ни наконец образумились и принялись носить
бронекостюмы, - произнес Оуэн.
     - Должно быть, этот парень новенький.
     - Если он не  усвоит  хороших манер, стать стареньким ему не  придется.
Дай-ка я проверю, не было ли при нем каких-нибудь письменных предписаний.
     Оуэн  опустился  на  колени  и принялся тщательно обыскивать чиновника,
который время от времени издавал стон. Наконец Оуэн нащупал у него несколько
запечатанных приказов, на которых значилось имя Дезсталкера.
     Хэйзел нахмурилась.
     - Вот так штука. Почему на подобных документах никогда не указывают мое
имя?
     - Они просто тебя побаиваются, - заверил ее Оуэн.
     Вскрыв восковые  печати, он  быстро  ознакомился  с содержанием бумаги,
которая, в угоду моде, была написана обыкновенной ручкой и чернилами.
     -  Проклятие!  Для нас организовали очередной парад.  Прямо сейчас,  по
дороге в Парламент. Терпеть не могу парады.
     -  Зато люди их  обожают, -  пожав плечами, ответила Хэйзел,  пока Оуэн
засовывал приказы  в  карманы  парламентского  курьера. - От  тебя  немногое
требуется. Просто улыбайся и помахивай рукой. И при этом старайся  выглядеть
как истинный  герой.  Не забывай  целовать детишек и дружески  гладить их по
головке. Только не вздумай выкинуть какую-нибудь глупость.
     Оуэн тихо засмеялся.
     - Как  мне  надоела  эта  чушь  собачья! Тебе, я знаю, нравятся  всякие
публичные почести,  а я  мечтаю  лишь  о том, чтобы меня оставили  в  покое.
Терпеть не могу  толп  народу.  Терпеть не  могу, когда на  меня пялятся.  И
ненавижу давать автографы.  Помнится,  последний раз  после  этого занятия у
меня целую неделю болела рука.
     - А  ты  просто расслабься и постарайся получить удовольствие.  Мы  это
заслужили. Так пусть нас боготворят, раз им хочется.
     - Ладно, - покорно согласился Оуэн. - Все  равно другого выхода у  меня
нет.  Когда эта пытка закончится, мы  отчитаемся в Парламенте  о проделанной
работе.  Потом,  стоически  борясь  с  искушением  расстрелять  это  скопище
придурков,  ответим на массу глупых вопросов. И  только  тогда мы отправимся
домой и немного поспим.
     - Вот именно, - подхватила Хэйзел. - Кажется, я могла бы не просыпаться
целую неделю.
     -  А  знаешь, этот  тип  прав, - продолжал Оуэн. -  Это была  не  самая
удачная наша миссия.
     -  Брось, как бы там ни  было, мы отомстили за твоих людей. Помни это и
перестань себя терзать. А сейчас пора идти. Поклонники нас заждались.
     Тщательно изучив опыт прошлых парадов, организаторы  мероприятия решили
предоставить Оуэну и  Хэйзел грависани.  Теперь  герои  парили  над  главной
улицей города  на достаточном от обезумевшей толпы расстоянии, так что никто
не мог достать их руками. Случалось, что  увлекшаяся общением с поклонниками
Хэйзел чересчур страстно выражала им свое расположение, однако  столь благие
с ее стороны  порывы подчас заканчивались несчастными случаями. Во избежание
неприятностей организаторы  парада сочли, что будет  гораздо  безопасней для
каждой из сторон, если героев держать подальше от толпы.
     Оуэн  улыбался  и  махал рукой,  как  автомат. Стараясь по  возможности
отгородиться  от  шума  и  гвалта  на   улице,  он  изо  всех  сил   пытался
сосредоточиться  на  отчете,  с   которым  ему  предстояло  выступить  перед
Парламентом. Ему  никогда не нравилась  толпа. Когда на него  смотрело много
народу, он ощущал нервозность и неловкость. Помнится, как-то раз,  еще в той
жизни,  когда  он  был  историком,  ему  нужно  было прочитать доклад  перед
собранием ученых. Тогда он заперся в туалете и просидел там до тех пор, пока
за ним не пришли. Теперь обстоятельства изменились. В  его руках была власть
и  судьбы людей. И все это знали. Он прошел  сквозь огонь войны,  сражался с
полчищами имперских сил и ни разу не испытывал колебаний.
     Несмотря на это, Оуэн  по-прежнему чувствовал себя среди толпы неуютно.
По-прежнему ненавидел, когда на него таращили глаза.
     Не  спасало  положения и то,  что Хэйзел  наслаждалась  парадом,  будто
только о  нем и  мечтала всю  жизнь. Расплывшись в  лучезарной  улыбке,  она
махала рукой и вертела головой, предоставляя всем и каждому разглядеть ее во
всех ракурсах. Какая-то  группа фанатов скандировала ее имя. Когда же Хэйзел
удостоила их своим  вниманием, те приветствовали ее  громким  визгом. Причем
среди них  были и  женщины.  Кто-то  бросал  ей розы на  длинных стебельках.
Хэйзел ловила их, не обращая внимания на шипы,  а в ответ посылала воздушные
поцелуи. Толпе это нравилось. Оуэн делал вид, что ничего не замечает. Однако
роз ему никто не кидал.
     Восстановление города шло полным ходом. Во время войны было разрушено и
повреждено  много  домов,  и их  реконструкция еще  продолжалась.  На стенах
зданий  работали  ремонтники. Они не упускали случая бросить в  адрес Хэйзел
какую-нибудь  непристойность.  Та отвечала  еще более  крепким словцом,  чем
приводила их  в неописуемый восторг. То здесь, то там щелкали камеры, подчас
сталкиваясь друг  с другом, когда их  хозяева  стремились получить наилучший
ракурс.
     От  улыбки  у  Оуэна уже  ныла челюсть. Кроме  того,  он не  переставал
поглядывать  по сторонам.  Любовь  толпы  -  хорошо, но  бдительность прежде
всего.  Не  исключено,  что  за  окном  какого-нибудь ремонтируемого  здания
скрывается снайпер. К тому же, несмотря на то что жители города оказывают им
столь  радушный прием,  среди них довольно много и тех, кто скорее предпочел
бы видеть Оуэна  и Хэйзел  в  гробу.  Если кого  и могло одурачить ликование
толпы, то только не Оуэна. Он прекрасно знал,  что за этим стоит. После того
как Империя понесла столь  многочисленные потери  с  обеих сторон, появилось
много  материала для пересадки органов и  тканей. Люди,  которые прежде были
вынуждены   выстаивать  непомерно  длинные  очереди  и  подчас  умирать,  не
дождавшись  операции, теперь  обрели  новую  надежду.  И  все это  благодаря
мертвецам, которые на совести Оуэна и Хэйзел.
     У льстивого  почитания  толпы  существовала и еще более темная сторона.
Воодушевленные  сверхъестественными способностями Оуэна и Хэйзел, многие  из
простого люда задались целью во что бы то ни стало "усовершенствовать" себя.
Все это  привело  к  граничащему  с  безумием  буму в пересадочной хирургии.
Исправить положение  Оуэн не мог при всем желании,  хотя неусыпно следил  за
развитием  этой  тенденции.  Неужели  он  спас  человечество  от Императрицы
Лайонстон только затем, чтобы превратить его в жалкое подобие хэйденов?
     Казалось,  конец  парада  никогда  не наступит. Между  тем они все-таки
добрались  до старинного дома, в котором  размещался Парламент.  Поскольку в
течение нескольких веков Парламент  слыл чисто формальным  органом власти  и
никто  его серьезно  не  воспринимал,  занимаемое  им  здание  находилось  в
захолустье.  Благодаря  такому расположению огонь  Восстания практически  не
коснулся его, хотя строение существенно обветшало.
     Едва Оуэн с Хэйзел приблизились к дому  Парламента, как толпу оттеснила
вооруженная охрана. Герои  парада беспрепятственно выбрались из грависаней и
поспешно скрылись в вестибюле. Когда тяжелые дубовые двери плотно закрылись,
Оуэн облегченно  вздохнул.  Не  важно,  что  предстоит  встреча с  враждебно
настроенным Парламентом,  -  это  его  беспокоило  значительно  меньше,  чем
истерическая толпа.
     Служащие сопроводили Оуэна с Хэйзел  в дальнюю Палату,  где  дожидались
начала вечерней сессии те, кому было предписано предстать перед Парламентом.
Нынешний  орган  власти привлекал  на  свои  заседания гораздо большее число
диссидентов,  нежели  Двор  Императрицы.  Хорошо  еще,  что  не  под страхом
смертной казни. Если тебе и грозила тут смерть, то скорее всего от скуки.
     Все знали, что нынешний Парламент унаследовал у  своего предшественника
обычай заседать каждый день. Однако в повседневный орган управления Империей
он  превратился  большей  частью  по  чистой  случайности.  Его  конкуренты,
постоянно воюя  между собой, истощили в  этой борьбе все свои  силы, поэтому
единственным действенным органом остался Парламент. Таким образом, сами того
не  желая, конкурирующие  с  ним  организации сослужили ему хорошую  службу.
Постоянных членов  Парламента  насчитывалось двести  пятьдесят  человек.  Их
избирателями  были  люди, имевшие  определенный годовой  доход и  пожелавшие
участвовать  в   голосовании.  Не  имевший  доселе  реальной  власти,  новый
Парламент  отнесся к новому  статусу  с немалым  энтузиазмом.  Кое-кто жадно
включился в  работу, стремясь показать,  на что  способен. Другие забились в
свою скорлупу и не желали  оттуда выбираться; их пугала сама мысль о работе.
Большинство  из депутатов попросту  воспользовались возможностью  и  продали
себя   по  максимально  выгодной  цене.  Надо  сказать,  что   недостатка  в
организациях, фракциях  или просто могущественных лицах,  желающих оказывать
влияние  на постоянных членов  Парламента, не было. А следовательно, назрела
острая необходимость поддержания порядка внутри и вокруг здания Парламента.
     За  пределами  Парламента шла  воистину  ожесточенная борьба. Различные
фракции решали споры между  собой посредством грубой силы. Число жертв росло
с каждым  днем. В ход  шли  мечи, бластеры, бомбы и даже яд.  За исключением
утренних и вечерних часов пик, власти даже не пытались восстановить порядок.
Каждая  из  воюющих  сторон легко  бросала  другой обвинение  в  терроризме,
несмотря на то что сама не  гнушалась пользоваться теми  же методами. Оуэн и
Хэйзел  пришли было к выводу, что пора  вмешаться, однако Джек Рэндом быстро
их  отговорил.  Это  дало  бы   фракциям  повод  объединиться  за  пределами
Парламента на почве общей цели: убийства Оуэна Дезсталкера и Хэйзел Д'Арк.
     Единственным  конкурентом  Парламенту  как  руководящему органу  власти
выступили   суды  военного  трибунала,   возглавляемые   лидерами  различных
подпольных  организаций  мятежников.  Во времена коррумпированного правления
Лайонстон Империю захлестнула волна жестокости. В  стране, которой управляла
Железная  Сука, убийством  и пыткой никого было не удивить.  Когда Лайонстон
свергли,  лидеры  Подполья откопали документы  Императорского Двора и узнали
имена самых отъявленных убийц и палачей. Так  началась долгожданная кампания
мести. Голограммы и адреса преступников были показаны по головидению, и люди
самостоятельно принялись чинить расправу.  Бывших аристократов  выволакивали
из роскошных  домов и убивали  прямо  на улицах.  Многих из  них уже  постиг
ужасный конец к тому времени, как остальные решили сдаться властям. Суды над
ними  начались  спустя  всего несколько часов  после падения  Лайонстон.  Их
транслировали  по головидению, поэтому жители  имели возможность проследить,
как в Империи восстанавливается справедливость. Один суд сменялся другим, и,
казалось,  им  не  было  конца,  несмотря  на  то  что осужденных  ежедневно
отправляли на  виселицу.  Публичные казни привлекали  к  себе  толпы народу.
Чтобы  удостовериться,  что негодяи действительно понесли  наказание,  людям
хотелось увидеть это собственными глазами.
     Суды  военного  трибунала получили огромную  власть и отвлекали на себя
общественное внимание,  поэтому Парламент  относился к ним довольно ревниво.
Но  не настолько, чтобы  вмешиваться, - было понятно, что  люди жаждут мести
даже больше, чем справедливости.
     Оуэн  и Хэйзел вошли  в  дальнюю Палату,  за  которой располагался  зал
заседаний.  Палату  от  зала заседаний  отделяли  массивные  дубовые  двери,
которые по традиции,  ведущейся с давних времен, открывались только изнутри.
Пользуясь своей привилегией, члены Парламента  взяли  за правило  заставлять
людей  подолгу  ждать.  Данную  практику  они  позаимствовали  у  Лайонстон,
преследуя  определенную цель: каждый должен знать свое место.  Хотя об этом,
разумеется, никто никогда не упоминал.
     В Палате, которая, как обычно,  кишела народом, стоял приглушенный шум.
Люди завязывали  знакомства, заключали  сделки или вели переговоры. Здесь не
использовали  голограмм:  каждый был  обязан присутствовать лично. Последнее
время среди клонов и пришельцев развелось слишком много самозванцев, поэтому
люди хотели быть уверенными, с кем именно  имеют дело.  А чтобы никто не мог
выдать себя за другого, в потайных местах были установлены эсп-глушители.
     Когда в Палате  появились Оуэн с  Хэйзел, все замерли.  Оуэн и  Хэйзел,
молча  окинув толпу взглядом, отвесили  присутствующим почтительный,  хотя и
сдержанный поклон. Через секунду шум  возобновился так  же  внезапно,  как и
утих.  Члены   Парламента   не  горели  желанием  разговаривать   с   Оуэном
Дезсталкером и  мисс  Д'Арк  -  это было  небезопасно. Когда Оуэн  и  Хэйзел
двинулись к центру зала, все инстинктивно расступались перед ними.
     - Теплый, как всегда, прием, -  сказал Оуэн, не заботясь о том, что его
могут услышать.
     -  Неблагодарные  ублюдки, - подхватила Хэйзел,  озираясь по сторонам в
надежде увидеть поблизости  какого-нибудь кретина, которого могла бы обидеть
ее фраза.
     - У  них есть причины недолюбливать нас, - продолжал  Оуэн.  -  Герои и
знаменитости,  по их представлениям,  должны иметь безупречную репутацию.  А
мы, боюсь, их слегка разочаровали.
     -  Какая  жалость!  -  произнесла Хэйзел. - Но меня никогда  не считали
героем. Поэтому, если меня заденут дважды, духу моего здесь не будет. А если
трижды, то перед тем как уйти, я разнесу к чертям весь этот дом.
     -  Спокойно, спокойно,  - пробубнил Оуэн, безучастно улыбаясь, чтобы не
вызывать подозрений.  - Не поддавайся на провокации.  Они  воспримут это как
признак слабости.
     Хэйзел фыркнула:
     - Тот, кто сочтет меня слабой, может глубоко об этом пожалеть.
     - Только не хватайся за меч, черт побери! Здесь нельзя никого  убивать.
Дуэли  запрещены. К тому же не  успеешь  ты вытащить меч, как со всех сторон
набежит  полусотня  охранников. Мы  не  до такой  степени неуязвимы. Так что
настоятельно советую вести себя прилично.
     - Ты никогда не упустишь  лишней возможности меня отчитать!.. К тому же
я вполне справлюсь с полусотней охранников.
     - Да,  очень  может быть, - вздохнул Оуэн. - Но  дело совсем не в этом.
Нам нужно произвести хорошее впечатление.
     - С каких пор нам стало это нужно?
     - С тех пор, как нам не удалось взять Валентина Вольфа и  доставить  на
суд.
     - А что, если я все-таки кого-нибудь слегка прибью?
     -  Только  в   случае  крайней  необходимости.  И  не  под  объективами
голокамер. Нам и так хватает дурной славы.
     -  Такого  количества  камер  я  здесь  прежде  никогда  не  видала,  -
оглядевшись,  произнесла  Хэйзел.  - Либо Парламент раскопал  что-то  весьма
любопытное, либо кто-то сообщил им о нашем прибытии.
     О, привет!
     Оуэн  не   успел  ничего  сказать,  как  Хэйзел  нырнула  в  толпу.  Та
расступалась перед  ней достаточно быстро, не  позволяя  Хэйзел прокладывать
себе  путь локтями.  Следуя за ней, Оуэн тихо рассыпался  в  извинениях. Ему
приходилось проделывать это довольно часто, и он постепенно привык. Знакомым
лицом оказался Тобиас Шрек, который, как всегда, находился в обществе своего
оператора Флина. Поприветствовав их вслед за Хэйзел, Оуэн искренне улыбнулся
-  в первый  раз с тех  пор,  как  переступил  порог  Парламента.  Во  время
Восстания  Тоби Шрек  был  репортером-документалистом  и обладал невероятной
способностью оказываться в нужное время в нужном месте. Флин сопровождал его
повсюду. Он помогал запечатлеть важнейшие события на голокамеру и пустить их
в  эфир. За  время  Восстания  в их  коллекции  набралось  множество  боевых
эпизодов, в которых принимали участие Оуэн и Хэйзел. Они сумели даже заснять
сцену свержения Императрицы Лайонстон и разрушение Железного Престола.
     За последнее время  Тоби практически не  изменился. Круглый, как мячик,
всегда покрытый испариной и  сияющий ослепительной улыбкой,  одет  он был по
последней моде. Но несмотря  на то что искусно скроенный костюм был продуман
до мелочей,  чтобы  скрыть недостатки  фигуры, он ему  не шел.  Тоби гораздо
увереннее себя чувствовал в свободной военной форме, и это сразу бросалось в
глаза. Флин  был таким  же  худощавым и  долговязым,  как и прежде.  Тихий и
застенчивый,  с  обманчиво  честным  лицом,   во  время   работы  он  всегда
предпочитал держаться на втором плане - довольно полезное качество, особенно
тогда, когда вокруг стреляют
     Что же касается его личной жизни, то тут дело обстояло совсем иначе.
     -  Отлично выглядишь, Тоби, -  бодро начала Хэйзел, пнув пальцем  в его
более чем круглый живот. - Неужто сбросил несколько фунтов?
     - Если бы, - посетовал в ответ  Тоби. - С тех пор как меня выдвинули на
руководящую  должность,  почти весь день  приходится просиживать за  рабочим
столом - вместо того чтобы быть в гуще событий, где идет настоящая борьба!
     - Не слушайте вы его, - вступил в  разговор  Флин. - Помнится, когда он
снимал  сцены  боя, то  только и делал, что скулил. Тоби метнул  на приятеля
сердитый взгляд.
     - Твоя прямота  до добра не доведет. Из-за нее ты до  сих  пор сидишь в
операторах, а я уже попал в руководство. Будешь перечить мне  при свидетелях
-  попрошу кого-нибудь из Налогового Управления повнимательнее изучить  твою
декларацию о доходах за прошлый год.
     - Но-но, полегче, - парировал Флин.
     - Ты и впрямь хорошо  выглядишь, Тоби,  - поспешил вставить  свое слово
Оуэн, пока не началась обычная перебранка.
     - Лучше  бы  ты  этого не  говорил, - ответил Тоби.  - Я сам знаю,  как
выгляжу. Как думаешь, почему раньше я все время носил  военную форму? Потому
что любой приличный костюм выглядит на мне как ворованный.
     - Ну, что  новенького в руководстве? -  осведомилась Хэйзел. - Кажется,
Парламент  затевает  нечто  особенное. Может, что-то  такое,  о чем  нам  не
помешало бы знать?
     - Вот именно, - подхватил Оуэн.
     - Уйму  всего,  - беззаботно  выпалил Тоби.  -  Однако  я  в  таком  же
неведении, как и  вы. Я здесь  только  потому, что мне до  смерти захотелось
хоть ненадолго окунуться в  настоящую жизнь.  Честно говоря, последнее время
на меня напала жуткая тоска. А за эти дни все резко изменилось. Мои с Флином
фильмы произвели  фурор. Их признали классическим историческим  материалом и
наверняка буду крутить еще очень долго. Публика по-прежнему проявляет к моей
работе острый интерес. Я даже не ожидал,  что мне так  скоро придется стричь
купоны -  причем столь  внушительных размеров, что бухгалтеры компании  не в
состоянии  их скрыть  от  Налогового Управления. Теперь  нам  с  Флином  при
желании можно больше не работать. Вот только загвоздка в том...
     - В чем же? - спросила Хэйзел.
     - Мы слишком молоды, чтобы отправляться на пенсию, - ответил Флин. - Не
представляю, чем себя занять.
     -  Это точно, -  согласился  Тоби.  - Однако меня всю дорогу преследует
неприятное ощущение, будто все самое лучшее  в жизни я  уже совершил. И все,
что я буду делать  дальше, непременно  получится, хоть ненамного,  но  хуже.
Из-за этой чертовщины я стал ощущать свой возраст.  Мне сейчас позарез нужна
хорошая тема. Что-нибудь такое, во что я мог бы вцепиться зубами. Что-нибудь
по-настоящему значимое.
     - Мы  поднимаем Империю  из  руин,  - начал Оуэн. - Восстанавливаем  ее
практически  с  нуля.   Перемены  в  социальной  и  политической  структурах
происходят практически  каждый день.  Неужели  ты не  можешь  найти для себя
достойной темы?
     -  О, что  касается  свежих событий,  то в них недостатка нет.  История
вершится каждый  день.  Но  это  слишком кровавые,  откровенные,  честные  и
скучные факты.  Какой в  них интерес? Катастрофически не хватает драмы. Даже
отъявленные злодеи куда-то подевались.
     - Ну. уж этого я бы не сказал, - заметил Оуэн.
     - Валентин Вольф все еще разгуливает на свободе.
     - Ах