, где он находится, так что не надо меня провожать, поднимайся к себе. У тебя был трудный день. А я немного посижу здесь, внизу, если ты не возражаешь.
     Она не сводила с него глаз. Все было так, как она хотела, откуда же эти чувства разочарования и неловкости?
     - Покойной ночи.
     - Покойной ночи.
     В дверях она остановилась.
     - Коннор!
     - Да?
     Она беспомощно улыбнулась.
     - Благодарю тебя.
     - За то, что поступаю порядочно?
     Она промолчала. Кон поднял бокал, приветствуя ее, и снова она не могла понять, над кем он смеется, над ней или над собой. В целом, говорила она себе, поднимаясь по лестнице, все прошло хорошо. Более того, замечательно. Она с трудом преодолевала ступеньки, словно туфельки ее были отлиты из чистого свинца. Никогда в жизни она не чувствовала себя такой несчастной.

***

     Уик-хауз, претенциозный, в тюдоровском стиле, особняк Вэнстоунов на городской площади, был окружен кованой железной оградой, отделявшей его крохотный, отлично ухоженный садик от булыжной мостовой, а сам особняк - от прохожих, не редких на Главной улице. Исключая Линтон-грейт-холл, это был самый внушительный особняк в округе, и Коннор никогда не думал, что будет когда-нибудь шагать по аккуратной дорожке к его парадному крыльцу, тем более под руку с Софи Дин - отныне Софи Пендарвис, именно так. Этим утром, пока в комнате не было домоправительницы и служанки, под всяческими предлогами норовивших зайти в столовую поглазеть на него, Софи сказала как бы вскользь, что было бы лучше сразу объявить об их женитьбе ее родственникам, пока их не опередил кто-нибудь другой, и с притворной небрежностью поинтересовалась, не трудно ли ему будет сопровождать ее к дяде примерно через час. "Разумеется, не трудно", - солгал Кон, и наградой ему было ее видимое облегчение и скрываемая, но тем не менее явная благодарность. Ему было безразлично, что всякое проявление порядочности или элементарной цивилизованности с его стороны все еще являлось откровением для нее.
     Софи постучала в крашенную черной краской дверь и отступила на шаг - плечи развернуты, подбородок гордо поднят - ну точно еретик, бросающий вызов суду инквизиции. Она намеренно оделась так, чтобы выглядеть и торжественно, и скромно простое платье из голубовато-серого шелка с широкими белыми манжетами, что заставило Коннора вспомнить строгий облик пуритан. Однако Софи не смогла удержаться и не дополнить свой наряд пестрой шалью с бахромой и шляпой, лихо надвинутой на один глаз. Что до Коннора, то на нем была все та же, что и вчера в церкви, темно-синяя пара, которую он приобрел на остатки своих ничтожных сбережений. Галстук пришлось позаимствовать у Джека, как и деньги на поезд и наемную коляску. Что сказала бы молодая жена, узнав, что все его состояние не достигает и двадцати четырех шиллингов?
     Никто не отозвался на стук, и Софи постучала снова, уже громче, и мрачно улыбнулась Коннору. Она была прекрасна, прекрасна, как всегда, но вид у нее был усталый словно этой ночью она спала так же мало, как и он. А он долгие часы ворочался без сна, думая о ней, чья комната находилась через холл от его. Коннор терзал себя мыслями о том, что будет с ними. Думал об их ребенке. Будущее представлялось ему погруженным в густой туман, сквозь который он ничего не мог разглядеть.
     Наконец внутри послышался шорох, и дверь открыли.
     - Доброе утро, Фэй! - приветливо поздоровалась Софи с девушкой в форменном платье, которая, увидев их, присела в реверансе. - Дядя дома?
     - Да, мэм, он в своем кабинете. Мне доложить?
     - Нет-нет, хочу сделать ему сюрприз. Мы пройдем прямо к нему.
     Она взяла Коннора за руку - он ощутил испарину на ее ладони и понял, как она волнуется, - и повела вокруг нарядной лестницы по длинному коридору в глубь дома. Они остановились перед неплотно прикрытой дверью, и Софи постучала, заглядывая в щель.
     - Дядя Юстас!
     - Софи! - раздался удивленный голос за дверью. - Входи. Какая неожиданность!
     Коннор услышал, как она набрала в грудь побольше воздуха, стиснув его руку, и они вместе вошли в кабинет.
     Вэнстоун вставал из-за стола, когда вдруг увидел Коннора. Он замер в полусогнутом положении, комично отставив зад, и смотрел на них округлившимися глазами, не в силах поверить в происходящее.
     - Что это значит? - нахмурился он, выпрямляясь. - Что это значит? - Даже работая у себя дома, в кабинете, он был одет как для деловой встречи - сюртук, брюки со штрипками и атласный жилет. У него был пронизывающий, жесткий взгляд, и, как и при первой встрече, Коннор подумал, что не хотел бы иметь его своим врагом. Но сейчас на щеке Коннора красовался шрам, который красноречиво говорил, что слишком поздно завязывать дружбу с Юстасом.
     Софи вымученно улыбнулась.
     - Дядя Юстас, мы пришли сказать вам кое-что. Думаю, вы будете очень удивлены. Надеюсь, удивлены приятно. - Она запнулась, нервно теребя шаль и изо всех сил стараясь удержать на лице улыбку, больше похожую на гримасу. - Мистер Пендарвис... Коннор... и я, мы... поженились.
     - Вы... что?
     - Да, это случилось так внезапно, мы, честно говоря, обвенчались вчера вечером. Кристи обвенчал нас. Тайный брак, так, думаю, вы бы это назвали, только... мы никуда не убегали, чтобы тайно венчаться, в Шотландию там или еще куда. - Она нервно засмеялась. - И вот мы пришли к вам за благословением.
     Онемев от напряжения, он в ужасе воззрился на них, пытаясь поверить, что Софи говорит правду. Коннор чувствовал, что она вся дрожит, хотя они стояли, не касаясь друг друга. Коннор даже не представлял, как много значит для нее доброе отношение дяди, и задавался вопросом: а понимала ли это она сама до настоящей минуты?
     - Почему? - удалось наконец выдавить Вэнстоуну.
     - Почему? - повторила за ним Софи, словно не понимая, о чем ее спрашивают.
     - Почему, скажи, ради бога, ты вышла за него?!
     - Почему? Потому что... - она не знала, что ответить, - мы... я...
     - Причина проста, - вмешался Коннор. - Потому что мы любим друг друга. Мы переписывались все это время, как я покинул Уикерли. Я настойчиво просил ее руки, и наконец она ответила согласием.
     Вэнстоун мерзко выругался, и Софи побледнела еще больше.
     - Пожалуйста, дядя, я знаю, в прошлом были неприятности...
     - Неприятности? Этот человек - иуда. Ты не можешь быть его женой.
     - Я уже его жена, и прошу вас...
     - Ты забыла, что он сделал? Совсем рехнулась?
     Коннор заскрипел зубами, но промолчал. Он понял знак, который подала ему Софи, и постарался сдержать гнев. Все-таки они явились сюда выказать почтение.
     - Прошу вас, попытайтесь забыть прошлое, - обратилась Софи к дяде звенящим от напряжения голосом. - Это было... недоразумение, и я о нем уже не вспоминаю. Мы хотим начать новую совместную жизнь с благословения людей, которых любим. Пожалуйста, неужели вы не пожелаете нам счастья?
     - Нет, не могу, - покачал головой Вэнстоун, и Коннор не мог не отдать должное его прямоте. - Но могу дать совет, хотя сомневаюсь, что ты воспользуешься им: найди сегодня же юриста и аннулируй этот брак. - Софи только страдальчески взглянула на него, и он наконец снизошел до того, что вышел из-за стола и даже сел на его краешек, сцепив пальцы на колене. - Что вы собираетесь делать? - раздраженно спросил он Коннора. - Будете работать или жить на деньги моей племянницы?
     Софи собралась было ответить, но Коннор жестом остановил ее.
     - Я еще не решил, - с вызовом ответил он, и Вэнстоун фыркнул. - У меня университетское образование. Три года я изучал юриспруденцию, работал помощником адвоката; через два года я буду иметь право держать экзамен название адвоката. Деньги моей жены - это и мои деньги, - воинственно говорил Коннор, - и если я решу воспользоваться какой-то их частью, чтобы закончить образование, я так и сделаю. Я говорю все это ради Софи. Вас же, полагаю, это не касается.
     Вэнстоун нахмурил брови и, ничего не ответив, стал поглаживать серебряные кончики усов. Это лишь подстегнуло Коннора.
     - Для меня неважно, признаете вы меня или нет, но...
     - Не признаю.
     - Но Софи просила вашего благословения. Она хочет его получить. Для нее это важно. Так можете вы благословить ее?
     После долгой паузы Вэнстоун ответил:
     - Нет.
     Софи опустила голову, чтобы скрыть навернувшиеся слезы.
     - Но могу выразить свои пожелания. Софи, надеюсь, ты будешь счастлива. Прости, но вынужден сказать, что я в этом сомневаюсь. Думаю, придет время, когда тебе понадобится моя помощь. Я сделаю все, что будет в моих силах, и обещаю, что очень постараюсь не напоминать, что я был прав.
     Софи попыталась улыбнуться.
     - Благодарю вас хотя бы за это. - Она стискивала пальцы, беспомощно оглядывалась, словно ища предлог задержаться в кабинете. Ей не хотелось уходить, добившись столь малого, но Вэнстоун не делал попыток помочь ей. - Что ж, - обреченно сказала она и неуверенно подошла к нему. Он встал и подставил ей щеку для поцелуя. На Коннора он лишь взглянул и не подал руку на прощанье.
     Направляясь к выходу, Коннор размышлял, что им сегодня дважды повезло: во-первых, никто никого не ударил, и, во-вторых, не пришлось разговаривать с Онорией. Большая удача.
     Но события этого утра еще не кончились. Едва служанка закрыла за ними дверь, как Софи неожиданно пробормотала: "О господи!" и - повернулась спиной к улице.
     - Что случилось? - спросил Коннор встревоженно. От железной калитки к ним по дорожке важно шагал Роберт Кродди.
     - Он знает.
     - Что знает?
     - О ребенке.
     - Как он может знать?
     - Я сказала ему.
     - Ты... - он не успел договорить. Она рассказала этому... болвану об их ребенке? Он не мог поверить.
     - Так ты все-таки вернулся, - хмыкнул Кродди и остановился, загораживая им дорогу. Он гляделся щеголем: в визитке, шелковом галстуке и цилиндре, явно стараясь заставить всех забыть свое неджентльменское происхождение. - Не думал, что у вас хватит наглости вновь показаться здесь, Пендарвис. Он надоедает тебе, Софи?
     Она рассмеялась почти в истерике.
     - Нет. Он...
     Не дав ей договорить, Коннор шагнул вперед. С него было достаточно.
     - Это ты надоедаешь мне, - мрачно сказал он, идя грудью на Кродди и вынуждая его отступать. - Прочь с дороги, торгаш, от тебя пивом разит. И держись подальше от моей жены.
     - Жены? - Кродди в изумлении посмотрел через плечо Коннора на Софи. И тут он сделал роковую ошибку: засмеялся.
     Его квадратный подбородок являл собой слишком соблазнительную мишень, и Коннор с наслаждением впечатал в него свой кулак. Да с такой силой, что удар отозвался болью в руке. Он видел, как Кродди отлетел назад, перебирая ногами, и шлепнулся задом на землю.
     - Не надо! - закричала Софи, пытаясь схватить Коннора за руку. С улицы через калитку на них, разинув рты, пялились мужчина и женщина; другие прохожие тоже останавливались посмотреть, что происходит. Кродди не собирался вступать в драку; он сидел на каменных плитах дорожки, держась за челюсть; его глаза словно остекленели. Софи пошла было к нему, но Коннор схватил ее за руку, обошел Кродди, и они оказались на улице.
     Не обращая внимания на зевак, он усадил Софи в коляску, запряженную пони, и вспрыгнул на сиденье рядом с ней. Она оглянулась на Кродди, но тут Коннор дернул вожжи, пони резво взял с места, и ей пришлось ухватиться за сиденье, чтобы не вылететь на мостовую.
     Кон настегивал пони, который пустился вскачь - небывалое зрелище для сонной Уикерли. Прохожие и утки кидались врассыпную от мчащейся коляски. Он продолжал погонять и когда они выехали на тэвистокскую дорогу.
     - Зачем, - крикнул он, перекрывая стук копыт и грохот колес, - зачем ты рассказала этой лошадиной заднице о ребенке?
     Софи еще раньше сняла шляпу и держала ее в руках, чтобы не унесло ветром. Глядя прямо перед собой, она ответила сквозь зубы:
     - Мне казалось, надо быть порядочной с человеком, за которого я собралась было выйти замуж.
     Перед глазами у него поплыли красные круги. Он не мог вымолвить ни слова, не находил достаточно сильных ругательств выразить ярость. Когда он взглянул на Софи, она настороженно, почти со страхом смотрела на него, но он был слишком взбешен, чтобы радоваться этому.
     - Куда ты летишь сломя голову? - поинтересовалась Софи, клацая зубами на каждой выбоине дороги.
     - Куда спешу? - крикнул он. - Домой, чтобы собраться в дорогу. Мы отправляемся в свадебное путешествие.
     - Что? Куда мы отправляемся?
     Он взмахнул вожжами и звучно хлестнул бедного Вала по крупу.
     - В Корнуолл, - с удовольствием ответил он. - Я познакомился с твоей семьей, теперь тебе надо познакомиться с моей.

16.

     Из семьи Пендарвис в живых остались лишь сам Коннор да его брат Джек.
     Софи узнала об этом только на третий день их долгого пути в корнуоллскую деревушку Тревитил. Они выехали по южной дороге и, к ее радости, обогнули стороной унылые вересковые пустоши; настроение у нее и без того было довольно мрачное. Они тащились черепашьим шагом - в первый день добрались только до Лискерда, - и ей пришло в голову, что Коннор старается везти ее осторожнее из-за ее теперешнего положения. Если так, его забота несколько запоздала. Но она не расспрашивала его о тех людях, к кому они ехали, а он не заводил об этом разговора. Они дулись друг на друга, но предпочли на сей раз выразить обиду не криком, а молчанием.
     В Лискерде они выяснили, что ни поезда, ни дилижансов не будет до понедельника. Ничего не оставалось, как провести остаток дня в прогулках по городу. Они осмотрели витражи церкви Св. Неода и башню Св. Мартина, прошлись по парку вокруг старого замка. Этим немногочисленные достопримечательности Лискерда исчерпывались. Больше делать было нечего. Слава богу, они поселились в разных номерах. Софи и не представляла, насколько тяжело ходить по городу в сопровождении человека, с которым не разговариваешь. Вскоре после ленча она, сославшись на усталость, что было недалеко от истины, уединилась в своей комнате до утра.
     В дилижансе они добрались до Лостуисзитела, соседнего с Лискердом городка, и там сели на поезд до Труро. Здесь настроение Софи еще больше испортилось. Во-первых, в приличной гостинице, которую они нашли неподалеку от вокзала, им могли предложить лишь однокомнатный номер, и Коннор, не колеблясь и не посоветовавшись с ней, согласился. До сих пор, по крайней мере, можно было не тревожиться, что их свадебное путешествие будет в полном смысле слова свадебным. Теперь же ее не оставляло беспокойство (хотя она переживала молча, не желая доставлять ему удовольствие своей нервозностью), и весь остаток дня она не находила себе места. Во-вторых, встал вопрос о деньгах. Уикерли они покинули в ужасной спешке; Софи успела сунуть в чемоданы лишь малую часть одежды - на ее, во всяком случае, взгляд. Молодой же муж выразил удивление, увидев, сколько чемоданов она сумела упаковать всего за час. А о том, что ей гораздо удобнее путешествовать со служанкой, ему даже в голову не приходило. Софи прихватила все деньги, что оказались в доме, но их было немного, и не задумываясь отдала Коннору. В Труро, оставшись с ней наедине в маленькой комнатке гостиницы, он объявил ей с непонятной резкостью, что у них кончились деньги, и, если она хочет, чтобы он оплачивал еду, гостиницу и оставшуюся часть пути, придется или ему устраиваться на работу, или ей связаться с банком в Тэвистоке на предмет высылки им наличных. Сначала она никак не могла понять причину его неожиданного гнева, пока не догадалась второй раз за последнее время поставить себя на его место. Тогда ей стало ясно: дело было в его гордости.
     Они отправили телеграфный запрос и вскоре получили ответ, что перевод придет на следующее же утро. Дивясь в душе чудесам современной техники, остаток дня они гуляли по городу.
     Софи захотелось посмотреть здешнюю биржу и сравнить ее с тэвистокской. Приди они на час раньше, то смогли бы наблюдать за торгами, на которых владельцы местных рудников сбывали оловянную и медную руду крупным металлургическим компаниям графства. А так они лишь осмотрели здание, которое нашли более просторным и новым, чем тэвистокская биржа, куда она дважды в месяц отправляла Дикона Пинни.
     День был прохладный, солнце садилось за гаванью, обмелевшей в часы отлива настолько, что большие пароходы становились на якорь в трех милях от берега. В мрачном настроении они возвращались в гостиницу, погруженные каждый в свои мысли, почти не разговаривая. Софи не могла заглянуть в будущее дальше этой минуты, представить их жизнь друг без друга. Ее преследовали воспоминания: ослепительные картины счастливых дней, проведенных с ним в ее саду, той ночи в ее девической комнате, и очень редко она вспоминала, за что полюбила его. Но в то же время они были такими разными. При других обстоятельствах они бы никогда не выбрали друг друга и, уж конечно, не поженились. Они могли бы увлечься друг другом, но здравый смысл и чувство самосохранения не позволили бы им заключить брачный союз.
     И все же это произошло, и вот теперь каждый из них старается взглянуть правде в лицо и не убить другого своей холодностью. Ужасается ли он так же, как она? Или таит в сердце надежду, что когда-нибудь, вопреки логике и пропасти, разделяющей их в глазах общества, они сумеют сделать так, что брак их станет настоящим?
     Они обедали в гостинице, в отдельном кабинете. Софи проголодалась, еда была замечательной, но, по мере того как приближалась ночь, разговор их, и без того не слишком оживленный, становился все более отрывистым и напряженным. Софи поймала на себе его взгляд, и он не понравился ей своей задумчивостью. Коннор чего-то ждал, и ей не составило большого труда догадаться, чего именно. К концу обеда ее нервы были натянуты до предела, но она не вставала из-за стола, а сидела, потягивая разбавленное вино, и думала, как бы затянуть этот момент до бесконечности. Что-то в выражении его лица убедило ее, что он чувствует ее беспокойство, и это его забавляет.
     - Мое слово тоже имеет значение! - неожиданно взорвалась Софи.
     - Только в первый раз, - парировал Кон, прекрасно поняв, что она имеет в виду.
     - Потому что теперь ты мой господин и хозяин?
     - Ты уловила суть.
     - Не дождешься!
     Оба вскочили, оттолкнув стулья, с видом дуэлянтов, готовых поднять пистолеты.
     - Если ты намерен продолжать обсуждение, думаю, лучше сделать это в номере, подальше от чужих глаз и ушей.
     - Ты сама вынудила меня отвечать тебе.
     Позже, неподвижно замерев на своей половине кровати, разделенной посередине невидимой, но непреодолимой чертой, и притворяясь спящей, Софи предавалась невеселым мыслям о пирровых победах. Совершит ли она большую ошибку, отдавшись ему? Они женаты; неприятность - хотя ей не нравилось думать об их ребенке как о "неприятности" - уже случилась. Что из того, что они не любят друг друга? Миллионы супружеских пар живут, не испытывая любви, и не считают, что это плохо. Не пытается ли она наказать его? Да, пожалуй, но это с одной, стороны. С другой - дело в ее чувстве, в нежелании интимной близости с человеком, который сначала воспользовался ею, а после предал. Но что хорошего сулит ей подобная обидчивость в долгой супружеской жизни? Не лучше ли терпеть притворство обычного брака и надеяться, что когда-нибудь со временем, хотя бы в силу привычки, если не чего-то иного, видимость любви станет реальной любовью?
     Кроме того, Софи больше не думала, как раньше, что он "воспользовался ею, а потом предал". Слова эти потеряли свою остроту, ибо она слишком часто повторяла их. Видя Коннора, не расставаясь с ним ни на один день, а теперь и ни на одну ночь, она постепенно меняла мнение о нем. Из бессовестного соблазнителя он начал превращаться в довольно привлекательного мужчину.
     Она могла бы поклясться, что всю Ночь ни на миг не сомкнула глаз, если бы не настойчиво повторяемые слова Коннора: "Софи, проснись". Коннор осторожно тряс ее за плечо. Она повернулась на другой бок, чтобы взглянуть на него.
     -