о шока. Он больше не мог  кричать,
он свернулся клубком, как еж. Теперь ему стало легче, он  мог  откатиться  в
любую сторону, увернуться от разящего клинка, раздавить его своей  тяжестью.
Но минуты отдохновения оказались недолгими, клубок  начал  разматываться,  и
вот он опять лежит, вытянувшись на  спине,  обессилевший  и  беспомощный,  а
острые клинки отрезают от него по кусочку: вжик, вжик, вжик...
   - Открой глаза, Рубен. Ну же,  давай,  просыпайся.  Он  открыл  глаза,  и
жгучая боль в бедре сразу же вспыхнула, как костер. Он не шевельнулся,  зная
по опыту, что от этого будет только хуже. Гораздо хуже. В  поле  его  зрения
появилось лицо Грейс. - Тебе снился кошмар, - объяснила она.  Как  будто  он
сам этого не знал! Ее лицо, полное тревоги  и  сострадания,  действовало  на
него благотворно, но он заставил себя закрыть глаза. Ему уже  было  известно
по опыту, что она опять уйдет и вернется в кресло, если увидит,  что  он  не
спит и с ним все в порядке. Но вот если он притворится, что спит, или -  еще
лучше! - застонет от боли в бедре, тогда она сядет рядом с ним на кровати  и
прикоснется к нему. Возьмет его за руку, погладит по лицу  или  по  волосам.
Уловка сработала: ее прохладные легкие пальцы коснулись его лба.
   - Ты не спишь?
   - М-м-м, - неопределенно промычал он. У  него  сохранились  лишь  смутные
воспоминания о приезде в невысокий, но широко раскинувшийся двухэтажный  дом
с выбеленными деревянными стенами, прилепившийся у подножия поросшего дубами
холма. Когда это было? Вчера? Позавчера? С  тех  пор  он  больше  не  помнил
ничего, кроме боли и кошмарных снов. Иногда за ним ухаживала Грейс, иногда -
маленький китаец с мелодичным голосом  и  ловкими,  проворными  руками.  Она
называла его Ай-Ю. Это Ай-Ю наложил швы ему на бедро, а Грейс все это  время
держала его за руку, утешала, успокаивала, говорила, что все скоро  кончится
и что она в жизни своей не встречала такого отважного "штаркера", как он.
   Ему казалось, что с тех пор прошло два дня, но твердой уверенности у него
не было.  В  его  комнате  были  белые  стены,  простая  деревянная  мебель,
ярко-красные занавески на окне напротив кровати. Через окно  он  мог  видеть
небо - усыпанное звездами или до боли синее, а на рассвете - или на  закате?
- в комнату проникал благородный  аромат  лавровых  деревьев.  Лучи  солнца,
падавшие на белое покрывало, согревали его, когда его не  мучили  кошмары  с
кромсавшими тело ножами; ему нравилось следить, как солнечное пятно медленно
перемещается по постели, и воображать, будто мягкий золотистый свет исцеляет
его.
   Его мысли стали расплываться. Он почувствовал, как  рука  Грейс  тихонько
выскальзывает из его руки, и не стал ее удерживать. Ему не хватило сил.
   - Как он?
   Мужской голос. Не Ай-Ю - другой. Значит, Генри.
   - Мне кажется, он поправляется понемногу. Ай-Ю говорит, что  рана  хорошо
заживает.
   - Ну, раз Ай-Ю так говорит, значит, так и есть. Рубен  немного  приоткрыл
глаза и принялся рассматривать хозяина дома. Вблизи Генри не  показался  ему
таким старым, как вначале: возможно, ему еще не было и пятидесяти. К тому же
он был хорош собой, если, конечно, вам по вкусу щеголеватый  вид  галантного
светского льва, который любят напускать на себя  некоторые  мужчины  средних
лет. Но у Генри  были  нафабренные  усы,  а  по  представлениям  Рубена  это
означало, что он тщеславен. Нет, Генри ему решительно не понравился.
   Генри тем временем взял Грейс за руку и заставил ее подняться с  кровати.
Это понравилось Рубену еще меньше.
   - Ты измучена, - произнес он глубоким басом. -  Двое  суток  не  сомкнула
глаз.
   - Я дремлю, пока сижу здесь.
   - Но сейчас тебе здесь просто нечего делать.
   - Я знаю, но...
   - Пойдем спать, Грейс. Ай-Ю подежурит возле него сегодня.
   Рубен услышал, как она вздохнула.
   - Ладно, - согласилась Грейс.
   Да, в ее голосе явственно слышалась усталость. Он открыл глаза и  увидел,
как они уходят. Они шли к дверям в обнимку.
   "Пойдем спать, Грейс"?
   Рана у него на бедре воспламенилась и начала  пульсировать  еще  больнее,
чем прежде. Он попытался лечь на левый бок, но от этого стало  только  хуже.
Время от времени Ай-Ю давал ему глотнуть какой-то гадости, которая  смягчала
боль, но ее не полагалось принимать слишком часто.
   "Пойдем спать, Грейс"?
   "Генри мне не муж, мы просто живем вместе", - сказала она.  Он  отчетливо
помнил, когда, где и почему она ему об этом сказала.  В  тот  раз  уточнение
успокоило его. На этот раз - совсем наоборот.
   За окном запел сверчок. Тоскливое  уханье  филина  зловеще  разнеслось  в
ночном воздухе, напоенном запахом  лавра.  Рубен  закрыл  глаза.  Опять  ему
приснились острые ножи, вонзающиеся в его тело.

***

   -  Нам  надо  поговорить,  -  сказала  Грейс,  остановившись  у  подножия
лестницы.
   - Тебе надо поспать, - возразил Генри, положив руку на перила.
   - Ты же не станешь избегать разговора со мной, не так ли?
   - Что за глупости! - воскликнул он с оскорбленным видом.
   Тем не менее у нее сложилось впечатление, что с тех самых  пор,  как  она
вернулась домой, он не сказал ей ни слова о закладной на землю и  об  уплате
налога по одной простой причине: положение дел не улучшилось, оно стало  еще
хуже.
   - Давай посидим на веранде, - миролюбиво предложила она.
   Генри пожал плечами и прошел следом за  ней  через  гостиную  к  двойным,
затянутым сеткой дверям на веранду.
   - Выпьешь что-нибудь? - спросил он, остановившись у шкафчика с напитками.
   Грейс отказалась. Генри присоединился к ней через минуту,  держа  в  руке
бокал бренди. Они сели рядом на ступеньках, ведущих в сад.
   - Как хорошо вернуться домой, -  заметила  Грейс,  полной  грудью  вдыхая
напоенный благоуханием воздух.
   Она не сумела бы выразить словами, чем  пахнет  воздух  "Ивового  пруда",
просто знала, что он сладок и что нет ничего лучше его на всем белом  свете.
Ни за какие блага мира она не смогла бы с ним расстаться. Но  она  вернулась
домой с пустыми руками! То ли из-за своего неисправимого оптимизма, то ли по
глупости они с Генри не предусмотрели подобного поворота событий.
   - Ты скучал без меня?  -  спросила  Грейс,  опершись  локтем  на  верхнюю
ступеньку.
   Генри неопределенно  хмыкнул  и  занялся  раскуриванием  трубки.  К  этой
привычке, которую Грейс находила претенциозной, он пристрастился недавно.
   Она усмехнулась в темноте. Что за дурацкий вопрос! Конечно, он скучал без
нее!
   - Как твоя нога?
   - Как это мило, что ты не забыла  о  моей  ноге.  Нога  в  порядке,  грех
жаловаться, - проворчал он.
   Она и сама видела, что нога у него зажила:  он  не  хромал  и  больше  не
пользовался  тростью.  Грейс  прекрасно  помнила,  как  он  сломал  ногу   -
свалившись со ступенек веранды темной дождливой ночью в мае  прошлого  года.
Он упорно утверждал, что не был пьян, но в ту ночь он, как  и  сегодня,  пил
бренди.
   - Я сказала Рубену, что у тебя больное сердце, - предупредила Грейс.
   - Ха, - усмехнулся он, выдыхая дым. -А зачем?
   - Ну сначала, чтобы объяснить, зачем нам нужны деньги, а  потом...  чтобы
он понял, почему ты не поехал со мной, когда  я  собирала  пожертвования  по
приходам.
   Мне казалось, что это выглядит убедительнее, чем просто  сломанная  нога.
Драматичнее.
   Генри  кивнул  в  знак  согласия,  и  Грейс  почувствовала,  как  к   ней
возвращается ощущение объединявшего; их веселого и теплого товарищества.  Ей
действительно его не хватало.
   - Что еще ты рассказала мистеру Джонсу? - поинтересовался он.
   - О, я ему столько всего наговорила. Он одобрительно кивнул.
   - Расскажи мне о нем. Твое письмо меня, мягко говоря, озадачило. Расскажи
мне все, что случилось с того момента, как  ты  выбросила  на  ветер  четыре
тысячи долларов...
   - Я "выбросила"?
   - ...и до самого возвращения домой. Не упускай ничего.
   Грейс отлично знала, как искусно он умеет менять тему разговора.
   - Я тебе все расскажу, мне скрывать  нечего.  Но  сперва  ты  мне  скажи:
сколько мы должны и когда срок платежа?
   Яростное попыхивание трубки было ей ответом., Впрочем, он знал,  что  она
не отстанет, пока не выжмет из него всю правду. Вынув трубку изо рта,  Генри
признался во всем:
   - Банк не соглашается на  продление.  Мы  должны  собрать  всю  сумму  до
пятнадцатого августа. - Всю сумму?
   - Всю. Они не позволяют перезаложить дом и не  соглашаются  на  частичную
уплату. Если мы не сможем заплатить все шесть тысяч  к  пятнадцатому  числу,
они лишат нас права выкупа.
   Все обстояло еще хуже, чем она думала.
   - Нет, только не это! А что слышно от другого банкира? Ты говорил, что он
мог бы... - Неужели ты думаешь, что я  бы  сразу  не  сказал,  если  бы  это
сработало? - вспыхнул Генри. - Он отказал наотрез, и все тут.
   Разговор вышел мучительный для обоих, особенно для него, ведь он  считал,
что сам во всем виноват. В сущности, так оно и было: она советовала  ему  не
ввязываться в запутанное предприятие  по  приобретению  прав  на  разработку
каких-то горных участков. В эту сделку ухнули все  их  деньги,  им  пришлось
залезть в долги. Особенно упорно она отговаривала его  от  залога  поместья,
принадлежавшего, кстати, ей, а не ему. Но она ни разу не попрекнула  его  ни
словом, ни намеком. Как же они дошли до такой  жизни?  Неужели  им  придется
расстаться с "Ивовым прудом"? Нет, не может этого быть!
   - Ну давай, Грейс,  расскажи  мне  о  своих  приключениях.  Я  сгораю  от
любопытства.
   Она со вздохом поставила локти на колени, обхватила ладонями подбородок и
рассказала ему все. Ну... почти все. Генри был человеком широких взглядов  и
за все шесть лет совместной жизни никогда не пытался ее опекать  или  читать
ей нравоучения. И все-таки кое-что сугубо  личное  Грейс  скрыла:  например,
самые неприглядные  детали  своего  пребывания  в  доме  Уинга  и  все,  что
произошло потом в гостинице "Баньон-Армз".
   Когда она закончила свой рассказ, Генри долго молчал, попыхивая трубкой.
   Грейс зевнула. Ей страшно хотелось спать, но она подумала, что  лучше  бы
ей на этот раз переночевать в комнате Ай-Ю на первом этаже, напротив спальни
Рубена. Если ему понадобится помощь, из комнатки  Ай-Ю  она  непременно  его
услышит, не то что из своей собственной  спальни,  расположенной  на  втором
этаже в другом конце дома. Конечно, она прекрасно понимала, что  это  глупо:
чем бы она могла ему помочь, даже если бы он  ее  позвал?  От  Ай-Ю  в  этом
случае будет гораздо больше толку, чем от нее. И все же...
   - А ну-ка расскажи мне еще раз, что представляет собой этот Уинг?
   - Но я же тебе говорила...
   - Расскажи еще раз. Все, что ты о нем знаешь, Грейс. Во всех деталях.
   Ей был хорошо знаком этот тон - тихий,  терпеливый,  нарочито  спокойный.
Наверное, она одна на  всем  белом  свете  знала,  что  скрывается  за  этой
интонацией. Волосы у нее на голове шевельнулись от страха. Она  поняла,  что
Генри что-то замышляет.
   Спать ей расхотелось. Она рассказала Генри все, что знала о Марке Уинге.

***

   Часы с боем на ночном столике у постели Рубена прозвонили половину  часа,
заставив Грейс очнуться от легкой дремоты. Растирая затекшую  шею  и  плечи,
она попыталась стряхнуть с себя усталость. В ночном воздухе слышалось только
пение сверчка и ровное, чуть хрипловатое дыхание Рубена. Стараясь  двигаться
как можно тише, она поднялась с кресла и на цыпочках подошла к кровати.
   Под трехдневной щетиной лицо у него по-прежнему было белое, как  полотно.
Она знала, что не следует к нему прикасаться: он так беспокойно спал все эти
дни, что лучше  было  его  не  тревожить.  Но  ей  так  хотелось  разгладить
страдальческую морщинку у него на лбу между бровей!  Она  протянула  руку  и
тихо-тихо погладила его.
   Совершенно неожиданно жгучие слезы навернулись ей на глаза  и  покатились
по щекам. Грейс отерла  их,  чувствуя  себя  законченной  дурой.  Рубену  не
грозила смерть; напротив, Ай-Ю сказал, что он скоро начнет  поправляться,  а
уж на Ай-Ю в таких делах можно было положиться, Чувство облегчения - вот что
сделало ее такой слезливой и нервной. Да, отчасти причина в этом.
   Грейс не хотелось думать о других причинах, которыми Могла объясняться ее
повышенная чувствительность.
   Она осторожно опустилась на край матраца, стараясь не  разбудить  Рубена.
Его темные ресницы затрепетали и снова замерли.  Грейс  умирала  от  желания
прикоснуться к нему. Мысленным взором она видела, как подсовывает  руки  ему
под плечи, обнимает его, а он просыпается и  улыбается  ей.  Он  назовет  ее
"Гусси" и скажет что-нибудь веселое, чтобы ее рассмешить. При одной мысли об
этом проклятые слезы полились снова.
   Какая глупость! Грейс  вытащила  платок  и  вытерла  лицо,  обзывая  себя
дурехой. К тому же она была совершенно  разбита:  за  две  ночи  ей  удалось
проспать  не  больше  шести  часов,  а  за  сутки  до  этого,  в   гостинице
"Баньон-Армз", она, можно смело сказать, вообще не спала! Да-да, все дело  в
усталости, только в ней одной. Лишь крайним переутомлением  можно  объяснить
тот факт, что стоит ей взглянуть на Рубена или даже подумать о  нем,  как  в
голову лезут печальные мысли  и  ее  охватывает  безнадежная  уверенность  в
скором расставании. Скоро, очень скоро он поправится и окрепнет. И  навсегда
покинет "Ивовый пруд".
   Разве он не сказал ей об этом сам в тот вечер, когда они делились друг  с
другом планами на будущее? Ему хотелось исколесить весь мир, повидать все на
свете,  а  потом  обзавестись  большим  ранчо,  как  у  Эдуарда  Кордовы,  и
предаваться  безделью.  Стоит  ли  удивляться,  что  общение  с   владелицей
обанкротившейся фермы, с незадачливой мошенницей,  оставшейся  без  гроша  в
кармане и без видов на будущее, не входит в его дальнейшие планы?
   И могла ли она ожидать чего-то иного? Чего именно? Что он в нее влюбится?
Женится на ней, остепенится, осядет  на  одном  месте  и  станет  образцовым
членом общества? Порой ее старомодные, до нелепости мещанские  тайные  мечты
смущали Грейс так сильно, что у нее от стыда возникало желание  натянуть  на
голову одеяло. Возможно, Рубен испытывает влечение к  ней,  может  быть,  он
даже привязался к ней немного, но  это  не  те  чувства,  которые  могли  бы
превратить его в другого человека.
   Грейс дотронулась кончиками пальцев до его запястья. Нет, она не  хотела,
чтобы он стал другим человеком, он нравился  ей  таким,  каким  был:  умным,
веселым, изобретательным и отважным до безрассудства, если только поблизости
не было острых  ножей.  Она  восхищалась  его  ловкостью,  его  фантазией  и
артистизмом. Если не считать Генри, она в жизни не встречала человека  более
коварного и менее достойного доверия, чем Рубен Джонс.
   В эту самую минуту он повернул руку и обхватил ее пальцы.
   - Привет, Гусси, - прошептал он осипшим со сна голосом.
   Грейс закашлялась от неожиданности и утерла  свободной  рукой  мокрые  от
слез щеки.
   - Извини, я не хотела тебя будить. Постарайся снова уснуть.
   - Не уходи.
   - Уже поздно, тебе нужен отдых.
   - Ну, Гусси, хоть на минутку.
   - Нет, тебе в самом деле...
   - Я умираю от жажды. Можно мне немного воды?
   - Да-да, конечно.
   Грейс подняла кувшин и  наполнила  его  пустой  стакан.  Рубен  с  трудом
приподнялся, опираясь на локоть; она просунула руку ему под  затылок,  чтобы
помочь, и поднесла стакан к его  губам.  Это  было  такое  дивное  запретное
наслаждение - полуобнимать его вот так, пусть даже  на  несколько  секунд...
Его плечо упиралось ей в грудь, пришлось сделать над собой усилие, чтобы  не
зарыться лицом ему в волосы. Или удержаться и не поцеловать его в ухо.
   Осушив стакан, он поднял лицо и Посмотрел на нее. Страдальческая морщинка
между бровей исчезла, карие глаза светились доверием и надеждой. Он был  так
близко, что ей стоило на два дюйма наклонить голову,  и  их  губы  могли  бы
встретиться. Но силы воли у Грейс оказалось больше, чем  она  сама  ожидала.
Она бережно помогла ему опуститься на подушку и выпрямилась.
   -  Ай-Ю  дал  тебе  выпить  лекарство  перед   сном?   -   спросила   она
буднично-деловитым тоном.
   - Угу. На вкус оно напоминало настойку из буйволиного навоза.
   - Возможно, так оно и есть. Рубен взглянул на нее с ужасом.
   - Шучу, - успокоила его Грейс, хотя ей было достоверно известно, что Ай-Ю
действительно использует для своих целебных настоек самые невероятные  вещи,
и она давно уже ничему не удивлялась. - Как ты себя чувствуешь?
   - Мне лучше, когда ты здесь.
   Сердце у нее растаяло, словно кусок масла,  оставленный  на  солнце.  Она
почувствовала, как  по  лицу  неудержимо  расплывается  дурацкая  счастливая
улыбка.
   - Приятно слышать.
   - Но ты выглядишь усталой.
   Улыбка увяла. Свое лицо Грейс видела в зеркале над письменным столом: оно
походило на тюк белья, приготовленный  в  стирку  лет  сто  назад  и  кем-то
забытый в сыром подвале. Она сделала движение,  чтобы  подняться,  но  Рубен
крепко уцепился за ее руку. Грейс поглядела на его  длинные  тонкие  пальцы.
Крепость его пожатия ее приятно удивила. До чего же она любила его руки!
   - Надо было сразу выстрелить в Том-Фуна, - заговорила  она  торопливо.  -
Мне очень жаль, что ты пострадал. Меня это просто... убивает.
   - Да успокойся, Грейси, со мной все в порядке.
   - Но если бы я раньше спустила курок, ты бы не  лежал  здесь  с  раной  в
боку. Если бы я просто...
   - Ты спасла мне жизнь. Если бы не ты, я сейчас был бы мертв.
   Он поднес ее руку к  губам  и  закрыл  глаза,  целуя  ее.  Грейс  затаила
дыхание, растроганная до глубины души.
   - О, Рубен, как бы я хотела...
   Какой-то шум за спиной заставил ее обернуться.
   - Ах вот ты где! Побойся Бога, Грейс, сейчас три часа ночи.
   После их с Рубеном взволнованного тихого  шепота  голос  Генри  прозвучал
слишком громко. Грейс выпустила его руку и встала, расправляя юбки.
   - Я как раз собиралась отправиться спать.
   - Вот и хорошо.
   Генри  подошел  и  обнял  ее  за  плечи.  Он  был  босиком,  в  клетчатом
полубархатном халате поверх  желтой  ночной  рубахи.  Она  устало  прижалась
виском к его плечу.
   - Кажется, вы до сих пор так и не  представлены  друг  другу  официально.
Рубен, это мой друг Генри Рассел. Генри, это Рубен Джонс.
   Мужчины обменялись взглядами. После некоторого замешательства они кивнули
друг другу, но ни один не сделал попытки  к  рукопожатию.  Грейс  с  досадой
прислушалась к неловкому молчанию. В ее жизни было очень мало мужчин, но эти
двое много значили для нее, и ей очень хотелось, чтобы они понравились  друг
другу. Увы, у них, кажется, с самого начала что-то не заладилось.
   - Ну что ж, - сказал Генри после затянувшейся паузы. - Грейс еле держится
на ногах, поэтому позвольте нам откланяться, мистер Джонс.
   -  Спокойной  ночи,  -  послушно  подхватила  она.  -  Если  тебе  что-то
понадобится, Ай-Ю спит в комнате напротив. С тобой все в порядке? Если ты...
   - Со мной все в порядке, - буркнул Рубен, проведя рукой  по  взъерошенным
волосам. - Что мне действительно нужно, так это немного тишины и  покоя.  Вы
не могли бы погасить свет?
   Скривившись в болезненной гримасе, он повернулся к стене, спиной к ним, и
привалил к уху вторую подушку.
   Грейс озадаченно посмотрела на него, а Генри тем временем выкрутил фитиль
у лампы, стоявшей на ночном столике. Они бесшумно вышли из комнаты. В дверях
Грейс еще раз повторила: "Спокойной ночи", но Рубен, должно быть, не слышал:
он ничего не ответил.

***

   С тех пор дела пошли еще хуже.
   Под присмотром Ай-Ю рана на бедре у Рубена быстро заживала. Через  неделю
он уже выбрался из постели и  начал  хромать  по  всему  дому,  опираясь  на
пекановую   палку   вместо   костыля.   Грейс,   конечно,   радовалась   его
выздоровлению,  но  ее  все  чаще  одолевали  сомнения.  Ей  казалось,   что
предписанные Ай-Ю лекарства, припарки  и  упражнения  плохо  сказываются  на
душевном состоянии б