и он пытается сделать то  же  самое.  И
зачарованно смотрит, как пальцы движутся  независимо  от  его  воли  или
приказа. Смотреть на это было бы страшно... если бы Прити неожиданно  не
улыбнулась широко и не хлопнула  его  по  колену,  разразившись  хриплым
восторженным хохотом шимпанзе.
   Он чувствует прилив радости: его шутка ей понравилась. Хотя в  то  же
время испытывает легкое замешательство оттого, что руки не собираются  и
ему объяснять смысл этой шутки.
   Ну,  ну.  Руки  как  будто  знают,  что  делают,  и   он   испытывает
удовлетворение их работой. Теперь они снова берут карандаш, и он  теряет
ощущение  времени,   сосредоточившись   на   движениях   карандаша,   на
переплетении линий и теней. Когда вернется Сара, он будет готов к  тому,
что будет дальше.
   Может быть, ему даже удастся найти способ спасти ее и ее народ.
   Может быть, именно это его руки сказали Прити совсем недавно.
   Если это так, неудивительно, что маленький шимпанзе разразился  сухим
смехом, полным сомнения.

XVII. КНИГА МОРЯ

   Если вам удастся пройти по тропе Избавления - быть принятыми снова  и
заново возвышенными, получить второй шанс, - это не будет означать конца
ваших усилий.
   Вначале вы должны  будете  проявить  себя  как  благородные  клиенты,
послушные и преданные своим новым патронам, которые избавили вас.
   Позже  вы  получите  более  высокий  статус,  увидите  на   горизонте
проблески жизни, будете искать  в  других  царствах,  звать  уставших  и
достойных.
   Это и есть столбовой знак. Некоторые называют его - Соблазном, другие
- Искушением.
   Эпоха за эпохой старшие уходят в поисках троп, которых более  молодые
не могут увидеть.
   И те, кто находит эти тропы, исчезают.
   Одни называют это переходом. Другие - смертью.
   Свиток Судьбы

Рассказ Олвина

   Меня всегда удивляла одна особенность рассказов на англике или  любом
другом  земном  языке,  которые  я  изучал.  Как  рассказчик  удерживает
напряженное внимание читателя.
   О, некоторые авторы двадцатого и двадцать первого века отлично  умели
это делать. Бывало, что я не спал по три ночи подряд, читая какую-нибудь
книгу Конрада или Кунина. И с тех пор как решил сам стать писателем, все
думаю, как это им удавалось.
   Возьмем, например, рассказ, который я пишу все последнее время, когда
есть возможность полежать на  жесткой  палубе  с  блокнотом.  Блокнот  в
уголках уже весь  потрепался,  я  пишу  в  нем  хунского  размера  буквы
изжеванным карандашом, который сжимаю в кулаке. С самого начала  я  пишу
"от первого лица" - как дневник - и пытаюсь использовать все  хитроумные
трюки, которые усвоил во время чтения за эти годы.
   Почему от первого  лица?  Согласно  "Правилам  сочинения"  Андерсона,
такой способ позволяет легче представить читателю единую, цельную  точку
зрения, хотя, если мою книгу  переведут  на  язык  треки,  все  придется
поменять, чтобы они что-нибудь поняли.
   Но проблема с первым лицом в рассказе вот  в  чем:  идет  ли  дело  о
реальном случае или о вымысле, вы знаете, что герой уцелел!
   И  вот  на  протяжении  всех  событий,  о  которых  я  собираюсь  вам
рассказать, вы, те,  кто  читает  мои  воспоминания  (если  я  сумею  их
переписать,  попросить  специалиста  в  человеческих  языках   исправить
грамматику и заплатить за перепечатку), вы  уже  знаете,  что  я,  Олвин
Хф-уэйуо, сын  Му-фаувка  и  Йофг-уэйуо,  из  порта  Вуфон,  бесстрашный
исследователь, просто обязан выжить в том происшествии, которое  начинаю
описывать, сохранив по крайней мере один мозг, один глаз  и  одну  руку,
чтобы все это записать.
   Несколько ночей я лежал без сна,  пытаясь  обойти  эту  проблему  при
помощи другого языка. Есть, например, Галсемь, но  на  нем  не  передашь
события в прошедшем времени.  А  неопределенные  склонения  в  буйурском
диалекте Галтри такие необычные. Да и для кого я это  пишу?  Только  Гек
умеет читать на Галтри, а получить  похвалу  от  Гек  -  все  равно  что
поцеловать собственную сестру.
   Итак, в тот момент,  когда  я  прервал  свой  рассказ,  воды  Трещины
покрыты пеной. Острая тень Окончательной скалы  разрезает  океан  в  том
месте,  где  по-прежнему  извиваются  трос  и  шланги,  взбивая   обычно
спокойную поверхность. Они бьются с энергией,  высвобожденной  несколько
мгновений назад в момент катастрофы.
   Слишком легко представить себе, что  происходит  с  "Мечтой  Вуфона",
нашим маленьким кораблем, созданным  для  исследования  огромных  глубин
внизу. Сам не желая этого, я представляю себе  полую  деревянную  трубу,
колеса ее бесцельно вращаются, выпуклый  стеклянный  нос  лопнул,  лодка
погружается в бездонную пропасть, таща за  собой  обрывок  троса,  унося
Зиза, маленькую неполную груду колец треки, к гибели вместе с собой.
   И как будто этого недостаточно, мы не можем забыть вид  Хуфу,  нашего
талисмана-нура, отброшенного раскачивающейся стрелой крана, кричащего  и
вращающегося в воздухе, пока крошечное животное не  исчезает  в  голубых
водах Трещины. Как мог  бы  сказать  земной  тезка  Гек:  "Зрелище  было
невеселое. Неудачная ставка".
   Долгое время все просто смотрели. Я хочу сказать, что  еще  мы  могли
сделать? Молчали даже протестанты из  порта  Вуфон  и  из  Долины.  Если
кто-то и радовался неудаче еретиков,  то  был  достаточно  благоразумен,
чтобы не демонстрировать эту радость.
   Мы  все  попятились  от  края  обрыва.  Какой  смысл  вглядываться  в
бархатно-гладкую могилу?
   - Вытащить трос  и  шланг,  -  приказала  Урдоннел.  Вскоре  барабаны
начинают вращаться в противоположную сторону, сматывая то, что  с  такой
надеждой разматывалось всего несколько дуров назад. Тот же хунский голос
выкрикивает глубины, но на этот раз числа  становятся  все  меньше  и  в
горловом баритоне не слышно радостного энтузиазма.  Наконец,  при  счете
два с половиной кабельтовых, из  воды  показывается  измочаленный  конец
троса. С него стекает вода, как жидкая лимфа из  перерезанного  щупальца
треки. Те, кто вращает барабан, ускоряют свои движения: всем не терпится
посмотреть, что случилось.
   - Кислотный ожог! - пораженно восклицает Ур-ронн, когда  перерезанный
конец показывается на верху утеса. Ур-ронн в гневе кричит:
   - Саботаж!
   Урдоннел не торопится с заключением, но продолжает поворачивать узкую
голову как змея, от перегоревшего кабеля к толпе протестующих на  утесе,
которые смотрят на нашу трагедию. Ясно, что у помощницы  кузнеца  те  же
страшные подозрения.
   - Убирайтесь отсюда! - гневно кричит  Гек,  катясь  к  диссидентам  и
разбрасывая колесами гравий. Она едва не  наезжает  на  ноги  нескольких
людей и  хунов,  которые  нервно  пятятся.  Даже  пара  красных  убирает
бронированные ноги, отступая на один-два шага,  хотя  хрупкий  г'кек  не
может быть угрозой  для  квуэна.  Потом  они  снова  движутся  вперед  с
шипением и щелканьем.
   Мы с Клешней бросаемся к Гек. Все могло бы кончиться  плохо,  но  тут
нам  на  помощь  приходят  могучие  урские   кузнецы   с   горы   Гуэнн,
размахивающие дубинками, готовые силой отстоять Гек. Толпа рассеивается,
покидает  рабочую  площадку,  направляясь  к  своему  импровизированному
лагерю.
   - Ублюдки! - кричит им вслед Гек. - Джикии убийцы!
   Не по закону, думаю я, все еще не оправившись от шока.  Ни  Хуфу,  ни
маленький Зиз,  строго  говоря,  не  являются  гражданами  Общины.  Даже
почетными, подобно глейверам или представителям видов, которым  угрожает
вымирание. Так что это не убийство.
   Но, по моему представлению, достаточно близко к  убийству.  Я  сжимаю
кулаки, чувствуя, как наполняется тело боевыми гормонами.  Гнев  в  хуне
разгорается медленно, но, когда он вспыхнул, погасить  его  трудно.  Мне
неприятно вспоминать, что я  тогда  чувствовал,  хотя  мудрецы  говорят:
важно не то, что ты чувствуешь, а то, как ведешь себя в результате твоих
чувств.
   Никто не произнес  ни  слова.  Какое-то  время  мы  все  пребываем  в
подавленном состоянии. Урдоннел и Ур-ронн спорят о том,  какое  послание
нужно отправить Уриэль.
   И тут от горя нас  отрывает  резкий  пронзительный  свист  сзади,  со
стороны моря. Повернувшись, мы видим  Клешню,  который  смело  стоит  на
самом краю, выдувает воздух из щелей  на  трех  ногах,  в  то  же  время
подзывая нас двумя когтями.
   - Смотрите-трите-трите! - запинается он. - Гек, Ол-вин, быстрей!
   Позже Гек утверждала, что сразу поняла,  что  имеет  в  виду  Клешня.
Ретроспективно я понимаю, что это очевидно, но в то время я  понятия  не
имел, что привело его в такое возбуждение. Добравшись  до  края,  я  мог
только изумленно глядеть на то, что вырвалось из чрева Трещины.
   Это наша лодка! Наша прекрасная "Мечта  Вуфона"  всплывает  наверх  и
кажется такой мирной и спокойной в солнечных лучах. И  на  ее  изогнутом
верху видная черная маленькая фигура, мокрая и взъерошенная  с  носа  до
хвоста. И не нужно иметь зрение г'кека, чтобы понять,  что  наш  нур  не
менее нас потрясен тем, что еще жив. До нас доносятся его слабые жалобы.
   - Но как... - начала Урдоннел.
   - Конечно! - прервала ее Ур-ронн. - Сброшен балласт! Я несколько  раз
мигнул.
   - О, балласт! Хр-рм. Да, "Мечта" без него всплывает. Но на борту  нет
экипажа, некому дернуть рычаг. Разве что...
   - Разве что это сделал Зиз! - кончила за меня Гек.
   - Неудовлетворительное объяснение, - вставила на Галдва  Урдоннел.  -
Восемь  кабельтовых  (тяжелого,  тянущего  вниз)  металлического   троса
отягощают наше приспособление для спуска под воду, и воздушного  кармана
внутри корабля было бы недостаточно.
   - Хр-рм, я понимаю, в чем разница, - сказал я, закрывая глаза руками.
- Гек, а что это... что это за штука, окружающая лодку?
   Снова наша подруга на колесах застыла на  краю  обрыва,  развела  два
глазных стебелька и для лучшей видимости выставила третий.
   - Похоже на  какой-то  воздушный  шар,  Олвин.  Вся  "Мечта"  окутана
какой-то трубкой. Она круглая - Зиз!
   Это совпадало с  моей  догадкой.  Кольцо  треки,  раздутое  до  таких
размеров, какие мы себе и представить не могли.
   Все посмотрели на Тиуга, мастера смесей с горы Гуэнн.  Треки  полного
размера  вздрогнул  и  выпустил  цветное  облачко,  от  которого   пахло
разрядкой напряжения.
   - Предосторожность. Я/мы  предприняли  ее,  посоветовавшись  с  нашей
госпожой Уриэль. Предохранитель на случай  непредвиденного,  оказавшийся
очень эффективным.
   Рад, что я/мы смогли вленировать успешно. Эти кольца и те, что внизу,
предвидят предстоящее празднование. Скоро. Ретроспективно.
   - Иными словами-вами, - прервал его Клешня, - перестаньте вести  себя
как  стая  слепых  при  дневном  свете  глейверов.  Пошли,  вытащим   их
назад-ад-ад!

XVIII. КНИГА СКЛОНА

Легенды

   Говорят, прошлые поколения интерпретировали Свитки совсем не так, как
делаем сегодня мы в современной Общине.
   Несомненно, каждая волна переселенцев вызывала на Склоне новый кризис
веры, из которого наша вера выходила перестроенной, изменившейся.
   Вначале  вновь  прибывшие  короткое  время  обладали  преимуществами,
принеся с собой богоподобные  орудия  Пяти  Галактик.  Это  преимущество
сохранялось от нескольких месяцев до восьми лет. И помогало каждой  расе
заложить безопасный фундамент для потомков, как люди сделали в  Библосе,
хуны на острове Хауф, а г'кеки на горе Дуден.
   Но каждый знал  и  свои  недостатки:  недостаточное  для  нормального
развития  население,  неумение  вести   примитивное   существование   на
неведомой планете. Даже высокомерные серые квуэны признали,  что  должны
быть какие-то принципы или всегда будет угроза вендетты со стороны всего
остального населения. Договор Изгнания установил  правила  контроля  над
рождаемостью, укрытия и сохранения дикой природы Джиджо, а также способы
уничтожения отходов. Эти основные правила действуют и сегодня.
   Легко забыть, что другие проблемы были решены  только  после  упорной
борьбы.
   Например, жестокое сопротивление восстановлению  металлургии  урскими
кузнецами лишь частично основывалось  на  стремлении  квуэнов  сохранить
свою монополию на инструменты. Многие куны и треки искренне верили,  что
эти новшества святотатственны. И до сегодняшнего  дня  некоторые  жители
Склона не притрагиваются к орудиям из переплавленной буйурской  стали  и
не допускают их в свои  дома  и  деревни,  сколько  бы  раз  мудрецы  не
провозглашали их безопасным.
   Другой пережиток этих верований можно видеть  в  убеждениях  пуритан,
которые отвергают книги. Бумагу саму по себе  вряд  ли  можно  в  чем-то
обвинить: она хорошо разлагается и ее можно использовать  для  переписки
Свитков. Тем не менее есть  несогласное  меньшинство,  которое  называет
сокровища Библоса в лучшем случае данью  тщеславию  и  препятствием  для
тех, кто пытается достичь блаженного невежества.  В  первые  годы  жизни
людей на Джиджо эту веру эксплуатировали уры и квуэны, враги людей, пока
урские кузнецы не обнаружили, что изготовление  шрифтов  очень  выгодно.
После чего увлечение книгами беспрепятственно распространилось по  всему
Склону.
   Любопытно, что и самый последний кризис веры почти не оставил никаких
последствий. Если бы не письменные отчеты, трудно было бы поверить,  что
на Склоне многие со страхом и  ненавистью  встретили  появление  Святого
Яйца. Однако в то время серьезно призывали гильдию взрывников уничтожить
его! Разрушить камень-который-поет, чтобы он не выдал наше укрытие  или,
еще хуже, не отвлек Шесть от следования по тропе, избранной глейверами.
   "То, чего нет в Свитках, не может быть священным".
   Таким всегда было кредо ортодоксов, с самого начала времен. Но  нужно
признать: в Свитках нет ничего даже отдаленно напоминающего Яйцо.

Рети

   Темно, жарко, душно.
   Пещера Рети не понравилась.
   Должно быть, сердце так колотится от затхлого, пыльного воздуха.  Или
от болезненных царапин на ногах, после того как она от бокового входа  в
закрытой зарослями бу стене  утеса  сползла  по  извилистому  туннелю  в
подземный грот.
   А может, ее заставляют нервничать фигуры со всех сторон.  Каждый  раз
когда Рети поворачивалась с масляной лампой в руке, с холодных  неровных
каменных  мертвых  стен  наползали  тени.  А  неслышный   голос   словно
произносил: Пока... ничего! Но  настоящее  чудовище  ждет  за  следующим
поворотом.
   Она стиснула зубы, отказываясь слушать. Всякий, кто скажет,  что  она
струсила, солжет!
   Разве трус пробирается ночью в такое темное место ?  Или  делает  то,
что ему велят не делать все эти жирные большие вожди Шести?
   Карман на поясе оттягивает тяжесть. Рети просунула в него руку, чтобы
погладить скорчившееся существо.
   - Молчи, йии. Это всего лишь большая яма в земле.
   К ней протянулась узкая голова на извилистой  шее,  в  неярком  свете
лампы блеснули три глаза. Писклявый голос возразил:
   - Йии молчит! темнота хорошо! на равнинах уры-мужчины любят прятаться
в дырах, пока не найдут теплую жену!
   - Ладно, ладно! Я не хотела...
   - Йии поможет нервничающей жене!
   - Это кого ты называешь неврничающей, ты, маленький...
   Рети замолчала. Может, нужно дать йии почувствовать себя нужным, если
это поможет ему контролировать его собственный страх.
   - Оу! не так крепко! - крикнул самец, и от стен разлетелось эхо. Рети
быстро отпустила его и погладила взъерошенную гриву.
   - Прости. Послушай, мы уже близко, так что  больше  не  разговаривай,
ладно?
   - Хорошо! Йии замолчит, жена тоже.
   Рети поджала губы. Потом гнев перешел в  неудержимый  приступ  смеха.
Те, кто говорит, что урские самцы не умны, никогда не  встречался  с  ее
"мужем". Йии в  последние  дни  даже  сменил  акцент,  подражая  речевым
привычкам Рети.
   Она подняла лампу и  продолжила  пробираться  по  извилистой  пещере,
окруженная необычными минеральными формациями,  отражающими  свет  лампы
бесчисленными сверкающими фасетами. Должно быть, это  красивое  зрелище,
если бы она не была поглощена только одним. Надо вернуть  себе  кое-что.
То, чем она уже владела - пусть недолго.
   Мой билет с этого комка грязи.
   Казалось, следы Рети - первые, которые появляются на этой  пыли,  что
неудивительно: лишь у квуэнов да у немногих людей и уров есть склонность
к путешествиям под землей, а она к  этому  меньшинству  не  принадлежит.
Если повезет, этот туннель приведет в большую пещеру: она несколько  раз
видела, как в нее заходил  Лестер  Кембел.  Ее  основным  занятием  было
следить за главным мудрецом-человеком  и  одновременно  избегать  группу
раздраженных  мужчин  и  женщин,  которые  хотели,  чтобы  она  была  их
проводником в горах. Точно установив, где проводит  Кембел  вечера,  она
послала маленького йии на поиски  в  кустах,  и  он  нашел  это  боковое
отверстие, которое позволяло обойти главный охраняемый вход.
   Малыш уже доказал свою полезность. К удивлению Рети,  замужняя  жизнь
совсем не так уж плоха, когда к ней привыкнешь.
   Еще  долго  пришлось  ползти  и  извиваться.  Временами   приходилось
протискиваться или съезжать по узким  трубам;  йии  начинал  жаловаться,
если она его сжимала. За  пределами  неяркого  желтого  пятна  от  лампы
слышались  негромкие  звуки:  это  вода  капает  в  подземные  бассейны,
медленно вырезая из внутренностей Джиджо скульптуры. На каждом шагу Рети
приходилось преодолевать сжатие в груди, подавлять воображение,  которое
рисовало ее во  внутренностях  какого-то  гигантского  спящего  хищника.
Каменная матка угрожала зажать ее со  всех  сторон,  закрыть  выходы,  а
потом размолоть ее в пыль.
   Скоро путь превратился в узкий горизонтальный зигзаг, тесный даже для
нее. Рети послала йии разведывать  коридор  впереди,  а  сама  поползла,
толкая лампу перед собой.
   Крошечные копыта йии стучали  по  песчаному  известняку.  Вскоре  она
услышала знакомый хриплый шепот.
   - Хорошо! Впереди отверстие, немного еще, пошли, жена, быстрей!
   Его выговор заставил ее гневно фыркнуть: не самая лучшая мысль, когда
щека,  нос  и  рот  касаются  влажной  пыли.  Собираясь  для  следующего
поворота, Рети неожиданно ощутила, что стены движутся!
   Она вспомнила, что говорил Двер, когда вел ее к Поляне  мимо  парящих
серных отверстий. Ларк назвал это страной землетрясений, и казалось,  он
считает правильными эти движения поверхности.
   С трудом поворачиваясь, она почувствовала,  что  ее  зажало  в  узком
проходе.
   Я застряла!
   Рети забилась, болезненно ушибла  колено,  застонала.  Мир  смыкается
вокруг нее!
   Она ударилась головой о камень, и от боли у нее помутилось в  глазах.
Лампа выпала из руки и едва не опрокинулась.
   - Спокойно, жена, стой! Оставайся на месте!
   Слова отскочили от искаженного зеркала  ее  паники.  Рети  продолжала
упрямо дергаться, она стонала, отталкиваясь от холодного камня, пока...
   Неожиданно  что-то  внутри  нее  щелкнуло.  Она  обвисла,   сдаваясь,
позволяя горе делать с ней все, что вздумается.
   И как  только  она  отказалась  от  борьбы,  стены  чудесным  образом
перестали двигаться. Или это она все время двигалась?
   - Теперь лучше? Хорошо-хорошо. Теперь передвинь левую ногу...  левую!
Хорошо,  теперь  остановись.  Ладно,   повернись   в   другую   сторону,
хо-о-орошая жена!
   Этот тоненький голосок  был  словно  линией  жизни,  за  который  она
цеплялась несколько дуров - целую  вечность,  -  сколько  потребовалось,
чтобы высвободиться. Но вот наконец коридор расширился, и она съехала на
груду песка. Чувство было такое, словно она родилась заново.
   А когда подняла голову, перед ней йии в  обеих  руках  держал  лампу,
сгибая передние ноги.
   - Хорошая смелая жена! Нет такой жены, как удивительная жена йии!
   На этот раз Рети не смогла сдержаться.  Она  обеими  руками  прикрыла
рот, но смех все равно полетел к извилистым стенам.  И,  отразившись  от
сталактитов, вернулся к ней сотнями эхо, полных радости жизни.
   Мудрец разглядывал ее птицу.
   Он смотрел на нее,  что-то  записывал  в  блокноте,  пото