тановые волосы и  безупречную  кожу  Клодии  Харвеллин,  ее
женственную, вполне созревшую фигуру.
   Ей было двадцать четыре года, и она уже вовсю скользила  под  гору  к
той опасной черте, которую стоит только пересечь, чтобы  девушку  начали
называть старой девой. Однако ужасная перспектива, казалось,  ничуть  ее
не тревожила. Клодия любила повторять, что ждет  идеального  мужчину,  и
Риордану приятно было думать, что он и есть этот самый мужчина, хотя они
не обменялись обещаниями и даже ни разу не заговорили друг  с  другом  о
свадьбе.
   Они познакомились на домашней вечеринке в Норфолке около года назад в
один из тех редких выходных, когда Риордан был трезв, и Клодия ему сразу
понравилась. Разумеется, она  была  хороша  собой,  но  еще  больше  его
привлекло и поразило исходившее от нее ощущение спокойной уверенности  в
себе. Он увидел перед собой женщину, которая  знала  себе  цену  и  была
довольна своим положением, - редкостное качество, которое ему  почти  не
встречалось в людях. В сочетании с острым, и при этом тонким,  ироничным
умом это удивительное внутреннее спокойствие делало  ее  неотразимой;  в
первый же вечер Риордан решил, что нашел женщину своей мечты.
   Однако до сих пор ему мало чего удалось добиться своими ухаживаниями.
Успех более чем скромен, подумал Риордан  с  горькой  усмешкой,  сплетая
пальцы домиком под подбородком, чтобы удобнее  было  за  ней  наблюдать.
Разгульная жизнь, которую он вел на  протяжении  десятка  лет,  внезапно
закончилась однажды вечером десять  месяцев  назад,  и  с  тех  пор  его
беспутство стало лишь умело разыгранным спектаклем. Клодия была в  числе
тех немногих  (их  можно  было  пересчитать  по  пальцам),  кто  знал  о
происшедшим с ним превращении; тем не менее она не выказала ни  малейшей
склонности как-то  углубить  сложившиеся  между  ними  дружеские,  чисто
платонические отношения.
   Его бесила ее  холодноватая  отстраненность:  ведь  он  видел  в  ней
безупречную  женщину   -   красивую,   блестяще   образованную,   умную,
утонченную. Словом, идеальную жену для честолюбивого молодого  политика.
Как только его долг Куинну будет  заплачен,  решил  Риордан,  он  начнет
ухаживать за нею открыто, и ей придется капитулировать. В этом у него не
было  сомнений.  Она  упряма,  но  он  ее  переупрямит.  Он  сломит   ее
сопротивление правильной осадой, если не удастся взять крепость штурмом,
он будет преследовать ее до тех пор, пока она не капитулирует и не  даст
согласия выйти за него замуж.
   Взгляд Риордана лениво прошелся по элегантной,  прекрасно  отделанной
гостиной. Во всех деталях  обстановки  угадывались  свойственные  Клодии
тонкий вкус, изящество и чувство  меры.  Леди  Алисия,  бабушка  Клодии,
мирно задремала под музыку в своем  кресле.  Однако  спину  она  держала
по-прежнему  прямо  и,  разумеется,  не  способна  была  на   вульгарное
похрапывание. Боже упаси!  Старая  леди  скорее  согласилась  бы  съесть
тарелку червей, чем допустить нечто подобное.
   Риордану вдруг пришла в голову праздная мысль:  достаточно  взглянуть
на аристократические черты и  тонкую,  как  пергамент,  с  проступающими
голубыми жилками кожу леди Алисии, подумал он, чтобы понять,  как  будет
выглядеть ее  внучка  через  пятьдесят  лет.  Гордое,  породистое  лицо,
утонченное и слегка надменное.
   Отец  Клодии,  сидевший  на  софе,  отличался  такой  же  царственной
осанкой, хотя величественность в его лице была не столь  ярко  выражена.
Возможно, это объяснялось слабостью здоровья.  С  раннего  детства  лорд
Уинстон страдал болезнью сердца, что, впрочем, не помешало ему  пережить
свою жену (хотя она была много моложе и крепче здоровьем) уже на  добрых
десять  лет.  Вероятно,  по  зрелом  размышлении  решил  Риордан,  этому
способствовал тот факт, что лорд Уинстон не  растрачивал  свои  силы  на
ублажение телесных нужд, а направлял их в русло умственной деятельности.
Клодия, благодарение Богу, была не столь  последовательна  в  стремлении
жить  одной   только   головой,   хотя   рассудительность,   безусловно,
унаследовала от отца.
   Неожиданно для самого  себя  Риордан  потер  все  еще  слегка  ноющую
челюсть и начал думать о Кассандре Мерлин. Какую противоположность  друг
другу являли собой две эти женщины! Он попытался представить себе Клодию
настолько разъяренной, чтобы ударить  его  (или  кого  бы  то  ни  было)
кулаком, и вынужден был признать, что это  невозможно.  Сама  эта  мысль
показалась ему смехотворной. Клодия была настоящей леди до мозга костей,
и ему очень хотелось связать свою судьбу именно с нею. Женщин,  подобных
Касс Мерлин, он знал столько, что ему бы  жизни  не  хватило,  чтобы  их
пересчитать, причем начать пришлось бы со своих  ближайших  родственниц.
Никчемные,  пустоголовые  создания,  прожигающие  жизнь  в   погоне   за
удовольствиями. Он больше не хотел  иметь  ничего  общего  с  ними  и  с
нетерпением ждал того дня, когда навязанный ему "роман"  с  мисс  Мерлин
можно будет считать законченным.
   И все же весь остаток дня ему не удавалось выбросить из головы  мысли
о ней. Все время, пока Оливер читал ему длиннейшую нотацию  о  том,  как
опасно  давать  волю  своим  плотским  порывам,  Риордан  думал  о  ней,
вспоминал ее лицо, каким оно было за минуту до  того,  как  захлопнулась
дверца кареты. Именно такого рода женщин он хотел избегать,  но  в  Касс
(помимо  очевидно  и  бесспорно  ослепительной  внешности)  было  что-то
неуловимое...   какое-то   хрупкое,   израненное,   но   не   сломленное
достоинство, которое ему хотелось уберечь от новых ударов.
   Это представлялось совершенно нелепым: если верить дошедшим  до  него
сведениям, защищать было просто нечего. И вообще,  судя  по  всему,  она
могла сама постоять за себя. Наверное, все дело в том, что,  будучи  еще
такой молодой, она по их с Куинном настоянию готовилась вступить в очень
серьезную и опасную игру. Неудивительно, что он чувствует  себя  отчасти
ответственным за нее.
   Он вспомнил, как она выглядела в этот день у него в  библиотеке,  как
сидела, выпрямившись и стараясь сохранить самообладание, пока по комнате
эхом прокатывались бездумно жестокие слова  Оливера.  В  ее  невероятных
серых глазах сквозила  боль.  Только  теперь  Риордан  понял,  насколько
сильно ему тогда хотелось подойти к ней, утешить ее,  защитить.  Как  бы
она поступила, если бы он это сделал? Наверное, отшатнулась бы. Или,  по
крайней мере, посмотрела бы на него с упреком. Она  не  приняла  бы  его
жалости.
   А вот что могло бы произойти, если бы Куинн не прервал сцену в карете
на самом интересном  месте?  Мысленным  взором  Риордан  видел,  как  он
закрывает дверцу кареты, чтобы их никто не видел и не беспокоил. Она  бы
позволила ему любые ласки (в этом он был уверен), но он непременно  стал
бы спрашивать ее разрешения перед каждой новой  вольностью.  "Можно  мне
тронуть тебя здесь, Касс?" "Ах, как  мило..."  "Позволь  мне  поцеловать
тебя там..." Он  выбрал  бы  шпильки  из  ее  волос,  чтобы  ощутить  их
шелковистую прохладу  и  посмотреть,  как  они  рассыплются  по  плечам,
полюбовался бы  поразительным  контрастом  черных  как  смоль  кудрей  и
белой-белой кожи. А потом провел  бы  кончиками  пальцев  по  ее  губам,
соблазнительно припухшим от его поцелуев, и она со вздохом произнесла бы
его имя, как вчера вечером. Она отвечала бы "да" на все его желания. Под
его поцелуями она бы...
   - Я сказала, что бабушка собирается идти спать, Филипп. Разве  вы  не
хотите пожелать ей доброй ночи?
   Он с виноватой поспешностью вскочил на ноги и откашлялся.
   - Да-да, конечно. Всегда рад вас видеть, леди Алисия. Доброй ночи.
   Риордан взял протянутую ему высохшую пергаментную руку и поднес ее  к
губам, мысленно спрашивая себя,  Долго  ли  он  так  просидел,  даже  не
заметив, что музыка смолкла, а люди заговорили, обращаясь к нему.
   - Я немного устал; пожалуй, я тоже поднимусь к  себе,  -  решил  лорд
Уинстон, нащупывая трость, которую всегда держал под боком.  -  Надеюсь,
Филипп, вы скоро снова нас навестите. Беседа с  вами  всегда  доставляет
мне удовольствие. И в следующий раз непременно напомните  мне,  чтобы  я
дал вам тот трактат о реформе уголовного законодательства.
   - Непременно напомню, сэр. Спокойной ночи.
   Они пожали друг другу руки, и лорд Уинстон медленно вышел из гостиной
следом за матерью. В холле, как совершенно точно было известно Риордану,
уже дожидался дворецкий, чтобы препроводить его светлость наверх  в  его
опочивальню. Слава Богу, в который уж раз подумал Риордан,  что  старшие
Харвеллины так редко выбираются в свет; иначе им  обязательно  стала  бы
известна его репутация, и они запретили бы Клодии с ним  встречаться.  А
пока что они видят в нем молодого и богатого члена парламента с хорошими
связями, не проявляющего, к счастью,  опасных  поползновений  порвать  с
вигами . Поэтому он был желанным гостем
в их доме.
   - Спасибо за напоминание! У меня, Филипп, тоже есть  для  вас  книга.
Она здесь, в моей рабочей корзинке. Сто лет собираюсь ее вернуть вам.
   - Потом вернете. Я хочу поговорить с вами, Клодия.
   Она подняла на него взгляд, ее лицо стало серьезным.
   - У вас усталый вид. Я это еще раньше  заметила.  Ваши  мысли  витали
где-то далеко.
   - Нет, у меня все в порядке.
   Клодия подошла к нему, подняла руку и коснулась его щеки. Неожиданная
ласка удивила его. Риордан был не из тех,  кто  упускает  подвернувшуюся
возможность, поэтому он схватил ее руку и поцеловал, а потом крепко сжал
и не отпускал все время, пока говорил.
   - Я хотел бы предупредить вас заранее, пока  кто-нибудь  из  записных
доброхотов не  поделился  с  вами  сплетнями.  Некоторое  время  я  буду
связан... с одной женщиной. У нее довольно  скандальная  репутация.  Мне
очень жаль.
   - О, бедный Филипп! Неужели опять? Как это  должно  быть  утомительно
для вас.
   Она   сочувственно   улыбнулась.   Ни   капли   ревности!   Это   его
раздосадовало.
   -  Ничего  страшного.  Просто  я  предвижу,  что  на  сей   раз   мой
предполагаемый роман будет несколько более громким, чем обычно.
   С невольным чувством стыда Риордан понял, что пытается  заставить  ее
ревновать.
   - Полагаю, она очень хороша собой? - спросила Клодия.
   - Страшна, как дикобраз, - усмехнулся он.
   - То же самое вы говорили об оперной  певице,  которую  мистер  Куинн
подозревал в шпионстве.
   - Но она и вправду была уродиной!
   - Филипп, я же ее видела.
   - О! - Он опять поцеловал ее руку. - Вам в самом деле  все  равно!  В
вашем каменном сердце просто нет места ревности.
   Клодия задумчиво прищурилась.
   - Нет, - согласилась она после минутного размышления. - Пожалуй,  для
ревности там места нет. Но ведь это не имело бы никакого смысла,  верно?
Если бы вы всерьез увлеклись другой женщиной, тут уж ничем  нельзя  было
бы помочь. А начинать волноваться, пока этого  не  случилось,  по-моему,
просто неразумие.
   - Ваша логика безупречна, как всегда, моя дорогая. Именно поэтому она
так меня и бесит.
   - Вот глупый! - Она  отняла  у  него  руку.  -  Уже  поздно,  Филипп.
Позвольте мне вернуть вам вашу книгу. Вам пора уходить.
   Риордан вздохнул, признавая свое поражение. Клодия подошла  к  столу,
на котором стояла ее рабочая корзинка, и принялась рыться в ней, пока не
нашла тоненький томик, переплетенный в красный сафьян. Риордан с улыбкой
узнал  переплет:  это  был  его  английский   экземпляр   "Общественного
договора".
   - Что вы об этом думаете? - спросил он.
   Вопрос был совершенно излишним: Клодия всегда, не дожидаясь, пока  ее
спросят, говорила, что она думает о каждой прочитанной книге.
   - Очень волнующее чтение, но скорее для души, чем для ума.
   - В ваших устах это звучит как смертный приговор.
   - Тон задает первая фраза, - продолжала она, не обратив  внимания  на
его реплику. - "Человек рождается свободным, и повсюду он в цепях".  Мне
всегда претила такая склонность к громким эффектам. И я  никак  не  могу
согласиться с его основной посылкой: он утверждает, что человек в  своем
естественном состоянии кроток и даже робок. Я  скорее  склонна  поверить
Гоббсу  ,  когда  он  говорит,  что  люди  по  природе  своей
эгоистичны  и  аморальны.  Отсюда   следует   абсурдность   самой   идеи
общественного    договора.    Революция    во    Франции    красноречиво
свидетельствует о том, что толпа не может управлять собой.
   Она продолжала говорить,  пока  Риордан  внимательно  слушал,  кивая,
когда был с ней согласен, и хмурясь, когда  ее  слова  вызывали  у  него
возражения.  Однако  в  конце  концов  он  потерял  нить   разговора   и
сосредоточился на том, как движутся ее губы при каждом слове. У нее  был
красивый  ротик.  Бывали  случаи,  когда  Клодия  позволила   ему   себя
поцеловать, но он  знал,  что  злоупотреблять  удачей  не  следует.  Она
никогда не отталкивала его - просто замирала  в  ледяном  оцепенении.  С
таким же успехом можно было обнимать снежную статую.
   -  Руссо  пишет,  -  продолжала  между  тем  Клодия,  -  что  человек
прислушивается к голосу разума, прежде чем последовать своим желаниям  и
склонностям. Но что может быть дальше от истины,  чем  это  утверждение?
Человек не способен... Филипп, да вы меня совсем не слушаете!  Я  знала,
что вы слишком утомлены.  Вам  надо  вернуться  домой.  Я  велю  Роберту
заложить карету.
   Она взяла его под руку и повела через холл к парадному подъезду.
   - Простите, я задумался о делах.  Нет-нет,  уже  слишком  поздно,  не
стоит беспокоить Роберта. Я прогуляюсь.
   С минуту они проспорили, потом Клодия уступила.
   - Я увижу вас в четверг за картами у Чилтонов?
   - Вряд ли.
   - Ясно. Я полагаю, вы будете целиком поглощены вашей новой пассией, -
заметила она с язвительной усмешкой. - Как  ее  зовут?  Я  спрашиваю  на
всякий случай. Если вдруг кто-то мне расскажет о вашей связи с  какой-то
другой женщиной, у меня действительно появится повод для ревности.
   - Хотел бы я это увидеть! - устало  улыбнулся  Риордан.  -  Ее  зовут
Кассандра Мерлин.
   - Мерлин? Разве не так звали человека, которого позавчера повесили?
   - Да, и эта девушка - его дочь. Но больше не спрашивайте  меня  ни  о
чем, Клодия. Мне очень хочется  все  вам  рассказать,  но,  если  я  это
сделаю, Оливер с меня голову снимет.
   - Ладно, не буду ни о чем спрашивать. Но вы ведь  знаете,  Филипп,  я
умею хранить секреты! Что бы вы мне ни рассказали, дальше  меня  это  не
пойдет.
   - Конечно, знаю.
   Риордан коснулся ее руки и даже  подумал,  не  поцеловать  ли  ее  на
прощание, но решил, что  рисковать  не  стоит.  Ему  не  хотелось  опять
нарваться на взгляд,  полный  сурового  удивления,  который  она  обычно
бросала на него после каждого поцелуя.
   - Доброй ночи, моя дорогая.
   Он распахнул дверь и вышел.

***

   Кассандра сидела на краю кровати, крепко прижимая  пальцы  к  вискам.
"Все люди рождаются свободными и равными. Ни один человек  не  имеет  от
природы власти над другими людьми. Отказ от свободы равносилен...  -  Ей
пришлось потереть пылающий от боли лоб ладонью и стиснуть зубы. -  Отказ
от свободы равносилен отказу от человеческого естества".
   Она со  стоном  откинулась  на  постель  и  безнадежно  уставилась  в
потолок. В треклятой брошюре было  пятьдесят  страниц,  по  две  колонки
текста на каждой, а шрифт был таким мелким, что даже блоха не смогла  бы
прочитать его без очков. До чего же стыдно будет признаваться  Риордану,
что она одолела только половину!
   А что сказал бы папа, если бы узнал, что его дочка читает  Руссо?  О,
разумеется, он был бы горд и удивлен и... со знакомым  горьким  чувством
Кассандра заставила себя опомниться. Нелегко будет  избавиться  от  этой
привычки. Всю свою жизнь она пыталась вообразить, как  откликнется  отец
на любые ее поступки или мысли; она так часто задавала себе этот вопрос,
что он стал приходить в голову сам собой, как привычный рефлекс. Все  ее
решения были основаны на его  воображаемом  одобрении  или  неодобрении.
Сначала она все делала, чтобы заслужить его похвалу, потом - все,  чтобы
привести его в ужас. Ей хотелось любыми средствами привлечь хоть  толику
его внимания. Злая ирония заключалась в том, что ему  и  при  жизни  все
было безразлично, а уж теперь  и  подавно.  Теперь  ей  оставалось  жить
только для себя. Это было новое ощущение, и ей пришло в голову, что  она
просто не знает, с чего начать. Послышался стук в дверь.
   - Войдите, - позвала Кассандра, садясь прямо.
   Оказалось, что это тетя Бесс. Она на мгновение остановилась в  дверях
с загадочным выражением на обсыпанном рисовой пудрой лице, но заговорила
не сразу.
   - В тихом омуте черти водятся, - объявила она наконец, скрестив  руки
на груди.
   - Прошу прощения? - спросила Кассандра с самым невинным видом, хотя и
почувствовала, что щеки у нее краснеют.
   - "Заводить любовников я предоставляю вам", -  продекламировала  леди
Синклер с гадкой усмешкой. - Боже, какая же ты ханжа!
   Кассандра одним прыжком вскочила с постели и подошла к зеркалу.
   - Надо полагать, мой визитер уже прибыл, да, тетя?  -  сухо  спросила
она, расправляя юбки и одергивая лиф.
   - Филипп Риордан.
   Леди Синклер покачала головой, не в силах  скрыть  нотки  восхищения,
невольно прорвавшейся в голосе.
   - Пожалуй, я тебя недооценила, Кассандра.  Могу  я  поинтересоваться,
как давно ты его знаешь?
   - Не очень давно.
   Кассандра выбранила себя за то, что не придумала заранее какой-нибудь
истории, объясняющей  ее  знакомство  с  почтенным  Филиппом  Риорданом.
Увидев в зеркале свое лицо, напряженное и  бледное,  она  несколько  раз
ущипнула себя за щеки, чтобы вызвать румянец.
   - Мы встретились в церкви, - с легкостью  солгала  она,  не  особенно
беспокоясь о том, поверит ей тетя Бесс или нет. - А  теперь  прошу  меня
извинить...
   - Одну минутку, Касс. Я считаю своим долгом предупредить  тебя,  хотя
ты, разумеется, и сама могла заметить, что Филипп Риордан не джентльмен.
У него чудовищная репутация.
   Эти слова едва не заставили Кассандру рассмеяться. Вопрос о том,  кто
из них двоих ханжа, так и вертелся у нее на языке.
   - Стало быть, мы с ним - идеальная пара, не так ли?  -  спросила  она
вместо этого.
   Тетя Бесс взглянула  на  племянницу  с  грозным  прищуром.  Кассандре
хотелось как можно скорее положить конец  диспуту,  поэтому  она  быстро
проскользнула в дверь мимо тетки и поспешила вниз по ступеням.
   Из гостиной доносились мужские голоса.  Она  остановилась  в  дверях.
Риордан не сразу ее заметил, он что-то говорил,  обращаясь  к  Фредди  и
заставляя его трястись от  хохота,  но,  увидев  ее,  тут  же  замолчал.
Кассандра смущенно приветствовала его, спотыкаясь  на  каждом  слове,  и
страшно  обрадовалась,  когда  Фредди  прервал  ее  потоком  добродушной
болтовни. Куда они направляются? Ах, на прогулку в Сент-Джеймс-парк, вот
как? Что ж, они,  безусловно,  выбрали  удачный  день.  Да,  кстати,  он
слышал, что Воксхолл больше совсем не в моде, все теперь посещают только
Кенсингтон-Гарденс ,
что Филипп думает по атому поводу? И кстати, кто шьет ему рубашки?
   Кассандра терпеливо молчала, пока Риордан с любезностью, которой  она
от него не ожидала, отвечал на беспорядочные вопросы  ее  кузена.  Когда
пришло время отправляться, он повел ее к дверям, легко и  бережно  держа
под локоток, а потом усадил в карету со всей учтивостью, какая  подобает
истинному джентльмену в общении со своей престарелой тетушкой.
   Она не сомневалась, что он вернется к своим обычным замашкам и начнет
издеваться  над  ней,  как  только  они  останутся  наедине,  но,  к  ее
величайшему облегчению, этого не  произошло.  Он  уселся  рядом,  но  на
приличном расстоянии от нее,  и  послал  ей  вежливую,  лишенную  всякой
двусмысленности улыбку.
   - Я рад отметить, Касс, что сейчас ты выглядишь лучше, чем  несколько
минут назад, - заметил он с вроде бы искренней озабоченностью. -  Ты  не
забо