!  - произнес  Оуэн,
проталкивая слова сквозь стучащие зубы. Его бросало то в жар, то в холод.
     -  Боюсь, что твои возможности  довольно-таки ограничены, Оуэн.  Можешь
снова  включить  форсаж,  но в  конце  концов  от  этого будет только  хуже.
Повреждения можно было устранить  в регенераторе, но  мне неизвестно наличие
таковых  в  Мистпорте.  Или можешь отдаться  на  милость  того, что  на этой
планете считается медициной, но я этого не рекомендую.
     - Черт тебя побери, Оз... помоги!
     - Извини, Оуэн, но ты сам с собой это сделал. Я ничего сделать не могу.
     - Оз... я умру?
     - Не знаю, Оуэн. Шансы против тебя.
     - Оз...
     - Тихо, Оуэн. Все в порядке. Я здесь.
     В дверь вежливо  постучали. Оуэн скрипнул зубами от  боли и выдавил  из
себя слово:
     - Да? -После паузы раздался неуверенный голос:
     - Лорд Дезсталкер,  Совет города просил  бы вас присоединиться к  ним в
зале. Ваш совет и поддержка необходимы весьма срочно.
     Оуэн сглотнул слюну пересохшим ртом, борясь с  непослушными губами. Они
онемели,  а язык  распух.  Надо ответить, иначе посыльный войдет посмотреть,
что  случилось.  А  Оуэн не  может  допустить,  чтобы  его  видели  в  таком
состоянии. Если  он  выживет, никто больше не будет в него верить. Его будут
считать инвалидом и отпихнут  подальше в тыл.  Нет, черт  побери, калекой он
жить  не будет. А  если придется умирать,  он предпочитает делать  это не на
публике. Потом до него дошло, что посыльный все еще ждет ответа.
     - Я скоро спущусь, - сказал он как мог громче и яснее. Еще одна  пауза,
и тот же голос весьма уважительно произнес:
     -  Лорд  Дезсталкер,  началось  вторжение  на  Мистпорт.  Вы, наверное,
слышали взрывы. Мне приказано было вас сопровождать...
     - Я же сказал,  что  скоро спущусь! - крикнул Оуэн, не думая о том, как
звучит его голос.
     Слышно было, как посыльный  пошаркал у двери  в нерешительности,  потом
повернулся и пошел  вниз  по лестнице.  Оуэн  невесело усмехнулся. Изо рта с
отвисшей  челюстью свисали толстые нити слюны.  Он было думал, что  Лабиринт
сделал  его  сверхчеловеком,  вывел  за  пределы человеческих  возможностей.
Оказалось, он ошибся. Он все еще только человек, и он докажет  это так,  как
делает каждый человек,  - умрет. Он попытался выпрямиться - не вышло. Голова
становилась все тяжелее, склоняясь вперед, подбородок уткнулся в грудь. Оуэн
слышал собственное дыхание - громкое, хриплое и очень трудное.
     Боль начала  уходить. Еще чуть раньше  он бы увидел в этом  надежду, но
сейчас  он знал, что  это значит.  Он  умирает, и  тело  отключается нерв за
нервом. Ему бы  хотелось, чтобы  остальные сейчас  были с ним. Они  могли бы
быть  с  ним  связаны,  могли  бы  помочь  или просто...  хотя  бы составить
компанию.  Но,  как всегда, он  был наедине  с  собой. И с голосом у себя  в
голове,  в  который  он не  верил. Мелькнула  неясная  мысль,  что  надо  бы
помолиться,  но  это  ему никогда  не было свойственно.  Так  много остается
неоконченного. Так много еще  нужно было  и сделать,  и  сказать, потому что
всег