ыли казнены по  обвинению  в  колдовстве.  Дело  "сэйлемских  ведьм"
послужило основой для множества литературных произведений  и  экранизаций.>,
сбывал   сомнительные   лотерейные    билеты,    фальшивые    драгоценности,
несуществующие земельные участки, липовые акции и облигации,  а  также  свою
долю в сказочном наследстве за небольшой предварительный  гонорар.  Разговор
принял философский оборот, когда мужчины заспорили о том,  какая  именно  из
человеческих слабостей приносит больше  пользы  мастерам  игры  на  доверии:
жадность или тщеславие.
   - Все, кого мне случалось надувать, преследовали корыстные цели.  Все  до
единого, - авторитетно заявил Генри. -Легче всего доить  того,  кто  думает,
будто помогает тебе стричь кого-то другого.
   - Чистая правда, - от души согласился Рубен.
   - Люди не любят, когда их дурят,  но  обожают  дубить  сами  себя.  Когда
начинаешь толкать им товар, они тебя даже  не  слушают.  Они  погружаются  в
мечты.
   - Точно подмечено. - Рубен снова кивнул.
   - Они мечтают сорвать банк и уже видят, сколько денежек загребут и как их
потратят. Подпись на чеке они успевают поставить еще до того, как выйдут  из
транса.
   - Совершенно с вами согласен.
   Грейс  перестала  слушать:  темные  волоски  на  загорелых  руках  Рубена
поглотили все ее внимание. Только он один на всем белом свете умел принимать
такие небрежные позы. Он сидел, почти сползая  с  кресла,  положив  ноги  на
свободный стул и потягивая теплое пиво. Его сигара погасла, но он  продолжал
сжимать ее крепкими  белыми  зубами.  В  нем  ощущалась  какая-то  природная
чистота и цельность, дерзкая романтическая сила. Может быть, все дело было в
том, как волосы у него завивались колечками над  высоким  гордым  лбом.  Она
восхищалась  разворотом  его  плеч  и  надменным  разлетом  ноздрей,  слегка
раздувавшихся, когда он блефовал в карты...
   - Твой ход, - напомнил Генри. Грейс  вспыхнула  и  вытащила  карту.  Ай-Ю
просунул голову в дверь:
   - Мисси Уотерс приехать, хозяин.
   - Люсиль?
   Лицо Генри осветилось радостью. Он бросил карты и отодвинул свой стул.
   - Вот это приятный сюрприз! - воскликнул он и выбежал в прихожую.
   Рубен воспользовался моментом и посмотрел его карты.
   - Пара валетов, - сообщил он. - А кто такая миссис Уотерс?
   - Миссис Люсиль Уотерс, - - сухо ответила Грейс, - старый друг семьи.
   День начался паршиво, а теперь, по закону  подлости,  вообще  полетел  ко
всем чертям.
   Рубен внимательно посмотрел на нее, и Грейс занялась тасовкой  карт.  Она
же взрослая женщина, в отчаянии твердила она себе, не пора ли ей  преодолеть
свою детскую зависть к Люсиль Уотерс? Конечно, Люсиль -  само  совершенство,
но... Но, кроме Генри, у Грейс не было близких, и она шесть  лет  прожила  в
страхе, опасаясь, что красивая, образованная, утонченная Люсиль отнимет  его
у нее.
   - Люсиль вдова, живет в  городе,  -  объяснила  она  Рубену,  старательно
сосредоточив взгляд на картах. - Они с Генри...  ну  вроде  как  помолвлены.
Она, за него не выйдет, пока он не покончит со своими махинациями, а он  еще
не готов начать честную жизнь. Это тупик.
   Подняв наконец  голову,  Грейс  увидела,  как  по  лицу  Рубена  медленно
расплывается счастливая улыбка.
   - В чем дело? - спросила она.
   Он выглядел так, словно только что выиграл миллион в лотерею.
   - Ты хочешь сказать, что Генри... что вы с Генри... что ты...
   Не успел он закончить - или хотя бы начать то,  что  хотел  сказать,  как
Люсиль и Генри рука об руку вплыли в комнату. Грейс встала и  приветствовала
Люсиль со всей доступной ей любезностью, вежливо отвечая на вопросы  о  том,
как ей жилось в Санта-Барбаре, где она целый месяц "гостила у своей кузины".
Эту историю придумал Генри, чтобы объяснить ее отсутствие на то время,  пока
она собирала пожертвования для ордена Блаженных Сестер Святой Надежды.
   Все ее старания были тщетными: почему-то в присутствии Люсиль она  всегда
начинала вести себя как капризный, дурно воспитанный ребенок. Стоило  Люсиль
появиться в доме, как Грейс становилась  инфантильной,  незрелой,  обидчивой
девчонкой и в конце концов  замыкалась  в  полном  молчании.  Люсиль  ничего
такого не делала нарочно, напротив, она была неизменно добра, снисходительна
и терпелива, даже когда Грейс грубила ей.
   По правде говоря, Грейс вот уже много лет не проявляла открытой  грубости
по отношению  к  кому  бы  то  ни  было,  просто  Люсиль  своим  безупречным
совершенством доводила ее до белого каления. Глядя, как Люсиль пожимает руку
Рубену, Грейс угрюмо отметила про себя, как она привлекательна: великолепный
бюст, густые каштановые волосы, в которых наконец-то - слава Тебе,  Господи!
- начала проглядывать седина, красивое  лицо  без  единой  морщинки,  всегда
светящееся умом и очарованием.
   -  Грейс,  ты  прелестно  выглядишь!  -  воскликнула  она  с  несомненной
искренностью, опускаясь в мягкое кресло и царственным жестом  протянув  руку
за бокалом шерри, который подносил ей Ай-Ю.
   И почему Грейс ее так невзлюбила? Глупо отказывать в  расположении  столь
приятной даме. Но сколько она ни старалась взглянуть на Люсиль иначе,  Грейс
видела в ней лишь угрозу. Рубен  скоро  ее  покинет,  она  это  чувствовала;
"Ивовый пруд" был ее единственным за долгие годы настоящим домом, а теперь с
ним можно проститься навсегда, его заберут кредиторы. Она,: конечно, хотела,
чтобы Генри был счастлив, чтобы он осуществил свою мечту, но...  с  чем  она
останется, если он тоже ее покинет?
   Ужин превратился в  сущую  пытку.  Мало  ей  всего  остального,  так  еще
какая-то муха укусила Рубена. Он ерзал  на  своем  месте  и  бросал  на  нее
странные взгляды. Когда она извинилась и  покинула  столовую  под  предлогом
того, что нужно помочь Ай-Ю на кухне, он вышел за ней следом.
   - Мне надо с тобой поговорить, - торопливо пробормотал он на ходу.
   В этот вечер ей не хватало только еще одного бурного объяснения с ним.
   - Нет, - решительно отказалась Грейс, - ни в  коем  случае.  -  И  прошла
мимо, оставив его в полном замешательстве.
   За столом он не спускал с нее глаз,  и  взгляд  его  лишал  Грейс  покоя.
Говорил он мало, но громко и  охотно  смеялся  любой  шутке,  услышанной  от
других. Может, он пьян? За ужином он почти не прикасался к вину, да и к  еде
тоже, если сказать по правде. Его глаза горели  необъяснимым  волнением,  он
выглядел взвинченным, готовым взорваться в любое мгновение. Глядя  на  него,
Грейс еще больше занервничала.
   Лишь каким-то чудом ей удалось  дотерпеть  до  конца  ужина,  не  откусив
кому-нибудь голову, но она едва скрыла свою радость, услыхав, что Люсиль  не
останется  пить  кофе,  так  как  хочет  добраться  до  дому  засветло.  Они
попрощались в прихожей, и Генри пошел проводить ее  до  легкой,  запряженной
пони двуколки. Грейс повернулась, чтобы уйти в гостиную, и наткнулась  прямо
на Рубена.
   - Теперь мы можем поговорить?
   - Нет!
   Она проскользнула мимо, он пошел за ней следом. К счастью,  в  эту  самую
минуту в дверях столовой появился  Ай-Ю,  нагруженный  горой  посуды.  Грейс
выхватила у него из рук стопку грязных  тарелок  и  с  криком:  "Я  помогу!"
отправилась на кухню. В кухне она задержалась,  сколько  могла:  перемыла  и
вытерла  всю  посуду,  отскребла  забрызганную  жиром  плиту,  давая   выход
скопившейся внутри ярости. Ай-Ю  молча  следил  за  ней  мудрым,  всеведущим
взглядом, что никак не улучшило ей настроения. Наконец он открыл рот,  чтобы
изречь очередную аллегорию:
   - Кукушка, что подкладывает яйца в чужие гнезда, не должна...
   - Замолчи! - взорвалась Грейс. - Слышать ничего не хочу!
   Он отвесил ей низкий, издевательски почтительный поклон и передал  поднос
с кофейным прибором для Генри и Рубена. Мужчины  расположились  в  гостиной,
читая газету, которую любезно захватила с собой из города миссис Уотерс.
   Оказалось, что это правда  лишь  наполовину.  Генри  действительно  читал
газету, а Рубен кружил по комнате из угла в угол. Он был похож  на  крупного
хищника, запертого в зверинце: беспокойный, мечущийся, готовый  перепрыгнуть
через ограду. Грейс с опаской поднесла ему  чашку  кофе  и  остановилась  на
расстоянии вытянутой руки, боясь подойти поближе.
   - Ты не хочешь пойти прогуляться со мной, Грейс? - спросил он, напряженно
улыбаясь.
   - Нет.
   Что теперь? Они что, все сговорились свести ее с ума?
   - А почему бы тебе не прогуляться, Грейс? - спросил  Генри,  не  поднимая
головы. - Свежий воздух пойдет  тебе  на  пользу.  Сегодня  полнолуние,  так
славно...
   - Потому что я не хочу!
   Он поднял голову, удивленный ее резким тоном.
   - Я... просто... у меня голова  болит,  -  неуклюже  объяснила  Грейс.  -
Извините, у меня еще полно дел.
   Она выскочила за дверь и опять спустилась вниз, чтобы отчистить  жаровню,
которую только что сама велела Ай-Ю замочить и оставить в воде на ночь.
   Она  глазам  своим  не  поверила,  когда  Рубен  последовал  за  ней.  Ей
показалось, что шаги на лестнице принадлежат Ай-Ю, но тихий робкий  голос  в
дверях сказал: "Привет", и она, обернувшись, убедилась, что это Рубен.
   - О Боже, - простонала Грейс, отступая в сторону.
   - Погоди, Грейс. Ты что, боишься меня? Это ее доконало. Руки до локтей  у
нее были в мыльной  пене,  но  она  подбоченилась,  прислонившись  спиной  к
шкафчику со специями, и приготовилась к бою.
   - Боюсь тебя? Боюсь тебя? Ах ты, жалкий... Я хочу от тебя только  одного,
Рубен Джонс: чтобы ты убрался подальше и оставил меня в покое!
   Он подошел ближе.
   - Нет! Не смей! Я этого  больше  не  вынесу!  Слышишь,  не  смей  ко  мне
прикасаться, ты...
   - Грейс...
   - Прекрати, я говорю серьезно. Если ты думаешь, что  можно  морочить  мне
голову всякими нежностями и поцелуями, а потом  заявлять,  что  у  меня  нет
совести...
   - Это было до того...
   - У меня есть совесть! И она мне говорит, что надо держаться подальше  от
таких, как ты!
   - Послушай. Ты можешь минутку помолчать и выслушать?
   - Нет, не могу. Ты не такой, как я думала...
   - Знаю, я вел себя...
   - ...и я не стану терпеть такого обращения, Рубен.
   Это несправедливо, и  я  этого  не  заслужила.  Я  всегда  была  с  тобой
откровенна...
   - Гусси...
   - Не смей меня так называть! Если ты считаешь, что между нами все кончено
потому, что... позабавился со мной, и с тебя этого довольно, или потому, что
ты больше не можешь меня использовать...
   - Что за черт?
   - ...чтобы раздобыть денег, то  честнее  было  бы  просто  уехать,  а  не
торчать тут и не мучить меня.
   Она схватила протянутый им платок и вытерла глаза.
   - Зачем ты ко мне пристаешь?
   - Ш-ш-ш.
   - Я никогда не плачу, - всхлипнула она в отчаянии. - Если  бы  ты  уехал,
мне бы и не пришлось.
   Он легонько обнял ее и принялся осторожно поглаживать ей плечи.  Запросто
можно было вырваться, но Грейс не стала этого делать. Несмотря  ни  на  что,
его близость успокаивала ее.
   - Ты уже все сказала?
   Она испустила судорожный вздох.
   - Вроде бы да.
   - Значит, теперь я могу говорить? Она яростно уставилась на  него  сквозь
слипшиеся от слез ресницы.
   - А кто тебе мешает?
   Рубен открыл было рот, чтобы  что-то  сказать,  но  потом  снова  закрыл.
Только что его так и  распирало  от  желания  заговорить,  однако  он  вдруг
смутился и как будто растерялся.
   - Знаю, в последние  дни  тебе  было  трудно  со  мной,  но  на  то  есть
причина...
   - Трудно? Ты так это называешь?
   - Ну... я вел себя... несколько... как...
   - Как последний засранец, верно?
   Грейс скорчила рожицу и прикрыла губы рукой.
   - Придется вымыть рот мылом<Обычная в  Америке  угроза  родителей  детям,
когда те произносят дурные слова>, - добавила она с горечью.
   - Я хочу объяснить, почему я был не в духе...
   - Не в духе?
   - Ладно! Ладно! С тех пор как я здесь, я вел себя  как  ослиная  задница!
Устраивает тебя такой вариант?
   - Ну, для начала это уже  кое-что,  -  удовлетворенно  кивнула  Грейс.  -
Теперь послушаем почему.
   - Дело в том, что я... м-м-м...
   - Да?
   Он пробормотал в ответ нечто невразумительное, позвучавшее как "р...вал".
   Грейс решила, что ослышалась.
   - Прошу прощения? Что ты делал?
   Его щеки приняли тускловато-бронзовый оттенок, он не смел поднять на  нее
глаз.
   - Ревновал? - догадалась она, не веря своим ушам.
   - Угу.
   - Ревновал?
   - Я же сказал!
   - Прости: кого к кому?
   - Тебя к Генри.
   Она смотрела на него, не в силах вымолвить ни слова. Потом  из  ее  груди
вырвался смех - неудержимый звонкий смех,  заставивший  его  покраснеть  еще
сильнее. Она прижала руку к бурно колотящемуся сердцу.
   - Ты  ревновал  к  Генри?  Меня  к  Генри?  О,  Рубен!  Рубен  с  досадой
поморщился.
   - Черт побери, Грейс, ты же мне сказала, что он твой муж, а потом, что он
твой любовник...
   - Ничего подобного! Я никогда не говорила, что он мой любовник!
   - Черта С два! Ты сказала, что живешь с ним...
   - Я действительно с ним живу! Он мой дядя.
   - Твой дядя?
   - Ну... кровного родства между нами нет... -Ха!
   - Ха? Что это должно означать?
   Его хмурое лицо внезапно прояснилось.
   - Ничего. Это ровным счетом ничего не  значит.  Рубен  крепко  обнял  ее,
оторвал  от  пола  и  закружил  по  кухне.  Грейс  почувствовала,  что   его
переполняет та же радость, что и ее самое.
   - Ты ревновал, прошептала она, как будто все еще не веря и  покрывая  его
губы мелкими, легкими, нежными поцелуйчиками от щеки до щеки. - Должно быть,
ты от меня без ума.
   - Да, должно быть, я сошел с ума.
   Вид у него был серьезный. Грейс уже решила, что стоит  обидеться,  но  он
снова подхватил ее и смял ее рот грубым, страстным,  безумным  поцелуем.  Ее
разум стал легче воздуха и куда-то улетучился, тело едва не  последовало  за
ним, только крепкие руки Рубена,  как  якорь,  удержали  ее  на  земле.  "Он
ревновал, - лихорадочно повторяла  она  про  себя,  -  Боже  милостивый,  он
ревновал!" Грейс могла бы смело утверждать, что настал самый прекрасный  миг
ее жизни.
   - О Господи, как от тебя хорошо пахнет. - Он потерся носом у нее за ухом.
- Ты не представляешь, как сильно мне тебя не хватало, Гусси.
   Ее сердце замерло на два такта.
   - Мне тоже тебя не хватало. О, Рубен, это было просто ужасно. Я не  могла
понять, за что ты так зол на меня.
   - Прости, я все перепутал. Но я твердо решил, что не стану делить тебя  с
каким-то стариком.
   - Генри вовсе не старик.
   Грейс засмеялась, увидев выражение его лица.
   - Но ты не должен делить меня ни с кем.
   "Потому что я вся твоя". Но это, конечно, не вслух.
   Она с любовью провела ладонями по грубоватой ткани его рубашки, но ей уже
хотелось большего: коснуться его теплой гладкой кожи. Досадуя на помеху, она
нашла его губы и поцеловала. Он обхватил ладонями  ее  лицо  с  неистовой  и
жадной нежностью. В глазах у обоих ясно читалось одно и то  же:  "Никому  не
отдам". Другое признание уже  готово  было  сорваться  у  нее  с  языка,  но
привычная осторожность, а может быть, малодушие не  позволили  ей  высказать
его вслух. А вскоре она все позабыла,  потому  что  Рубен  снова  обнял  ее,
оторвал от земли и усадил на кухонный стол.
   Глаза у Грейс разгорелись от волнения, она почувствовала,  что  краснеет.
Не сводя с нее глаз, Рубен положил  свои  широкие  ладони  ей  на  колени  и
сильным движением  раздвинул  их  в  стороны.  Она  ахнула,  а  он  вошел  в
полукольцо ее ног.
   - Святые угодники, - прошептала Грейс, - Рубен, что ты делаешь!
   Закрыв глаза, что-то напевая без слов себе под нос от  удовольствия,  она
обхватила его ногами и провела руками вверх-вниз по его спине.  Бессловесный
напев оборвался, когда она почувствовала,  что  он  задирает  ей  юбки  выше
колен.
   - Эй, эй, погоди. Нет, остановись, это совершенно невозможно. Ты  что,  с
ума сошел?
   - Да, сошел. Все очень просто: я от тебя без ума. Взгляни на свои  ножки.
Гусси. Ой, а это что?
   - Ради всего святого, Рубен, мы же в кухне!
   - Ну и что?
   Грейс растаяла под лучами его многообещающей улыбки.
   - Ты только подумай, сколько времени мы потеряли, - принялся  уговаривать
ее Рубен.
   - Да, но мы же не можем...
   - А почему нет?
   Она забыла почему.
   Он прижался к ней еще теснее, его руки  скользнули  вверх  по  ее  ляжкам
поверх чулок, задирая кверху нижнюю юбку. В  том,  что  еще  уцелело  от  ее
рассудка, промелькнуло множество слабых и неискренних доводов в пользу того,
что так делать не годится, но, когда Рубен ее поцеловал, все  они  бросились
врассыпную, поджав хвосты. Он ласкал ее своими волшебными  руками,  тихонько
шепча на ухо:
   - Все хорошо, Грейси, не надо бояться. Вот уже и ее пальцы  потянулись  к
пуговицам у него на брюках... Они действительно собирались это сделать!
   - Все хорошо, Грейси, все хорошо... И тут сверху раздался голос Генри:
   - Грейс? Рубен? Куда вы, черт побери, запропастились?
   Хорошо, что они целовались в эту минуту, а не  то  Генри  услыхал  бы  ее
крик.
   - Приходи сегодня в мою комнату, - шепнул Рубен, удерживая ее  на  месте,
когда она попыталась спрыгнуть со стола.
   - О Боже, я хочу, но... я не могу!
   - Конечно, можешь.
   - Нет, не могу. Только не в этом доме. Не знаю почему,  но  я  просто  не
могу, и все.
   Она уже успела позабыть, что едва не сделала это на кухонном столе. К ней
вернулся рассудок.
   - Грейс? - надрывался Генри. - Ты внизу? Ты в кухне?
   - Завтра, - выпалила она. - Я знаю место неподалеку отсюда.
   Тут ее сразила страшная мысль:
   - Ты же не сможешь туда дойти!
   Он ответил взглядом, Заставившим ее рассмеяться.
   - Ничего, доберусь ползком.
   - Я тебя на руках донесу.
   - До завтра, Грейс, - грозно пообещал Рубен.
   Шаги на лестнице все приближались.
   Рубен поднял ее и  поставил  на  пол.  Они  торопливо  поцеловались,  оба
пунцовые, с горящими глазами.
   - До завтра, - повторила она. - Не знаю, дождусь ли я...
   - А, вот вы где! Я вас звал. Вы что,  не  слышали?  Они  промычали  нечто
невразумительное.
   - Смотрителя нашел! - воскликнул Генри, потрясая газетой.
   - Что?
   - Зацепку! Как раз то, что нам нужно! Прямо здесь, на первой странице!
   Грейс взяла у него газету и вместе с Рубеном прочла заголовок, в  который
он тыкал пальцем.
   "Через девятнадцать лет после подписания, - говорилось в нем,  -  договор
Бэрлингейма<Эдмон   Берлингейм   (1820-1870),   американский   дипломат    и
государственный деятель. В  1868  г.  благодаря  его  усилиям  был  заключен
договор, упорядочивший отношения США с Китаем> наконец вступает в силу".
   Они недоуменно подняли головы.
   - Вот, - Генри вновь энергично хлопнул по газете, - читайте!
   - "По условиям договора, - вслух прочитала Грейс начало третьего  абзаца,
- ни один китайский гражданин, проживающий в Соединенных Штатах, а также  ни
один  американский  гражданин,  проживающий  в   Китае,   не   имеет   права
импортировать опиум в США".
   Остальное она прочла молча,  однако  туман  так  и  не  рассеялся.  Новый
договор, являвшийся по сути старым, но много лет  дожидавшийся  ратификации,
категорически запрещал ввоз в страну курительного опиума-сырца,  содержащего
менее девяти процентов  морфина,  и  предоставлял  исключительное  право  на
импорт других видов опиума только американским фармацевтическим компаниям  и
другим медицинским учреждениям, действующим на законных основаниях.
   - Вы что, так ничего и не поняли? - гремел Генри. - Уинг отрезан от своих
запасов! Если он хочет остаться в деле, ему  придется  прибегнуть  к  помощи
белых дьяволов.
   Они наконец начали смекать, что к чему.
   - К помощи белых дьяволов с медицинским дипломом, - сообразила  Грейс.  -
Ему понадобится доктор! Улыбка Рубена растянулась на милю.
   - И я знаю этого доктора!

Глава 16

   Искренние признания всегда сумбурны, и, когда  большие  сердца  бьются  в
такт, эффект бывает оглушительным.
   Герман Мелви