ерез Лабиринт. Скажи мне, Искатель: кем, по-твоему, ты станешь, если целым и невредимым пройдешь через Лабиринт? Не захочешь ли ты изменить судьбу человечества?
     Оуэн пристально посмотрел на хэйденмена и ничего не ответил, а потом, слегка отстав, вновь завел разговор с Жилем.
     - Я впервые слышу, чтобы он так много говорил. Перспектива скорого возвращения домой сделала его на удивление болтливым. А ты, напротив, не проронил ни слова о таких важных вещах. Почему нам так необходимо пройти через Лабиринт? Чего ты ждешь от этого?
     - Мы обретем новые способности, - сказал Жиль. - Без них мы обречены на поражение. Империя раздавит нас. Наша единственная надежда - это шагнуть в темноту и выйти оттуда более совершенными людьми. Такими, которые смогут противостоять целой Империи.
     - А если те, кто выйдут из Лабиринта, вовсе утратят признаки человеческой расы? - обеспокоенно спросил Оуэн.
     - Тогда пусть Империя молится, чтобы эти существа оказались пацифистами, - улыбнулся Жиль.

***

     Достигнув, наконец, Лабиринта Безумия, они молча остановились перед ним. Лес внезапно сменился открытым пространством, словно его отодвинула чья-то могучая рука. С первого взгляда Лабиринт производил не слишком сильное впечатление: это были высокие стальные стены, от которых исходило слабое мерцание. Только потом Оуэн понял, что стены вовсе не так прямо поставлены, а в точности копируют извилины человеческого мозга. На вид в Лабиринте не было ничего угрожающего, только стальные стены и узкие дорожки между ними. Стены были примерно четырех метров высотой и при этом не толще сантиметра. Оуэн дотронулся до одной из них и тут же отдернул руку: металл был таким холодным, что обжигал пальцы. Над Лабиринтом висела непроглядная темнота, которую не рассеивало даже призрачное мерцание стен. Сам Лабиринт напоминал притаившегося хищника, стерегущего путь к Гробнице хэйденменов. Обойти его было невозможно.
     Оуэн нахмурился. Гробница хэйденменов не давала ему покоя. Как бы ни преобразил его Лабиринт, он все равно не мог обойтись без армии киборгов, которые стали бы союзниками в борьбе с Империей. Но вступить в союз с силой, которая в любой момент могла выйти из-под контроля, тоже было рискованно. Хэйденмены боролись с Империей только ради идеи собственного превосходства над людьми. Оуэн не испытывал симпатий к Империи, но был человеком, и это накладывало на него определенную ответственность. Он раздраженно покачал головой. Раз Империя загнала его в угол, ей придется отвечать за все последствия. А ему остается надеяться на то, что Лабиринт наделит его способностью управлять грозными союзниками.
     Товарищи Оуэна по-прежнему молча рассматривали Лабиринт. Хэйзел поедала глазами вход и непроизвольно поглаживала приклад самого тяжелого ружья. Руби Джорни полировала тряпкой лезвие меча и время от времени поглядывала на Хэйзел. Джек Рэндом задумчиво хмурился и переводил взгляд с одной стены на другую, словно надеялся отыскать в них какую-то важную особенность, не заметную с первого взгляда. Тобиас Мун стоял немного в стороне от остальных, сложив на груди могучие руки. Огонь в его золотистых глазах ясно показывал, что за Лабиринтом он уже видит Гробницу собратьев. Вольфлин втягивал ноздрями воздух, словно чуял приближение бури. Что касается Жиля Искателя, то он смотрел на Лабиринт как на достойного соперника в игре с непонятными правилами. Оуэн тяжело вздохнул. Он никак не мог обрести столь необходимое ему спокойствие. Жиль сравнивал вступление в Лабиринт с шагом в темноту, и Оуэн чувствовал, что это действительно так. Что их могло ждать в Лабиринте? Все что угодно. Но этот шаг надо было сделать. Империя нагоняла их, спрятаться было негде. Дьявол сзади, дьявол впереди, и никакой возможности уйти от встречи с ними.
     - Не знаю, как вы, - сказал Рэндом, - но мне эта штука не внушает доверия. Вы уверены, что ее никак нельзя обойти?
     - Нет, - ответил Мун. - Мои собратья окружили город кольцом защитных приспособлений, преодолевая которые нельзя остаться в живых. В том, что все они действуют, можно не сомневаться. Хэйденмены хотели быть уверенными, что их сон никто не потревожит.
     - Тогда почему они оставили Лабиринт открытым? - спросила Хэйзел.
     - Потому что Лабиринт создал хэйденменов, - объяснил вольфлин. - Он внушает им страх. По-моему, это единственное, чего они боятся.
     - Я возвращаюсь на корабль, - сказала Руби Джорни, убирая меч в ножны. - Насчет Лабиринта мы не договаривались. Я довольна собой и не собираюсь ни в кого превращаться.
     - Ты не посмеешь отступить, Руби! - взволнованно сказала Хэйзел.
     - Посмотрим.
     - К сожалению, вернуться на "Последний Оплот" не сможет никто из вас, - послышался в ушах у всех голос Озимандиуса. - На орбите Хэйдена появился космический крейсер Империи. Это грозная махина. Его сенсоры засекли "Оплот", и замку пришлось закрыться силовыми щитами. Для того чтобы вы телепортировались обратно, щиты придется убрать, а за это время крейсер превратит корабль в скопление булыжников. Поэтому щиты не уберут.
     - Только не думай, что ты спасешь свою кремниевую задницу! - закричала Руби. - А ну-ка вытаскивай нас отсюда! Придумай что-нибудь!
     - Будет ли в этом прок? - усомнился Жиль. - Куда мы полетим, чтобы избавиться от преследователей? Наша единственная надежда - это пройти через Лабиринт и разбудить хэйденменов. Уж не струсила ли ты, охотница за скальпами?
     - Меня никто не мог упрекнуть в трусости, но запомни: ничего не боятся только идиоты и покойники, а я не хочу относиться ни к тем, ни к другим. В этой игре слишком много неясностей. Мне это не нравится.
     - В свое время я попадал и в более крутые переделки, - сказал Рэндом. - Конечно, несколько раз мне здорово доставалось. Но держись возле меня, Руби. Если будет особенно страшно, я возьму тебя за руку.
     - Если ты дотронешься до меня пальцем, я отрежу его и заставлю тебя съесть, - с холодной яростью отреагировала Руби. - Кстати, это относится ко всем.
     - Она не шутит, - сказал Оуэн, а Хэйзел серьезно покачала головой.
     - Пора кончать с разговорами, - вмешался Мун. - Мои люди ждут!
     Он решительно вошел в Лабиринт Безумия и тотчас же скрылся из виду. Все замерли в напряжении, ожидая каких-либо угрожающих последствий, но секунды шли, и ничего не происходило. Обменявшись недоуменными взглядами и не найдя подходящих слов, все по очереди вошли в Лабиринт.

***

     Держа наготове меч и дисраптер, Оуэн осторожно продвигался по Лабиринту. Вблизи стальных стен яркий мерцающий свет резал глаза, и Искатель болезненно щурился. Воздух потрескивал от разрядов статического электричества. Разряды пробегали и по волосам Оуэна. В Лабиринте было так холодно, что изо рта появлялись облачка пара. С трудом сдерживая озноб, он повернулся назад в надежде бросить пару ободряющих слов товарищам и с удивлением обнаружил, что остался в полном одиночестве. Оуэн быстро пошел назад, но, хотя он преодолел всего пару поворотов, понять, где находится вход, было невозможно. Он громко позвал, его голос разнесся гулким эхом, но ответа не последовало. Оуэн крикнул еще и еще раз, а потом понял, что это бесполезно. Он чувствовал, что кто-то или что-то слушает крики, но только не спутники. Настроив имплантированный передатчик, он повторил вызов:
     - Говорит Оуэн. Слышит ли меня кто-нибудь? Отзовитесь! Оз, ты меня слышишь? Оз, где ты?
     По системе имплантированной связи тоже не последовало ответа, не было слышно даже шороха статических разрядов. Значит, он оказался в полной изоляции. Искатель нахмурился, понадежнее перехватил дисраптер и стал углубляться в Лабиринт. Он осматривал стены и пол на предмет неожиданных ловушек и подвохов, но постепенно понял, что Лабиринт не станет действовать так грубо. Сначала Оуэн поворачивал только налево, потом решил сменить направление, но в конце концов стал идти наугад, подчиняясь неосознанному внутреннему чувству.
     Время шло, а у него не было ни малейшего представления, как далеко он проник или каковы приблизительные размеры Лабиринта. Он не думал уже ни об имперском звездолете, ни о том, с какой целью шагнул в Лабиринт. В сознании были только стальные стены и замысловатые повороты дорожки, неумолимо ведущей к роковой развязке. Порой ему казалось, что он ощущает чье-то дыхание, медленное и ровное, охватывающее его, как теплый морской бриз. Иногда оно сопровождалось глухими ритмичными звуками, напоминавшими биение огромного сердца. И то и другое не было явью, и Оуэн знал это. Просто его разум пытался истолковать непонятные импульсы в привычных образах. Чувство, что за ним наблюдают, становилось все сильнее, к нему добавилось еще какое-то странное ощущение. Оно сводилось к пониманию того, что Лабиринт был живым существом, чутко реагировавшим на присутствие человека. Оуэн не ощущал себя подопытной крысой или антителом, попавшим в чужую кровь. Скорее, он был последним членом некоего уравнения, которое без него не поддавалось решению. Он убрал дисраптер и меч и, повинуясь неведомому инстинкту, пошел вперед. Он стал видеть лица и слышать голоса; разноцветные пятна, звуки, образы прошлого стали накатываться на него мягкими волнами, методично и неумолимо.
     Он вновь пережил первую встречу с вольфлином - полузверем-получеловеком, созданным, а потом отвергнутым людьми, потому что он превзошел их ожидания. Оуэн никогда не смог бы отвергнуть свое дитя. Он всегда хотел иметь детей, но знал, что не станет для них хорошим отцом. Он не хотел бы повторять опыт, когда при слове "отец" вспоминался вечно отсутствующий властный вельможа.
     В его сознании возникла первая встреча с Жилем. Его легендарный предок стоял в столбе света, как застывшее в янтаре насекомое. Он и превзошел, и обманул ожидания Оуэна. Великий воин, чей боевой дух закаляли с детства, - и усталый старик в засаленной меховой куртке, обвиненный в массовых убийствах и отчаянно цепляющийся за кодекс чести своего клана.
     Искатель вновь проложил путь через джунгли Шандрэйкора, бурлившие жизнью, которая, как в кошмарном сне, тянула к нему когтистые лапы. Он вновь рубил мечом и жег дисраптером, сражался, потому что другого выхода не было. Он не мог обратиться в бегство, когда его помощь была нужна друзьям.
     Назад, назад... Он опять ощутил под ногами булыжные мостовые Мистпорта, стал щуриться от колкого снега и вглядываться в жемчужно-серую пелену тумана. Вот он встретил Руби Джорни, холодную и жестокую, вот нашел совсем не легендарного Джека Рэндома. Потом встал коленями на залитый кровью снег перед умирающей девочкой. Ее изувеченные ноги лежали в кровавой луже. Руки Оуэна тоже были по локоть в крови, кровь стекала с пальцев. Несмотря на свою силу, ум и благородство, он был не в состоянии помочь ребенку, смертельный удар которому нанес сам.
     Потом Оуэн отбивался от своры кровососов, давая Хэйзел единственный шанс на спасение. Он безжалостно разил своим клинком, но их было слишком много, и в конце концов они навалились на него. И что-то в глубине души сказало, что он заслуживает такую участь, но он продолжал борьбу. И тут же на помощь к нему явились Хэйзел и Мун. Хэйденмен. Киборг. Которому он никогда не будет доверять.
     ...На травянистых холмах Виримонде ему пришлось сражаться с собственными слугами, чьи лица были искажены злобой и алчностью. Он убил свою любовницу, Кэти де Ври, и обнимал ее остывающее тело. Он был сильно привязан к ней, но когда настал момент истины, без колебаний вонзил в нее кинжал. Так он был воспитан. Историк. Воин. Боец. Убийца.
     Он беседовал со своим отцом, почитаемым главой клана Искателей Смерти, который находил время для чего угодно, только не для своего сына. Оуэн хотел бы любить его, восхищаться им, но у них были разные представления о правде, силе и чести. Их связывала кровь, но разделяла политика. Оуэн не понимал, чем или кем является для него отец, пока тот не ушел навсегда, оставив сына в жестоком, враждебном мире. Тогда он улетел на Виримонде, погрузился в исторические изыскания, понадеявшись, что его оставят в покое. Он не хотел иметь отношения к политике и интриганам, которые погубили отца. Он хотел быть ученым, а не воином и закрыть глаза на то, что не хотел видеть.
     Картины прошлого неслись вспять, все быстрее и быстрее, этот поток замедлялся только на самых важных событиях, самых памятных лицах. На поворотных моментах жизни, определявших ее форму и смысл. Теперь он мог понять, что было самым важным и значительным. Отвага. Любовь. Честь. Клубок разматывался дальше и дальше, пока не открылась самая сердцевина - там, где закладывалась судьба Искателя. Он смог оглядеть всю свою жизнь, от начала до конца, впервые увидеть все с предельной ясностью, определить самое важное. Быть воином и человеком чести, старательно исполнять свой долг, выступать в защиту друзей и идеалов, защищать страдающих, наказывать виновных. Воевать, чтобы положить конец войнам, заботиться о тех, кого преследует Империя, быть опорой для попавших в беду.
     Быть Искателем Смерти.
     Лабиринт Безумия принял к себе человека, которого звали Оуэн Искатель Смерти, оставил в нем самое существенное и важное, а потом перестроил душу и тело, сделал его сильнее и целеустремленнее, чем прежде. Недостатки и слабости были отсеяны, достоинства - отшлифованы до блеска. Он ясно видел цель и ни за что не отвернул бы от нее взгляда. Лабиринт одарил его бесценными дарами и своим благословением, а потом позволил ему проснуться.

***

     Оуэн очнулся и встревоженно посмотрел по сторонам. Поток воспоминаний растаял, как прерванный сон. С ним происходило что-то удивительное, но он уже забыл, что человеку не может быть позволено вечно видеть свою обнаженную душу. Его ум стал ясным и свежим, как воздух после грозы. Он чувствовал себя обновленным, очистившимся, жизнь горела в нем, как огонь в маяке. Сейчас он стоял посередине большого круга, обнесенного стальной стеной, из чего ему стало ясно, что это самый центр Лабиринта Безумия. То самое сердце бури, где царит мир и покой. Рядом с ним были его товарищи, которые теперь тоже выглядели по-другому. Он признал в них ту же перемену, что и в себе. Все выглядели более энергичными и уверенными в своих силах, чем когда-либо раньше.
     - Для этого и существует Лабиринт, - сказал Жиль. - Волк пытался объяснить это мне, но с чужих слов трудно понять. Мы переродились, обрели второе дыхание. Нам были отпущены все грехи.
     - Черт возьми, о чем ты говоришь? - недовольно спросила Хэйзел. - Я чувствую себя как после недельного запоя, а мне надо еще столько держать в памяти!
     - Мне непонятно ваше состояние, - равнодушно сказала Руби. - Со мной ничего не произошло. Ровным счетом ничего.
     - Нет, все-таки что-то изменилось, - сказал Рэндом. - Я был... кем-то другим. Но почему я не могу вспомнить?
     - Твое сознание подверглось шоковой терапии, - объяснил вольфлин. - Чтобы не повредить твоему рассудку, тебя заставили забыть про боль, которую ты чувствовал. Ты пережил второе рождение, а рождение никогда не бывает без боли.
     - Уж не читаешь ли ты нам проповедь? - с подозрением посмотрела на вольфлина Руби. - Не хватало нам еще оборотня-евангелиста.
     - Что бы это ни было, но оно повлияло и на душу, и на разум, - сказал Оуэн. - Я никогда не чувствовал в себе такой свежести и целеустремленности. А как ты себя чувствуешь, Мун?
     - Это был интересный эксперимент, - ответил хэйденмен. - В моем сознании, подобно снам, возникли математические уравнения, которые объясняли все на свете. Чистая математика, восходившая по спирали в бесконечность. Я был в самом центре Вселенной и мог всего достичь и ко всему прикоснуться. Кажется, это длилось целую вечность, но, судя по моим внутренним часам, с тех пор, как мы вошли в Лабиринт, прошло всего несколько секунд. Все, что я могу предположить, - нам сделали очень сложное сканирование мозга.
     - Нет, - возразил Жиль. - Это было нечто иное. Лабиринт показался мне...
     - Живым, - закончил его мысль вольфлин, и все, включая Руби, утвердительно закивали.
     - А почему его назвали Лабиринтом Безумия? - неожиданно спросил Оуэн. - Я в жизни не видел ничего более здравомыслящего.
     - Потому что большинство людей, которые попадают в Лабиринт, теряют рассудок, - объяснил вольфлин. - Путешествие по Лабиринту сводит с ума. Далеко не каждый выдерживает, когда с его подлинного "я" срывают маски и покровы. Многие сходят с ума. Правда, я не уверен, происходит ли это из-за того, что они видят в Лабиринте слишком много, или из-за того, что они не позволяют себе увидеть достаточно истины. Но для некоторых даже безумие не становится спасением, и они погибают.
     - Подожди, не торопись, - попросил Оуэн. - Сколько же людей сходит с ума и погибает?
     - До сих пор, - спокойно ответил вольфлин, - только двадцать два человека из нескольких сотен вошедших в Лабиринт сохранили здравый рассудок. Включая вас. Ваш результат весьма впечатляет.
     Хэйзел в бешенстве повернулась к Жилю:
     - И ты подбил нас на такое? Даже не предупредив! Мне бы надо перерезать тебе горло!
     - Черт побери, правильно, - угрюмо согласилась Руби.
     Они подтвердили серьезность своих намерений, схватившись за оружие, но Жиль сохранил полное спокойствие.
     - Это было необходимо, - сказал он не моргнув глазом. - Вы же хотели завладеть "генератором тьмы", не так ли? Вот я и привел вас к нему. Единственное безопасное место, в котором я мог его оставить, - это сердце Лабиринта Безумия.
     Он повернулся и пошел к центру площадки, и все после секундного промедления последовали за ним. В центре стоял огромный светящийся кристалл шарообразной формы, примерно полутора метров в диаметре. Жиль приблизился к кристаллу и, не прикасаясь к нему, стал любоваться мерцавшим внутри светом. Лицо старого воина смягчилось, и он улыбнулся. Оуэн и его товарищи, сгорая от любопытства, столпились вокруг кристалла. К нему не подошел только вольфлин.
     Оуэн склонился над кристаллом, и его свечение усилилось. Теплый золотистый свет высветил то, что находилось внутри: там, завернутый в пеленку, лежал крошечный человеческий младенец. Ему было не больше нескольких недель от роду. Его черты были еще мягкими и не оформившимися, но в лице проглядывала неповторимая индивидуальность, на щеках играл легкий румянец. Ребенок безмятежно спал, ровно дыша и не отнимая ото рта палец. Он был самим воплощением красоты, невинности, трогательной незащищенности.
     - Это мой клон, - умильно улыбнувшись, сказал Жиль. - Мой сын, в полном смысле слова. Искатель Смерти, рожденный из моей крови. Я ставил эксперименты по созданию клонированных экстрасенсов с исключительной мощностью биополя. И вот вам результат. Он еще практически ничего не знает о мире. Но когда он последний раз проснулся и, поддавшись моему внушению, применил биополе, погасла тысяча звезд. Вот как все и было. Я стал создателем Черной Тьмы и самого мощного оружия во всей истории человечества. Настолько мощного, что я никому не позволю его вновь использовать. Я погрузил ребенка в глубокий сон и перенес его сюда. С помощью вольфлина я смог телепортировать сына в самый центр Лабиринта, где его никто не мог потревожить, создал все условия для поддержания жизни. После этого я мог быть твердо уверен, что его никто не разбудит. Рождаются и погибают миры, изменяется Вселенная, а он продолжает спать. Он ни в чем не нуждается, не стареет. Теперь его судьба в ваших руках.
     - А почему ты не поместил его в стазис? - спросила Хэйзел.
     - Стазис практически не действует на него, - ответил Жиль.
     - Его надо убить, - сказала Руби. - Надо уничтожить это неестественное создание. Оно опасней любого оружия. Это монстр. Убьем его прямо сейчас, пока есть такая возможность.
     - Нет, - сразу же запротестовал Рэндом. - Это слишком ценное открытие, чтобы так безрассудно поступать с ним. Мне кажется, мы стали свидетелями нового шага эволюции.
     - А почему ты сам не уничтожил его? - глядя в глаза Жилю, спросил Оуэн. - Если ты создал его, то тебе и принимать меры предосторожности.
     - Я не смог, - все