ль  никогда не пытался скрывать, что
он  во всем этом  участвует ради  себя,  а не ради  Подполья  или его  дела.
Восстание  было для  него  только средством. Уже одно это могло  бы  вызвать
озабоченность Оуэна,  а  тут еще тот факт, что для  человека,  пробывшего  в
стазисе почти тысячу лет, Джиль  был слишком хорошо информирован о положении
дел  на  сегодня.  Оуэн  мысленно  вздохнул.  Уж  если  не  доверять   Джилю
Дезсталкеру, легендарному герою и воину, кому же тогда доверять?
     Если, конечно, предполагать, что это - настоящий Джиль Дезсталкер.
     Путешествие шло  без событий,  Хэйзел все так же бросала подозрительные
взгляды на сопла под потолком и существенно понизила уровень бренди у себя в
графине. Наконец Оуэн не выдержал, отобрал у нее графин и поставил обратно в
бар.  Хэйзел позволила ему это  только ради их дружбы, но потом всю дорогу с
ним  не  разговаривала.  В  конце концов  поезд замедлил  ход и остановился.
Открылась  дверь,  выключился  двигатель.  Вдруг  стало  очень   тихо.  Оуэн
поднялся, и сердце у  него забилось чаще.  Они  прибыли ко двору.  Больше ни
планов,  ни споров, ни мучительных  сомнений в  ранние утренние часы,  когда
остальные спокойно спят.  И пути назад тоже нет. Здесь в ближайшие часы в ту
или другую сторону будет  решена его судьба и судьба Империи. Он вытащил меч
и лучемет, глубоко вдохнул и вышел на платформу. Сделав всего пару шагов, он
резко остановился. Сзади было  слышно, как выходят из вагона Хэйзел и Джиль,
но  Оуэн  видел только стоящего перед  ним человека. Увидев  его, Оуэн сразу
понял, что  этого и  следовало  ожидать. Что именно  этот человек, а не  кто
иной,  должен  был  преградить  им дорогу.  Он  стоял  чуть  поодаль на ярко
освещенной  платформе,  с мечом  в  руке,  и терпеливо ждал, пока они к нему
подойдут. Силовая его половина шипела и потрескивала в тишине.
     Пол-Человека.
     Хэйзел пододвинулась к Оуэну и тихо выругалась.
     - Я так  и знала, что все идет слишком гладко.  Ну почему из всех людей
на  свете  именно  он  оказался здесь?  Тот единственный  человек в Империи,
которого нельзя убить?
     - Потому что моя верность не подлежит сомнению, - ответил Пол-Человека.
- Потому что сенсоры  вагона  сообщили нам, кто идет, и Лайонстон знала, что
нужно  больше обыкновенной доблести,  чтобы вас остановить. И потому  что  я
хотел здесь оказаться. Лайонстон сильно  забеспокоилась, когда не  сработали
газовые сопла, но я был доволен.  Такая победа была бы  слишком... мелочной.
Так лучше. Так и надо, чтобы самый  верный подданный  Империи встретил таких
печально знаменитых изменников Короны. Я полагаю, поздно отговаривать вас от
этого безумия?
     - Куда как поздно, - согласился Джиль.
     - И это не безумие, - добавил Оуэн.  - Это необходимость. Империя стала
прогнившей, больной и злой. Ее надо разрушить, чтобы можно было построить на
ее месте что-то лучшее.
     - Это  все я  уже  слышал не  раз,  -  ответил Пол-Человека.  По  живой
половине лица  ничего  нельзя было  прочесть, но голос  звучал твердо. - Это
ничто по сравнению с тем  злом,  что  ждет за  пределами Империи. Пришельцы,
которые уничтожили мой корабль и команду, все еще где-то там и ждут, пока мы
ослабеем и  распадемся,  и тогда они двинутся на нас и  уничтожат.  И мелкое
зло,  которое  вас так  волнует, -  ничто по сравнению  с тем, что сделают с
Человечеством  пришельцы.  У них на корабле  я видел и испытал  такие ужасы,
которые вам не снились в  худших ваших  кошмарах. Мы - ничто по  сравнению с
ними.  Только  объединение сил всей Империи  может дать шанс их  остановить.
Ваше Восстание ставит под угрозу выживание самого нашего вида.
     - Иди ты в задницу с этой фигней! - вспыхнула Хэйзел. - Я это слышу всю
мою жизнь, и ни разу никто не видел и  следов  твоих пришельцев. Если бы они
хотели прийти, пришли  бы уже давно. А сейчас  это просто предлог держать  у
власти таких, как ты. И позволять таким, как ты, делать все, что им хочется,
с такими, как я. Пусть  явятся  твои пришельцы. Они не могут  быть  хуже той
жизни, к которой приговорили меня ты и  такие, как ты. Настоящие пришельцы -
это вы. У вас ничего общего нет с людьми, которыми вы правите.
     - Хэйзел права, - сказал Оуэн. - Вы так давно держите у нас над головой
угрозу пришельцев,  что теперь ею оправдываете все,  что хотите. Если вы и в
самом  деле  хотите  обеспечить выживание Империи,  отойдите  в сторону.  Мы
сбросим Лайонстон и установим в Империи справедливый порядок.
     - Вы бы  не  знали, что делать с Империей,  - возразил  Пол-Человека. -
Такие, как вы,  разграбят все и растащат и уничтожат столетние традиции ради
собственного удовольствия. Я понимаю, что движет наемницей вроде этой д'Арк,
но  что  здесь делают Дезсталкеры? Вы  давали обет, клялись именем, кровью и
честью хранить верность императрице и служить ей во все дни свои.
     - Не так, - сказал Джиль. - Мы давали обет Престолу, а не  сумасшедшей,
которая сейчас на нем сидит.
     - Различие несущественно,  - ответил Пол-Человека, медленно  двигаясь к
ним.  Шаги его человеческой  ноги гулко и  четко  отдавались в тишине. Оуэну
казалось, что вся Империя смотрит, затаив дыхание,  что будет дальше. -  Нам
не о чем с вами говорить, Отверженные. Мы говорим на разных языках.
     - Боюсь, так  было всегда, - чуть с  грустью сказал Оуэн. - Опусти свой
меч. У тебя нет шансов против нас троих.
     - Вам меня не убить, - ответил Пол-Человека. - Этого не может никто.
     - Ты еще с нами не встречался, - сказал Джиль. - Мы - другие .
     - Как  же, слышали.  -  Пол-Человека  остановился,  не  доходя  до  них
несколько ярдов, и половина рта его  скривилась в подобии улыбки.  - Знаете,
что это?
     В своей  человеческой руке он держал металлическую коробочку с  красной
кнопкой.  Оуэн, Хэйзел и Джиль успели узнать  пси-бомбу, и тут  Пол-Человека
нажал  кнопку.  Аппаратура  стимулировала  мозговую  ткань   эспера,  и  она
испустила пси-сигнал, накрывший повстанцев,  как разразившаяся у них в мозгу
буря.   Они  покачнулись,   схватясь  за  головы,  стараясь  избавиться   от
оглушительного  вопля  в  мыслях.  Оуэн  качнулся на  шаг назад,  глаза  его
вылезали  из орбит,  мысли в  голове  текли медленно,  перемешано и  были не
совсем его собственными. Вокруг пылал яркий свет, в ушах звучали сумасшедшие
голоса .  Кто-то метался в его мыслях, и это не  был он.  Тело было охвачено
болью  и  слабостью,  но  даже  на этом  фоне  Оуэн слышал, что говорит Пол-
Человека:
     -  Интересно. Мы не  знали  точно, как  подействует на  вас  пси-бомба,
поскольку твердо знали, что, кто бы вы ни были, вы не эсперы. Но был хороший
шанс, что она вам здорово  перемешает  мысли. Моя уникальная природа  делает
меня к  ней нечувствительным.  Вам нет смысла сопротивляться. Эта бомба была
переделана  специально  для вас  в  сторону  увеличения ее  силы  и  радиуса
действия.  Будь вы  обыкновенными смертными, сейчас у вас уже мозг тек бы из
ушей. Но вы не тревожьтесь. Стойте спокойно, и я прекращу ваши страдания.
     Пистолет Оуэн уже успел уронить. Руки были совсем как чужие. Оуэн знал,
что  держит меч, потому  что, глянув вниз, увидел побелевшие костяшки  своих
пальцев  на  его  рукоятке.  Джиль  стоял  рядом с ним на коленях,  дрожа  и
дергаясь в судорогах от случайных нервных импульсов, и  смотрел расширенными
глазами, не видя. Хэйзел  валялась  на спине,  рот ее скривился в  отчаянной
гримасе  боли  и ярости,  руки сжимались  и разжимались.  Все  они  пытались
бороться с действием пси-бомбы, и  это ни к чему не  приводило, поэтому Оуэн
решил  прекратить борьбу. Он  ушел  внутрь себя  и отключил все способности,
дарованные  ему Лабиринтом.  Сейчас  от них  не было пользы.  Они были  лишь
средством, позволявшим пси-бомбе его пытать.
     Это было трудно - сознательно сделать себя слепым  и глухим, пока  Пол-
Человека шел к нему с недвусмысленным намерением, но  почему-то он знал, что
его  единственная  защита  лежит  внутри,   а  не  снаружи.  Пси-бомба  была
рассчитана на  людей,  но  Оуэн,  хотя  и  не был  эспером,  не был более  и
человеком. И если его мысли до сих  пор были  человеческими, то  лишь по его
собственной  воле. Есть же  и  другие способы мыслить; и как только эта идея
пришла Оуэну  в  голову, он  увидел иное направление, в котором можно  идти,
иную форму  мышления -  вне человеческих ограничений и  над ними. И туда  он
направился, в  направлении, которое было более чем направлением, и вдруг его
разум снова прояснился.  Открыв  глаза, он увидел склонившегося над ним Пол-
Человека с мечом в  руке  и висящей на поясе пси-бомбой.  Никакого усилия не
нужно  было  Оуэну, чтобы взмахнуть мечом и  перерезать  шнур, которым бомба
была  привязана  к поясу.  Стальная коробочка звякнула о платформу,  и  Оуэн
раздавил ее своим металлическим кулаком.
     В ту же  минуту действие пси-бомбы прекратилось, и Оуэн снова стал  сам
собой.   Пол-Человека  быстро  отступил  на  безопасное  расстояние,   и  на
человеческой  половине  его лица  явно читались ошеломление и растерянность.
Хэйзел  и Джиль  приходили в себя и  неуклюже вставали, тряся  головами.  Та
часть  разума  Оуэна,  которая ожила  так  ярко,  когда  была  нужна,  снова
отключилась. Где-то на самом глубоком уровне Оуэн понимал, что  он не сможет
думать  этим  способом, оставаясь самим  собой,  и  поэтому  он  сознательно
отвернулся от того направления, которое уже исчезало из его памяти. Он снова
был только Оуэном, и этого ему хватало. Он улыбнулся, глядя на Пол-Человека,
и юмор в этой улыбке был очень мрачный. Пол-Человека слегка приподнял меч.
     - Я поражен, Дезсталкер, - сказал он  ровным голосом. -  Но не удивлен.
Мне говорили, что новая улучшенная бомба поджарит тебе  мозги, но я в это до
конца не верил после всего, что  ты сделал.  Ты стал  легендой - как и  я. И
тебе  это не понравится.  Люди  будут слагать  о  тебе  рассказы и  песни  и
почитать твои изображения на экранах,  но они даже не приблизятся к правде о
том, кто ты  такой. Они создадут из тебя гиганта и  очень расстроятся, когда
ты их разочаруешь, оказавшись всего лишь человеком. И все же  - не волнуйся.
Я увижу здесь конец  твоей легенды, и ты  никогда не  услышишь той лжи,  что
будут рассказывать во имя твое.
     - Ты давно уже умер, - ответил Оуэн, спокойно  двигаясь вперед. -  Пора
лечь и это признать.
     - Я  не  могу  умереть, -  сказал Пол-Человека, - Моя чужая половина не
дает. Иди сюда, Дезсталкер, и закончим побыстрее.
     - Заткнись и бейся, - сказал Оуэн.
     Они сошлись,  и искры  дождем посыпались  от столкнувшихся  мечей. Пол-
Человека двигался и наносил удары со скоростью и умением, приобретенными  за
срок  многих  жизней. Он  ни  на  секунду  не останавливался,  кружа  вокруг
противника , заставляя Оуэна  напрягать все свое умение до крайних пределов.
Оуэн  двигался вместе с ним, ограничиваясь  пока  чисто защитными  приемами,
изучая стиль своего противника,  выискивая  слабости и  уязвимые места  Пол-
Человека. Очень  немного времени  ему понадобилось, чтобы понять, что у Пол-
Человека таковых нет. Энергетическая половина снабжала его неистощимой силой
и  скоростью, поэтому он никогда не уставал, а о фехтовании на мечах он знал
больше, чем Оуэн мог  рассчитывать узнать за всю свою жизнь. Оуэн перешел на
форсаж, немедленно  став быстрее  и сильнее,  и сам бросился  в  атаку. Пол-
Человека ускорился одновременно с ним  и хладнокровно парировал все, что мог
Оуэн  на него  обрушить. Сила горела  в  руках Оуэна, и он  снова ускорился,
увеличив  форсаж до  предела.  Меч его  слился  в  еле  различимую полосу  в
воздухе. И впервые за все время боя Пол-Человека сделал шаг назад.
     Оуэн  усилил атаку,  обрушившись на  меч Пол-Человека,  как  лесоруб на
ствол. В  этот  момент Пол-Человека был для него воплощением всего того, что
он ненавидел в  Империи, и он громко смеялся, налетая на врага. Пол-Человека
перестал улыбаться, но стоял твердо и больше не отступал ни на шаг.
     И тут до Оуэна дошло, что сила и скорость Пол-Человека черпаются из его
неиссякаемой  энергетической  половины,   а   форсаж   Оуэна   имеет  вполне
ограниченную продолжительность. То есть если он не  найдет в ближайшее время
способа закончить бой, то  все  шансы  за то, что кончать бой будет не он. И
потому  он  вложил  всю  свою  силу  и  скорость  в  единственную  атаку,  в
сокрушительный удар со всей силой, данной ему Лабиринтом, и этот удар пробил
защиту Пол-Человека и обрушился на его человеческий череп.
     На  бесконечное   мгновение   меч  Оуэна  застыл,  будто  остановленный
невидимым  энергетическим  барьером,  но  потом  все дары  и  силы Лабиринта
сосредоточились в этом ударе, в этом нечеловеческом импульсе, который нельзя
было  остановить,  и  меч  ударил.  Огромное  тяжелое  лезвие  прошло  через
человеческое   лицо  Пол-Человека   рядом  с  разделительной  линией   между
человеческой и силовой половиной, и  ушло дальше, вниз, отрезая человеческую
половину  от  силовой,  и  алый  клинок  вышел  из  паха  в  потоке  крови и
внутренностей.  Оуэн  отшатнулся  назад, когда меч вышел из тела,  и  сила и
скорость  оставили  его  вместе  с  отключением  форсажа.  Хэйзел   и  Джиль
подхватили  его  и  не  дали  упасть.  И  все  трое  видели,  как   половина
Пол-Человека  свалилась  мертвой  на  платформу.  Силовая  половина осталась
стоять неподвижно.
     - Как ты это сделал, черт побери? - спросила Хэйзел.
     - Будь я проклят, если сам знаю, - ответил Оуэн. Они подошли посмотреть
на   дергающуюся   человеческую  половину,   обойдя  силовую   половину   на
почтительном  расстоянии.  Человеческая  половина  умирала медленно, но  она
умирала.  Из  широкого  разруба  вывалились  внутренности,   кровь  заливала
платформу, переливалась  через  край  и  стекала  струйками на рельсы.  Оуэн
смотрел на смерть Пол-Человека с двойственным чувством. Тот был его  врагом,
врагом всего, во что Оуэн теперь верил, но трудно было не видеть в нем того,
из  кого сделали  легенду неумолимые внешние силы, не спрашивая его желания.
Это Оуэну было  понятно. Такова была история и его жизни. Он склонился возле
тела и взял его за дрожащую руку. Глаз у половины  головы запал в орбиту, но
он медленно повернулся  и  поглядел  на  Оуэна. Пол-Человека отчаянно  хотел
что-то сказать,  но  не мог  заставить работать язык. Оуэн наклонился к нему
ближе, но враг его был уже  мертв. Осторожно вытащив  свою  руку из  пожатия
мертвой руки, Оуэн встал.
     - Как ты думаешь, что он хотел сказать? - спросила Хэйзел.
     - Наверное,  что-нибудь  вроде  "Будь ты проклят". Он был человек очень
цельный, хотя  и  состоял  из двух половин.  Джиль хлопнул  Оуэна по  плечу,
отчего Оуэн подпрыгнул.
     - Отлично, родич. Ты хорошо дрался - для историка.
     - Я бы не отказался и от помощи,  -  сухо сказал Оуэн.  - Почему  вы не
вмешались.
     -  О, я  бы не мог  такого  допустить,  -  сказал Джиль. - Это  было бы
неспортивно.
     - К чертовой матери твою спортивность, - буркнул Оуэн. - Это война!
     - А война -  это самый главный спорт, - ответил Джиль.  -  Ты, историк,
должен бы это знать.
     -  Спорт это  только для победителей, -  возразил Оуэн.  -  Для убитых,
осиротевших и для тех  бедолаг, которых затянули  в бой  против воли, это не
спорт.
     - Эй, ребята! - позвала Хэйзел. - Кажется, у нас тут проблема...
     Они  оба  обернулись  туда,  куда  она  показывала.  Отколотая  силовая
половина  стояла  там,  где  ее оставили, но  форма  ее  медленно  менялась.
Сверкающая энергия пульсировала и перетекала, выплескиваясь за пределы своей
формы.  Она   становилась  чем-то   другим,  не  ограниченная   более  своей
человеческой   половиной.   Медленные   изменения   становились  все   более
тревожащими и заметными,  и  теперь  Оуэну  приходилось заставлять  себя  не
отводить глаза. Она становилась совершенно чуждой,  и  даже более. У энергии
были длина, ширина  и высота,  и еще какие-то измерения.  Оуэн их не столько
видел,  сколько ощущал, и  от них у  него  появлялась боль в  голове. Хэйзел
выстрелила по сгустку энергии из  дезинтегратора, и луч отразился от нее без
вреда. Сгусток горел невыносимо  ярко, как дыра в реальности, сквозь которую
сиял свет какого-то бога зла. И  вдруг эта дыра исчезла, и память о ней тоже
милосердно  испарилась  из  головы Оуэна,  как  кошмар,  которого  лучше  не
помнить. Оуэн шумно, долго выдохнул и только тут осознал, что Хэйзел до боли
вцепилась в  его руку. Но тут  же выпустила, как  только он это  заметил,  и
приняла свой обычный вид.
     - Да, это не  каждый день увидишь, - выдохнула  она. - Кто-нибудь может
сказать, что это было или во что это превращалось?
     - Это  проблема  на будущее,  -  ответил Оуэн.  - И  есть у меня  такое
противное  чувство,  что  когда-нибудь  она  вернется вместе  с пришельцами,
которые ее создали. Мы лишь выменяли одну угрозу на другую.
     -  Пусть приходят,  -  сказал  Джиль.  -  Пусть  приходят все. Им  и не
подступиться будет к Империи, которую мы создадим. А  теперь идем. Не  хотим
же мы заставлять императрицу ждать.
     Он сошел с платформы, Оуэн и Хэйзел за ним. Хэйзел посмотрела на Оуэна.
     - Терпеть не  могу,  когда он  становится  таким самоуверенным.  Просто
напрашивается на неприятности.
     -  Более чем согласен,  - подтвердил  Оуэн. - Но пока  он перед нами, я
могу не волноваться, что он там делает.
     - А когда начнется стрельба, можем за ним спрятаться, - сказала Хэйзел.
- Он достаточно широк.
     -  Я   все  слышу,  что  вы  говорите,  -  спокойно  сказал  Джиль,  не
оборачиваясь. - И это нисколько не смешно.
     - Так не  надо подслушивать, - ответила Хэйзел. -  И давай вперед, а то
буду на ноги наступать.
     - Интересно, нельзя ли  вернуться и попросить у  руководителей Подполья
другого спутника, - шепнул ей Оуэн.

     Они  вынырнули из красного утреннего  солнца -  огромная  армада быстро
летящих грависаней.  Их были  тысячи, от них потемнело  небо  -  одноместные
грависани с форсированными двигателями, до зубов вооруженные лучевым оружием
и  пулеметами с длинными лентами  пуль. Они шли низко, ниже  уровня  захвата
обычных  датчиков,  и  оказались  над Бесконечным  Парадом  и обрушились  на
пастельные  Башни  Семей раньше, чем кто-нибудь из кланов  успел сообразить.
Они  ныряли между  высокими  зданиями, взлетая на  тепловых потоках, мелькая
слишком быстро для автоматических систем вооружений, чтобы те успели навести
луч. Тысячи  саней заполнили город, на них летели мятежники, клоны, эсперы -
все, в чьем  сердце была  неутолимая жажда  справедливости и желание  лететь
пусть даже в Ад ради шанса ниспровергнуть Семьи.
     Они пролетали над  сражающимися толпами на улицах,  не вступая в битву.
Не  их задача. Из кишащих внизу масс иногда вырывался  в их сторону луч,  но
маленькие и  юркие цели нелегко  было поразить. Тяжелые имперские гравибаржи
пытались загородить им путь, паря на одном месте, как воздушные крепости, но
их было очень мало,  и  сани облетали их сверху  и по сторонам, появляясь  и
исчезая за доли секунды, и компьютеры барж были не в силах их засечь. До сих
пор  никто даже  и  не думал использовать одноместные сани подобным образом,
пока это  не  догадался сделать  Джек  Рэндом. Они заполнили  небо,  грохоча
двигателями , и солнце  светило им в  спину, и они  летели к Башням  - армия
возмездия на крыльях ярости.
     Джек Рэндом,  Руби  Джорни  и Александр Шторм летели  плечом  к  плечу,
возглавляя армию. Для  скорости они сняли силовые щиты  саней, и  налетающий
ветер хлестал по лицу, выжимая из глаз слезы. Утренняя прохлада пробирала до
костей, несмотря на обогреватели, встроенные в одежду, но они не обращали на
нее  внимания - дальше  будет не слаще. Хуже  всего приходилось Шторму с его
старыми  костями,  но  он  только стискивал зубы,  чтобы  они не  стучали, и
старался не отстать от остальных. Он не