офи расценивала подобную фамильярность не иначе как дурной тон.
     - Нет, благодарю вас, - снова отказалась она. - Но, надеюсь, мы еще увидимся позже.
     Его рыжеватые глаза метнулись на мистера Пендарвиса, потом обратно на нее - настороженные, вопрошающие. Она изобразила приятную улыбку, хотя чувствовала, что обстановка накаляется. Роберт не был ее кавалером - на поклонников у нее не оставалось времени, - но ей приходило в голову, что он мог считать себя таковым просто потому, что сопровождал ее, за неимением других претендентов, на те светские рауты, которые ей изредка удавалось посещать. Теперь, естественно, он хотел знать, кто этот незнакомец и почему она не освободится от него и не пойдет посидеть под деревьями вместе с ним и ее родственниками. Она представила, как скажет ему: "Мистер Пендарвис - один из моих шахтеров. Он работает на "Калиновом", и сегодняшний вечер мы проводим вместе". Одна мысль об этом заставила ее вздрогнуть. Конечно, недолго будет оставаться тайной, кто такой Джек, независимо от того, промолчит она сейчас или нет: она не сомневалась, что через пять минут, как Роберт покинет их, он узнает всю неприглядную правду. Но ей малодушно хотелось находиться подальше от него в тот момент, когда это произойдет.
     - Что ж, - недовольно проговорил он, словно давая ей последний шанс. Она продолжала молча улыбаться. - В таком случае увидимся позже.
     - Да, позже.
     По лицу Роберта пробежала тень. Даже не взглянув на мистера Пендарвиса, он развернулся и ушел, оставив их одних на мосту.
     Софи, которая все это время избегала смотреть на Джека так же упорно, как Роберт, взглянула на него. Теперь она понимала его лучше, не очень хорошо, но достаточно, чтобы разглядеть, что за упрямо выставленным подборбдком и суровым блеском глаз кроется не холодность или озлобленность, а обостренное чувство собственного достоинства. Неожиданная мысль, что он и Роберт, похоже, показались, пусть на мгновение, соперниками, старавшимися завоевать ее благосклонность, доставила ей мимолетное удовольствие. Но по кратком размышлении она поняла, что ошибается. Маловероятно, чтобы Роберт, как мужчина, мог соперничать с мистером Пендарвисом. Исключено. Зная его, она не сомневалась, что классовые предрассудки (а он принадлежал к среднему классу - "безнадежно среднему", как сказала бы Онория - и питал неутолимую жажду подняться выше по социальной лестнице, хоть на ступеньку, или даже стать - Софи предполагала, что это была сокровенная мечта Роберта, которую он таил в душе, - пусть мелким, но дворянином) сделали его через секунду после знакомства врагом мистера Пендарвиса.
     - Мистер Кродди - деловой партнер моего дяди, - пояснила она ровным тоном, прерывая неловкое молчание.
     - Я знаю, кто он такой.
     - О, откуда?
     - Под землей много говорят о вас, мисс Дин. Можно сказать, вы - излюбленный предмет разговоров у нас, бедных, скромных шахтеров.
     Она силилась понять его настроение. Тон его был равнодушным, но в углах губ дрожала ироничная усмешка, которую можно было истолковать как угодно.
     - С трудом могу представить себе это, - она беззаботно улыбнулась. - Не знаю, кто еще ведет такую же неинтересную жизнь.
     - Вам не нравится ваша работа?
     - О нет, я люблю ее. Я имею в виду, что моя жизнь менее всего стоит того, чтобы о ней судачили. - Она улыбнулась ему, с удовольствием отметив, что ее ироничный ответ попал в цель. Настроение ее сразу улучшилось, и она весело добавила:
     - Я, конечно, преувеличила, когда уверяла мистера Кродди, что не хочу есть. На самом деле я умираю с голоду.
     На губах Коннора мелькнула быстрая, смущенная и поэтому совершенно очаровательная улыбка. Промелькнула и исчезла, но глаза его по-прежнему смеялись, когда он напыщенным тоном произнес:
     - Еда здесь не бог весть какая, поскольку все делается в благотворительных целях. Но мы сделаем вид, будто этого не замечаем.
     Она рассмеялась - не могла удержаться. Роберт получил по заслугам, рассудила она. А кроме того, мистеру Пендарвису нравится, как она смеется.
     Обедать на свежем воздухе приятнее, если сесть на что-нибудь: плед, скамью или в плетеное кресло. Мистер Пендарвис предложил устроиться на длинном плоском валуне на берегу речки, но Софи не согласилась по нескольким причинам. Первым ее соображением было, что движущуюся мишень труднее поразить, а встреча с Робертом убедила ее, что им с мистером Пендарвисом гораздо лучше, когда они одни и никто им не мешает. Кроме того, она решила, что, если они будут прогуливаться, окружающие не воспримут их, или это, по крайней мере, произойдет позже, как пару со всеми вытекающими из этого неизбежными осложнениями. Поэтому они бродили от палатки к палатке, поедая сваренные с пряностями креветки и пирожки с горохом, пироги с бараниной, яйца с маслом и анчоусами. Они постояли среди детей перед театром марионеток. Софи присмотрелась к рукам над самодельным занавесом и с удовлетворением узнала, кому они принадлежат: Коре и Хлое Суон, хорошеньким дачкам кузнеца. Джеку это ничего не говорило, тогда она напомнила, что он встречался с ними на чтениях. Всего две недели прошло с того вечера, а как изменились их отношения. Они обменялись взглядами, и Софи показалось, что Джек подумал о том же: об удивительном контрасте между колючей враждебностью, с которой они относились друг к другу прежде, и настороженной дружбой, которая, похоже, начала зарождаться между ними.
     Они вернулись к мосту, отхлебывая из бумажных стаканчиков сладкий лимонад.
     - Кто эта девушка? - спросил он небрежно, облоко-тясь о перила и показывая стаканчиком направление. Софи повернула голову.
     - Какая девушка?
     - Вон та, в голубом платье. Небольшого росточка, с черными волосами.
     - О, это Сидони Тиммс.
     Хорошенькая Сидони работала на молочной ферме в Линтон-холле. Последнее время она водила дружбу с Уильямом Холиоком, управляющим лорда Мортона, - но мужчина, с которым она сейчас стояла, был не Уильям. Софи прищурилась, разглядывая его; она была совершенно уверена, что никогда не видела его прежде, так отчего же его лицо казалось ей таким знакомым?
     - Интересно, с кем это она? - пробормотала Софи больше себе самой, нежели обращаясь к мистеру Пендарвису.
     - Это мой брат.
     Она удивленно повернулась.
     - Ваш брат? В самом деле? Ну, тогда ничего удивительного.
     - Что вы имеете в виду?
     - Я все думала, кого он мне напоминает. - Она внимательно изучала "Коннора" Пендарвиса. Одного роста с братом, такой же черноволосый, с такими же тонкими и энергичными чертами лица, он отличался от него болезненной бледностью и невероятной худобой. Он был все еще привлекателен - и мог очаровывать, судя по оживлению Сидони, - но он был так серьезно болен и так похож на брата.
     Глядя на него, Софи испытывала непонятное чувство, как будто что-то настораживало. Откуда эта необъяснимая подозрительность?
     - Мне кажется, они флиртуют, - заметила она, просто чтобы что-то сказать, отгоняя непрошеные мысли. Он ухмыльнулся.
     - Мисс Тиммс следует быть осторожной. Мой брат воображает, что неотразим.
     - Она молочница на ферме в Линтон-холле, - возразила Софи, - и отнюдь не глупа. Но, должна признать, вид у нее довольный.
     Сидони, подперев щеку пальчиком, глядела перед собой, явно находясь во власти чар мистера "Коннора" Пендарвиса, который, склонившись над ней, словно черный аист, что-то нашептывал ей на ушко.
     - Молочница, говорите? Что ж, брат знает свое место. Похоже, я единственный из Пендарвисов, кому следовало бы лучше знать свой шесток.
     Софи поглядела на него. "Ну вот, - с сожалением подумала она, - мы вновь возвращаемся к прежнему". Но ничего не возразила в ответ, не желая непременного в таком случае возобновления спора. Видно, они так и будут в своих разговорах постоянно возвращаться к теме положения человека в обществе.
     Вдруг сердце у нее екнуло. Она заметила Онорию, которая, придерживая юбки и выпятив грудь, спешила к ним, нацелив на них взгляд темных глаз, словно орлица, углядевшая добычу. Она хотела было предупредить Джека - но о чем? О надвигающейся неприятности? Но Онория, как ни крути, ее кузина; никто не станет выдавать едва знакомому человеку свою неприязнь к родственнику.
     - София!
     Онория была просто не способна звать ее Софи, и так было всю жизнь. Однажды, когда они были детьми, Софи совершила ужасную ошибку, назвав ее для краткости Оно, и больше не повторяла своей оплошности, чтобы вторично не выслушивать целой лекции, которую ей прочитали без тени юмора, о неподобающем ее поведении, фривольности и дурном воспитании.
     - Привет, Онория. Как ваш пикник, ты довольна?
     Напрасные усилия; Онория махнула рукой, словно отметая ее слова, и вновь произнесла: "София!" - с еще большим неудовольствием на лице. Поднявшись на мост, она остановилась перед ними; щеки ее пылали, глаза горели праведным огнем - верный признак того, что она собралась выполнить свой, как она считала, долг.
     Софи попробовала другой ход.
     - Позволь представить тебе мистера Пендарвиса. Мистер Пендарвис, это моя кузина, мисс Вэнстоун.
     По его тону - официальному, настороженному - она поняла, что его не было нужды предупреждать.
     - Рад познакомиться, мисс Вэнстоун.
     Проигнорировав его, Онория заявила не терпящим возражения тоном:
     - София, пойдем, пожалуйста, со мной. - Слово "пожалуйста" ничуть не смягчило впечатления от повелительного тона.
     - Мистер Пендарвис один из моих...
     - Я знаю, кто этот человек. Идем, София, отец ждет нас.
     Софи вспыхнула и ответила, отчетливо выговаривая слова:
     - Боюсь, это невозможно. Как ты можешь видеть, я занята. - У Онории тревожно вытянулось лицо. - Но, может, я не правильно тебя поняла? - добавила Софи. - Может быть, вы приглашаете нас обоих присоединиться к вам?
     - Нет, ты поняла меня правильно.
     - Ясно. В таком случае я отклоняю ваше предложение.
     Теперь ничья. Она не могла представить, чтобы Онория устроила сцену; это было бы слишком некрасиво и ниже ее достоинства в данной ситуации. Софи спокойно стояла, безмятежно глядя в яростные глаза кузины и ожидая, когда та повернется и оскорбленно зашагает прочь, Но она недооценила глубину ее возмущения.
     - Неужели ты хочешь сказать, что останешься с этим человеком! - потрясение воскликнула Онория и брезгливо поморщилась. - Нет, конечно же, нет. Я настаиваю, чтобы ты пошла со мной, София, притом немедленно.
     Софи избавилась наконец от замешательства и ответила с гневом, который в ней вызвала выходка кузины:
     - Онория, пожалуйста, оставь нас. Мистер Пендарвис сопровождает меня на этом празднике.
     - София...
     - Я не могу присоединиться к тебе и дяде. - Иногда в гневе она становилась безрассудной. - И вечером не смогу. Мистер Пендарвис пригласил меня посмотреть танцы у костра, и... я приняла приглашение.
     Ужас, изобразившийся на лице кузины, мог бы рассмешить ее, не будь ситуация столь неприятной. Онория беззвучно раскрывала рот, но не могла выговорить ни слова. Она отпрянула назад, словно увидела перед собой что-то страшное, потом круто развернулась и помчалась к отцу, чтобы рассказать обо всем.
     Софи испытала большое облегчение и странный подъем, когда Онория оставила их. Сдерживаясь, чтобы не расхохотаться, она прислонилась спиной к холодному камню перил и дрожащими губами улыбнулась Джеку.
     - Ушла наконец-то. Слава богу.
     Но он не улыбнулся в ответ. Более того, его губы побелели от гнева.
     - О, мне так неприятно, - торопливо начала Софи. - Моя кузина невольно оскорбила вас. Она иногда бывает просто невыносима. Прошу прощения...
     - Неужели вы думали обрадовать меня, сказав, что мы проводим вечер вместе?
     - Что? Я...
     - Постарались придумать самое ужасное? Что наверняка шокировало бы ее и она в панике убежала?
     - Нет, вы не...
     - Это бестактно по отношению ко мне, мисс Дин. Вы сделали мне одолжение. Простите, но я вовсе не трепещу от восторга и не могу поблагодарить вас за предложение, высказанное таким образом. - Он сухо поклонился и пошел прочь.
     Потрясенная, Софи смотрела ему вслед. Потом в смятении сдавленно крикнула:
     - Мистер Пендарвис! - Он не услышал, и она порывисто бросилась за ним, потом замедлила бег и перешла на шаг. - Мистер Пендарвис!
     Он остановился - будучи уже на середине луга и направляясь сам не зная куда - и медленно повернулся к ней.
     Боясь, что люди могут наблюдать за ними, она беззаботной походкой подошла к нему; но лицо и голос помимо воли выдавали охватившее ее волнение.
     - Мне нужно поговорить с вами. Пожалуйста, - произнесла она умоляюще.
     Он нервно провел рукой по волосам, расстроенный не меньше ее.
     - Что ж, говорите.
     - Нет, не здесь. - Она возбужденно оглянулась вокруг. - На кладбище, идите туда. Минутой позже меня. Придете?
     Он кивнул.
     Она ничего не видела вокруг, ничего не слышала; ей приветливо махали, что-то говорили встречные, но она, торопливо идя через луг, едва узнавала их. Ее обвинили в проступке, которого она, по ее искреннему убеждению, не совершала, и ей не терпелось оправдаться. Но не только это стремление гнало ее вперед, вернее, не это было самое главное. Хуже всего, что она обидела Джека, причинила ему боль. И он дал ей это понять. Впервые он не стал прятать свою боль за маской холодности или цинизма. Больше нельзя было отмахиваться или притворяться. То, что возникло между ними, действительно существует.
     Скрипнув ржавыми петлями, ворота пропустили ее на кладбище, отгороженное от луга и от дома викария аллеей вековых тисов и старой, осыпавшейся стеной. Голоса и веселые крики на лугу едва доносились сюда, приглушенные пышными кронами деревьев и каменной стеной. Она шла по усыпанной гравием дорожке мимо надгробий и памятников, иногда новых, иногда старых, как сама Уикерли. Здесь был похоронен ее отец; она увидела гранитную плиту на его могиле и подвядший букетик маргариток, который положила сегодня утром, - но быстро прошла мимо, торопясь к повороту, за которым ее не будет видно, если кто-нибудь, кроме Джека, зайдет на кладбище.
     В отдалении, в саду викария, раздался звонкий женский смех. Благотворительный базар подходил к концу, и она неожиданно вспомнила, что обещала Энни помочь убрать столы и неизбежный мусор. Господи, что она делает? У нее сердце чуть не остановилось в груди при мысли о том, какую ошибку она совершила, придя на кладбище, какому риску подвергает себя и какие ужасные последствия ожидают ее, если кто увидит их здесь.
     Она услышала скрип ворот и следом - мягкие шаги. Желтое платье мгновенно выдаст ее - но она была уверена, что это он, и вышла на тропинку.
     Он увидел ее и остановился; волнение Софи достигло предела, и только сейчас она осознала всю серьезность момента. Однако благоразумие посетило ее слишком поздно. Он направился к ней, и она отступила назад, за густые заросли остролиста. Певчий дрозд, заливавшийся в ветвях бука, внезапно смолк. Мистер Пендарвис дошел до поворота и оказался перед ней.
     Она заговорила, не дожидаясь, пока интимность их уединения окончательно лишит ее способности владеть собой.
     - Простите меня, думаю, вы были правы. Мой поступок... я оскорбила вас, но вы должны верить, я сделала это не намеренно. Я просто не подумала. У меня и в мыслях не было делать вам одолжение. Вы... благодаря вам я начинаю по-иному смотреть на вещи, и... и... Это все. Я виновата перед вами.
     Он покачал головой, и какое-то время она с ужасом ждала, что он ответит насмешкой.
     - Вы ни в чем не виноваты. Это я был не прав, рассердившись на вас. Брат твердит, что я высокомерен, а я всегда отрицаю это. Но теперь я точно знаю, что он имеет в виду.
     Он улыбнулся, и все волнения и страхи, державшие ее в напряжении, вмиг улетучились; она почувствовала необыкновенную легкость, головокружительную невесомость.
     - Вы не должны прощать меня так легко, - счастливо засмеялась она. - То, что вы сказали на лугу...
     - Вас легко прощать. И... благодаря вам я тоже начинаю иначе смотреть на вещи.
     - Правда? - Она была почти уверена, что его слова имели двойной смысл.
     Его красивое лицо хранило серьезность, но выражение глаз не оставляло сомнений. Она оперлась ладонью о ствол дерева, поглаживая пальцами морщинистую кору. Она ощутила нарастающее волнение и не отпрянула, когда Джек взял ее руку и положил себе на ладонь. Сначала он принялся внимательно разглядывать ее, изучая мельчайшие детали, а когда провел большим пальцем по линии жизни, у нее перехватило дыхание. Она стояла не шевелясь, не делая попытки отнять руку. Ощущение было совершенно иным, абсолютно новым, непохожим на то, которое она испытывала, когда напряженность между ними носила наполовину чувственный, наполовину антагонистический характер. Ради нее он разрушил стену, защищавшую его гордую душу, и она увидела удивительного мужчину, перед которым не могла устоять.
     Глаза их встретились, и она поняла, что сейчас произойдет. Медленно, оставляя Софи возможность отступления, он склонился над нею. Их губы соединились, и она закрыла глаза, чтобы полнее насладиться таким желанным прикосновением его губ. Он больше не держал ее руку, а приподняв волосы, ласкал шею; а губы все жарче прижимались к ее губам в самом сладостном из поцелуев.
     Они отстранились на мгновение, чтобы еще раз увидеть друг друга. Если бы она прочла в его глазах что-то похожее на триумф, на самодовольство, то с болью в сердце замкнулась бы в себе. Но его глаза сияли той же радостью, какую испытывала она, и это придало ей смелости прошептать:
     - Я пришла сюда не за этим...
     - Знаю.
     - Но я не чувствую никакой вины. Как это может быть?
     - Софи, - прошептал он, опуская глаза и нежно прикасаясь кончиками пальцев к ее щеке.
     Ей нравился мужественный разлет его бровей, густые ресницы, его проникновенный голос. Нравились его губы, произносящие ее имя. Она положила руки ему на плечи, отметив, как часто бьется жилка у него на шее, и испытывая острое желание поцеловать ее. Но он, опередив ее, наклонился и вновь прильнул к ее губам долгим, опьяняющим поцелуем, и в тот же миг она забыла обо всем на свете. Они все крепче и теснее прижимались друг к другу. О на почувствовала его возбуждение, в ней тоже возникло страстное желание пойти дальше, познать большее. Кто ты? - словно говорили их алчущие губы. Скажи мне, покажи.
     - Мы должны остановиться, - с трудом оторвавшись от него, прерывисто выговорила Софи, часто дыша и чувствуя на лице его горячее дыхание.
     Он продолжал крепко обнимать ее.
     - Я хочу встретиться с тобой, - сказал Коннор смело каким-то чужим голосом. - Но не сегодня вечером. Не могу плясать с тобой вокруг костра, чтобы все твои знакомые пялили на нас глаза и перемывали нам косточки.
     В голову проникла трезвая мысль, остудив безудержную радость: продолжение отношений с этим мужчиной чревато осложнениями.
     - Не знаю. Я никогда... Не представляю, как...
     - Завтра. - Он улыбнулся, видя в ее взгляде беспокойство. - Скажи "да", Софи.
     - Да. Но где?
     Он покачал головой, оставляя выбор за ней.
     - Где и когда захочешь.
     Она отвела его ладонь от своей щеки, чтобы подумать, не отвлекаясь.
     - После обедни. Знаешь, где находится Эббекоом? Это древние римские развалины к югу отсюда, примерно в миле по дороге на Плимут.
     - Я найду.
     Они снова поцеловались.
     - Я могу побыть с тобой еще совсем немного, - прошептала она, касаясь губами его губ.
     - Но ты придешь?
     - Приду. Обещаю.

8.

     Но она не сдержала обещания.
     Воскресный день выдался на диво - точная копия субботы. По лазурному небу плыли ослепительно белые облачка, похожие на клочья ваты, и теплые лучи солнца были как благословение некоего приветливого, доброго божества. Коннор пришел на место свидания раньше назначенного часа и мог спокойно побродить среди разрушающихся арок и стен древнего монастыря, наслаждаясь покоем и глубокой меланхолией этого уединенного места. Желтые