приходилось
замечать, как бедный Генри смотрит на них с Грейс с  нескрываемой  завистью.
Он понял, что Генри обречен и деться ему некуда. И теперь  все  они  жили  в
доме одной семьей под присмотром  Ай-Ю.  Порой  Рубен  с  суеверным  страхом
начинал думать, что ему слишком крупно повезло.
   Наклонив голову, чтобы не задеть притолоку низкой двери, он спустился  по
ступенькам, наслаждаясь внезапным ощущением прохлады и темноты после жаркого
полуденного солнца. Рене Морель, приглашенный им технолог, взял под козырек,
увидев хозяина, и вернулся к своему занятию.
   - Много сегодня боя? - машинально спросил Рубен.
   Глаза Клода блеснули за металлической сеткой защитной маски,  которую  он
носил, чтобы обезопасить себя от взрывающихся бутылок.
   - Как обычно, - ответил он, - четыре-пять на сотню.
   Обязанности, выполняемые Клодом, доводили Генри до исступления. Почему бы
просто не закачать углекислоту в большие винные  чаны,  как  поступают  все,
кроме Поля Массона<Французский винодел, переехавший в  США  и  основавший  в
1852 г. производство вин в Калифорнии на основе  черенков  бургундских  лоз,
вывезенных из Франции в обход запретов>, спрашивал он по три раза на дню, не
дожидаясь два с половиной года  вторичной  ферментации  в  бутылке?  Сколько
времени, сколько труда и денег они могли бы таким  образом  сэкономить!  Кто
заметит разницу? Кому какое дело? Нет, уж вы его извините за  вмешательство,
но разве они ввязались в это дело не ради прибыли?
   Рубен давно уже понял, что объяснять ему  что-либо  бесполезно,  и  решил
поберечь голосовые связки. Какой смысл разговаривать с глухим? Хуже,  чем  с
глухим, - с человеком, который не желает слушать! Как  втолковать  ему,  что
нельзя насиловать вино, впрыскивая газ искусственным образом? Как объяснить,
что это должен быть брак по любви? Что есть  различие  между  игристостью  и
несварением желудка? Все  было  бесполезно:  любые  разъяснения  еще  больше
выводили Генри из себя. С годами они  пришли  к  шаткому  равновесию:  Рубен
занимается производством, не  советуясь  ни  с  кем,  кроме  своего  винного
мастера, а Генри берет на себя всю деловую часть, не  советуясь  ни  с  кем,
кроме Грейс.
   Надо  было  признать,  что  со  своей  частью  работы  Генри  справляется
превосходно. За последние пять лет все они  дважды  побывали  во  Франции  -
сначала в Эперне, потом в Реймсе, - и оба раза Генри торговался,  как  черт,
но добился своего: закупил новейшее оборудование по самой выгодной цене. Они
приобрели тонко настроенные прессы, благодаря которым в  чаны  попадал  лишь
чистый виноградный сок, особые  механизмы  для  первичного  закупоривания  и
снятия осадка, наклонные стеллажи для хранения  бутылок.  Столь  же  здравое
суждение Генри продемонстрировал при уплате  налогов,  а  также  при  выборе
ценных бумаг и предприятий для размещения капиталовложений. Впервые  за  всю
свою жизнь он действовал по  закону  и  упивался  своей  респектабельностью.
Грейс смеялась над ним и уверяла,  что  он  становится  занудой.  Сам  Генри
решительно отметал подобные обвинения, но Рубен  заметил,  что  в  последнее
время он и в одежде, и в манере держаться приобрел солидность,  свойственную
разве что банкиру. И к тому же стал еще сильнее фабрить усы.
   - А вот и он! - воскликнул Генри, обращаясь к Рене.
   Оба  они  поднялись  из-за  стола  в  тесном,  скудно  освещенном  лампой
конторском помещении, чтобы его приветствовать.
   - Мы уже заждались, - проворчал Генри.
   Терпение не входило в число его  добродетелей,  и  Рубен  в  который  раз
подумал о том, что по своему нраву Генри - увы! - совершенно не подходит для
такой профессии, как виноделие,  состоящей,  по  сути,  главным  образом  из
умения ждать.
   Рене уже держал две  пробные  бутылки  в  ведерке  со  льдом.  Коренастый
молчаливый француз нервничал не  меньше,  чем  сам  Рубен,  но  старался  не
подавать виду. Они познакомились  пять  лет  назад  в  Эперне.  Рене  Морель
работал ассистентом винного мастера в одном из прекрасных старинных  замков.
Рубен  пригласил  его  поработать  над   производством   марочных   вин   на
виноградниках Сонома-Вэлли в Калифорнии. Они дали  друг  другу  нечто  вроде
обета, и предстоящая церемония должна была подтвердить или  опровергнуть  их
умение держать слово.
   Сняв металлический зажим, Рубен бережно откупорил первую бутылку.  Пробка
хлопнула с негромким, словно шепчущим звуком,  в  точности  как  требовалось
этикетом. Из горлышка показался легкий дымок. Когда  он  будет  рассказывать
Грейс о своем достижении, решил Рубен, он назовет этот  звук  тихим  голосом
торжества, просто чтобы ее подразнить. Рене на  три  четверти  наполнил  два
дегустационных бокала с полой ножкой и протянул  один  из  них  Рубену.  Они
обменялись взглядами, полными взаимопонимания, поверх ободка бокалов.
   - Хорошая шипучесть.
   - Первоклассная шипучесть. И великолепный цвет.
   -  Цвет  хороший,  -  скромно  согласился  Рене,  всегда   предпочитавший
сдержанность в оценках. - Потом выйдем на свет и проверим как следует.
   Он сунул нос в бокал.
   - Просто мечта, - провозгласил Рубен, втянув в себя букет.
   Его возбуждение росло. Букет настоящего шампанского ни с чем нельзя  было
сравнить. Это был запах искушения. У этого вина был особенный, ни с  чем  не
сравнимый аромат.
   - Хорошо, - изрек наконец Рене.
   - А может, не просто хорошо, а немного лучше? - попытался прощупать почву
Рубен.
   Рене все еще не слишком бойко изъяснялся по-английски. Особенно плохо ему
давались прилагательные.
   - Да, - согласился он после нескончаемой паузы. - Немного лучше.
   Генри уже готов был взорваться. "Вы пить-то будете?" -  было  написано  у
него на лице.
   Они выпили.
   Разлив 1891 года уже  три  года  пребывал  в  бутылках.  Рубен  признавал
один-единственный метод изготовления шампанского:  тот,  что  был  принят  в
Шампани. В соответствии с этим методом, содержимое бутылки, из  которой  они
сейчас пили, подверглось двум сотням различных операций.  Он  составил  себе
твердое мнение о результате, но не смел высказать его вслух.
   А Рене нельзя было торопить. Рубен уже начал терять терпение,  прямо  как
Генри.  Он  сверлил  француза  взглядом,  пытаясь  по  выражению  его   лица
определить, что он думает, но поджатые губы и  шевелящиеся  ноздри  сами  по
себе могли означать все, что угодно.
   Наконец в тот самый момент, когда Рубен уже  подумал,  что  придется  его
встряхнуть, Рене поднял взгляд и изрек свое суждение.
   - Хорошо, - сказал он.
   - Хорошо? - разочарованно протянул Генри. - И все?
   - Насколько хорошо? - тихо спросил Рубен.  Рене  улыбнулся,  чего  с  ним
почти никогда  не  случалось,  возможно,  из-за  крупной  щели  между  двумя
передними зубами.
   - C'est magninque, mon ami. C'est epatant... formidable.  C'est  tout<Это
грандиозно, мой друг. Это сногсшибательно.. великолепно совершенство (фр.)>
   Генри сплясал джигу.
   - Значит, вам понравилось? Рубен громко рассмеялся.
   - Да! Оно изумительно: жаль, что тебе нельзя попробовать. Тонкий  привкус
"Шардонне"  просто  бесподобен.  Классический  вкус  -  устойчивый,   живой,
насыщенный...
   - Не слишком терпкий или резкий, - вставил Рене.
   - Но и не слишком навязчивый...
   - Нет-нет, только не  это.  Настоящее  гармоничное  вино,  насыщенное,  с
тонким букетом. Мягкое, но не  субтильное.  Полное  жизни.  C'est  joyeux  -
веселое вино, как у нас говорят.
   - Я хотел бы назвать его "Сонома Игристое", - смело заявил Рубен.
   Это название он придумал давным-давно,  несколько  месяцев  назад,  когда
впервые почувствовал, что получит  классическое  шампанское,  но  ни  с  кем
своими надеждами не поделился.
   - А почему бы и нет? - все еще улыбаясь,  согласился  Рене.  -  По  моему
мнению, можно было бы добавить "De luxe"<Высшего качества (фр.)>.
   На такое даже сам Рубен не смел рассчитывать.
   - "Виноградник "Ивовый пруд".  Сонома  Игристое.  Брют<Самый  сухой  сорт
шампанского, содержащий всего 0,3 процента сахара> .  Высшего  качества",  -
любовно произнес он вслух, воображая, как это будет выглядеть на этикетке.
   - А может, все-таки наклеим  французскую  этикетку?  -  в  последний  раз
попытал счастья Генри. - Говорю тебе,  мы  могли  бы  взять  за  него  вдвое
больше!
   Рубен безнадежно закатил глаза.  Он  вдруг  почувствовал,  что  и  минуты
больше не может прожить без Грейс.
   - Генри, тащи вторую бутыль, - скомандовал он. - Давай поднимемся наверх.
Рене, мы должны это отпраздновать.
   -  Oui,  plus  tard<Да,  попозже  (фр.)>,  -  как  и  следовало  ожидать,
откликнулся Рене, для которого дела всегда были на первом месте. - Сначала я
должен кое-что закончить, потом приду.
   - Ладно, увидимся позже и обговорим условия продажи.
   Полный нетерпения, Рубен  покинул  контору,  не  дожидаясь  Генри,  бегом
пересек основное хранилище и взобрался по ступенькам.
   Наконец-то! Коляска стояла перед домом, Ай-Ю разгружал покупки.
   - Где Грейс? - окликнул его Рубен.
   - В доме!
   Даже на расстоянии обычно невозмутимый китаец выглядел взволнованным. "Но
не может же быть, чтобы он знал о результатах дегустации! Откуда ему знать?"
- удивился Рубен.
   - Мы получили отличное шампанское! - прокричал он, сложив руки рупором. -
Великолепное! Сам Рене так сказал!
   Ай-Ю захлопал в ладоши и широко улыбнулся.
   - Расскажите мисси!
   Рубен уже не слушал: он торопливо поднимался по ступеням крыльца.
   - Грейс! - заорал он, очутившись в прихожей.
   - Рубен?
   Ее голос донесся сверху. В одно и то же время он начал подниматься, а она
- спускаться по ступеням. Они встретились посредине.
   - Грейс, у меня большие новости!
   - Рубен, я должна тебе сказать...
   Через семь лет после свадьбы его жена стала еще краше, чем прежде.  Рубен
так и не привык к ее красоте и всякий раз, расставшись с  ней  на  некоторое
время - часа на  три-четыре,  к  примеру,  -  удивлялся  заново  при  каждой
встрече,  но,  увидев  ее  сейчас,  да  еще  в  белом,  понял,  что   сражен
окончательно. Он и сам не смог бы толком объяснить, отчего  так  получается.
Одетая в белое, она казалась воплощением доброты  и  ангельской  невинности.
Было в этом что-то невыразимо трогательное... Однако при мысли о  целомудрии
и добродетели Рубену стало смешно. Но, может быть, все дело  было  просто  в
том, что белый цвет подчеркивал кремовый оттенок  ее  кожи  и  делал  волосы
похожими на золотую пряжу...
   - Что случилось? - спросил он, выходя  из  блаженного  транса  и  впервые
обратив внимание на то, как горят румянцем ее щеки.
   - Нет, скажи сначала ты.
   - Ладно.
   Он начал спускаться по ступеням.
   - Нет-нет, давай поднимемся, - предложила она,  удерживая  его  сзади  за
рубашку.
   Рубен послушно повернулся и поднялся  по  лестнице  следом  за  ней.  Они
прошли в свою спальню, вернее, в старую спальню Грейс, где  одна  внутренняя
перегородка была обрушена много лет назад, чтобы стало  просторнее.  Кровать
тоже была новая - широкое дубовое ложе под белым пологом, с белым покрывалом
и горой подушек чуть ли не до потолка. Взяв Рубена за  руку,  Грейс  подвела
его к постели, так как именно там ей  хотелось  сообщить  ему  свою  великую
новость.
   Ее муж стал  еще  привлекательнее,  чем  семь  лет  назад.  Это  казалось
невозможным, но тем не менее было чистой правдой. Ей очень нравилось, как он
выглядит в рабочей одежде: в выцветшей синей рубахе  и  старых  габардиновых
брюках, которые носил с подтяжками. Когда он выглядел особенно вспотевшим  и
перепачканным, она любила поддразнивать его, спрашивая, уж не он ли когда-то
собирался всю жизнь просидеть на террасе, потягивая ледяное шампанское, пока
другие на него работают? Не было в поместье ни одного человека, включая Рене
Мореля, который работал  бы  больше,  чем  Рубен,  или  получал  бы  большее
наслаждение от своего труда.
   Грейс с легкостью догадалась, о чем он хочет ей рассказать, но не  подала
виду. Отбросив назад темную вьющуюся прядь, упавшую на  его  загорелый  лоб,
она спросила:
   - Ну? В чем дело?
   - Разлив девяносто первого года оказался превосходным,  -  ответил  он  с
застенчивой улыбкой.
   Ей не хотелось портить ему удовольствие, но притворяться  удивленной  она
не могла.
   - Я так и знала! - с гордостью воскликнула Грейс, обнимая его за  шею.  -
Разве я тебе не говорила, что он окажется великолепным?
   - Говорила, - согласился Рубен. - А сегодня и Рене сказал то же самое. Он
сказал: magnifique.
   - Вот как? Tres bon<Очень хорошо (фр.)>.
   Она звонко чмокнула его в щеку. Как ни странно, его радость передалась  и
ей,  хотя  у  нее  был  собственный  секрет,  куда  более   великолепный   и
грандиозный.
   - Ты повезешь его в июне на выставку во Французском клубе?
   - А как же иначе, черт возьми? Мы с них скальпы  поснимаем,  Гусси!  Рене
говорит, что вину можно присвоить категорию de luxe. Я  назову  его  "Сонома
Игристое", - пояснил он с легкой дрожью в голосе.
   - "Сонома Игристое", - эхом повторила она.
   - Мы остановимся в "Палас-отеле", будем наряжаться и задирать нос, каждый
вечер будем ходить в оперу, если только выдержим...
   - В "Палас-отеле"?
   - А почему нет? Мы разбогатеем, Гусси, я это чувствую. Рынок роскоши  сто
лет дожидался этого вина.
   - Я и так уже богата. Он ее не слушал.
   - Рене хочет этим летом съездить во Францию и привезти новые черенки.  Он
говорит, что пино-нуар может прижиться на вершинах холмов, поближе к солнцу,
а я подумал, что можно попробовать пино-блан, но только если Катлер  продаст
нам те тридцать семь акров на горном склоне.
   Рубен вскочил, ему не сиделось на месте.
   - Пойду принесу тебе бокал. Ты просто не поверишь...  Ой,  извини,  -  он
виновато усмехнулся, - я забыл, что у тебя тоже есть новости.
   - Ну, по сравнению с твоими это сущая чепуха.
   - Ладно, тогда я...
   - Рубен, я пошутила. Вернись сюда и сядь. У меня... настоящие новости.
   Он сел. Она повернулась к нему с сияющими глазами и горящими щеками, не в
силах сдержать торжествующей улыбки.
   - Я заехала к доктору Бэрку, пока была в городе.
   - Зачем? У тебя что-то болит? - нахмурился Рубен.
   - Мне надо было проконсультироваться. Он взял  ее  за  руки,  с  тревогой
заглянул в глаза, сразу позабыв обо всем.
   - Что случилось, Грейси? Почему ты мне ничего не сказала? Я не знал,  что
ты больна...
   - Я не больна, - перебила его Грейс, не в состоянии скрывать свой секрет.
- О, Рубен! У нас будет ребенок!
   Рубен не двинулся, он так и застыл с открытым ртом.
   - Но ведь этого не может быть! - пробормотал он наконец.
   - Будет! Я точно знаю!
   - Но как?
   - Полагаю, обычным способом. Она захихикала.
   - Доктор Бэрк говорит, что иногда такое случается.
   - Иногда такое случается... - зачарованно повторил Рубен.
   - Он начал что-то бормотать об исключениях из правил, сыпал  медицинскими
терминами, но в конце концов просто  признал,  что  ничего  не  понимает.  Я
сказала, что это чудо, и он согласился, что такое объяснение ничуть не  хуже
любого другого.
   Сама не зная почему, Грейс  начала  плакать.  Рубен  обнял  ее,  все  еще
пытаясь осмыслить услышанное, все еще не веря.
   - Ребенок... - проговорил он, словно пробуя это слово на вкус.
   - Ребенок, - подтвердила она, всхлипывая.
   - Наш ребенок. О Господи, Гусси! Наш собственный ребеночек!
   Грейс высвободилась из его объятий.
   - Ты тоже плачешь? - спросила она с изумлением.
   - И вовсе я не плачу!
   - Нет, плачешь!
   Она прижалась мокрой щекой к его щеке.
   - Спасибо, что подарил мне ребеночка. Я люблю тебя, Рубен.
   - Я люблю тебя, Грейс.
   Они поцеловались и опрокинулись на кровать. Отсюда  было  два  пути:  они
могли бы продолжать смеяться и плакать,  тихонько  лаская  друг  друга,  или
взять себя в руки и заняться любовью  всерьез.  По  истечении  минуты  Грейс
почувствовала, что ситуация развивается во  втором  направлении,  но  тут  в
коридоре послышались шаги:  кто-то  собирался  нарушить  их  уединение.  Она
попыталась сесть, но Рубен, оглохший и ослепший от счастья, не отпускал  ее,
пока у него за спиной не раздался осторожный  кашель  Генри,  сопровождаемый
хихиканьем Люсиль и негромким аханьем Ай-Ю.
   Все они толпились в дверях, как овцы, сгрудившиеся у входа в овчарню.
   - А-а-а, привет, - кивнул Рубен без особого восторга.
   - Я думал, ты сразу спустишься! - бесцеремонно врываясь в комнату, заявил
глухой к нюансам и деталям Генри.
   - Мы помешали? - добродушно защебетала Люсиль. - Мы  же  хотели  отметить
новое вино!
   Грейс улыбкой ответила на ее  подмигивание.  Подобные  сцены  происходили
нередко: иногда Люсиль случайно натыкалась на нее с  Рубеном,  иногда  Грейс
заставала их с Генри. Все  они  были  молодоженами.  Во  всяком  случае,  по
внутреннему ощущению.
   Ай-Ю выступил вперед с бутылкой шампанского и четырьмя высокими  бокалами
и стаканом апельсинового сока для Генри. Поставив свою ношу на край кровати,
он ловко открыл бутылку и  наполнил  бокалы.  Рубену  пришлось  смириться  с
присутствием посторонних.
   - Нам есть за что выпить, - объявил он с улыбкой. - Есть кое-что  получше
нового вина... О Боже, вы только взгляните на этот цвет!
   - Нет, давайте сначала выпьем  за  новое  вино,  -  торопливо  предложила
Грейс, положив руку поверх его руки.
   Ей казалось, что  так  будет  лучше:  чудесное  рождение  их  ребенка  им
предстояло праздновать всю жизнь, а вот  победа,  одержанная  Рубеном,  была
преходящей по своей природе. Обретя уверенность в своем  материнстве,  Грейс
могла позволить себе проявить великодушие. Пусть он торжествует первым.
   - Ты уверена? - шепотом спросил он. - Ведь Ай-Ю уже  все  знает,  не  так
ли?
   Она кивнула. Ай-Ю всегда был осведомлен обо всем.
   - Я хочу сначала выпить за новое вино. А потом мы им скажем.
   - Хорошо.
   Он поцеловал ее в губы, потом повернулся к остальным и поднял бокал.
   - Предлагаю выпить за исполнение самых сокровенных желаний!
   - За всех нас! - добавила Люсиль, многозначительно улыбнувшись. - За всех
нас! 





    Патриция ГЭФНИ
    ЛИЛИ



Анонс

   Молодой хозяин Даркстоуна, виконт Сэндаун, давно смирился с одиночеством,
полагая, что у него уже никогда не может быть надежд на счастье.  Но  вот  в
его доме появилась новая служанка - слишком красивая, умная и гордая, что  и
вызвало пристрастный интерес ее хозяина.  Лили  -  так  зовут  девушку  -  и
виконта неудержимо влечет друг к другу, но слишком много тайн  и  подозрений
лежит между ними... Сумеют ли  эти  двое  преодолеть  преграды,  переступить
через свои обиды, недоверие и обрести счастье, которого достойны?..

Часть первая

СЛУЖАНКА

Глава 1

   - Вот негодница!
   Лили отдернула руку от раскалившейся докрасна ручки  вертела  и  замахала
пальцами в сизом от чада воздухе.
   - Ой-ей-ей! - взвизгнула она тихонько, чтобы не услыхали гости.
   Прижав обожженную руку к груди, девушка  крепко  зажмурила  наполнившиеся
слезами глаза. Чувство жгучей досады пронзило ее подобно острому клинку,  на
мгновение вытеснив даже боль. В такие минуты  приходилось  только  сожалеть,
что ей неизвестны более крепкие выражения.
   Окорок  был  погублен  безвозвратно,  даже  жир  на  подставленной  снизу
сковородке превратился в засохшую корочку угля. Фанни, разумеется, нигде  не
было видно: двенадцатилетняя служанка, "мастерица на все руки", должно быть,
ушла домой, насадив мясо на вертел и поставив его на  огонь.  Очевидно,  она
полагала, что вертел будет вращать себя сам. "Бездельница на все руки" - вот
как ее следует называть! - подумала Лили, кипя от  возмущения.  -  Но,  Боже
милостивый, чем же прикажете их теперь кормить?"
   Она обмотала руку мокрым полотенцем и рукавом  вытерла  слезы.  Проверять
кладовую бесполезно: там не осталось ничего съестного,  кроме  пары  яиц  да
банки лимонного  маринада.  Незваные  гости,  как  никто,  умеют  опустошать