о обоих. С годами Фрэнсис показал себя  отличным  управляющим  и  с
лихвой оправдал все надежды, которые возлагал на  него  Дэвон.  В  последнее
время  между  ними  зашел  даже  разговор  о  партнерстве,  самый,  впрочем,
предварительный и неопределенный, однако теперь,  когда  на  сцене  появился
Клей, подобным планам, видимо, не суждено было сбыться.
   Алисия что-то говорила, обращаясь к нему, она хотела показать ему  кольца
со змеевиком, купленные в Миллионе. Где же сейчас Лили? Наверное, у  себя  в
комнате, сидит, согнувшись в три погибели, над своим  проклятым  рукоделием.
Он не видел ее с прошлой ночи, но думал  о  ней  почти  неотступно.  "Бедный
Дэв", - сказала она ему. Алисия вложила ему в руку одно из  колец,  указывая
на вытянутые полосами красные вкрапления на камне. Они  оба  склонились  над
кольцом, почти касаясь друг друга головами,  и  он  услышал  тонкий  розовый
запах ее духов. Лили никогда не пользовалась духами, но иногда от нее  пахло
цветами. А сколько  оттенков  пламени  было  в  ее  волосах!  Казалось,  они
светятся и живут собственной жизнью, как по волшебству. И еще  ему  нравился
ее  рот.  Он  так  аккуратно,  почти  застенчиво  приоткрывался,  когда  она
говорила. Зато в улыбке уголки ее прелестных губ  нежно  изгибались  кверху.
Нет, ее улыбку нельзя было назвать скупой. А как она умела взглянуть на него
сквозь ресницы, когда улыбалась! Но когда она плакала,  кончик  носа  у  нее
краснел,  а  серо-зеленые  глаза  расплывались...  И  тогда  у  него  сердце
разрывалось, глядя на нее. Наверное, она плакала из-за него  прошлой  ночью.
Дэвон прислушивался, лежа в постели, и боялся услышать ее плач. Но бессонная
ночь миновала, а он так ничего и не услышал,  кроме  обычных  ночных  звуков
старого дома. "Лили, - думал он, - ну что мне  с  тобой  делать?"  Вдруг  по
затылку у него прошел холодок. Дэвон поднял голову и увидел, что  она  стоит
перед ним, протягивая Алисии чашку чая.
   Кольцо выскользнуло из его пальцев и с тихим стуком упало  на  ковер.  Он
был так ошеломлен, что даже не шевельнулся.  Молчаливая  и  проворная.  Лили
грациозно наклонилась и подняла кольцо. На  мгновение  она  застыла,  словно
изучая камень, а потом подала ему. Дэвон машинально  протянул  руку,  и  она
положила кольцо ему на ладонь, не коснувшись его руки и  пальцем.  Их  глаза
встретились, но ее лицо было замкнутым, он ничего не смог прочесть.
   - Дэвон, я с тобой говорю. Хочешь чаю? - окликнула его леди Элизабет.
   - Нет, - еле выговорил он.
   - Клей?
   - Да, пожалуйста.
   Чувствуя, как в груди медленно разгорается бессильный гнев, Дэвон  следил
за тем, как Лили взяла из рук его матери еще одну чашку с блюдцем и  отнесла
ее Клею на другой конец гостиной. На ней было все то  же  серое  канифасовое
платье и застиранный фартук, волосы она спрятала  под  хорошо  знакомый  ему
ветхий чепец. Клей смутился и попытался  перехватить  ее  взгляд,  пока  она
подавала ему чай, но она присела в изящном (издевательском,  подумал  Дэвон)
поклоне и тотчас же отвернулась. Алисия в это время с жаром рассказывала ему
какую-то забавную историю, и Дэвон едва услышал, как Лили негромко  спросила
у его матери:
   - Еще что-нибудь, миледи?
   Леди Элизабет ответила "нет". Лили поклонилась и вышла из комнаты.
   - Джимми был ошарашен и заявил Жюстине, представляете себе, Дэвон, заявил
на глазах у всей компании (ваша матушка была там и может  все  подтвердить),
что если он еще хоть раз услышит от своей жены подобные речи, то без  всяких
колебаний спустит с нее шкуру! Конечно, никто ему не поверил.  Джимми  Линч!
Вы можете такое вообразить? Он же мухи не обидит! К тому  же  Жюстина  такая
кроткая овечка! Ну разве это  было  не  уморительно?  -  обратилась  она  за
поддержкой к леди Элизабет.
   - Совершенно уморительно, - рассеянно подтвердила ее светлость,  переводя
озабоченный взгляд с одного сына на другого.
   Клей мрачно уставился в свою чашку, а Дэвон ни на минуту не отвел глаз от
дверей с  тех  пор,  как  за  ними  скрылась  хорошенькая,  немного  бледная
горничная.
   - Кстати, Жюстина шлет привет вам обоим, - добавила леди Элизабет.  -  Ты
ведь ее помнишь, не правда ли,  Дэв?  Клей,  безусловно,  ее  помнит.  Такая
хорошенькая, с золотистыми волосами, все мы думали, что она выйдет замуж  за
Тома Рена, но потом Джимми...
   - Извините.
   Ни на кого не глядя, Дэвон Поднялся и направился к двери.
   - Дэв? Что случилось? Он остановился на пороге.
   - Ничего, матушка, я... - Что же ей сказать? -  Я  забыл  передать  Коббу
кое-что важное. Сейчас вернусь.
   Три пары глаз удивленно проводили его, пока он выходил из комнаты.
   Ее не было в кухне. Судомойка взглянула на него с ужасом,  но  поклялась,
что не  видела  ее.  Повинуясь  инстинкту,  Дэвон  бросился  по  L-образному
коридору мимо  комнаты  новой  экономки  и  вверх  по  осыпающимся  каменным
ступеням в пустой двор, находившийся сбоку от дома.  Лили  стояла  спиной  к
нему у сарая с садовым инвентарем.  Бесшумно  ступая  по  влажной  от  дождя
земле, он оказался в десяти футах от нее, прежде чем она услыхала его  шаги.
Даже после этого она не обернулась. Охваченный яростью, Дэвон в четыре  шага
пересек разделявшее их пространство и, схватив за плечо, развернул ее  лицом
к себе.
   Но весь его гнев исчез, а горькие упреки замерли  на  устах,  когда  она,
запоздало вскинув руки, попыталась закрыть мокрые  от  слез  щеки  и  полные
отчаяния глаза. Лили старалась отвернуться, но он удержал ее.
   - Это была ошибка, - всхлипывала она, - не надо было...
   Ей пришлось замолчать, рыдания душили ее, она закрыла лицо руками.
   Что ему оставалось делать, как не обнять ее? Лили заговорила снова:
   - Прости. Не знаю, что на меня нашло,  зачем  я  это  сделала...  Я  была
сердита, обижена, я думала, что если...
   - Тише, тише, это не имеет значения.
   Это и в самом деле больше не имело значения.
   - Она такая.., безупречная... Я только все испортила... Теперь,  когда  я
се увидела...
   И опять Лили зашлась в безудержном плаче,  упираясь  стиснутыми  кулаками
ему в грудь, чтобы не дать обнять себя.
   До него не сразу дошло, что она имеет в виду Алисию. Вот  и  вчера  ночью
она тоже говорила о ней.
   - Лили, Алисия никогда не была моей невестой.
   - Ну, значит, будет.
   - Нет, она...
   - Или кто-то другой вроде нее. Кто-нибудь когда-нибудь непременно  будет.
Это правда, и ты это знаешь.  -  Она  оттолкнула  его  и  вырвалась  из  его
объятий. - Я должна уехать, Дэв. Я этого не вынесу.
   Действуя по наитию, он вновь схватил ее, на сей раз уже не стараясь  быть
бережным.
   - Никуда ты не уедешь. Не серди меня. Лили, не говори глупостей.
   Он привлек ее к себе, обхватив изо всех сил. Она не воспротивилась.  Боль
была невыносимой, но уйти от него было  бы  во  сто  крат  больнее.  Как  ей
расстаться с ним? Никогда  его  больше  не  видеть,  не  обнять..,  как  это
пережить? Пусть это малодушно с ее стороны, но она не  могла  его  оставить.
Пока еще нет. Легче вырвать у себя сердце.
   Лили не могла еще раз сказать "я люблю тебя": это признание было  слишком
болезненным для них обоих.
   Дэвон не мог дать ей никакой надежды. Они долго стояли, прижавшись друг к
другу и не говоря ни слова. Оба не знали, что им дальше делать.

Глава 19

   Элизабет и Алисия уехали. Лили услыхала рано утром, как отъезжает карета,
но на этот раз не встала, чтобы взглянуть на нее из  окна.  Целый  день  она
провела в тоске, не выходя из комнаты. Дэвон так и не пришел.
   К вечеру  разыгралась  буря.  Южный  ветер  задувал  с  моря,  штормовыми
порывами обрушиваясь  на  берег.  Он  трепал  ее  волосы  и  вздувал  платье
колоколом вокруг колен. Погода как  раз  подходящая  для  принятия  решений,
подумала Лили, стоя у подножия вырубленных в скале  ступеней  и  глядя,  как
прилив захватывает последнюю пядь сухого песка у  ее  ног.  Она  была  одна,
позади нее высилась скала, впереди простиралось только море и небо над  ним.
Лили уже знала, что будет делать, но ей хотелось в последний  раз  продумать
все до мелочей. В прошлом  необдуманные  поступки  приносили  ей  одни  лишь
неприятности, но несколько жестоких уроков, преподнесенных жизнью, заставили
се понять, что она не может себе позволить действовать сгоряча.
   Она решила рассказать Дэвону, кто она такая, объяснить, что она  будет  и
чего не будет делать, а потом принять любые возможные последствия, хотя  это
было и нелегко. Конечно, ему приятно будет узнать, что она на самом деле  не
служанка, но Лили понимала, что одного этого вряд ли будет достаточно, чтобы
заставить его переменить свое мнение насчет  женитьбы  на  ней.  Однако  она
твердо решила, что больше не будет его любовницей. Ей было отлично  известно
(хотя в последнее время она старалась об этом не думать), что  любовница,  в
сущности, ничем не отличается от разборчивой шлюхи.
   Что же ей в таком случае делать? Куда идти? Она  полагала,  что  к  этому
времени Сомс уже должен был бы ей ответить: письмо к  нему  было  отправлено
больше месяца назад. Если он откажется ее принять, придется искать  какое-то
другое место, где  она  могла  бы,  живя  очень  скромно,  дождаться  своего
двадцать первого дня рождения, до которого оставалось еще девять месяцев,  и
получить оставленное ей крошечное наследство. Согласится ли  Дэвон  одолжить
ей денег? Если да, то неужели она их возьмет, хотя  бы  на  условиях  займа?
Возможно, но она предпочла бы полный разрыв раз и навсегда.
   Ветер швырнул ей в лицо  соленые  брызги.  Лили  пришлось  обеими  руками
уцепиться за перила, чтобы не потерять равновесия. "Какая же  я  лгунья!"  -
подумала она в отчаянии. Если Дэвон предложит ей кров и содержание  в  обмен
на ее тело, неужели у нее хватит мужества отказаться? Как ни  унизительно  в
этом признаться, но  скорее  всего  она  не  в  силах  будет  отклонить  его
предложение и уехать. Она любит его  так  сильно,  что  согласна  стать  его
шлюхой, и пусть окружающие думают что хотят.
   Лили устала от неотвязных и бесплодных  раздумий.  Что  толку  терзаться,
воображая все возможные последствия, когда она еще ничего не сделала? Сперва
она расскажет ему, кто она такая и почему ей пришлось убежать из Лайма, а уж
потом посмотрит, что он ей на это ответит. Она была уверена (настолько,  что
решила рискнуть) по крайней мере в одном: Дэвон не прикажет  ее  арестовать.
Пусть он окружной судья, но был же случай, когда он сам нарушил закон, чтобы
защитить брата.  Он,  как  никто,  должен  понимать,  что  при  определенных
обстоятельствах,  когда  невозможно   опровергнуть   ложное   обвинение,   а
соблюдение  закона  влечет  за  собой  большую  несправедливость,  чем   его
нарушение, лучше и мудрее закрыть  глаза  на  букву  закона  и  действовать,
исходя из здравого  смысла.  В  самом  худшем  случае  он  просто  велит  ей
убираться на все четыре стороны, и тогда (если не считать сердечных  потерь)
она просто окажется в том же положении,  что  и  в  день  своего  приезда  в
Даркстоун.
   Лили расправила плечи. Она приняла  решение.  Дэвон  поехал  на  собрание
владельцев рудников в Труро и должен был  вернуться  домой  поздно,  но  она
собиралась его дождаться. Пожалуй, она посидит с Клеем в  библиотеке.  Может
быть. Клею удастся ее развеселить. Повернувшись спиной к ветру, Лили  начала
подниматься по крутым ступеням к дому.

***

   Дэвон  распахнул  створчатое  окно,  которое  с  обеих  сторон  сторожили
портреты первого и второго виконтов Сэндаунов в золоченых рамах. Порыв ветра
дунул ему прямо в лицо. Он закрыл глаза и вдохнул прохладный, влажный воздух
с привкусом соли в надежде,  что  это  прояснит  его  мысли.  Под  действием
морского ветра написанное на плотной бумаге письмо у него в руке  уже  стало
походить на увядший капустный лист. Дэвон вновь перечитал короткое послание,
сложил его и сунул в  карман.  Через  минуту  он  возобновил  свое  хождение
взад-вперед.
   Второй этаж в Даркстоуне соединялся галереей с западной башней.  Это  был
длинный коридор с высоким потолком, отделанный панелями каштанового дерева и
увешанный бесчисленными темными портретами покойных Дарквеллов,  украшавшими
каждый простенок между окнами. Немногочисленная мебель стояла  по  углам,  а
застланный ковром пол был специально оставлен  совершенно  свободным,  чтобы
дать возможность хозяину прогуливаться, когда погода не позволяла  совершать
моцион на свежем воздухе. Сегодня был не тот случай, и все же  Дэвон  пришел
сюда, рано вернувшись из Труро. Ему  было  все  равно  где  ходить.  Он  был
слишком погружен в свои мысли.
   Все его мысли занимала, разумеется, Лили. Ему казалось,  что  со  дня  их
первой встречи он вообще мало о  чем  думал,  кроме  Лили  Траблфилд,  но  в
последнее время мысль о ней преследовала его неотступно. Дэвон понимал,  что
она ждет от него какого-то решения, разъяснения своих  намерений,  но,  увы,
между тем, чего хотел он, и тем, чего хотела она, лежала бездонная пропасть.
Он хотел быть с нею рядом, наслаждаться ее телом и  дарить  наслаждение  ей;
она же хотела, чтобы он связал себя словом и чувством. Но у него  больше  не
осталось чувств. Все они давно уже перегорели Дэвону было ничуть не легче от
того, что он прекрасно понимал, что именно мешает ему найти для Лили место в
своей жизни и в своем сердце. Маура умерла пять лет назад, но он  ничего  не
забыл.  С  необычайной  ясностью  ему  вспоминалась  овладевшая  им  вначале
неистовая страсть, неукротимое желание обладать ею, переросшее  в  настоящую
одержимость. Столь же отчетливым было воспоминание о  жестоком,  губительном
разочаровании, об охватившем его мучительном  стыде  и  отвращении  к  себе,
когда он узнал, что женщина, сумевшая пробудить  в  нем  такое  страстное  и
трепетное чувство, на поверку оказалась двуличной и  продажной  тварью.  Она
сбежала с его управляющим. Они украли  его  деньги  и  его  ребенка.  Деньги
оставили при себе, а ребенка выбросили за ненадобностью, когда он  стал  для
них обузой. Дэвон почувствовал, как старая боль поднимается в нем с  прежней
силой, разъедая ему внутренности словно кислотой,  и  усилием  воли  прогнал
воспоминание о том, как  нашел  Эдварда,  своего  младенца-сына,  мертвым  в
коттедже  какой-то  старухи.  Подобные  мысли  вели  к  черному,  бездонному
отчаянию. Слишком много раз ему приходилось путешествовать по этой дороге.
   Все это не имело никакого отношения к Лили, лихорадочно твердил он  себе.
Рассудочной частью ума он в это верил, знал, что  это  правда,  должно  быть
правдой. Но что-то темное и нерассуждающее,  скрытое  в  самой  глубине  его
души, так и незажившее и ничего не забывшее, начинало беспокойно  ворочаться
под поверхностью. Перед его мысленным взором всплыл образ  Алисии  Фэйрфакс.
Он увидел ее спокойное лицо и добрые глаза. Алисия была  настоящей  леди  до
мозга костей. Она, безусловно, стала бы ему верной женой, в этом можно  было
не сомневаться. На нес можно было положиться. С  ней  было  бы  не  страшно.
Неужели он именно этого хочет? Неужели вся его жизнь свелась к этому?
   Несколько месяцев назад Дэвон без колебаний и сожалений ответил бы  "да".
Но потом ему повстречалась Лили, и  все  его  благоразумные,  устоявшиеся  и
правильные представления о  жизни  обрушились,  как  сгнившие  стропила.  Он
обращался с нею жестоко, оскорблял и третировал ее, сделал все, что  было  в
его силах, чтобы устранить ее из своей жизни и держать только в постели. Но,
несмотря на все его усилия, победа осталась за нею. Вопреки его  собственной
воле она возродила его, разрушила столь искусно возведенные им  вокруг  себя
преграды и показала ему иное будущее: непредсказуемое,  зато  полное  любви,
радости и веселья. Обороняясь, он пытался уверить себя, что ничего к ней  не
испытывает, кроме обычного влечения. Это само по себе  казалось  чудом,  так
как в течение пяти  лет  женщины  служили  ему  всего  лишь  вспомогательным
средством, необходимым для безрадостного и  нечастого  удослетворения  своих
мужских потребностей. Мысль о том, что  можно  испытать  настоящую  страсть,
представлялась ему странной и пугающей. А уж о чем-то  большем,  чем  просто
страсть, даже подумать было жутко.
   Безрассудный страх сидел в нем до сих  пор.  Они  с  Лили,  казалось  бы,
пришли к пониманию, но в чем оно? Он сказал, что любит ее, но правда ли это?
Да, он беспрестанно думал о ней.  Это  любовь?  С  нею  он  чувствовал  себя
счастливым. Это и есть любовь?
   Дэвон остановился и, прислонившись к стене  рядом  с  парадным  портретом
своей прабабки,  нащупал  рукой  в  кармане  письмо  от  маркизы  Фроум.  Ее
светлость извещала его о том, что никогда не слыхала о Лили Траблфилд  и  уж
тем более не нанимала ее к себе в  служанки.  Она  с  прискорбием  вынуждена
признать, что по нынешним временам очень трудно стало находить честных слуг,
с каждым годом положение становится  все  хуже  и  хуже,  очевидно,  и  лорд
Сэндаун стал жертвой обмана. Под конец маркиза выражала надежду,  что  обман
не пошел дальше фальшивой рекомендации и что мисс Траблфилд ничего у него не
украла, кроме доверия.
   Удивительно было лишь то, что письмо  его  ничуть  не  удивило.  Дэвон  с
самого начала знал, что Лили выдает себя за другую. Его  это  не  волновало,
ведь его интерес к Лили был вполне определенным и строго ограниченным:  все,
чего он хотел, это соблазнить ее. А потом он просто позабыл обо всем:  забыл
про фальшивый ирландский акцент, которым она воспользовалась, чтобы получить
место, про то, что она слишком хорошо образована  и  воспитана,  чтобы  быть
простой служанкой, про то, как упорно она уклонялась от расспросов  о  своем
прошлом, прибегая иногда к откровенной лжи. И теперь ему казалось по меньшей
мере забавным, что она требует от него полной откровенности  ("Я  -  это  я,
Лили, я никогда не причиню тебе зла!") и в то же  время  сама  явно  чего-то
недоговаривает.
   Но все это не имело значения. Лили что-то от него скрывала;  он  полагал,
что она расскажет ему о себе, когда сочтет нужным.  И  даже  сейчас  его  не
особенно интересовало, о чем именно пойдет речь. Главное - решить, что с ней
делать.
   Он вновь зашагал взад-вперед. Какой-то звук - неужели выстрел? - заставил
его замереть. Дэвону показалось, что он донесся снизу.  Разумеется,  это  не
выстрел. Но что же тогда? Возможно, ставень, хлопнувший по стене дома. Ветер
был достаточно силен. Однако  хлопок  вышел  что-то  уж  слишком  громким  и
звонким. Теперь дом опять  затих,  слышались  лишь  завывания  ветра.  Дэвон
вспомнил, что, когда сам он вернулся из Труро,  Клей  был  в  библиотеке:  в
последний раз проверял весовые данные медной руды перед  завтрашней  подачей
заявок. Неторопливо спускаясь по лестнице, Дэвон отметил, что пламя свечей в
настенных бра колеблется. Откуда-то поступал  сквозняк.  С  моря  надвигался
шторм.
   - Клей? - позвал Дэвон,  оказавшись  в  коридоре  и  увидев  свет  лампы,
льющийся из дверей библиотеки. Он вошел внутрь. Клея в комнате не  было,  но
двери, ведущие на террасу, оказались распахнутыми настежь.  Теперь  понятно,
откуда прозвучал "выстрел". Черт бы побрал Клея, какого дьявола он не закрыл
двери? Бумаги со стола разлетелись по всей комнате. Дэвон немного  удивился,
заметив на столе сундучок с кассой: обычно Клей держал его запертым в нижнем
ящике. Он бросился к балконным дверям и закрыл их.
   Клея он увидел, когда повернулся спиной к дверям. Его младший брат  лежал
на полу лицом вниз по другую сторону от письменного стола. Волосы вымокли  и
потемнели от крови, рубашка тоже.
   Дэвон подбежал к нему с криком: "Клей!", коснулся его трясущимися руками,
потом бережно повернул яйцом к себе. Маленькая черная ранка зияла высоко  на
лбу над правой бровью у самой линии волос. Широко  раскрытые  голубые  глаза
остекленели и смотрели в никуда. Он был мертв.
   С отчаянным криком Дэвон прижался лбом к груди  Клея  и  крепко  зажмурил
глаза, пока его п