раньше не слышала. Она  выхватила  зонтик  из
подставки у двери, но вовремя вспомнила, что  у  нее  больше  ничего  не
осталось, кроме чувства собственного достоинства.  Не  стоило  унижаться
перед этой крысой. Вместо того чтобы отдубасить его, Кассандра разорвала
на кусочки старинную фламандскую игральную карту, швырнула обрывки ему в
лицо и захлопнула перед ним дверь.

2.

   Кассандра  беспокойно  оглядела   мягкие   текучие   складки   белого
муслинового платья, опасаясь, что в нем нельзя будет выйти из  дома.  За
все три недели, проведенные в Лондоне, она ни на ком  не  видела  ничего
подобного, хотя в Париже новый "греческий" стиль  считался  dernier  cri
.  Наверное,  здесь  это   платье   могло
показаться немного вызывающим:  его  полагалось  носить  без  корсета  и
"накладного крупа" (так ее подружки в шутку называли турнюр).
   Одеваясь в соответствии с прежними, уже выходящими из моды  фасонами,
женщины были вынуждены заключать свое тело  в  некое  подобие  рыцарских
доспехов, лишавших их свободы действий. Зато теперь, подумала Кассандра,
они могли без помех позволить себе любой минутный каприз. Как выражалась
Анжелика, ее парижская приятельница, "потом ничего не заметно".
   Она пожала плечами, глядя на свое отражение. Вызывающее или  нет,  но
это было ее единственное белое платье, а мистер Куинн велел  ей  быть  в
белом.
   Подойдя к комоду, Кассандра вытащила из ящика шарф. Красный с  синим.
Стоит ли его надевать? Во Франции в эти дни чуть  ли  не  все  население
поголовно, охваченное патриотическим угаром, украшало себя  трехцветными
эмблемами и символами. Может быть, подозреваемый в предательстве  мистер
Уэйд увидит в этом сочетании нечто родное?  Решительным  жестом  девушка
обмотала шарф вокруг талии наподобие кушака и сделала шаг  назад,  чтобы
оглядеть себя в зеркале с головы до ног.
   От прически в неоклассическом стиле,  полагающейся  к  этому  платью,
Кассандра на сей раз отказалась. Вместо этого она гладко зачесала волосы
назад, оставив  лоб  открытым,  закрепила  их  шпильками  на  затылке  и
позволила им струиться по плечам и по спине волнистой непокорной гривой.
Уж такую прическу никто не сочтет вызывающей!
   В висевшем над бюро зеркале она видела себя только до талии  и  могла
лишь  догадываться,  какой  эффект  производят  ее  зашнурованные   выше
щиколотки сандалии наподобие древнегреческих. Ей вдруг пришло в  голову,
что и подобной обуви она ни на ком в  Лондоне  не  встречала.  Очевидно,
англичанки еще не успели  заразиться  страстью  к  подражанию  греческим
богиням. Она скорчила гримаску своему отражению. Может, ей удастся стать
провозвестницей новой моды?
   Вновь подойдя к высокому бюро, Кассандра оперлась локтями  о  крышку.
Нет ли у нее в лице чего-то такого, что видно всем, кроме нее самой? Она
принялась внимательно  изучать  свои  большие  серые  глаза  с  длинными
черными ресницами и тонко выписанными бровями. Нос  у  нее  был  прямой,
губы казались совершенно  обычными.  Она  улыбнулась  -  сначала  одними
уголками губ, потом ухмыльнулась во весь рот. Зубы ровные, все на месте.
Черные волосы, чисто вымытые, хотя и не  всегда  аккуратно  причесанные.
Здоровая гладкая кожа, никаких  прыщей.  Ей  часто  приходилось  слышать
комплименты от мужчин, а иногда и от женщин,  утверждавших,  что  у  нее
прекрасный цвет лица.
   Сама она ничего из ряда вон выходящего не замечала. Откуда же черпает
сведения мистер Куинн и насколько вообще надежны его источники,  если  о
ее так называемой разгульной жизни в Париже он знает не больше, чем тетя
Бесс? Ведь настоящим  шпионам  полагается  докапываться  до  правды,  не
довольствуясь слухами и сплетнями, разве не так? Почему же,  когда  речь
заходит о ней, все проявляют такую дружную  готовность  верить  худшему:
тетя Бесс, мистер Куинн, Эдуард Фрейн?
   При мысли о мистере Фрейне горячая краска  залила  ее  лицо,  а  зубы
яростно скрипнули. Вот ублюдок!  Непривычное  в  ее  устах  ругательство
прозвучало волнующе и как-то на редкость убедительно. Кассандра еще  раз
повторила его вслух, упиваясь каждым слогом грубого  слова,  в  точности
определявшего сущность мистера Фрейна. Она  ни  капельки  не  устыдилась
своего сквернословия. Со вчерашнего дня она сожалела лишь о том, что  не
пустила все же в ход зонтик, хотя  прекрасно  понимала,  что  сейчас  не
время предаваться праведному негодованию: такой роскоши  она  просто  не
могла себе позволить и потому решительно выбросила  мысли  о  Фрейне  из
головы.
   Кассандра машинально  протянула  руку  к  лежавшему  на  бюро  письму
мистера  Куинна  и  развернула  его.  У  него  был  мелкий,   невыносимо
аккуратный почерк, наводивший на нее тоску.  Сама  не  зная  зачем,  она
начала перечитывать:

   Дорогая мисс Мерлин, понимаю, что решение далось вам нелегко, но  это
было правильное решение. Думаю, в конце концов вам  не  придется  о  нем
сожалеть, хотя сейчас вам, наверное, страшно. Вы заявили,  что  возьмете
деньги только на условиях займа. Это, разумеется, ваше личное  дело,  но
знайте: я считаю эти деньги вашими, всю сумму. Можете распоряжаться  ими
по своему усмотрению. Что до выбора вашего местожительства в будущем,  я
просил бы вас только об одном: не  принимайте  поспешных  решений  прямо
сейчас.
   Впоследствии,  когда  наш  план  будет   выполнен,   ситуация   может
представиться  вам  совершенно  в  ином  свете.  В  любом   случае   мое
предложение остается в силе.
   Теперь к сути дела. Интересующего нас человека зовут Колин  Уэйд.  Он
третий сын графа Стейнсбери; у него нет титула, но он получает  от  отца
денежное содержание, позволяющее ему купаться " роскоши. Его жена  слаба
здоровьем и безвыездно живет в их  загородном  поместье  в  окрестностях
Бата. Детей у них нет. Со временем я расскажу вам о нем более  подробно,
но пока, полагаю, вам лучше познакомиться с ним без предвзятости.
   Единственным широко известным его пороком является страсть к азартным
играм: к счастью для него, он чаще выигрывает, чем проигрывает.  Сегодня
вечером он будет играть в клубе  "Кларион".  Он  появляется  там  раз  в
неделю по понедельникам, обычно после полуночи. Вы  легко  его  узнаете:
насколько мне известно, его  считают  исключительно  красивым  мужчиной.
Познакомьтесь с ним, постарайтесь ему понравиться. Его брак не будет для
вас помехой: он настоящий дамский угодник и часто заводит  любовниц.  Не
набивайтесь на откровенность. Пусть он первый заговорит  о  вашем  отце.
Делайте вид, что вам тяжело отвечать. Вы должны играть  роль  глуповатой
ingenue ,  не  слишком
обремененной моральными  предрассудками.  В  то  же  время  постарайтесь
выказать  увлеченность  так  называемыми  идеалами  революции,  а  также
осведомленность в текущей политике. Поезжайте  без  сопровождения,  если
возможно.  Если  же  это  окажется  неосуществимым,  выберите   себе   в
провожатые кого-то, кто не будет стеснять вашу свободу и  мешать  вашему
знакомству с Уэйдом.
   Нынешним вечером в  "Кларионе"  будет  еще  один  человек.  Если  все
пойдет, как задумано, он станет связным между вами и мной.
   Оденьтесь в белое; по ходу вечера  этот  человек  найдет  случай  вам
представиться.
   Желаю удачи, мисс Мерлин. От вас требуется только одно:  ведите  себя
как обычно, будьте самой собой, и у вас все получится. Я свяжусь с  вами
в нужное время.

   Подписи не было: очевидна,  мистер  Куинн  опасался,  как  бы  письмо
случайно не попало в чужие руки.
   Стиснув зубы, Кассандра сложила его и разорвала  на  мелкие  кусочки.
Неужели он  нарочно  пытался  ее  оскорбить?  "Будьте  самой  собой",  -
советовал он ей, а несколькими строками выше  просил  ее  изображать  из
себя глупенькую ingenue, не отягощенную моральными предрассудками.  Умом
она понимала, что к подобным  вещам  следует  относиться  с  юмором,  но
почему-то не находила в себе сил для веселья.
   В дверь негромко постучали.
   - Касси, карета уже внизу! Я подожду тебя в холле, ладно?
   - Спасибо, Фредди, я сейчас спущусь.
   Выбросив разорванное письмо в мусорную корзинку, Кассандра  захватила
ридикюль, в котором лежали все деньги, которые она могла себе  позволить
проиграть (три фунта и семь  пенсов,  поистине  смехотворная  сумма),  и
вышла.
   Фредди нарядился в камзол из  тафты  наимоднейшего  оттенка  boue  de
Paris . Увидев ее, он присвистнул.
   - Прах меня побери, Касси, ты пустилась во все тяжкие, как я погляжу.
Слава Богу, вечер сегодня теплый, а то бы  ты  слегла  с  простудой.  Но
выглядишь ты аппетитно. Ни дать ни взять - фазанья курочка, слетевшая на
ток.
   Воодушевленная столь своеобразным комплиментом, Кассандра заглянула в
гостиную, чтобы пожелать спокойной ночи тетушке.
   Леди Синклер оторвалась от модного журнала:
   - Войди, Кассандра, дай-ка мне взглянуть на тебя.
   Прошла долгая томительная минута, пока она в молчании, словно "мадам"
из борделя, прикидывающая шансы многообещающей дебютантки, рассматривала
свою племянницу. Ее оценивающий, полный злорадного удовлетворения взгляд
показался Кассандре донельзя оскорбительным.
   - Ну как оно, сойдет? - спросила девушка вызывающим  тоном,  которого
раньше никогда себе не позволяла. Тонкие бровки леди  Синклер  изумленно
приподнялись, но она решила  пропустить  мимо  ушей  скрытый  в  вопросе
дерзкий намек.
   -  Ты  выглядишь  прелестно,  как  всегда.  Желаю   тебе   хорошенько
повеселиться, дорогая.
   - Непременно постараюсь, тетя Бесс, - бросила в ответ Кассандра.
   Ей  хотелось  уйти  с  холодным  достоинством,  но   гнев,   невольно
прорвавшийся в голосе, несколько подпортил впечатление.
   Когда Фредди усадил  ее  в  карету  и  сам  тяжело  плюхнулся  рядом,
Кассандре вспомнились слова тети Бесс, сказанные накануне вечером  после
ухода Эдуарда Фрейна.
   - Ты ему отказала? - ледяным тоном осведомилась леди  Синклер,  когда
Кассандра передала ей суть его предложения.
   У девушки открылся рот от удивления, но она быстро овладела собой.
   - Да, тетя, я ему отказала.
   - Понятно. - Длинный холеный ноготь начал выстукивать дробь по зубам.
- И что ты теперь собираешься делать?
   Этот вопрос пронзил ее подобно холодной стали: тетя Бесс явно  давала
ей понять, что умывает руки.  Неужели  она  на  самом  деле  зайдет  так
далеко, что выгонит племянницу из дома? Кассандра решила, что это вполне
вероятно.
   - Я что-нибудь придумаю, - пообещала она.
   Потом она написала письмо Оливеру Куинну.
   "Будь ты проклят, Эдуард Фрейн", -  вновь  подумала  она,  не  слушая
дружеской болтовни Фредди, пока карета катила на запад  от  Холборна  по
направлению к Пиккадилли. Впрочем, это дело  прошлое,  не  стоит  о  нем
вспоминать. Надо сосредоточиться на том, что происходит здесь и  сейчас.
Надо думать о Колине Уэйде.
   Интересно, что он собой представляет? Этот вопрос она задавала  себе,
наверное, уже в десятый раз. Действительно ли он  жестокий  злодей?  Или
преданный делу революции фанатик, убежденный в том, что  для  достижения
его цели годятся любые средства? В любом случае, удастся ли ей завоевать
его доверие и раскрыть тайны, в которые  Куинн  так  жаждал  проникнуть?
Задача казалась ей невыполнимой, даже  если  бы  она  согласилась  стать
любовницей Колина Уэйда,  а  у  нее  и  на  этот  счет  имелись  большие
сомнения.
   Даже если отбросить все остальное, разве у нее хватит духу  пойти  на
это, если он и вправду предал ее отца, став,  по  сути,  виновником  его
гибели? Может, она напрасно ввела Куинна в заблуждение, заключив  с  ним
договор? Может, он нашел бы кого-то другого для этой роли, если  бы  она
откровенно поделились с ним всеми своими  сомнениями  и  колебаниями?  А
если бы он отказался от ее услуг, что бы ей это принесло? Облегчение или
сожаление?
   - Вот мы и приехали! Чувствую, мне  сегодня  повезет,  Касси.  Ставлю
пять к одному, что сумею выиграть или останусь при своих.
   Галантным жестом Фредди распахнул дверцу кареты. Они прибыли  в  клуб
"Кларион".

   Беспрерывно подбрасывая в  одной  руке  игральные  кости,  Риордан  в
третий раз за последние десять минут  потянулся  за  карманными  часами.
Половина  первого.  Девчонка  опаздывает.  Зажав  кости  в  кулаке,   он
отделился от стены, на которую опирался,  и  неторопливо  проследовал  в
менее освещенную  часть  переполненного  игорного  зала,  чтобы  не  так
бросаться в глаза. Он выбрал "Кларион" в качестве места первой  встречи,
потому что никогда там не играл  и  почти  не  рисковал  быть  узнанным,
несмотря на свою скандальную известность, но,  главным  образом,  еще  и
потому, что  здесь  никогда  не  играл  Колин  Уэйд,  и  можно  было  не
опасаться, что он нарушит  задуманный  Риорданом  план  своим  внезапным
появлением.
   Вообще-то это был вполне приличный клуб; публика  представляла  собой
примерно равную смесь праздных гуляк и  весьма  почтенных  господ,  игра
велась  честно,  посетителям  сервировали  совсем  недурное   (как   его
заверили) вино. Просто этот клуб не считался модным. А  Филипп  Риордан,
недавно избранный и - как  утверждали  многие  -  самый  беспутный  член
палаты общин, никогда не посещал немодных заведений. Речь могла  идти  о
петушиных  боях,  балах-маскарадах  или  борделях  -  чтобы  удостоиться
внимания Филиппа Риордана, они должны были находиться  на  самом  острие
моды.
   Поморщившись, Риордан поднес к губам бокал кларета и потер  свободной
рукой затылок. О черт, как он устал! Он готов был отдать все  на  свете,
лишь бы сейчас оказаться дома с  хорошей  книгой,  а  еще  лучше  просто
завалиться в постель. А уж если бы удалось завалиться в постель вместе с
Клодией! Но об этом лучше даже не  мечтать,  подумал  он  с  насмешливой
полуулыбкой. Не женщина, а просто ходячая железная кольчуга!
   Ему пришлось  подавить  зевок.  На  завтрашнее  утро  была  назначена
встреча членов комитета по окончательной  подготовке  разработанного  им
парламентского законопроекта, который  ему  предстояло  представлять  на
следующей сессии. Он уже здорово поднаторел, разыгрывая  роль  человека,
ежедневно мающегося жестоким похмельем, и завтрашнее утро в этом  смысле
не должно  было  стать  исключением:  опять  придется  ломать  привычную
комедию. Он с этим справится. Но, Боже, до чего  ему  все  это  надоело!
Если бы можно было покончить с дурацким маскарадом прямо сейчас, Риордан
с радостью отказался бы от него навсегда.
   Чтобы никогда больше не встречать рассвет сквозь клубы табачного дыма
в игорном зале, не делать вид, будто его интересуют  похотливые  авансы,
раздаваемые очередной безмозглой demi-mondaine ,
готовой по  первому  свистку  раскрыть  ему  свои  несвежие  объятия,  -
Господи, какое это было бы счастье! Увы, оно маячило  где-то  вдали,  до
него еще предстояло дойти. Чего  ради  затевался  весь  этот  спектакль,
Риордан так и не смог понять. Оливер просил его  проявить  терпение,  но
всякому терпению рано или поздно приходит конец, и  он  чувствовал,  что
его силы уже на исходе.
   Какого дьявола он должен все это выносить? Разве не  сослужил  бы  он
куда лучшую службу  отечеству,  став  образцовым  членом  палаты  общин,
вместо  того  чтобы  изображать  из  себя  вечно  пьяного   бездельника,
гоняющегося за каждой юбкой? Оливер считал, что нет,  а  спорить  с  ним
Риордан не имел права. У него не было выбора. Он обещал посвятить своему
старому  наставнику  два  года  жизни,  в   течение   которых   обязался
подчиняться ему во всем, и  до  окончания  срока  каторжных  работ,  или
искуса, или крестных мук,  как  бы,  черт  возьми,  это  ни  называлось,
оставалось еще пятнадцать месяцев.
   Впрочем, в одном он должен был согласиться  с  Оливером:  неожиданное
появление Кассандры Мерлин  действительно  открыло  для  них  уникальную
возможность, которой они давно ждали. Встретившись с ней, Оливер заявил,
что она именно такая по  сути,  какой  кажется  на  вид:  нуждающаяся  в
покровителе глупая девчонка с запятнанным прошлым, делавшим ее идеальным
орудием для их планов. Сам Риордан не был так твердо в  этом  уверен.  А
поскольку именно он рисковал больше всех, если бы она оказалась такой же
изменницей, как ее отец, - стало быть, именно ему предстояло  кое-что  о
ней разузнать перед тем, как впустить ее в узкий круг лиц, посвященных в
его тайну.
   Он  оторвался  от  созерцания  пряжек  на  своих  башмаках:  какая-то
неуловимая перемена, произошедшая в окружающей обстановке, привлекла его
внимание. Под аркой,  служившей  входом  в  зал,  неторопливо  оглядывая
мельтешащую толпу играющих, выпивающих и праздношатающихся  посетителей,
стояла женщина.
   Риордан поставил свой бокал на столик с такой  осторожностью,  словно
тот грозил рассыпаться у него в пальцах, и сцепил руки  за  спиной.  Ему
пришлось сделать  глубокий  вдох,  чтобы  согнать  с  лица  ошеломленное
выражение. Постепенно до него дошло, что не  он  один  пожирает  глазами
вновь прибывшую. Господа  и  дамы,  почтившие  своим  присутствием  клуб
"Кларион" в этот вечер, кто исподтишка, а  кто  и  открыто,  глазели  на
Кассандру Мерлин, ибо это, вне всяких сомнений, была именно она. "Черные
волосы и белое платье", - предупредил его Куинн. В очередной раз Риордан
подивился тому, насколько друг его склонен к недооценке, когда речь  шла
о женщинах. Он подошел ближе.
   Оливер назвал ее "смазливой". Во всем, что  касалось  женщин,  старый
гриб был просто слеп. Риордан всегда это знал. Назвать ее "смазливой"  -
это было все равно что... Он  покачал  головой,  не  в  силах  придумать
аналогии такой нелепости. Но, Боже милостивый, что  же  на  ней  надето?
Обрывки того, что возбужденно шептали все вокруг, начали проникать в его
затуманенный мозг.
   "Кто она такая?" - таков был первый вопрос,  занимавший  всех.  Очень
скоро обсуждение перешло на личности и приняло куда  менее  уважительный
характер. Какой-то щеголь, игравший  в  вист,  грубо  и  кратко  выразил
желание познакомиться с ней поближе. Услыхав эти  слова,  Риордан  вдруг
рассердился, сам не зная почему.
   Он продолжал хмуриться  и  в  тот  момент,  когда  рассеянный  взгляд
девушки на мгновение скрестился с его взглядом. На ее  бледных  щеках  и
даже на шее  проступил  еле  заметный  нежно-розовый  румянец  смущения.
Казалось,  она  не  дышит.  Про  себя  самого  он  мог  сказать  это   с
уверенностью: у него  перехватило  дух.  Потом  ее  взгляд  скользнул  в
сторону, но выражение лица не изменилось,  поэтому  он  так  и  не  смог
определить, что же  между  ними  произошло.  С  трудом  разжав  невольно
стиснувшиеся кулаки, Риордан потянулся за своим бокалом.
   В эту минуту возле нее появился дородный, глуповатый на  вид  молодой
человек. Заметив на другом конце комнаты кого-то из знакомых, он  кивнул
к помахал им, потом взял свою спутницу под руку и повел ее к  столу  для
игры в кости. Риордан машинально последовал  за  ними  и  остановился  в
кругу наблюдающих, чье внимание в неравной степени было  поделено  между
игрой и женщиной в невероятном белом наряде.
   - Хотел бы я сыграть Адониса, если она будет  Афродитой,  -  вздохнул
кто-то у него над ухом. - Только представьте, как она встает из ванны...
   Риордан бросил грозный  взгляд  на  фатоватого  молодого  человека  в
черном парике, слова которого привели его в бешенство, хотя он не мог не
признать уместности сравнения. Она  действительно  напоминала  богиню  в
этом... он полагал, что  "это"  следовало  называть  платьем,  хотя  оно
больше походило на драпировку, которую сдергивают со статуи на церемонии
открытия памятника. Ее руки были  полностью  обнажены,  плечи  (если  не
считать бретелек) - тоже, а грудь едва  прикрыта  живописными  складками
туники из белого муслина.
   В  этот  момент,  судя  по  жадным  прилипчивым  взглядам,   внимание
почтеннейшей публики переключилось на самый волнующий вопрос: надето  ли
у  нее  что-нибудь  под  этим  платьем?  Возмущение  Риордана   возросло
троекратно, когда до него дошло, ч