ния в мире за миром, из искр возгоралось пламя. Низшие классы выходили
на улицу, протесты переходили в бунты, обращаясь против всего, что выглядело
как  имперские власти.  Имущие  классы  присоединялись  из  страха,  готовые
драться  и  умирать,  но  не  допустить  механизации  своего  мира,  подобно
Виримонду.
     Подполье не упустило возможности и стало рассылать  своих  людей на все
планеты,  до  которых  могло  дотянуться,   направляя  стихийные   бунты   и
способствуя им. Они поставляли оружие,  направляли толпу,  куда надо было, и
претворяли в  жизнь  давно разработанные планы.  Глубоко  законспирированные
агенты  выходили  из   Подполья  и  совершали  диверсии,  нарушали  связь  и
направляли  людей  туда, где  противнику  мог быть нанесен наибольший  урон.
Армия ответила  на  это опустевшими  казармами - войска посылали на улицы  с
приказом стрелять по  всему, что движется. Это могло  бы  даже сработать, не
будь люди так возмущены и потрясены тем, что видели в передачах с Виримонда.
Слишком они были злы, чтобы бояться как следует. Вооруженные чем попало люди
перли  на улицу и наваливались на  Имперские Войска таким числом,  что  даже
мощные дезинтеграторы не могли их остановить. По всей Империи, на планете за
планетой  воцарялись  кровь и  бойня в городах и селах,  и правительственные
здания вспыхивали сигнальными кострами, оповещающими о грядущей войне.
     На  улицах проклинали  имя  Душегуба Драма,  рвали портреты и сокрушали
статуи Железной Суки и вопили о мести за погибших на Виримонде.
     Оказывающиеся в  растущей изоляции и  недовольные политикой императрицы
лорды присоединяли свои войска к восставшим и вели их против солдат Империи.
Главной целью  Семей всегда было  выживание, а Лайонстон стала  сейчас  куда
более сильной угрозой,  чем любое  местное  Восстание. Всегда было известно,
что она  не в своем уме, но теперь  она стала  опасно  помешанной.  Если  бы
Лайонстон сначала проконсультировалась с ними насчет  Дэвида или механизации
Виримонда, тогда было бы другое дело.  Можно было бы как-то повернуть  это к
своей  выгоде. Но узнали они  об  этом  лишь  тогда,  когда  экраны показали
изнасилование  планеты,  принадлежащей  одному из  лордов.  Не  нужно  иметь
слишком развитое воображение,  чтобы  представить себя  в качестве следующей
жертвы  настроения  Лайонстон,  а свою планету  -  объявленной вне закона  и
подлежащей  механизации  под  непосредственным  правлением  Лайонстон.  Было
неизбежно, что лорды  при виде  столь прямой угрозы своей жизни, положению и
богатству  встанут на  сторону Восстания.  Привести низшие  классы к порядку
можно будет позднее. А если кто-то из  лордов и видел в возникшем хаосе шанс
самому оказаться на Железном Престоле, то пока что про это помалкивал.
     Вдруг оказалось, что все доступно. Все возможно. Каждая группа, фракция
или партия  увидела шанс опрокинуть  существующий порядок  вещей и  вышла на
улицу драться  за  это. Люди, которые в  другое время друг  другу бы в глаза
плюнули,  становились союзниками и  бились плечом  к плечу за единую  цель -
сбросить Лайонстон  с Железного Престола, пока она  не уничтожила их в своем
безумии. Город за городом и мир за миром вставали на битву против  Имперских
Войск, и боевой клич Восстания слетал со всех уст.
     Несколько Восстаний планетного масштаба армия и флот могли бы подавить,
но не на всех планетах сразу. Растянутые по всей Империи и атакуемые по всем
Границам  и  даже  изнутри  сочувствующими  повстанцам  и  их  делу, военные
растерялись. Космические крейсеры перебрасывались в самые горячие точки,  но
они не были предназначены  для борьбы с Восстанием на планетах. Единственная
реальная угроза с их стороны - это было сжечь планету, но для этого они были
слишком растянуты. Повстанцы в  командах  кораблей ломали связь,  увеличивая
изоляцию кораблей. Подполье  строило планы на такой день, а  Империя в своей
надменности даже мысли о нем не допускала.
     На Голгофе, центральной планете Империи, в центре власти, гневные толпы
захлестнули улицы,  громя,  грабя  и  поджигая командные центры.  У них было
гораздо больше,  что терять, и потому они поначалу колебались присоединиться
к открытому Восстанию, но Подполье  упорно распускало слухи, что императрица
планирует введение  новых  суровых налогов, еще более драконовских законов и
даже  закрытие  любимых  народом  Арен.  После  того  что  было  показано  с
Виримонда, люди готовы были поверить в любые поступки Лайонстон, а эти новые
угрозы били по самой  основе их  жизни. Отдельные протесты  были подавлены с
такой жестокостью  и кровью, что  даже видавшие виды обитатели  Голгофы были
потрясены  и  восстали  повсюду одновременно.  Подполье, про себя  улыбаясь,
направляло   их  в  нужную  сторону.  Там  всегда  знали,  что  людям  нужны
побудительные мотивы, и то, чего они  не сделают ради истинных причин, могут
сделать ради ложных.
     Власти  бросили  на  восставших  все  имеющиеся  войска  до  последнего
человека, приказав  подавить бунт любой ценой и не брать пленных. Это только
ухудшило  дело,  разъярив и  без того  осмелевшее население,  и пока солдаты
подавляли   бунт   в   одном   месте,   он  тут   же   возникал  в   другом,
перегруппировываясь быстрее, чем успевали его рассеять.  Подполье  вывело из
строя все виды связи, а собственные войска организовывало с помощью эсперов.
Кланы глянули на  растущий хаос,  отозвали собственные войска  и отступили в
безопасность  своих  защищенных  пастельных  башен.  Одно  дело  -  поощрять
Восстание на  других планетах, другое дело -  так близко  к дому.  И  потому
кланы  сидели очень  тихо, не  привлекая к себе внимания и  давая повстанцам
возможность сосредоточиться на властях Лайонстон. Когда же суета закончится,
повстанцы устанут и снова лишатся единой цели, Семьи вернутся и снова начнут
править,  как  было всегда. По крайней мере такой был  у  них расчет. Они не
знали ничего о Подполье -  о его планах и возможностях. Они не знали о людях
прошедших  Безумный  Лабиринт.  Они не  поняли,  что  это  началось, наконец
Великое Восстание.
     Парламент  собрался и решил: держаться в стороне и поддержать того, кто
возьмет верх. Что никого не удивило.
     Над мирами  Империи бряцали  оружием звездные корабли. Подполье послало
сигнал  хэйденам, и  снова  их золотистые корабли  вышли  в  ночь. Огромные,
быстрые, внушающие почтительный страх, они куда как  превосходили  имперские
крейсеры. В отношении численности их было в сотни раз меньше, но они кружили
вокруг   медленных   крейсеров,  превосходя  их   оружием,   маневренностью,
скоростью, защитой  - всем.  При виде древних  Врагов  Человечества  экипажи
имперских  кораблей  охватывала  паника,  и  они посылали  сигнал  бедствия,
требуя,  чтобы  все крейсеры  немедленно  бросили  возиться  с  Восстанием и
выходили  навстречу  куда более  страшной угрозе - хэйденам. По всей Империи
корабли игнорировали  все  более сумасшедшие приказы Лайонстон и выходили на
битву с золотистыми кораблями, только чтобы погибнуть один за другим. Сквозь
атмосферы  ничего  не  подозревающих  планет  падали,  крутясь,  их  горящие
обломки. А хэйдены плыли дальше сквозь долгую ночь.
     Церковь Христа-Воителя увидела во втором пришествии Измененных духовную
и  физическую угрозу  и  бросила  против хэйденов все  свои  силы,  забыв  о
Восстании. Преуспела она не  больше,  чем  флот,  только  оттянув корабли  и
войска, которые могли бы подавить Восстание.  Подполье еще больше запутывало
положение,  распространяя  тщательно   продуманные  слухи,   что   Лайонстон
планирует захватить имущество  Церкви  вместо переставших поступать налогов,
отчего еще  больше увеличивалось  отчуждение  Церкви и Престола.  В дело шло
все.
     Будь у  Лайонстон больше чем  всего  горстка крейсеров  класса "Е" с их
новыми звездными двигателями  и системами  оружия, все могло  бы повернуться
по- другому.  Но после того как повстанцы уничтожили завод Вольфа на Техносе
III, в строю осталось только пять крейсеров класса "Е", и  они не могли быть
всюду одновременно. На некоторых кораблях Империи даже  вспыхивали  открытые
бунты,  возглавляемые  младшими   офицерами,  симпатизирующими  Восстанию  и
имеющими связи  с  Подпольем, и  поддержанные  низшими  чинами, месяцами  не
получающими   жалованья   из-за  недостач   в  казначействе  после   поломки
компьютерной налоговой системы.  На удивление много таких бунтов закончилось
успехом,  и  корабли, перешедшие  на сторону Восстания, выходили  из боя. Со
своими  товарищами  они  драться не  хотели,  но  против Восстания сражаться
переставали.
     А тем временем  Тоби  Шрек  и  его оператор  Флинн были  в  самой  гуще
событий,  снимая все подряд и при любой  возможности ведя передачу  в прямом
эфире.  Вытащенные своими имперскими кураторами из одной кровавой каши и тут
же сунутые  в  другую,  они старались  передавать информацию как можно более
объективно.  Армейские  офицеры, назначенные  для  просмотра  и  цензуры  их
материалов, были слишком заняты другими вопросами.
     На истыканном оспинами воронок  поле боя планеты Локи, где  обезумевшие
мятежники опрокинули  Имперские Войска, Тоби  и Флинну впервые  представился
шанс самим испытать, что такое бегство. Но среди  набитых телами воронок они
удрали  не  слишком далеко  - их  остановили передовые  части повстанцев.  К
счастью,   они  узнали  Тоби.   Некоторые  даже   просили  автографы.   Тоби
красноречиво молил  отправить  их  на Голгофу, где  разворачивается  главное
дело, и после непродолжительных обсуждений мятежники с удовольствием их туда
отправили.  Они понимали необходимость хорошей пропаганды, и казалось только
справедливым,  чтобы два  человека, так долго освещавших историю  Восстания,
были  там, где  будет происходить его  финал. Тоби улыбался, кивал,  скромно
соглашался  в  нужных местах  и  молился  про  себя,  чтобы  никто не  задал
неудобных  вопросов  вроде  того,  кто  будет  оплачивать счета. Никто и  не
спросил, так  что Тоби с  Флинном  отправились  в  первое  из шести лишенных
удобства путешествий, которые должны  были привести  их на Голгофу, ко двору
Лайонстон и Аду, который она там создала.
     Потому что именно на Голгофе будет настоящая битва, та схватка, которая
решит  исход противостояния.  Кто  правит центральной планетой,  тот  правит
Империей.  Это знал каждый.  И потому Лайонстон скрылась в своем  дворце  из
сверкающей стали и бронзы,  спустилась  в стальной бункер размером в полторы
мили, спрятанный  глубоко  под поверхностью планеты, и ждала появления своих
врагов.

     Жгли поэтов, вешали трубадуров, сажали на кол сатириков.  Кровь, крик и
ужас. Обычный  день  в  Аду.  Двор  был мрачным и опасным местом, отражающим
настроение  своей  правительницы.  Императрица  Лайонстон  XIV, почитаемая и
обожаемая, сидела на Железном Престоле с таким видом, будто вот-вот спрыгнет
и  разорвет  на  части  какого-то  несчастливого  врага. Она  была  одета  в
сверкающие белые боевые доспехи, и это, в сочетании с белым лицом и длинными
светлыми  волосами,  делало ее похожей  на мстительное семейное  привидение.
Обычно она, появляясь при  дворе, свою  светлую гриву  закалывала наверх, но
сейчас она висела нечесаными патлами, сквозь которые опасно блестели ледяные
голубые глаза. На голове  императрицы была  зубчатая корона,  вырезанная  из
огромного бриллианта, - символ мощи и власти Империи.
     Девы  императрицы у подножия  трона настороженно  припали  к земле, как
сторожевые собаки,  каковыми они и были.  Голые  и бесстыдные, как животные,
подвергшиеся промывке мозгов  и специальной  хирургической обработке, верные
императрице   до   самой  смерти,   они  своими  кибернетическими  сенсорами
обшаривали двор, выискивая малейшую угрозу своей любимой госпоже. Они готовы
были убить и умереть, защищая ее, и об их жестокости ходили  легенды. Зубы у
них были заострены, пальцы кончались имплантированными  стальными когтями. В
их обнаженных  телах таились  еще более злобные сюрпризы - лучшее, что можно
купить за деньги. Когда-то  они были обыкновенными людьми со своим разумом и
своей жизнью,  но это было, пока  Лайонстон их не  выбрала, чтобы вырвать из
прежней  жизни  и сделать частью самой себя. Это  могли быть простолюдинки и
аристократки  -  все  были  равно ничтожны перед волей  Лайонстон. Никто  не
возражал,  никто  не  смел.  Кроме того,  это  великая  честь  - быть  девой
императрицы.
     Перед Троном плавали  полтора десятка экранов, ведущих передачу со всех
концов   Империи.   Кадры  постоянно  сменялись,  показывая   разрастающееся
Восстание. Дикторы с потом на  лбу читали новости почти извиняющимся  тоном.
Мелькали  диаграммы, показывающие развитие Восстания и потери имперских сил.
Трясущиеся  камеры  передавали сцены  кровавого хаоса и рев битвы. Все такие
сцены  были примерно  одинаковы. Комментаторы, все чаще путаясь  и сбиваясь,
пытались  объяснять, что  все  это  значит.  На  некоторых  мирах  повстанцы
захватили  контроль над  связью, и  закопченные лица  триумфаторов призывали
угнетенных  восстать   и  сбросить   Железную  Суку.   Экраны  включались  и
выключались - это союзные Подполью киберкрысы блокировали каналы  связи,  но
тут же  приходили  сигналы  еще  откуда-нибудь.  Вся Империя  кричала во все
горло,  каждый  хотел  быть  услышанным.  Императрица  смотрела  на все  это
взглядом  холодным, как сама смерть.  Для  тех,  кто думал, будто  ее знает,
такое спокойствие было страшнее, чем крики и бешеные  ругательства,  которые
она  рассыпала раньше. Это значило,  что она думает. Планирует. Рассчитывает
свою месть и страшные формы, в которые она выльется.
     Перед Железным Престолом на расстоянии, которое им  хотелось бы считать
безопасным, стояли два человека, кроме охраны и ее жертв, все еще допущенных
к императорскому двору.  Это были  генерал Шу  Беккет и  великий лорд  Драм.
Придворные не присутствовали. Ни лордов  со  своими  леди, ни представителей
Семей, ни  членов  Парламента,  никого  от  единой  истинной Церкви, никаких
знаменитостей,  типажей, искателей  счастья. Лайонстон им больше  не верила.
Никому из них. И потому Беккет и Драм стояли  здесь вдвоем, изо  всех сил не
замечая друг  друга.  Они  оба  были военными,  но общим  у них была  только
преданность Трону.
     Высокий и представительный Драм  был одет в свои обычные агатово-черные
одежды поверх черных боевых доспехов и был похож  на ворона,  прилетевшего с
поля брани.  Он находился в  присутствии императрицы, не  сняв ни  меча,  ни
лучевого пистолета, что мало кому разрешалось. А Беккет, напротив, выглядел,
как всегда, неряхой. Тщательно пригнанные боевые доспехи не могли скрыть его
чудовищной  толщины, одежда была  решительно мешковатой, и передвигался он с
невозмутимым спокойствием, но без особой почтительности.  Он  курил сигару с
невыносимым запахом и совершенно не беспокоился, куда отнесет дым.
     Вокруг был Ад, под  который  Лайонстон декорировала свой двор. Свет был
кроваво-красным, и в воздухе стояла густая серная вонь. В  полу были открыты
огромные  отдушины, из которых вырывалось время от времени пламя, увеличивая
и без  того невыносимый  жар.  И  еще  снизу  доносился еле различимый вопль
проклятых  и  страдающих.  Далее, насколько хватал  взгляд, тянулись высокие
каменные   колонны,   исписанные  резными  искаженными  лицами,  вопящими  в
безмолвной муке, перекошенными невообразимой болью.
     И  повсюду вокруг лежали  мертвые  и умирающие.  Несчастные, которым не
повезло привлечь к себе внимание Лайонстон в неподходящий момент. Повешенные
болтались на цепях и веревках, посаженные на кол уже  почти не  дергались на
окровавленных кольях, и только дым поднимался от обугленных фигур, сожженных
в железных  клетках. Были и  другие,  кому  было отказано  в легкой  смерти.
Балерина со сломанными ногами, поэт с выдавленными  глазами, пойманный вожак
бунтовщиков с  тянущимися из  распоротого  живота лентами кишок. И много еще
других. Ползающих  на четвереньках, сдерживающих крики,  чтобы им не сделали
еще больнее, умоляющих  о капле  воды. Беккет  надеялся,  что это в основном
голограммы,  компьютерные  образы,  созданные  Лайонстон для общей  гармонии
стиля,  но  не мог  заставить  себя  в  это  поверить.  Особенно  когда  они
сломанными руками касались его сапог и просили замолвить за них словечко. Он
не смотрел вниз.  Спасти их он  не мог. Он не  был уверен  даже,  что  может
спасти себя.  Чтобы  отвлечься, Беккет стал рассматривать вооруженную охрану
за троном.  Лайонстон одела охранников  чертями с витыми рогами на шлемах  и
пылающими  крыльями  за  спиной  черных  доспехов.  Она  считала, что  нужно
совершенство во всех деталях.
     Наконец императрица отвлеклась от экранов и  обратила взгляд на Драма и
Беккета. Они оба чуть выпрямились.  Когда  императрица заговорила,  ее голос
был таким же ледяным, как и взгляд.
     -  Генерал Беккет,  мы вызвали вас, чтобы  назначить  командующим всеми
силами обороны этой планеты. Мы передаем Голгофу в ваши руки. Защищайте ее и
сохраните от всех бед.
     Беккет уставился на нее, не понимая.
     - Но... Ваше Величество, я  думал, вы вызвали меня принять командование
вашим флотом! Я единственный, кто по опыту и по званию может взять  на  себя
восстановление боеспособности флота!  Меня слушают! Кто лучше  меня подходит
для этой должности?
     -  Мы полагаем,  вы  не станете  спорить с нами,  генерал, - произнесла
императрица опасно спокойным голосом. - Вы получили приказ; выполняйте его.
     Беккет подавил гнев, удержался, чтобы не сказать такого, о чем он после
пожалел  бы, повернулся  на каблуках  и покинул двор. Он всю  свою жизнь был
предан  Железному  Престолу  и не мог сейчас  это изменить. Каким бы сильным
искушение  ни было.  Лайонстон  смотрела  ему  вслед,  пока он  не  ушел,  и
обернулась к Драму:
     - Ты, милый Драм, будешь  командовать моим флотом. Беккет, при всей его
преданности, слишком мягкосердечен.
     Он  может заколебаться,  выполняя  то,  что  должно  быть выполнено.  Я
восхищена  твоей  твердостью  и  тщательностью  на  Виримонде,  и  мне нужен
командующий, которому я  могу довериться.  И  потому командующим  будешь ты,
Драм. Мой командующий.  Не  подведи  меня. Не смей меня подвести. Ты  будешь
отдавать приказы отсюда, стоя рядом со мной. Здесь ты будешь в безопасности,
и здесь я смогу с тобой консультироваться, если будет нужно.
     - Да, Лайонстон. Но... примут ли меня  капитаны как главнокомандующего?
Они знают, что у меня нет того опыта, что у Беккета.
     - Они  будут  служить  Первому  Мечу. Тому, кем они  тебя считают.  Все
остальное неважно.  Возьми мой флот и сокруши моих врагов,  Драм. Сломай их,
развей их,  и никакого  им  милосердия  - как ты поступал на Виримонде. Я  -
императрица,  и мне должно повиноваться. А потом... потом будет такая чистка
слабых и нелояльных элементов, какую никто никогда не видел.
     Она улыбнулась  неприятной улыбкой, и Драм заставил себя кивнуть в знак
согласия.
     - Как ты велишь, Лайонстон. Извини, что я спрашиваю, но... считаешь  ли
ты, что достаточно  защищена,  даже здесь? Нельзя заранее знать, куда  могут
пробраться мятежники или эльфы в поисках шанса нанести удар прямо по тебе.
     -  Пусть  тебя это не  беспокоит, - небрежно  ответила Лайонстон.  -  Я
послала за двумя лучшими из  лучших, которые будут при мне  телохранителями.
Никто не проскользнет мимо инвестигатора Разора и Малютки Смерти.

     А  на  поверхности продолжалась битва, все более  жестокая и  кровавая.
Армии бежали  по улицам и заполняли площади,  сражаясь с Имперскими Войсками
каждая за свое, но единые в своей борьбе против Лайонстон,  сумасшедшей бабы
на  Железном Престоле. Казармы опустели - всех  солдат погнали  в бой, и две
силы  сталкивались  в битве повсюду, где  встречали  друг  друга,  и  каждый
считал, что право и судьба на его стороне. Одни сражали