того, но все же  делала работу, чтобы показать,
что она свой парень.
     Сайдер отвела  Кота в укромный  уголок, написала  несколько  записок  и
велела ему их  доставить. Если Имперские Войска уже  ворвались в город, надо
было проверить, что все ее  имущество в разных местах защищено  как следует.
Война войной, а свой интерес забывать  никогда не следует. Кот скривился, но
тут  же  пожал плечами.  Он  никогда  не  говорил "нет", если  дело касалось
Сайдер.  И  вообще  он  был одним  из  лучших  взломщиков  и  чердачников  в
Мистпорте, так что вряд ли  его остановят или поймают. Море сливающихся крыш
и  фронтонов Мистпорта было  его  родной стихией. Он  улыбнулся мужественной
улыбкой, поцеловал Сайдер на прощание, потом на удачу, потом еще раз, потому
что ему это нравилось, и исчез в ближайшем окне, вверх по стене, на крышу, и
тут же  его  белый термокостюм слился с туманом  и снегом. Кот никак  не мог
знать, что никогда уже не суждено ему вернуться в "Терновник".

     Высоко  над  миром  в  своем массивном  баке крепчал  и  разминал  свои
ментальные мышцы Легион. Сила его разлилась над Мистпортом, мощная и темная,
туманящая разумы людей.  Люди падали на землю с пеной у  рта, загоняемые,  в
безумие в попытках  уйти от страшной сущности,  нападавшей на  них  из самой
глубины  их  сознания. Эсперы впадали в ступор, немели, беспомощно дергались
на кроватях, а их сила разряжалась  в воздух помимо их желания. Легион царил
в ночи,  входя и выходя в разумы людей и сея ужас. Он был огромен и могуч, и
ничто не могло ему противостоять. Он был - Легион, многие в одном.

     Джон   Сильвер  дрался  вместе  с  другими  у  бреши  южной  стены  под
нескончаемый  вопль  Легиона.  В  своей  пиратской  жизни  он  повидал много
сражений в самых различных неблагоприятных обстоятельствах, но такого еще не
было.  Не  было  конца потоку Имперских  Войск, льющемуся  в бреши, пробитые
боевыми машинами Империи. Время застыло в реках крови, наплывах боли и лязге
стали,  и  пусть  Сильвер  еще держал  свою  позицию рядом  с другими  среди
обломков стены и пока не отступал,  он точно знал, что  удержать ее  нет  ни
одного шанса.
     После нападения  на город  собак  Хоба  во  времена  катастрофы  с Мэри
Горячкой Совет города  приказал повысить  стены  от  двадцати одного фута до
тридцати. Тридцать  футов сплошного камня  толщиной в  четыре фута.  И он не
замедлил продвижение Имперских Войск ни  на секунду.  Огромные боевые машины
высотой  в  пятьдесят футов  и  шириной  в  двадцать  пробивали  стены,  как
бумажные.   Их   корпуса   усиленной  стали   могли  выдержать   все,  кроме
дезинтеграторной  пушки,  и  несколькими лучеметами  восставших  их было  не
остановить.
     И  вот  боевые машины пробили  стену  в  десятке  мест,  и по  обломкам
рванулись  внутрь  Имперские  Войска,  стреляя  на  ходу.  Защитники  города
встретили  их  обнаженной сталью  и угрюмой  решимостью, перепрыгивая  через
упавших товарищей, и вторжение  замедлилось и остановилось, когда  бой забил
входы  шевелящейся пробкой. Битва  была жестокая, когда пощады не дают и  не
просят. Ни в  ком не было  места для других чувств, кроме ненависти и  жажды
убийства, кровожадного  безумия, подогреваемого яростью защитников,  боевыми
наркотиками нападавших и нескончаемым криком Легиона сверху.
     Внутри города, в его узких улицах и переулках боевые машины теряли свое
значение. Дезинтеграторные пушки  они применять  опасались, чтобы  не задеть
своих.  И  вся  битва была  человек против  человека,  сталь против холодной
стали. Падали мертвые  и умирающие, военное счастье качалось приливами то на
одну, то на другую сторону, но защитники пока держались.
     В самом начале Джон Сильвер заработал глубокий порез на лбу, и время от
времени ему приходилось встряхивать головой,  чтобы кровь не заливала глаза.
Обычное его невезение. Получил он и еще несколько ран, но о  них пока думать
не время.  Только расстроишься. Прилив сил от последнего  приема Крови давно
выдохся, и  сейчас его держал  на ногах  только долг  и  адреналин.  Меч его
поднимался  и  падал, почти  все время  натыкаясь  на парирующую  сталь  или
силовой щит, рука с мечом уже ныла нестерпимо. В груде тел не было места для
фехтовальных  приемов  или   работы  ног.  Человек  стоял  лицом  к  лицу  с
противником и рубил наотмашь, и победа доставалась более сильному  или более
быстрому.  И  где падал один, там всегда на  его  место  становился  другой.
Сильвер и готов был бы удрать, но удирать было некуда.
     Если Мистпорт  падет и  Империя возьмет верх, его все равно повесят  на
общих основаниях. И еще, как часто бывало и  раньше, долг удерживал его там,
где не удержала бы храбрость.  Сильвер многим был обязан Мистпорту, и он всю
жизнь верил, что долги надо платить. Вдруг его сторона подалась на несколько
футов   вперед,  воспользовавшись  мимолетным   преимуществом,  и   пришлось
смотреть, куда ставить ногу - повсюду  валялись тела. Некоторые лица Сильвер
узнал, но думать об этом было некогда. Была только битва, клинок о клинок, и
знание, что в конце концов он свалится. И вдруг, как ответ на молитву, рядом
с ним вломились в битву подкрепления. Боевые кличи десятков планет и культур
заполнили воздух - это новые  защитники рванулись теснить  нападающих шаг за
шагом. С  ними  был  и Дезсталкер,  уже  покрытый  кровью и  выглядящий, как
ходячая  смерть.  Рядом  с   ним  билась  Хэйзел  д'Арк,  вертящая  мечом  с
сокрушительной силой и умением. И был здесь Альберт Магнус из Совета города,
сухой и седой, с мечом в каждой руке, неостановимый, как стихия. И на острие
атаки -  сам  Джек Рэндом, профессиональный повстанец. Высокий  и заметный в
серебристых  боевых  доспехах,  с  лицом,   знакомым  по   тысячам  плакатов
"разыскивается", заставляющий  захватчиков  отступать  самой  яростью  своей
атаки.  Быстро  и  смертоносно  мелькал  его   меч,  и  никто  не  мог   ему
противостоять.
     Сильвер  беззвучно  засмеялся и кинулся  в бой с  новой силой в  руках.
Может,  сегодня он  и не умрет.  Он вытащил  маленький пузырек из  рукава  и
проглотил остатки темной жидкости одним глотком. Это был последний запас, но
все равно:
     когда понадобится следующая доза, бой уже  кончится  так или иначе, так
какого черта!
     Оуэн  Дезсталкер  занял  позицию в  центре боя  и  предлагал  Имперским
Войскам пройти мимо него.  Он снова форсировался и был силен, потому что был
связан с  Хэйзел. Почему-то он знал, что на этот раз побочного эффекта можно
не  бояться. Они вместе с Хэйзел  были больше, чем просто арифметическая  их
сумма, больше,  чем  просто люди. Он  рубил  и резал  с неудержимой силой, с
презрительной легкостью отбивая парирующее оружие. Люди падали с  криками по
обе стороны от него и больше не поднимались. Веером летели капли крови с его
клинка, и Оуэн улыбался волчьей улыбкой, ощущая ноздрями  густой запах крови
- каждой клеточкой своего тела воин, которым никогда не хотел быть.
     Рядом с  ним  билась Хэйзел  д'Арк, и меч  ее сверкал короткими резкими
дугами,  прорезая  мясо и  кости, как  секач  мясника. Кровь -  вся  чужая -
заляпала  ее одежду и пропитала рукав держащей меч  руки, и крики  раненых и
умирающих звучали музыкой в ее ушах. У нее всегда была слабость к Мистпорту.
Всегда  приятно  было  думать, что где бы она  ни была  и что бы  ни делала,
всегда можно вернуться в Мистпорт, и там ее примут. Из всего, что она знала,
Мист был больше  всего похож на родной дом. А теперь Империя  хочет ее этого
лишить, как лишила уже многого за  прожитые годы. Да будь она проклята, если
уступит Железной Суке эту последнюю победу! Никогда, пока есть дыхание у нее
в груди и сталь в руке.
     Связь с Оуэном  стала  сильной.  Она  ощущала  его присутствие рядом  с
собой, сильное и  надежное, как всегда. И еще чье-то присутствие  ощутил  ее
разум,  и  до  ноздрей  донесся  знакомый  запах,  и это  был  Джон  Сильвер
неподалеку,  фехтующий, как  одержимый, с  расширенными  глазами  и  улыбкой
безумца.  Он заправился Кровью. Она видела  это в  нем, слышала запах в  его
тяжелом  дыхании даже на таком  расстоянии. И какая-то часть ее тоже просила
Крови. Всего-то каплю-другую. Это даст ей такое хорошее самочувствие, утишит
ее  страхи,  поможет забыть безнадежность битвы, в которую она ввязалась. Но
Хэйзел  подавила  эту  тягу, загнав поглубже.  Чтобы сделать то,  что  здесь
необходимо, Кровь ей не нужна. Может быть, потому, что  ситуация стала очень
простой: дерись - или  умри, дерись  - или потеряй все,  что  тебе дорого. А
еще, быть  может,  потому,  что  она  снова была  связана  с  Оуэном,  и его
присутствие и сила давали ей все то утешение, которое было ей нужно.
     Дезинтеграторы боевых машин  стали выцеливать сражающихся повстанцев по
краям  свалки, разнося их  облаками испарившегося  мяса и крови.  Дрейфовали
наверху  тяжелые  гравибаржи,   а  между  ними  рыскали  грависани  -  сотни
грависаней, будто буря  сорвала целый лес металлических листьев  и закружила
их над городом. И ни один эспер  не вылетел им навстречу, когда они медленно
наваливались  на город,  взрывая  дома кинжальными ударами  дезинтеграторных
лучей.  Воздух наполнился ревом  мощных двигателей  и  грохотом обрушиваемых
стен, почти заглушившими визг, вой и боевые кличи рукопашной схватки внизу.
     И над всем этим стоял нескончаемый  вопль того ужаса, имя которому было
Легион.
     Альберт  Магнус, человек  седой  и желчный, бился тяжко и умело  своими
двумя мечами, впервые за многие годы ощущая себя живым.
     Мечи  его взмахивали координированными  дугами,  заставляя  противников
отступать.  Но  их  было слишком  много, и он не мог  смотреть сразу во  все
стороны. Меч  ударил в него под неожиданным углом и воткнулся между ребрами.
Он вскрикнул от боли, от боли и нежелания верить, и кровь хлынула у него изо
рта. Он  уронил  мечи, а  кто-то выдернул меч из его  раны, и это  тоже было
больно. И  тут  же обрушились на него  мечи  и секиры, рубя, как колоду.  Он
упал,  не в  силах даже вскрикнуть,  и был  затоптан,  став  одним из многих
укрывших землю  тел.  Битва каталась через  него туда и обратно, пока он  не
умер.
     Джек  Рэндом,  казалось,  был  одновременно  всюду, и меч  его слился в
серебряную  полосу  - отчаянный  герой, бросающий вызов  смерти, смеющийся в
лицо  верной гибели. Одно его  присутствие  заражало искрой  величия стоящих
вокруг людей, и они бились, выкрикивая его имя, как боевой клич. Он отчаянно
рисковал и всегда выходил победителем, и никто не мог противостоять ему.  Он
не уставал  и  ни разу не  был ранен  -  великан,  наводивший ужас на солдат
Империи.
     Измотанному  и окровавленному  Оуэну  противно  было  на это  смотреть.
Нечестно быть таким быстрым, изумительным и иметь такой правильный вид - уже
не говоря о  том,  чтобы быть таким везучим.  Все  силы  Империи были  не  в
состоянии пролить хоть каплю крови этого великого человека. Оуэн чувствовал,
что  и  сам работает хорошо,  но десяток-другой царапин он все же получил. В
такой свалке  это было  неизбежно.  Его, правда, на ходу  лечили  изменения,
сделанные в нем Лабиринтом, и форсаж не давал пока чувствовать боль, но дело
тут было в принципе.
     И все же Джек Рэндом  был легендой, а  подразумевается, что легендарные
герои стоят выше  мелких проблем простых смертных. И  черт  его побери, если
Оуэн сейчас мог  сказать, во что он все же верит. Конечно, этот великан куда
больше  отвечал  легенде, чем тот сломленный старик,  которого Оуэн  отыскал
когда-то  в трущобах  Мистпорта  и который  утверждал,  что  он и  есть Джек
Рэндом,  но  Оуэн верил  людям,  а не легендам.  Он  мысленно пожал плечами,
одновременно разрубая  имперского солдата одним  бешеным ударом.  Рэндом был
тут не единственным истинным воином.
     И  кем  бы ни был этот чертов красавчик на самом деле,  но Молодой Джек
Рэндом  был именно  тем, кто  нужен был сейчас  Мистпорту. Его имя  было тем
кличем  -  может  быть,   единственным,   -  который  мог  собрать   воедино
рассыпающиеся части Мистпорта и заставить их сражаться заодно. И Оуэн решил,
что его это вполне устраивает.
     Хэйзел д'Арк чувствовала, как тянется в разных направлениях ее разум. С
того момента как  Лабиринт ее переменил, ментальные способности ее медленно,
но  верно  росли, и этот процесс  ускорился  с  момента прибытия в Мистпорт.
Теперь  она  знала,  откуда  исходит  каждая атака  еще  до  того,  как  она
начиналась на  самом деле, и  ее меч успевал поставить  блок.  Никто  не мог
подобраться  к ней незаметно - даже вне поля ее  зрения, а сама она замечала
все слабости своих противников уже при первом взгляде. Это был не  опыт и не
инстинкт, а просто  будто она  знала все это заранее, а  сейчас  вспоминала,
когда это становилось нужно.
     И  более того:  когда  она  видела  открывающиеся перед  ней  различные
возможности,  вокруг появлялись  различные  возможные версии ее  самой.  Они
возникали  и исчезали,  существуя  иногда лишь  то мгновение, которое  нужно
было, чтобы отразить чей-то меч или предупредить  атаку,  когда она  сама не
успела  бы. И вот, пока она сражалась, рядом с ней начали появляться  другие
Хэйзел д'Арк и биться плечом к плечу. Были такие,  которые не сильно от  нее
отличались - например, лишним шрамом или другим цветом волос. Были и  такие,
которые  отличались сильно - сложением или  расой. У одной была золотая рука
хэйденов. Другая  вообще была  мужчиной. Еще  одна по крайней мере  частично
вообще  не была человеком. Хэйзел улыбалась кому-то из них, и те улыбались в
ответ. И она вместе с другими своими воплощениями пробилась на передний край
битвы и заняла главную брешь, перекрывая проход Имперским Войскам.
     Джон  Сильвер увидел, как сражается плечом к плечу сама  с собой Хэйзел
д'Арк, и  подумал,  что  на этот  раз действительно перебрал Крови. И только
когда лысая Хэйзел д'Арк в кожаной  одежде охотника за скальпами отбила удар
имперского меча,  от которого он бы свалился, пришлось поверить, что все это
на самом деле. Но он  не  позволил себе сильно об этом раздумывать. Мистпорт
был сумасшедшим  домом и  в  лучшие  свои  времена,  к  которым  теперешние,
безусловно,  не относятся. Но  когда  он  увидел еще  и  Оуэна  Дезсталкера,
шагающего сквозь кипящую  толпу и валящего солдат противника  по обе стороны
от  себя без  усилий, как  кегли,  и Джека  Рэндома, стоящего  среди штабеля
вражеских трупов  вызывающе и непобедимо,  его пробрала суеверная  дрожь. За
свою  жизнь Сильвер видал многое, но ничего не видел,  подобного этим троим.
Это было как драться плечом к плечу с богами.
     Но в  ту же  секунду благоговейное удивление сменилось завистью. Он был
всего лишь  человек  с обычной человеческой  силой и храбростью  и делал что
мог, а эти  три сверхчеловека  заставляли его  усилия  выглядеть  муравьиной
возней. Он продолжал драться, но уже не с  тем воодушевлением. Волны схватки
вынесли его вперед, и он оказался рядом  с Оуэном.  Дезсталкер бросил ему на
ходу  мимолетную улыбку,  и Сильвер улыбнулся в ответ. И  в ту же секунду он
увидел, как  меч солдата летит точно в спину Оуэну. Дезсталкер его не видел,
слишком  занятый  двумя  солдатами,  которых  в  этот  момент крушил.  Время
замедлилось и остановилось, и  все время этого мира оказалось в распоряжении
Сильвера, чтобы  решить,  что делать. Он мог выкрикнуть предупреждение,  мог
сам отбить  клинок, но в этот момент он желал смерти Дезсталкера. За то, что
он больше  чем  человек, за  то, что он ближе к Хэйзел и важнее для нее, чем
Сильвер может даже надеяться. И так просто было всего лишь ничего не сделать
( дать Оуэну погибнуть. И никто ему ничего не скажет. Столько всего творится
вокруг,  и  никто  не  ждет, что  Сильвер  может видеть  все.  Он  застыл  в
нерешительности, раздираемый на  части сомнениями. Все, что он  хочет, будет
принадлежать  ему, если  только Дезсталкер  будет мертв. И  тут время  снова
помчалось, и думать было уже некогда.
     Острие  почти  коснулось  спины Оуэна,  когда Сильвер бросился  вперед,
блокировав удар своим мечом. Резкий  удар выбил  оружие из его рук, и клинок
упал на  землю. Солдат  повернулся к Сильверу, занося  меч для убийственного
удара. Сильвер метнулся в сторону,  и лезвие  полоснуло его по руке,  только
задев кожу,  и полилась кровь. Солдат занес меч для второго удара, и Сильвер
зачерпнул собственной крови и бросил солдату  в глаза. Тот  замотал головой,
ослепленный на мгновение, и  Сильверу  не было ничего проще, чем  подхватить
свой меч и проткнуть солдата насквозь.
     Все это заняло не больше одной секунды. Оуэн Дезсталкер ничего этого не
видел,  слишком занятый  собственной  работой.  Сильвер взял себя в  руки  и
продолжал битву. Для простого смертного он выступил не так уж плохо. И  если
уж в  этой битве должны были участвовать боги,  Сильвер  был только рад, что
они на его стороне.
     Волны битвы откатывались  от Оуэна  прочь,  когда он пробивал себе путь
сквозь толпу тел, чтобы оказаться рядом с Хэйзел. Почти  в ту же  секунду он
понял, что это уже не та Хэйэел д'Арк, которую  он знал, и еще через секунду
он  понял, что тут целая небольшая толпа разных Хэйзел. И тут в толпе кто-то
крикнул:  "Отходим!"  Другие  голоса - только  имперских солдат - подхватили
этот призыв, и вдруг ряды захватчиков перед Оуэном смешались и  повернулись,
обратившись в бегство.  Повсюду, куда он ни смотрел, было то же самое, будто
то, что было куда как превосходящей  силой, распалось на куски  и  побежало,
спасая свою  жизнь.  Сила  разбилась  о  неколебимую  скалу,  которой  стали
защитники  Мистпорта. Отход превратился  в  беспорядочное  бегство,  и почти
сразу  стало  не  с  кем  биться. Защитники Мистпорта разразились  ликующими
криками. Оуэн  обернулся к Хэйзел д'Арк и заморгал, увидев,  что она  только
одна. И она посмотрела на него, широко  улыбаясь, и Оуэн решил, что задавать
вопросы не стоит. Пока не стоит. Он не был уверен, что хочет знать правду. А
защитники выкрикивали его имя и имя Хэйзел, но больше всего - Джека Рэндома.
Их героем  был он.  Ему салютовали поднятыми мечами, на него глядели горящие
восторгом глаза. Они пошли бы за ним даже в Ад, и каждый это понимал.
     И тут боевые машины открыли огонь из дезинтеграторов. Теперь, когда они
не  боялись попасть  в  своих,  они стреляли  безнаказанно. Дезинтеграторные
пушки  пробивали в  рядах  защитников  огромные  кровавые  бреши,  кровью  и
распыленным  мясом  наполнился воздух. Толпа покатилась назад,  спотыкаясь о
мертвые тела. И над этим бедламом возвысил свой голос Джек Рэндом:
     - Стойте, друзья! Мы победим эти машины! Оуэн протолкался через толпу и
схватил Рэндома за рукав:
     -  Ты что, псих? Как  ты будешь биться  мечами против  дезинтеграторных
пушек? Надо отойти и найти рубеж, который можно будет защищать!
     - Чертовски точно подмечено, - сказала Хэйзел, внезапно появляясь рядом
с Оуэном. - Ты хочешь, чтобы нас всех перебили, Рэндом?
     - Приношу свои извинения, - ответил Молодой Джек Рэндом. - Вы, конечно,
совершенно правы. Меня занесло.
     - Ну и хорошо, - буркнул Оуэн. - Теперь заткнись и драпай.
     Защитники откатились под  напором наступающих боевых машин, но  это был
организованный отход, а  не  паническое  бегство. Люди рассыпались по  узким
улицам  и переулкам, уверенные,  что  громоздкие  машины  туда  за  ними  не
проберутся.  Дезинтеграторы  боевых  машин  водили  стволами  из  стороны  в
сторону, выискивая достаточно большие группы повстанцев, чтобы стоило по ним
стрелять, но защитники  Города быстро усвоили суровый урок, и рассыпались на
все  меньшие и меньшие  группы.  И  боевые  машины открыли огонь  просто  по
улицам, разнося стены и дома  дождем  кирпичной и известковой пыли. Крики  и
вопли доносились из рушащихся внутрь домов, и вскоре лишь груды щебня лежали
там, где раньше была улица, и  по этим грудам неостановимо шли вперед боевые
машины.