йста, ты можешь... Выговорить  нужное  слово  она  не
сумела, но  Рубену  показалось,  что  он  понял  ее  правильно.  Осторожным,
нерешительным жестом Рубен коснулся рукой ее  правой  груди:  ему  очень  не
хотелось попасть впросак. Нежный бутон тотчас же  отвердел  и  поднялся  ему
навстречу,  словно  в  знак  приветствия.   Рубену   хотелось   задержаться,
поработать над ним еще немного, но Грейс не терпелось перейти к  сути  дела.
Схватив его руку, она увлекла ее вниз по животу и  дальше  -  к  распаленной
страстью сердцевине своего женского естества. Стоило ему коснуться  ее  там,
ощутить влажное тепло, и вот уже из  ее  груди  исторгся  новый  мучительным
стон, бедра стальными тисками сомкнулись вокруг его запястья, опять начались
торопливые и беспорядочные конвульсии.
   - Ну хватит, хватит, -  дрожащим  голосом  проговорил  Рубен,  когда  это
кончилось. - Теперь тебе лучше?
   Он высвободил руку и украдкой вытер ее о простыню, чувствуя себя донельзя
глупо. Грейс отвернулась и кивнула с закрытыми глазами. Она слегка дрожала и
покусывала губы, вся красная от желания и мучительной неловкости.
   - Что он тебе дал? - спросил Рубен и начал  тихонько  поглаживать  ее  по
руке от локтя до плеча и  обратно,  решив  про  себя,  что  это  нейтральная
территория.
   - Не знаю. Что-то красное. Он говорил, что это какое-то фруктовое вино.
   - Шпанская мушка, - догадался Рубен. Говорил он тихо, но Грейс расслышала
его слова.
   - Да, наверное. Мне следовало догадаться. О, Рубен, - простонала  она,  -
он забрал тигра и отнял деньги! Это все я виновата!
   - Забудь об этом, - великодушно утешил ее  Рубен.  -  Самое  главное,  ты
осталась цела! Но Грейс была безутешна.
   - Это еще не все, - сказала она после минутного  молчания  и  отвернулась
лицом к стене. О Боже, что там еще могло случиться?
   - Скажи мне, в чем дело.
   - Опиум, - прошептала она. - Он заставил меня  затянуться  из  трубки.  Я
ничего не могла поделать, он меня принудил.
   Рубен лежал не двигаясь. Он пытался поверить, но у него не укладывалось в
голове. Он не хотел верить. "Проклятый сукин сын".
   - Я убью его, - проговорил он с расстановкой.  -  Богом  клянусь,  я  его
убью.
   Грейс закрыла лицо ладонями, и Рубен понял, как ей страшно.
   - Не волнуйся, - принялся уговаривать он ее, стараясь придать голосу  как
можно больше уверенности. - Ты скоро придешь в себя и обо всем забудешь. Как
будто ничего и не было.
   - Когда? - прохрипела она.
   - Ну не знаю, через час или два. Не  бойся,  ты  не  станешь  курильщицей
после пары затяжек, моя милая.
   - Да тебе-то откуда знать? А вдруг я  стану  такой  же,  как  те  люди  в
курильне? Вдруг эта отрава завладеет моей душой и...
   - Ничего такого не будет. Так вообще не бывает.
   - Откуда ты знаешь?
   - Знаю, и все.
   Она содрогнулась, все еще не глядя  на  него.  Рубен  обнял  ее  и  задал
следующий вопрос:
   - Уинг приставал к тебе, Грейс?
   - Нет. То есть да. Он терпеливо вздохнул.
   - Так "да" или "нет"?
   - Приставал. И я ему позволила. Мне было все  равно.  Ну  не  совсем  все
равно, но не настолько... Я говорила про себя: "Какой ужас", но не  пыталась
его остановить. А потом он ушел "готовиться", и пришла женщина. Она сняла  с
меня одежду и... О Боже мой, я была  ей  благодарна!  Я  хотела,  чтобы  все
произошло поскорее! Я знала, что это все значит, знала, что он вернется и...
что он может... избавить меня от этого... ужасного чувства... Я  знала,  что
это не правильно, я все понимала, но...
   Рубен заставил ее замолчать, обхватив ее лицо ладонями.
   - Забудь об этом, Гусси, ты ни в чем не виновата. Ты же ничего  не  могла
поделать.
   - Я знаю, знаю, но...
   - Никаких "но". Это не твоя вина; и все тут. Ее взгляд немного смягчился.
Она повернула голову и поймала губами его палец. Рубен застыл,  как  статуя,
но, когда Грейс, жадно причмокивая, втянула его палец в  рот,  как  леденец,
больше не смог терпеть и перебросил свою голую ногу ей через бедра.  Она  не
Воспротивилась. Куда там! Она повернулась к нему лицом и прижалась так,  что
между их  телами  не  осталось  ни  малейшего  просвета.  Настал  его  черед
застонать.
   Под действием наркотика у нее исчезли все внутренние запреты и развязался
язык, - Рубен, ты просто не пре... не представляешь, какое это  ощущение!  -
хрипло прошептала она.
   - Ну почему же? Я бы так не сказал. Грейс разом выдохнула весь воздух  из
груди: очевидно, это должно было означать взрыв смеха. Пожалуй, смех  -  это
как раз то, что нужно, подумал Рубен и тоже выдавил из себя  слабый  смешок.
Она отозвалась хриплым "ха-ха-ха", отчего ее груди заколыхались, щекоча  его
разгоряченную кожу.
   - М-м-м, - промурлыкала Грейс и уже нарочно потерлась грудью о его грудь.
   Рубен прижался губами к ее лбу у самой линии волос.
   - Я вырос в такой вот в точности комнате, - проговорил  он  сквозь  зубы,
оглядывая потеки на стене и трещины в потолке.
   Похоже, она даже не расслышала.
   - Да, моя комната была Очень похожа на эту.
   Мне было девять, восемь, семь, уже не помню точно.
   В летние месяцы жара стояла  страшная.  Матрац  весь  трещал,  как  сухие
дрова.
   Она перестала двигаться. Отлично: значит, он может прекратить болтовню. С
трудом разлепив веки, Грейс попыталась сосредоточить на нем взгляд.
   - "Ш-ш-шиповник"... был похож на эту дыру?
   - Нет, - тотчас же отозвался он. - Нет, "Шиповник" был похож...  ты  что,
шутишь? Разве мог "Шиповник" походить на эту дыру?
   Он напустил  на  себя  вид  оскорбленной  невинности  и  выиграл  игру  в
гляделки: ей в  ее  состоянии  было  за  ним  не  угнаться.  Она  заморгала,
признавая свою ошибку, и вновь прижалась щекой к его ключице.
   Несколько  минут  они  наслаждались  блаженным  покоем.  Кровь  перестала
стучать в висках у Рубена, его тело  расслабилось.  Но  стоило  ему  немного
перевести дух и успокоиться, как Грейс испустила стон, вскоре превратившийся
в угрожающее рычание, опрокинула его на спину и оседлала.
   - Привет! - слетело у него с языка прежде, чем он успел подумать.
   - Привет.
   В свое приветствие она вложила совсем иной смысл.
   Рубен понял, что просто так он от нее не отделается, когда  Грейс  обеими
руками подняла свои великолепные груди и  поднесла  их  ему,  словно  спелые
плоды. Ее колени врезались ему в бока, а самое волнующее место  -  теплое  и
влажное - елозило взад-вперед по  животу.  Не  выдержав  сладкой  пытки,  он
наконец крепко схватил ее за бедра и заставил остановиться.
   - А ну-ка погоди.
   - Что?
   - Послушай, милая. Я сильный мужчина, настоящий "штаркер"<Сильный мужчина
(идиш)>. Женщины всегда меня любили, потому что я в этом деле мастер. Но...
   - Что?
   - Но ты доводишь меня до полного безумия. Она даже не слушала.
   - Войди в меня, Рубен.
   - Грейс!
   - А?
   Она скользнула немного ниже, оказавшись у него на бедрах. В ее движениях,
пока она его возбуждала, отсутствие умения  искупалось  энтузиазмом.  Сперва
потихоньку, потом все более решительно она действовала своей нежной  ручкой,
доводя его до неистовства.
   - Знаешь что? - спросила она с закрытыми глазами.
   Изо всех сил стискивая зубы, он промычал что-то нечленораздельное.
   - Пока я лежала и ждала Уинга... я все время думала о тебе. Мне хотелось,
чтобы это ты пришел. Ну давай же, Рубен!
   - А что скажет Анри? - сумел выдавить из себя Рубен.
   - Кто?
   - Твой муж, - напомнил он, нахмурившись.
   - А-а-а, Генри! Он мне не муж, мы просто живем вместе.
   Пока Рубен обдумывал эту новость, Грейс привстала на  коленях  и  подняла
его скипетр, готовясь овладеть им. Быстрое движение бедер -  и  он  оказался
внутри. Но только на дюйм.
   - Входи, Рубен, - прохрипела она. - Скорей!
   - Утром ты меня за это возненавидишь, - попытался вразумить ее Рубен.
   Грейс запрокинула голову и ответила, обращаясь к потолку:
   - Лучше утром,  чем  сейчас.  Она  была  раскалена,  как  доменная  печь.
Бесконечный огненный  туннель.  Он  и  сам  горел,  изо  всех  сил  стараясь
сохранить .неподвижность, чтобы не взорваться сразу  же.  Вот  она  сжалась,
стиснула  его,  и  они  выкрикнули  что-то  в  едином  порыве,  но  каким-то
невиданным чудом ему удалось удержаться и не кончить  вместе  с  ней.  Рубен
заметил муху, которая села на простыню рядом с подпрыгивающим бедром  Грейс,
и сосредоточил на  ней  все  свое  внимание.  Словно  не  замечая  их,  муха
принялась чистить крылышки и вытягивать  хоботок;  Наблюдая  за  ней,  Рубен
сумел выдержать Натиск Грейс и не сорваться.
   Она рухнула на него сверху, тихонько всхлипывая.
   - Боже мой, Рубен, как ты можешь это выносить? Ой, нет,  прошу  тебя,  не
двигайся, - с мольбой простонала она, когда он сделал попытку повернуться.
   Он все еще был возбужден, все еще стоял в ней, как опорный шест вигвама.
   - Не двигайся. Если бы ты мог... Сколько ты можешь вот так продержаться?
   - Хоть всю ночь, - самоуверенно заявил он. "Еще секунд  тридцать,  детка.
Сорок, если ты не будешь двигаться".
   Грейс склонилась к самому его лицу,  опустив  локти  на  подушку  по  обе
стороны от его головы. Когда она заговорила, ее дыхание обожгло ему щеку:
   - Как ты думаешь, когда это пройдет? Сердце у него упало.
   - Ты хочешь сказать, что оно еще не прошло?
   - Пока прошло, но мне кажется, оно возвращается  -  зловеще  предупредила
Грейс.
   Рубен крепко закрыл глаза и стиснул зубы, чтобы не.  застонать.  -  Ну...
это же не может длиться вечно. Скоро эта гадость выветрится.
   - Когда?
   - Скоро. Он ободряюще, похлопал ее по плечу  т  потянулся  за  простыней,
чтобы ее укрыть. Россыпь испарины у нее на коже быстро  высыхала,  ее  опять
стала пробирать дрожь.
   На какое-то время Грейс затихла, но потом вдруг огорошила его вопросом:
   - А что такое "штаркер"?
   - "Штаркер"? Крепкий парень. Герой.
   - Похоже на немецкое слово.
   - Совершенно верно, немецкое.
   - Откуда ты знаешь немецкий? - спросила она, зевая.
   - Я не знаю немецкого. Знаю только это слово. Подхватил  у  одной  старой
подружки. Ее звали Гретхен. Она была...
   - Неважно.
   Рубен с улыбкой запустил пальцы ей в волосы. Хорошо,  что  она  так  мало
весит, подумал он: она растянулась поверх него, как спущенный воздушный шар.
   - Откуда у тебя такие вьющиеся волосы? - спросил он, играя  шелковистыми,
упругими, как свежая древесная стружка, локонами.
   - Мамино наследство.
   - У нее они тоже были золотые?
   - Угу. Я всегда ими любовалась. Она позволяла мне их расчесывать.
   Грейс снова зевнула, и он почувствовал щекотку за ухом.
   - Мамины духи пахли сиренью. Мне казалось, что это запах рая.  -  Язык  у
нее  стал  заплетаться.  -  Мама  всегда  душилась  перед  тем,  как   пойти
куда-нибудь с одним из своих... кавалеров. Или когда один из них... приходил
с визитом. Я всегда вспоминаю  о  ней,  когда  слышу  запах  сирени.  И  мне
становится грустно.
   Рубен лежал неподвижно, не смея даже дышать. Если бы она уснула,  к  нему
одним махом вернулась бы вера в Бога, в силу молитвы, в загробную  жизнь.  В
виде опыта он осторожно провел  пальцем  сверху  вниз  по  ее  позвоночнику:
единственным ответом ему стало легкое посапывание. "Слава тебе, Господи!"  -
от всей души возблагодарил он Всевышнего.
   Теперь надо было исхитриться и снять ее со своей груди, не разбудив.  Ему
до зарезу хотелось отхлебнуть добрый глоток виски.  Она  испустила  глубокий
судорожный вздох, и он опять замер. Ее волосы не пахли сиренью: от них пахло
хвойным мылом из его ванной. Знакомый запах, исходивший от нее, казался  ему
экзотическим. Он приложил ладони к ее  бокам,  едва  касаясь,  просто  чтобы
ощутить ее. Кожа у нее была удивительная - мягче и нежнее, чем у младенца. И
никакого мужа у нее не было. Даже одного, не говоря уж о двух.
   Ее грудь равномерно вздымалась и опадала при каждом вздохе:  это  убедило
его, что она спит. В ту же минуту лампа на другом конце комнаты  зашипела  и
погасла. Рубен закрыл глаза в наступившей темноте, думая о том,  как  далеко
придется топать до письменного стола, на котором осталась бутылка виски. Как
холодно будет ступать босыми ногами по полу. Как тепло и  приятно  лежать  в
постели, даже выдерживая на себе сотню с  чем-то  фунтов  веса  Грейс.  "Еще
минутка, - пообещал себе Рубен, - и я пойду". Но через минуту он уже  крепко
спал, зарывшись носом в ее пахнущие хвоей волосы.

***

   Он проснулся от холода в полном одиночестве. Утро  еще  не  наступило:  в
комнате было темно. Рубен сел в постели и увидел у окна Грейс. Она отвела  в
сторону шторку и  смотрела  наружу.  Когда  он  спустил  ноги  на  пол,  она
оглянулась через плечо, но ничего не сказала. Следуя ее примеру, Рубен молча
подошел к письменному столу, откупорил бутылку виски и отпил  немного  прямо
из горлышка: гостиничный сервис в номерах  "Баньон-Армз"  не  предусматривал
стаканов. Пока дешевая выпивка согревала ему желудок, он заметил, что  Грейс
опять начала растирать себе предплечья в рукавах желтого  халата.  Отхлебнув
еще глоток, Рубен подошел к ней.
   - Хочешь глоточек? - предложил он,  протягивая  ей  бутылку.  -  Тебе  не
повредит.
   - Нет, спасибо.
   Она нервно улыбнулась, окинув беспокойным взглядом его  обнаженное  тело,
потом отвернулась и вновь уставилась  в  окно.  Рубен  поставил  бутылку  на
подоконник. Когда он положил руку ей  на  затылок,  Грейс  оскалила  зубы  и
запрокинула голову.
   - Это уже не смешно, - сухо сказала она.
   Он шагнул ей за спину и принялся растирать ее плечи.
   - Не стоит так  убиваться.  Когда  все  кончится,  ты  взглянешь  на  это
по-другому и...
   - Нет. Ты, может быть, и взглянешь, а я - нет. Рубен улыбнулся про  себя,
думая о том, какая она чудачка: знает, что такое шпанская мушка, но  понятия
не имеет о том, как помочь себе самой. Должно быть, сказывалось католическое
воспитание. Он обнял ее за талию, и она прислонилась к  нему,  согревая  его
своим телом. А он уже начал к ней привыкать, причем настолько, что  ее  кожа
показалась ему продолжением его собственной.
   - Могу я тебе чем-нибудь помочь? - спросил он как ни в чем  не  бывало  и
потерся носом о ее волосы.
   Ответа  пришлось  ждать  долго.  Прошла  целая  минута  прежде,  чем  она
прошептала так тихо, что он едва расслышал:
   - Да. Если ты не против.
   Шелковое кимоно на ощупь напоминало теплую  воду.  Рубен  развел  полы  в
стороны и обнажил ее грудь.
   - Ax, Грейси, - вздохнул он, не находя  более  подходящего  слова,  -  ты
такая... красивая.
   - Рубен, ты вовсе не обязан ничего... говорить. Он прижался  щекой  к  ее
щеке.
   - Думаешь, я это не взаправду?
   Ее прелестные округлые груди были так полны, что  едва  умещались  в  его
ладонях. Особенно ему понравилось  наблюдать,  как  соски,  словно  набухшие
весенние почки, выпирают у него между пальцами. - Я не знаю, - ответила  она
со вздохом.
   - Красивее тебя я в жизни никого  не  встречал.  Его  руки  спустились  к
животу.
   - А какой прелестный пупочек.
   Он легонько пощекотал крохотную впадинку.
   - Ты самая красивая на свете. - Он провел  пальцами,  как  гребешком,  по
мелким кудряшкам у нее между ног.
   Грейс застонала и запрокинула голову ему на плечо.
   - Раздвинь немного ножки, - предложил он слегка охрипшим голосом.
   Она повиновалась, и его пальцы скользнули  еще  ниже,  раскрывая  влажное
устье, раздвигая в стороны его бархатистые берега. Грейс ухватилась  обеими,
руками за поручень, служивший оконным ограждением. Тихие стоны вырывались из
ее груди. Рубен прикасался к ней очень нежно и не усилил натиск, даже  когда
она принялась тереться щекой о его щеку, нарочно царапая кожу об отросшую за
ночь щетину. При этом она  без  конца  повторяла  его  имя,  доводя  его  до
безумия, она повторяла это имя снова и снова, без  передышки,  без  перерыва
между слогами, как бессмысленное заклинание. Его  собственное  самообладание
было уж на пределе, и он позволил пальцам проникнуть  внутрь,  надеясь,  что
для нее так будет лучше: скорее настанет конец. Однако Грейс его удивила. Не
размыкая объятий, она повернулась кругом в кольце его рук и заглянула ему  в
лицо.
   - Отведи меня в постель. Разве ты не хочешь? Я хочу, чтобы у нас с  тобой
было все. Не только вот так, а по-настоящему. Ты и я, Рубен.
   Она обвила руками его шею и, поднявшись на  цыпочки,  прошептала  ему  на
ухо:
   - Давай заниматься любовью в постели. Отличное предложение. Рубен  ничего
не имел против. Он поднял ее на руки и отнес в постель.  Она  заставила  его
сесть лицом к себе, они обхватили друг друга ногами. Рубен  бережно  овладел
ею, зачарованно следя за бесконечной сменой выражений у нее на лице.
   - А можно нам поцеловаться? - шепотом спросила Грейс.
   Ее вопрос почему-то рассмешил его. Она тоже улыбнулась, их губы слились в
медленном и сладком поцелуе, который стал для Рубена не менее волнующим, чем
все остальное, чем они занимались этой ночью. Он ласкал  ее  груди,  .а  она
вдруг спросила ни с того ни с сего:
   - Ты натираешь пальцы наждаком?
   - Что?
   - Ничего. Не останавливайся.
   Не прерывая поцелуя, они начали неторопливо раскачиваться взад-вперед. Он
подхватил ее под попку и поднял выше, а она обвила руками его шею,  выдохнув
немой крик восторга прямо ему в рот. Рубен почувствовал, что слишком  близок
к краю. Оторвавшись от ее рта, он Замер. Ему во что бы  то  ни  стало  нужно
было удержаться от последнего шага.
   - Ради Бога, Рубен...
   - Милая...
   - Но я хочу тебя! - Нет, послушай...
   - Только ты можешь погасить этот огонь. Раз и навсегда.
   Рубен заставил ее умолкнуть, до боли стиснув в объятиях.
   - Подумай, Грейс, - умоляюще проговорил он. - Ты же не хочешь завести  от
меня ребенка. Тебе это совсем не нужно.
   - О, мой дорогой...
   Она сжала его щеки  ладонями,  ее  лицо  внезапно  наполнилось  печальной
нежностью, от которой у него защемило сердце.
   - Дорогой мой, милый мой Рубен, можешь не сомневаться, у  меня  не  будет
ребенка. Это невозможно.
   Он весь сгорал от желания, но заставил себя упрямо возразить:
   - Ты же знаешь, милая, не всегда можно положиться на благоприятный день.
   Легко касаясь губами его губ, Грейс сказала:
   - Да, знаю. Но с нами этого не случится, поверь. Люби меня,  Рубен,  люби
меня.
   Ее губы раскрылись, она просунула кончик языка  ему  в  рот  и  принялась
легонько щекотать небо. Он обнял ее еще крепче, и она опрокинулась на спину,
увлекая его за собой. Их ноги переплелись. "Да", - отвечала Грейс  на  любое
его предложение, на любое действие.
   - О Боже, Рубен... Да, вот так... Да, правильно... Сейчас... Да.
   Потом она добавила пару  слов,  которых  порядочной  девушке,  получившей
католическое воспитание, знать не полагалось, и  это  словно  послужило  для
него  сигналом.  Сцепив  руки  на  ее  плечах,  Рубен  ощутил,  как   внутри
поднимается, растет, вскипает неудержимая волна,  и  выплеснул  себя  в  нее
целиком. Он чувствовал, что тонет вместе с ней, и, когда волна  подняла  его
на гребень, выкрикнул вслух ее имя.  Миг  блаженства  длился  бесконечно,  а
когда все кончилось, ему захотелось еще. Но это было невозможно,  немыслимо:
ведь он отдал ей все до капли! Разве может человек одновременно  чувствовать
себя таким  опустошенным  и  таким  наполненным?  Грейс  прижалась  щекой  к
подушке; растрепавшиеся волосы упали ей на лицо. Рубен не мог бы сказать,  о
чем она думает. Медленно, один за другим, все его мускулы расслабились, и он
тихо, бережно, как только мог, опустился на нее сверху.
   Она не шевельнулась. Не погладила его по спине, не поцеловала украдкой. С
минуту он переводил дух, прислушиваясь к ее тихому и ровному дыханию,  потом
перекатился на бок, увлекая за собой.
   Когда их головы оказались на подушке, совсем  рядом,  почти  соприкасаясь
лбами, он решил сделать признание:
   - Я... м-м-м... в самом  конце  как-то  позабыл  о  тебе.  Гусси.  Ты  не
обиделась? Ты смогла... м-м-м..